Сила времени

“А куда же девать свою любовь к ней?” У Макса даже слеза пробилась и потекла по щеке, но он вытер её, сделал лицо серьёзным и сказал себе: “Если тебе доверено такое важное дело, то не нужно ничем размениваться, а делать то, что именно важно, а не-то что хотелось бы! Думай-думай! А не ной!”. Он уже понял: не принося никаких жертв – ничего невозможного сделать! Свою любовь нужно освободить и куда-то деть, но как ни тяжело ему было это осознать, – без этого нельзя никак. Тогда, собравшись уже с последними силами, Максим принял следующее и окончательное решение, весь красный заплаканный, он сказал себе: “Я подарю всё что имею, тебе. Пусть Господь поможет тебе правильно распорядиться моей мужской силой любви. Но лучше не бери на себя этот груз, а отдай его своему мужу – ты его тоже любишь. После этого с ещё большей силой он будет любить тебя. И тогда ты ощутишь полную, действительно реальную гармонию любви во всех формах её проявления, а меня забудешь в один миг. Этим ты наградишь все мои труды, дашь мне сил для новых свершений…”

У Макса появились новые мысли, что нужно ещё немного усложнить себе задачу! Зачем? Он всегда одинаково отвечал на этот вопрос: “Чтобы легче было понимать всю свою ответственность и нереальность задуманного”. Многие принимали это за шутку, остальные – никак. Однако на Максима – это совсем не влияло: ни на самого его, ни на его решение, ни, тем более, действия. Он всегда добивался нужного именно ему результата, добавляя к основной задаче что-то своё! И тогда, когда он уже до конца осознавал свою задачу, взгрустнулось: не хотелось вот так вот просто исчезнуть, превратившись в миф. Исчезнувшую легенду… Максим решил, что на всю эту миссию он потратит всего один год. А остальные полгода будет учиться в другой, совершенно незнакомой ему школе лишь для того, чтобы дать Светлане Викторовне и всем окружающим – всем понять его намерения. Чтобы все поняли до конца: на что решился и чего ему это стоило. Пусть весь окружающий в это время мир поймёт суть своего существования: именно то, что он не мог понять до этого момента: границу между возможным и невозможным, недействительным и реальным. Такой “юный мальчик” смог создать невозможное интеллектуальным усилием: идеальную семью, ребёнка, безграничное счастье, принеся в жертву себя: всего до конца, отказавшись от любви, и что связано с ней.

Понять до конца это чувство, овладев им и в итоге – подарить любовь и семейное счастье во всём его величии, искоренив все проблемы и тяготы; лишив осчастливленных людей всех граней и рамок дозволенного. Открыть им глаза на реальный мир, чтобы они могли наслаждаться им и утопать в счастливых мгновениях, не думая уже ни о чём плохом. Макс решил для себя, что сделает всё возможное, чтобы всё получилось в абсолютном идеале, именно том, к чему люди всё время своей жизни стремятся, и, ошибаясь, идут не тем путём, оскверняют себя нечистым и уже не смогут достигнуть девственной чистоты совершенного. Путаются в собственных словах, мыслях, поступках. Не видят истины, – она становится – им чужда, потому что они закрываются от неё: друг другу не доверяют. Подозревают, завидуют, злословят, ревнуют, – делают всё, что не стоит их мысли не-то чтобы единого, даже малейшего, движения. Когда великий дар любви и семейного счастья стоит у порога и стучится в их двери, то они прячутся в ужасе, и чего-то боятся. Непонятно чего; скорее всего того, что увидя это чувство – само совершенство, ощутят себя настолько низкими и ничтожными, что это ощущение с такой силой, питаемой их же страхом, надавит на них, и будут уничтожены в прямом смысле этого слова.

Видя все это, Максиму было нестерпимо тяжело осознавать кажущееся невозможным и невыполнимым, что ради счастья других – себя нужно было принести в жертву. Его все это мучило и удручало, даже мелькнула мысль: а не отказаться ли от всего этого. Однако Макс не привык быть слабым, тем более: разве может счастье любимой женщины и всей ее семьи – сравниться с ничтожной жалостью к себе? Конечно же, нет, тут даже и думать не о чём. Тем более понял, что ощутить себя счастливым сможет только тогда, когда Света получит от него свое семейное счастье, и когда поймёт, что её ребёнок родился от его психических усилий: чувств и морали, а не от физической любви. Конечно, Максим не отрицал эту любовь, и думал о том, что окружающие могут понять неправильно и очернить его миссию дурными мыслями. Но верны ли они – их мысли, когда результат будет на лицо. Уже позже, спустя время – каждый из них поймёт: как заблуждался, и что был настолько не прав, что от своего собственного стыда не будет знать: куда же себя деть до того момента, пока не примет его прощение; и не скажет: “Прости меня, Господи, грешного!” И искренне не раскается. Каждый.

“Итак, – сказал себе Макс, – миссия выполнима! Удачи тебе, брат. Благослови меня, Отец, на путь истины и жизни! Действуй через меня, ибо я – сын твой на сей земле. Дабы прийти к тебе через Сына твоего Единородного – чистым и непорочным, до конца дней своих, верным слову твоему, Отче, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Да будет так”.

XV

– Привет мама! – Никита подбежал к маме и обнял её, у неё даже сумки из рук вывалились, когда она увидела сына.

– Здравствуй моя золотая, моя рыбонька! Ты даже не представляешь, как я рада тебя видеть снова дома!

– Решил сделать тебе подарок и внезапно приехал! Я соскучился мама. – Светлана присела, целовала и обнимала его, крепко прижимая к себе. Они оба плакали.

– Света, что вы там, у порога делаете? Проходи, раздевайся… – Вадим осёкся, увидев полный сумки с продуктами, переживая за жену: ей ведь нельзя ничего поднимать после операции…

– Никитка, давай мама разденется, а-то ей уже жарко, а ты пока помоги папе выложить продукты.

– Хорошо, мамочка, – и взяв сумки, сын и муж удалились на кухню, а Света, раздеваясь в коридоре, снова ощущала на себе неясное чувство силы, – муж не сказал ни слова, увидев сумки – это уже хорошо. Значит, он тоже работает над собой, а не просто: жалеет меня. – Это ей понравилось, но почему-то решила об этом не думать. Так нужно – и точка.

– Светочка! Ты скоро там?!

– Иду-иду, а у вас уже всё готово?

– Да ничего такого, я думаю уже пора покушать! А ты?

– Да конечно, я только «за»! У вас, наверное, для меня сюрприз? – И войдя на кухню, она увидела накрытый праздничный стол и остановилась на входе, когда сын вручил букет цветов, а муж, как никогда нежно, обнял, приговаривая:

– Конечно, дорогая, всё для тебя.

– С праздником! Мама! Мы с папой тебя любим!

– Я вас тоже, дорогие мои! Спасибо вам большое! Ещё раз всех с Новым Годом! С Рождеством! С наступающим Старым Новым Годом! – Светлана встала, подняв фужер с шампанским, и продолжила:

– Хочу вам пожелать, дорогие мои, всего самого наилучшего: чтобы наша семья становилась с каждым днём всё крепче, дружнее, сильнее, и чтобы мы никогда не расставались! Любили друг друга и, – немного помолчала, – увеличивалась… и крепла… – как будто что-то не договаривая, выпила свой фужер до дна, поставив его на стол и зажмурившись, закусила лимоном. Ещё немного постояв, сопротивляясь действию алкоголя, снова села на табуретку.

– Мама! Я ещё приготовил тебе подарок! Он лежит под ёлкой; хочешь, я его принесу?!

– Не надо. Лучше я его возьму сама вечером, как в самый Новый Год, хорошо? Ты на меня не обидишься, дорогой?

– Нет. Ведь это твой подарок! Я буду только рад, что ты возьмёшь его вечером, тогда получится, что мы вместе встречали Новый Год! Правда, ведь, пап!?

– Как будто и твой подарок лежал рядом, ты имеешь в виду?!

– Так ведь он там и лежит! Я ведь его еще не смотрел. А положил рядом подарок мамы!

– Правда, сынок? – Света даже удивилась: обычно дети сразу же обращают внимание на подарки, а потом уже на все остальное…

– Папа, я совсем забыл сказать, что и тебе тоже приготовил подарок. Под ёлкой лежат три подарка! Всех с Новым Годом! Я вас очень люблю! И очень хорошо, что все мы вместе.

– Светик, какой у нас великолепный ребенок, правда?

– Да, Вадим, я знаю. Он у нас вырастет большим, умным и сильным – все девчонки будут любить его, так ведь, Никита?

– Они меня и так любят, – засмущался сын.

– А ты-то их любишь, Никита?

– Еще не знаю. Может, люблю, может, и нет, еще как-то не думал об этом. Вот маму люблю. Тебя тоже люблю. Бабушку. Да больше, наверное, никого.

Мама смотрела на своего мальчика, видя его здоровым и красивым, таким умным и мыслящим по-взрослому. Выражение ясных, темно-синих глаз было настолько серьезным, что будто бы только по годам он был маленьким мальчиком, а на самом деле – давно уже взрослым. Немного ему только не хватало уверенности в себе, внешней поддержки, даже может быть внимания. Любовалась его темно-русыми волосами, ей нравилось, что Никита уже давно не делает детских стрижек, как и детских поступков. Его красивым лицом: “Весь в Вадика, – подумала, – а от меня у него неудержимая энергия, желание идти вперед и немного женственности. Именно это нас и роднит!” Она смотрела на мужа, сына и себя, видела: как в одном человеке и соединяются два. Все их качества унаследовал Никита, но лишь заодно боялась Света, – а не унаследовал ли он также все страхи и сомнения…

– Мама. Я у тебя все время хотел спросить, но все время почему-то забывал: чего ты больше всего боишься? – “Вот он и ответ”, – и она ответила:

– Потерять тебя, сынок!

Вадим в этот момент внимательно посмотрел на жену, поняв для себя: как сильно он ее любит. Он не мог понять, что с ней происходит: или она мучается и переживает, или смирилась с умершей мечтой. „Нет! – Сказал себе он, – жена – дама сильная, справится. А я, естественно, буду стараться помочь! Не нужно так часто думать об этом!

– А как это понять? – Никита приготовился услышать что-то новое для него и внимательно смотрел на маму.

– Чувствовать и знать, что этот человек, даже если он будет находиться рядом с тобой. Уже никогда не будет любить тебя, смотреть на тебя, как на что-то нужное и родное – жизненно для него важное. Понимаешь?

– Не совсем: мне кажется это каким-то неизведанным и далеким.

– Лучше этого вообще не знать, сынок. Но чтобы понять, нужно слишком много воли и сил, чтобы раньше с тобой это не случилось, но ты уже знал: как это бывает.

– Как это бывает в жизни, мам!? Объясни, пожалуйста, подробней.

– Для чего тебе это, сынок!? – Сделав тише телевизор, спросил папа.

– Чтобы со мной такого не случилось, ведь мама говорит, что это плохо.

– Не плохо, а неизбежно. Это со всеми случается: бывает в жизни моменты, когда понимаешь что-то, что тебе больше всего хочется сделать – ты сделать не сможешь. Но это для тебя так важно, что жить без этого кажется невозможным; однако, с этим приходится смириться. Потом становится очень тяжело, но человек ко всему привыкает.

– Теперь мне немного ясно! А ты мама, как думаешь?

– Точно также, сынок. Все так думают, потому что так оно и есть.

Они говорили об этом так легко и просто, как будто все были взрослыми, и родителям ясно виделось: сын уже все видит и понимает – даже больше, чем нужно для своего возраста. Хорошо это или плохо – неизвестно: для них может быть и хорошо, для него – плохо или хорошо. Однако, что бы они ни думали, расстраивая, утешая или удручая себя этим. Это ничего не меняет ни для них, ни для него. Счастье, к которому они так стремились, и казалось, достигли его. Даже сына сделали счастливым настолько, насколько могли, чувствовали себя легко и беззаботно, стараясь не думать о том. Уже совсем скоро их сын вырастет, и они его потеряют. Вадим, объясняя сыну, объяснял себе больше, чем ему: уже заранее подготавливая себя к неизбежному, хоть говорил: “люди” – имел в виду себя и Свету. Смотря на жену, видел в ее взгляде, что она тоже все понимает, это даже пугало ее: Никита поймет со временем это сам и на себе ощутит.

– Давайте во что-нибудь поиграем, – предложила Светлана.

– А во что, мама?

– Во что ты больше всего любишь, Никита, в-то и поиграем.

– Но я же больше всего люблю играть в футбол, папа ведь знает. Он все время со мной играл в выходные, помнишь? А чем он тебе нравится, именно футбол. Неужели это такая интересная игра?

– Конечно же, интересная, мама! Ведь когда в нее играешь, как в баскетбол и в волейбол – командой. Дружно и захватывает.

– Что ты чувствуешь, когда играешь в команде?

– Дружбу, понимание того, что ты не один, а это даёт тебе сил и уверенности. Иногда создаются трудные ситуации, а друзья тебе помогают – выручают тебя, а ты их. Легко определяешь; кто слабее, и его за собою тянешь вперед…

– Трудно играть в футбол или легко? Как тебе кажется? – Ей нравилось говорить с сыном на более серьезные темы. Маме казалось, что она заранее видит: в чем именно её сын уже прав, а в чем нет. Старалась объяснить ему каким-то образом, что всё намного сложнее, чем ему кажется на самом деле.

– Очень легко, когда с тобою играют твои друзья, а ты чувствуешь их поддержку. – Никитка говорил с такой уверенностью, что Свету это настораживало.

– Ты пробовал играть в незнакомой тебе команде, без своих друзей или против своих же друзей в чужой команде?

– Нет, у нас никто так не играет. Зачем играть с незнакомыми ребятами и против друзей? – Никита удивился такому вопросу мамы.

– А если незнакомые мальчики узнают, что ты хорошо играешь, и попросят тебя поиграть с ними. Разве ты откажешься от любимой игры сразу, или подумаешь?

– Ну, мама. Я об этом ещё не думал! У нас в соседних дворах парни сами-то не могут собраться поиграть, а еще будут кого-то звать.

– Так во что же будем играть-то? Может нам папа что-нибудь скажет?

– Пойдемте пить чай с тортом, – предложил Вадим.

– С каким тортом? – Удивилась Светлана.

– Так Никита же привез от бабушки подарок – твой любимый торт.

– Лапочка ты моя, – поцеловала она сына, – конечно, пойдёмте, что сразу-то не сказали?

– Хотели сделать тебе сюрприз, мама! В Новый Год же нужно загадать желание. Ты же знаешь!

– Конечно, знаю, сыночка.

– Бабушка мне вчера сказала, чтобы это желание исполнилось. Нужно чтобы то, что ты загадал – это тебе и подарили. Если машинку хочешь, то подарили чтобы модельку машины, собаку – игрушечную собачку, не важно, что загадал, главное, чтобы был сам факт совпадения…

– Как же можно узнать: кто что загадал и именно это подарить?

– Мам. Ну, в Новогоднюю Ночь же бывают чудеса, ли нет?

– Говорят, что бывают. Я не знаю.

– Чайник уже закипел! Света! Никита! – Звал Вадик из кухни.

Когда все жевали торт и думали каждый о своём, часы уже показывали ровно двадцать четыре часа. Кушали торт, играла негромкая музыка. Горели три свечи, и их блики играли на стоявшей в темном углу ёлке. Шевелившийся дождик переливался, а игрушки мерцали различными огоньками. Всё это так завораживало, и было таким загадочным и таинственным, даже немного волшебным. Вообще чувствовалось, как в детстве, необходимость загадать желание. “Неужели я снова решусь попробовать, уже в третий раз, загадать эти желания? Оно же нереально, – она посмотрела под ёлку, – что же интересно подарил мне Никита? – Коробка, в которой лежал ее подарок, была с розовым бантом в позолоченной бумаге. – Что же там может быть? – Она мучилась, – но не может же совпасть моё желание с тем, что лежит в этой небольшой коробочке…

– Мама, а ты загадала желание?

– Да сынок.

– Какое? Я могу узнать?

– Ты же знаешь, чтобы оно исполнилось – нельзя никому говорить!

– Да, бабушка мне говорила, извини, я совсем забыл.

– Когда ты хотел смотреть подарки, сынок?

– В двенадцать, папа, как в Новогоднюю Ночь, а что?

– Так уже пора, время-то половина первого.

– И правда! Мама, а давай, ты – первая посмотришь свой подарок, а потом папа…

– Спать ты во сколько собираешься? Маме ведь уже нужно отдыхать!

– Возьму сейчас свой подарок и открою его в своей комнате, чтобы не мешать вам, пап, можно? И сразу лягу спать.

– Можно. Иди тогда сразу – первый, хорошо?

– Ладно, спокойной ночи. – Никита ушёл спать вместе со своим подарком, так его и, не открыв, а уснув с ним в обнимку. Светлана с Вадимом сели на диван, держа в руках свои подарки и не решаясь их открыть, как будто боялись того, что в них будет не-то, что им нужно. Вадик хотел, чтобы в новом году к нему пришло ещё большее ощущение любви и взаимопонимания для того, что в каждом своём движении, взгляде, слове он понимал; даёт жене всё, что у него есть. Все чувства, мысли, даже все его желания она видит и принимает. Однако, всё время он понимал, что Свете этого мало, чего-то ей не хватает, и от этого она ещё больше переживает, давая ему понять, что в нём нет чего-то, что ей необходимо и важно. Вадим хотел, чтобы его любовь стала чище, выше и более полной, всеобъемлющей, чтобы жена могла ей восхищаться, полностью ощущать всю её гармонию и всю жизнь быть полностью счастливой. Его мучило это ощущение неполноты, тяготило как осознание того, что он уже никогда не достигнет полного взаимопонимания с любимой, лишив её и себя семейного счастья.

– Дорогая, если хочешь, давай я открою свой подарок первым.

– Только ты скажешь мне: совпало ли это с твоим желанием или нет, ладно?

– Конечно, скажу – это не вопрос.

– Только само желание не нужно произносить вслух, ты не забыл?

– Не забыл, любимая, – уже разворачивая подарок, сказал Вадим.

Он развернул подарок и вынул из коробки статуэтку средних размеров, олицетворявшую божество любви “Амура”, у которого лук и стрелы были за спиной, а сам он улыбался и протягивал в своих руках что-то непонятное, наподобие пирога, на котором была надпись: “Воздам тебе все, что пожелаешь, ибо сила веры твоей велика, надежда безгранична. Да укрепится в тебе и любовь, сын мой!”

– Да дорогая, совпало, а я даже и не думал, что такое возможно… Не буду тебе мешать, пойду, лягу, – он ушел в спальню, оставив жену наедине со своим подарком. Она решила больше не оттягивать этого, как ей почему-то казалось, очень важного момента, еще раз подумала: “А вдруг не совпадёт, что тогда?..” Но отбросила эти мысли, развернув коробку, сняла с неё крышку.

“Не может быть! – Светлана не верила своим глазам: в коробке лежала кукла “Барби”, – я же так мечтаю о дочери! Неужели это сбудется?!” Ей всё ещё не верилось в такое совпадение даже вместо того, чтобы плакать. Она подумала: “Каким же интересно образом сын додумался подарить мне куклу? Это очень странно! Он раньше дарил мне серьёзнее подарки, а в этот раз “куклу”. Тем более – это совпадение никак не может быть случайным. Значит, небо мне помогает. Я верю”. – С этими мыслями закрыла глаза, пытаясь расслабиться и уснуть.

XVI

Холод металла ножниц, разрезающих бинт на ноге, был не очень приятным, и Макс, пересиливая своё отвращение, смотрел за каждым их движением, как будто что-то необычное хотел увидеть под гипсом. Однако доктор, разрезав немного бинта, сказал ему:

– Встань и наступи на ногу. – Больной, первый раз после такого периода, поставил ногу на пол и встал на неё, но боли не было.

– Чувствуешь боль?

– Нет, совсем не чувствую, только в гипсе непонятно: как будто стоишь на нём, а не на своей ноге.

– Встань полностью на больную ногу, – Максим встал, – не больно? Голова не кружится?

– Да нет, всё нормально!

– Тогда садись, будем снимать гипс. – Он смотрел, как доктор разминал руками какую-то темную, посиневшую ногу. Ощущения были очень странными.

– Пошевели пальцами, теперь стопой. Что чувствуешь? Нет такого ощущения, что внутри что-то лишнее мешает?

– Нет, только ощущения какие-то странные, как будто нога не твоя.

– Так всегда бывает, ведь ты уже долго не ходил, даже не наступал на ногу. Не переживай! Это скоро пройдет. Давай попробуем встать только сначала на здоровую ногу. Вот, осторожнее. – Он стоял на здоровой ноге, все еще не решаясь наступать на ногу без гипса.

– Она кажется такой легкой, даже непривычно.

– Наступи на нее медленно.

Закрыв глаза, чтобы лучше чувствовать, Макс поставил ногу на пол, ощутив холод.

– Встань на обе ноги, чего ты боишься?

– Я же стою. – Возразил Максим.

– Давай – давай. Не бойся, – добавил папа, стоящий за спиной, и Макс уже как нужно наступил на больную ногу. В следующий момент он ощутил резкую, пронизывающую боль от пятки и до головы, а затем, уже ничего не чувствуя, упал на пол, опрокинув стул. Папа хотел поймать его, но сын совершенно расслабленный, согнулся, и всё равно упал на пол как бы сидя. Тогда доктор и папа осторожно подняли и посадили его на стул, ожидая, когда придет в себя. Понемногу сознание возвращалось, ощутив какую-то душевную боль внутри себя, нежели физическую, понимая её даже какую-то полезность и необходимость. Вдруг его затрясло и стало трудно дышать, а открыв глаза, увидел доктора, сующего в нос вату с нашатырным спиртом.

– Уберите! Всё, мне уже лучше! Всё хорошо.

– Где тебе было больно?

– От пятки и до самой макушки, как будто в нее что-то воткнули очень длинное так резко, что потом я уже ничего не чувствовал.

– Сейчас тебе нужно еще больше лежать, понял? Тебе теперь снова учится ходить. Дома будешь потихоньку, с палочкой пробовать. Как только устанешь, сразу же в кровать, ты понял меня?

– Да-да, я всё понял: ходить постепенно и больше отдыхать.

– Молодец, но помни, что ногу перетруждать нельзя, потому что заросшая трещина – это еще слабенький хрящик. Если ты его нарушишь, то уже не будешь вообще нормально ходить. Хорошо если нога вообще будет сгибаться. Так что отнесись к этому серьезно, ты уже взрослый.

– Вы не переживайте, я всё понял: до машины так допрыгаю, а ходить буду пытаться только дома и понемногу.

– На улицу пока не выходи – очень скользко и опасно, даже не думай. Потерпишь – ничего с тобой не случится. Весной, когда снег уже растает, пойдёшь.

– А если будет тепло, можно хоть у подъезда на лавочке посидеть – подышать свежим воздухом, хоть минут двадцать?

– Это можно. Через месяц нужно будет ещё раз ко мне приехать, чтобы сделать снимок и посмотреть, как срастается кость. Не забудьте, – больше к отцу, чем к сыну, который уже допрыгал до двери кабинета, сказал доктор.

– Хорошо, я его привезу, до свидания.

Максим прыгал по коридорам больницы, а все с удивлением смотрели на него.

– Да не надо папа, я сам допрыгаю, не держи. – Только на высоком крыльце он остановился и сказал, – пап, подержи, пожалуйста, вот так же я и сломал ногу. Зачем рисковать?

Уже сидя в машине, стало неудобно: нога ещё не привыкла без гипса, и ему трудно было сразу к этому привыкнуть. Макс решил не думать об этом, может тогда станет легче…

– Как себя чувствуешь? – Было ясно – папа переживает за него.

– Такое ощущение, что голова уже никогда не перестанет кружиться.

– Тебе что плохо? – Папа остановил машину.

– Пап, поехали. Я уже хочу походить.

– Ты сейчас ляжешь у меня спать, а завтра будешь ходить. Куда ты вечно гонишься, время все равно не обгонишь. Тебе сколько раз уже говорил – всему своё время. Делать надо всё вовремя, не торопясь.

– Спасибо. Я понял, только сильно не переживай, все будет хорошо. Надо спать. Значит, лягу, что тут поделаешь?

– Вот и славно. Только мать не расстраивай, договорились?

– Ты же знаешь, что она сама расстраивается из-за всего, что я с этим могу поделать? Не знаю.

– Она говорит, что ты её не слушаешь.

– Но как, папа, я же делаю всё, что она скажет. А как можно что-то делать из того что она хочет, даже не слушая?

– Я уже не знаю что думать: она одно говорит, ты – другое. Кому верить?

– Только себе и Отцу, пап. Себе – потому что ты знаешь: что делаешь и как делаешь. Отцу потому, что Он тебе в этом помогает или вообще всё делает за тебя.

– Людям вообще не верить?

– Да как же им верить, если думают одно, говорят – другое; хотят третье, делают противоположное, а потом обвиняют кого-то в том, что у них ничего не получилось! Всех, кроме самих себя. Как можно верить ничему?

– Тоже верно. Откуда ты это знаешь, Макс?

– Это все видят и знают, только признавать не хотят свои ошибки.

– Так у каждого человека есть право на ошибку. Так ведь? Или нет. Как ты сам считаешь?

– Нет никакого права! Кто дал человеку такое право? Только он сам. Вот смотри: как можно делать что-то, зная, что это делать нельзя, что нужно по-другому. Сделать это всё равно, бояться, чтобы это не увидели, а когда тебя уже ткнут носом и скажут: зачем ты так сделал? А ты им ответишь: “У каждого есть право на ошибку!” Разве это правильно, папа?

– Да, сынок. Я полностью с тобой согласен! Ты лучше скажи мне: откуда ты все с такой точностью видишь и понимаешь, даже я не мог знать этого – именно так себе это объяснить: доступно, просто и легко. Ведь это так мудро звучит, что я даже и не знаю: что же мне теперь думать.