Сила времени

– Так не скользко же, – не понял его папа.

– Вчера было тепло, снег таял, а вода не стекает с него, утром подморозило, а там уголком обварены ступени. Везде был сплошной лёд, и только углы торчали – по ним я и съехал вниз. А потом, когда дворник смёл снег, я и увидел лёд и уголки.

– Так это ведь вчера было, а ты в больницу только сегодня пошёл.

– Думал, может просто ударил, и болит. Я и представить не мог, что таким образом можно ногу сломать.

Папа ничего не ответил, и они снова молчали – каждый о своём; но Максим казалось, что думают они об одном и том же: „Как об этом сказать матери, чтобы лишний раз не расстраивать? Гипс невозможно скрыть, да и незачем. Однако сделать, чтобы она расстроилась меньше – можно…”

– Сам доскачешь? – Тихо спросил папа, остановив машину у подъезда.

– Да, конечно, первый этаж – не проблема.

– Я машину поставлю и приду.

– Хорошо.

Сестрёнка долго сидела возле братика, всё ещё не могла поверить увиденному происшествию и, изменившись в лице, всё трогала гипс и спрашивала:

– А нога не болит? Ты хорошо себя чувствуешь?

Максима клонило в сон, и лежа на диване, он отвечал односложно “да” или каким-нибудь молчанием; на что сестрёнка не обращала никакого внимания. Она принесла воды и долго держала руки на голове брата, как бы измеряя температуру, но ничего не показалось ей подозрительным, продолжала изучать гипс.

– Как у тебя дела, Иринка? – Спросил Макс и посмотрел на неё, открыв глаза с большим трудом.

Он любил свою сестру и всегда помогал ей во всём: и советом, и делать уроки, и везде с собой брал; а она часто обращалась к нему со многими вопросами, которые, даже маме не могла сказать – настолько они были личными. Её светло-русые, почти белые волосы с каждым годом темнели, а ранее были кудрявые, но сейчас почти распрямились, и только кончики, как будто подкрученные бигудями, давали понять – раньше это были кудри. Голубые глаза всегда становились ярче и насыщеннее, когда она волновалась, внешне это волнение не показывая, но Максим всегда определял по ним, что сестре нужна помощь и сразу спрашивал о её проблеме. Не было ни одного случая, когда бы он не помог. Было даже не важно, что у него мало времени, или что проблема у сестрёнки не слишком сложная – сама разберётся. Всё равно он откладывал все свои дела и помогал ей. Даже сейчас, чувствуя волнение сестры, он понял: „Моя нога немного прибавила ей переживаний, а истинная причина ещё не ясна…”

– Учительницу сегодня увезли на скорой помощи! – Хоть сестрёнка была сильной, всё равно слеза вырвалась из глаз и медленно побежала по щеке.

– Пойми, что все мы когда-то умрём, но плакать не нужно. Нужно жить дальше, и как бы тяжело не было, помогать друг другу. – Максим снова закрыл глаза – его одолела слабость.

– А разве она умрет? Она же такая молодая!

– К сожалению да – это так называется, но относиться к этому нужно спокойно, понимаешь?

– Я постараюсь, но это так тяжело. – Она уже не плакала, и это нравилось Максиму.

– В жизни все тяжело, а когда сделаешь, то говоришь: как легко это было сделать, и почему я раньше этого не сделала? Правильно говорю? – Прозвенел дверной звонок и сестренка ушла открывать отцу двери.

– А мать где? – Удивился он.

– У соседки. Они же вчера договорились.

– Максимку еще не видела, значит?

– Еще нет. Она скоро придет, время-то уже десять часов.

Они сидели в зале возле Максима, живо разговаривали, ожидая прихода матери, и отцу даже удалось развеселить сестренку и поднять ей настроение. Разговорившись, не заметили, как пришла мама, вошла в зал и остолбенела. Ничего не говоря, смотрела на лежащего сына. Он почувствовал взгляд и понял, что это она. Отец и сестра смолкли и ждали: что же она скажет.

– Вот и встретили Новый Год! Очень хорошо! Ну-ка дорогой, расскажи нам: как ты докатился до такой жизни?! Максим чувствовал, мать в хорошем расположении духа и не знал, но ответить.

– По лестнице, – только и сказал он.

– Голова хоть не болит?

– Нет!

– Ну и славно! – Мама пошла на кухню и сказала:

– Пойдемте пить чай. Нас угостили тортом.

– Я не буду, – сказал сын, и погрузился в сон окончательно, лишь мгновения он слышал свист чайника, звон чашек и веселые голоса родственников. Ничего не успев подумать, уснул.

V

Выйдя из столовой, Света увидела своего мужа, одетого, как и она во всё белое, бледного, сильно похудевшего с выражением лица человека, что-то потерявшего в жизни или чего-то лишившегося. Обняв его, подумала: “Неужели я выгляжу так же, ведь уже неделю не смотрю в зеркало?”

– Дорогая! Как ты себя чувствуешь? – И не дав ей ответить, спросил, – ты не винишь меня во всем случившемся?

– Нет, не думай об этом. Разве в тебе тут причина – нет. Все это я затеяла: столько времени не могла заставить себя поговорить с тобой, а тут еще в такой момент. Прости меня, любимый! Я, правда, не хотела…

– Знаю, не извиняйся. За Никиту не переживай, я позвонил и сказал, чтобы он закрыл квартиру и ехал к бабушке. Пусть ещё недельку поживёт, ему там нравится.

– Вадим, у тебя со здоровьем все нормально?

– Да, отделался легкими ушибами и небольшим сотрясением. А ты как?

– Селезенку зашивали, вроде бы тоже сотрясение и ушибы.

– Все обошлось нормально, не переживай, могло быть и хуже.

– Ничего нормально в этом нет!

– Что ты имеешь в виду? – Вадик понял, жена что-то не договаривает.

– Прошла обследование, и мне сказали, что смогу я иметь детей или нет, зависит только от самой меня! С физической точки зрения всё нормально, а с психологической нет. – Света заплакала, и Вадим обнял её.

– Как это? – Удивился муж.

– Во время аварии мои переживания по поводу ребенка были на пике предела, а сама авария еще больше усилила его – этот пик. Чтобы сейчас забеременеть, нужно создать ситуацию равную по силе или еще сильнее, чтобы психическая травма сошла с меня… – Светлана совсем разрыдалась.

– Успокойся дорогая, все наладится, не переживай!

– Как наладится? Вадим! Ведь уже десять лет всё это длится. Ты понимаешь хоть? Десять лет! Это же не день, не месяц. Это же огромный и даже нереальный срок! Ты это прекрасно понимаешь. – Света смотрела на каменеющее лицо мужа, её начинало трясти, и еще слегка дрожащими руками она закурила и, выпустив дым, продолжила, – так для чего же меня успокаивать, когда нужно что-то думать.

– Светик, извини меня, но как ты себе это представляешь? Ты же прекрасно знаешь, насколько экстремальной была ситуация. Мы сами чудом выжили, а ты говоришь, что нужно ещё подобную ситуацию! Какую ситуацию, скажи мне, пожалуйста? Я что-то не думаю, что надо рисковать жизнью! Ради чего, Светлана, одумайся! На крайний случай можно и усыновить ребёнка. Я не хочу тебя терять, ты даже представить себе не можешь, как я виню себя за случившееся.

Она молча курила, соглашаясь, Вадик говорит правильно, но также сказала себе: никогда нельзя терять надежду. Попробовать всегда стоит, но как – не знала, ей представлялся только один выход: пересмотреть свои жизненные позиции, полностью измениться: как можно больше в лучшую сторону. Может только такой способ поможет этой проблеме отойти самой по себе. Светлана понимала – это нереальные вещи, но уже твёрдо решила сразу и приступила к новой жизни.

– Свет, не молчи, скажи что-нибудь.

– Я буду пытаться, – и о чём-то ещё задумавшись, продолжила, – чего бы мне это не стоило. Ты поможешь мне, дорогой?

– Ты же знаешь, что на этот вопрос может быть только один ответ “Да”. Сказав это, Вадим поцеловал свою жену впервые за эту неделю, и она снова заплакала.

– Все, хватит плакать! Давайте по палатам! До пяти часов тихий час.

– Вечером увидимся, дорогой, – поцеловала мужа и пошла спать. Слезы всё ещё текли из завораживающих своей красотою глаз, голова стала немного побаливать. Это совсем не нравилось. В палате её уже ждала медсестра со шприцем в руках, и Светлана, так и не дождавшись укола, уже не замечала ничего вокруг, только ощущение головокружения и поняла, что засыпает… Находится непонятно где: всё мелькает перед глазами, как будто быстро перелистывают книгу. Вдруг увидела себя на уроке, с силой, оттолкнувшейся от своего стола, бросила ручку в открытый школьный журнал. Лицо стало красным, как никогда ранее, она сразу же закрыла его руками, тщетно пытаясь проглотить ком в горле, громко рыдая и ничего не видя перед собой, выбежала из кабинета.

Всё произошло в один миг, а ошарашенные ученики так и продолжали тихо сидеть даже тогда, когда шаги учительницы уже не было слышно.

Света ещё не успела удивиться увиденному, как увидела себя в приёмной с сигаретой, о чём-то увлечённо рассказывающей секретарю, даже в этот день сразу отменила уроки. Вдруг всё это куда-то ушло, и, не ожидая такого, увидела себя предельно счастливой, это даже шокировало её. Несколько секунд пребывала в таком состоянии, и уже просыпаясь, услышала плач ребенка…

Она даже не заметила, как поужинала в столовой. Её мысли были полностью заняты увиденным сном. Уже хотела уходить из школы. “Нет! Уйду только когда выпущу свой класс. Это будет мой последний выпуск. Всего полтора года! Может сон сбудется, – хотя она и понимала нелепость своих мыслей, всё же продолжала размышлять, – то значит всё это не зря; а если нет, значит, детей у меня больше не будет и с этим нужно смириться”. Выйдя из столовой к ожидающему мужу, поспешила рассказать о сне и о принятом решении.

– Дорогая, только не мучай себя, делай, как считаешь нужным, если тебе это поможет. Я тебя попрошу, только береги себя, ладно. Не нужно больше лишних мыслей, пусть время само всё двигает тебя вперёд.

– Ты имеешь в виду время, дорогой?!

– Если всё так, то мы почувствуем его силу. Нужно только ждать, делая своё дело.

– Да, и дети меня уже ждут, сколько уроков уже пропало. Представляешь, сколько теперь свалится работы. Уже лучше.

VI

Ничего не хотелось, даже есть, и Максим за целый день всего один раз вставал с кровати, лежал в полусонном состоянии, читая книгу. Текст воспринимался, даже когда он просто водил глазами по нему, – всё равно ему был понятен смысл прочитанного текста. Ему даже не мешала музыка, игравшая в зале за закрытой дверью. Родители и гости уже заранее праздновали приход Нового Года, ужинали, веселились. Ничего не хотелось, ему нравилось именно сейчас быть одному, и совершенно не нужно, чтобы кто-то мешал различными вопросами или утомлял долгими разговорами. Дверь в комнату всё равно приоткрылась, послышался голос матери:

– Посмотри, может, не спит.

В комнату вошла сестренка и спросила:

– Кушать будешь? Ты целый день ничего не ел.

– Не хочется мне что-то, Иринка.

– Ничего не знаю, сейчас принесу салат и пельмени, только попробуй не съешь. – Ира вышла из комнаты, даже ничего больше не желая слышать, тем более возражений. “Вся в маму”, – подумал Макс, успев только отложить книжку, как двери снова открылись, а в комнату вошла мама его друга Ромы, Маргарита Леонидовна. Ничего не говоря, села на кровати рядом с Максимом и ждала, пока он откроет глаза.

– Женя придёт ко мне в гости сегодня, уже столько времени, а его всё нет?

– А я думала: ты спишь. Конечно, придёт… Он сказал мне позже, что-то делает и сразу придёт. – Маргарита Леонидовна гладила Максимку по голове, а он поймал себя на мысли, что ему это нравится, подумав: „Наверно, надо открыть глаза, как-то неудобно получается…” – Он увидел перед собой полную, красивую женщину с интересным взглядом и строгим выражением лица, белыми волосами, закрученными в кольца, а много косметики придавали ей экстравагантный вид. Её прозрачная белая блузка почти не скрывала большую пышную грудь. Макс смотрел на неё и не мог оторвать взгляда, чувствовал – ей нравится его внимание. Удивляясь такому повороту событий, уже не знал, куда бы отвести взгляд, когда в комнату снова зашла сестрёнка, неся табурет с ужином.

– Давай кушай, я уже чайник поставила, тетя Рита, вы, пожалуйста, проследите за ним, ладно!

– Не беспокойся, – проводя Иринку взглядом и дождавшись, пока Макс сядет и возьмет ложку, произнесла:

– Максим, нам нужно серьезно поговорить! – “Интересно, о чем это?” – Подумал он, но ничего не сказал, продолжая, есть и слушать.

– Рома хочет бросить школу, говорит, что здесь уже надоело учиться, хочет пойти в лицей.

– И в чем же здесь проблема?

– Как в чём? Осталось всего-то учиться полтора года, а потом пусть идет в институт. Зачем ему нужен этот лицей?

– Тетя Рита, я же вам ещё в том году говорил: не толкайте вы его в десятый класс. Зачем? Если человек не хочет, пусть идёт в свой лицей. Там бы он за один год прошёл программу и десятого и одиннадцатого классов, а на следующий год уже был бы на той самой специальности: химика-технолога, на которую он рвался. Всего два года бы он отучился – и на руках диплом. Вне конкурса на третий курс университета. Чего ещё желать? Я уже не говорю. – Макс снова почувствовал головокружение, вздохнул и принялся за почти остывшие пельмени.

– Я не могу понять: чем ему так не нравится школа? Почему он не хочет учиться?

– Чтобы не терять времени. Вот смотрите: сейчас бы он уже закончил десятый класс, а к лету одиннадцатый, правильно. Но сейчас, потеряв целый год, он бросит десятый класс. На следующий год вы его сами будете толкать в лицей, и он в него пойдёт, но тоже бросит: там целый год будет школьная программа, которая ему уже давно надоела своей легкостью и нудностью. Теперь видите, чего вы добились, – дожевывая последний пельмень, проговорил Максим, – а теперь спрашиваете у меня: смогу ли я помочь? Чем? Да, я с ним поговорю, но что это изменит. Время уже не вернуть, и сидеть в школе его не заставишь, а лицей ровно через год, – он бросит, вы вспомните этот наш разговор, что я говорил вам год назад. Я прав или нет?

– Ну а что теперь делать, Максимка? Я уже не знаю даже что и как ему сказать. Он меня вообще не слушает, понимаешь?

– Знаю, но нужно было думать раньше. Что теперь изменить. Его уже мы не переделаем. Что он сам решил – так и сделает.

Маргарита Леонидовна заплакала, понимая ошибку и ожидая, пока слеза побежит по щеке, только потом ее вытирала, чтобы не размазать тушь. Она молчала, что ещё можно сказать, и даже не заметила, как сестра Макса вошла в комнату, поставив торт, унесла тарелки из-под пельменей и салата.

– Максимка, пожалуйста, попробуй еще раз, я тебя умоляю.

– Не нужно плакать: если обещал, значит, попробую еще раз, но помните, что Рома сам примет решение. Я его хорошо знаю, и уже сказал вам, как он поступит. Мой с ним разговор ничего не изменит.

Двери в комнату открылись, и целая толпа гостей вошла во главе с мамой. Взяв Маргариту Леонидовну за руку, сказала:

– Рита, пойдём танцевать, тебя уже все заждались… – её речь оборвали увиденные слёзы, – что случилось? Максим! Опять ты что-то натворил?

– Не успел – вы помешали. – Съязвил Макс и отвернулся от этой “праздной толпы” – по-другому он их никак не мог назвать. Его утомил этот разговор, и он закрыл глаза, и ждал, пока все выйдут из комнаты.

– Сейчас я приду! Нам с Максимкой нужно поговорить! Выйдите, пожалуйста, из комнаты! – Но никто не выходил, тогда Маргарита Леонидовна сама вышла из комнаты, и все, кроме матери Макса тоже вышли вслед за ней.

– Всё нормально, сынок! Покушал?

– Да, всё хорошо, мама, не переживай. Я чувствую себя хорошо.

– Поспи немного, а-то совсем ослабнешь…

Уже засыпая, Макс почувствовал, что кто-то сел на кровать рядом и обнял его; понял, это снова Маргарита Леонидовна, и что-то хотел сказать, но силы оставили его…

Максиму снова приснилась любимая учительница, и он снова проникся всеми чувствами. Но сейчас что-то странное было в этом сне: он не видел её лица. Всё же понимал и чувствовал, что ещё терзает её. Однако, сейчас он видел её на переднем сидении автомобиля, а за рулем до боли знакомого человека – но кто это так и не понял. Только одно томило: чувствовал, что-то важное решается в этот момент, и машина набирает скорость… Обстановка накалялась, и Макс, ворочаясь во сне, изнемогая от своего бессилия. Не в силах понять суть проблемы до конца, он ещё раз попытался, но не смог – ещё, наверное, рано, подумал, а в следующий миг отчетливо увидел, как столкнулись машины, и весь мокрый, забыв о сломанной ноге, резко сел на кровати, причинив себе острую боль. Сидел несколько минут, расслабив ногу ожидая, когда, утихнет боль.

– Привет, выспался? – Максим не повернулся, услышав голос Романа, а спросил:

– Не знаешь, к чему постоянно снится пустая коляска у подъезда?

– Понятия не имею, что бы это значило! – “Наверное, эти сны как-то связаны между собой, и нужно разобраться в них, до конца”.

– Ты в школе вчера был, Рома?

– Да, Светлана Викторовна заболела.

– Давно? – У него мурашки пошли по телу.

– Уже две недели её вообще не было в школе, и уроки за неё никто не ведёт. – Роман ещё что-то говорил, а Максим думал о Светлане Викторовне, о том, что уже столько лет любит её, а эта любовь так ничего ей не дала. А что, казалось бы, она могла дать “замужней” женщине? К чему же коляска, не это ли отгадка? Всё время ощущал, что любовь чувствовал всё сильнее и сильнее, понимая, что только Светлана Викторовна может так любить. Он попытался представить: где она сейчас находится, о чём думает; но разве об этом сейчас я должен думать.

– Ты меня хоть слушаешь? Кажется, я говорю в пустоту, я же вижу, что ты думаешь о своём.

Макс снова не услышал слов своего друга. Он понял, что именно сейчас: больной и ослабленный, в данный момент ни к чему не готовый – именно сейчас он должен, взвалить на себя этот тяжкий груз. Также вдруг внезапно осознал, что он должен помочь родить своей любимой женщине. Он чувствовал сильную головную боль и покалывание в сердце. Максиму стало сильно плохо, что всё у него сразу же заболело, и поплыло перед его уставшими глазами; и он хоть как-то, уменьшить свои страдания – закрыл их, но снова перед ним появилась сцена аварии. Теперь, уже вновь увидев эту силу переживаний Светы, понял, что к ней привело. В момент столкновения она поняла своё бессилие, и оно, воспользовавшись открытостью и ослабленностью, улучив момент, овладело ей, нанеся тем самым тяжелую психологическую травму… Уже из последних сил подумал: “Но что я могу сделать? Ведь для неё я маленький мальчик…” – и упал на подушку, уже не в силах сохранить положения сидя…

Стало легче, когда почувствовал, что Роман держит за руку, и спросил:

– Что у тебя с учёбой, Рома? Что ты мечешься, я не могу понять?

– Ты же все уже знаешь, Макс. Зачем спрашиваешь?

– Не переживай, не оттого, что нечего делать. Сам прекрасно понимаешь.

– Ну не хотят они, чтобы я уходил из школы, понимаешь?

– Перестань ты воевать с ними, ведь тебе же это нужно – иди и учись. Поймут со временем. Не стоит колебаться, тем более тебе.

– Максим, как? Я не знаю, чего они хотят: то в одиннадцатый класс, то в колледж – мешают мне принять решение, сбивают с пути: а я начинаю задумываться в правильности принятого решения, даже начинаешь сомневаться: чьё оно? Моё решение или их. Время-то не остановить, Макс, и всё идёт своим чередом – не так, как нужно все это понимают; и это пугает их, – та самая неуверенность, которая укоренилась во мне настолько, что я становлюсь бессильным перед временем. Побеждая меня и заставляя делать, что-то другое, что от меня не зависит, Максим, сделай же что-нибудь! Ты же можешь!

– Что, Роман? Только вижу, что ты бросишь школу и пойдешь в лицей; но и его в итоге бросишь, оставшись даже без школьного аттестата, понимаешь меня?! Что ты мне предлагаешь сделать и с кем? С тобой или с твоими родителями? Объясни мне: что ты хочешь, чтобы я сделал? Повернул время назад? Ты же знаешь, сколько раз я уже разговаривал с твоей мамой, – и это ни к чему не привело. Она просила поговорить с тобой, чтобы ты не бросал учебу. Я ей объяснил то же, что и тебе. Но с собой она не справилась; а ты не решаешься на конкретные решения…

– Что же ты хочешь мне сказать, дружище?

– Или учись хорошо в школе, а потом иди в свой лицей – побори себя; или закончи десятый класс и уходи в лицей. А с родителями разберись сам: ты уже взрослый и хватит писать в пеленки. Как ты думаешь?

– Но я уже пытался что-то решить, но ничего не выходило, ты же видишь сам.

– Тогда учись и не бросай школу, вот и всё! О чём ещё можно говорить. Сам всё видишь и понимаешь. О чём ты ещё думаешь Рома?! Не смеши меня.

– Я не могу учиться в этой школе, даже ходить туда, пойми же ты меня правильно.

– Ромка, ты и лицей бросишь, понимаешь почему? Там целый год изучают школьную программу, а ты уже не можешь! Вот она проблема – в тебе, дружище; и только ты можешь, перешагивать через себя и через сложившиеся обстоятельства, исправить положение. Ни я, ни родители не поможем тебе, а только будем мешать, да сбивать тебя с пути. Мне этого не хотелось бы, понимаешь? Вот я говорю тебе сейчас, а ты думаешь: куда бы завтра уйти утром, – только бы не в школу!

– Откуда ты знаешь, что я думаю.

– Оттуда Рома, – он снова почувствовал усталость, не давшую ему договорить, подумал: “Зачем Роману говорить – откуда и что я знаю – совершенно не нужно”. – Я хочу спать, сильно устал. Часов в шесть разбудишь, ладно.

Максим уже не слышал, что ответил Роман; силы оставили его, и он снова очутился в крепких объятиях сна. Ему приснилось, что, стоя у подъезда, какая-то девушка быстрым шагом вышла из подъезда, и резким движением расстегнула молнию его куртки. Ещё ничего не успев понять, увидел, как она также быстро затолкала ему за пазуху, подаренный им же букет пионов, и удалилась, застегнув молнию куртки и ни говоря, ни слова…

VII

Светлана Викторовна сильно захотела пить, когда услышала в телефонной трубке, что Штыфорук Максим – её самая беззаветная любовь, лежит дома со сломанной ногой и не может ходить в школу. Учителя уже по составленному директором графику приходят к нему домой, и проводят уроки, и она есть в этом самом графике. Её терзала мысль, что она не сможет прийти к нему, ведь сама только что выписалась из больницы, и будет лежать дома, сколько – ещё не знает. Но он же не знает, что со мною случилось и подумает, что я не хочу ходить к нему.

– Давно он уже не ходит в школу?

– Уже третья неделя пошла, – ответила Нина Ивановна – секретарь директора школы.

– Сколько раз в неделю мне нужно приходить к нему?

– Всего два раза, – услышав это, Светлана расстроилась: целых два раза в неделю можно было общаться, а она не сможет…

– Светлана Викторовна, вы не переживайте. Он же умный мальчик, и сам справится, как вы думаете? Вы просто позвоните ему и дайте задание, а потом проверите. Не нужно так переживать.

– Хорошо-хорошо, я так и сделаю, спасибо за совет. До свидания. Я ещё позвоню. – Света несколько раз пыталась положить трубку, но так и положила её рядом с телефоном, пошла на кухню, но воду пить не стала, а поставила чайник. Закурила, вопреки запретам врача, нервно выпуская дым, закрыла глаза, вспомнив ночь перед аварией – всю до последнего мгновения, иногда открывая глаза, чтобы стряхнуть пепел сигареты. Ей нравилось ощущать то, что так долго терзало и мучило её в ту ночь. Светлане чувствовалось, а не казалось: именно чувствовалось, что она смотрит на всё это и переживает уже совершенно не так, а ей это всё нравится. Закуривая новую сигарету, ей вдруг стало ясно видна граница ее изменившихся чувств, когда ранее она поддавалась власти эмоций, и ничего не могла с собой поделать, путаясь в словах и поступках. Сейчас, однако, она уже совсем легко справлялась с собой и чётко понимала каждый свой шаг почти до конца. Но смущала одна неясность, как и всегда: для чего ей всё это нужно было пережить? Свете показалось, что ответ где-то совсем рядом, одна она не сможет найти его. С этим она не хотела смириться, но в то же время ей верилось: всё идёт правильно, и что она поймет – со временем и потом всё станет ясно. “Не зря же мне приснилась школа”. Даже как-то странно и необычно почувствовала себя Светлана, вспомнив школу. Дернув рукой, обожжённой сигаретой, и уронив пепельницу на пол, она вспомнила Максима.

„Надо же!” – Подумала она, собирая пепел с пола и вспоминая их первый урок, как красивый мальчик сказал “Я” и встал, а она впервые посмотрела на него и забыла, что идёт урок… Учительница увидела в нём что-то необычное, чистое и непрочное, прочно задевшее её за душу, даже не задевшее, а оставшееся там чувство. С первого же взгляда, его взгляда, крепнувшее в её сердце; а она не могла оторвать своего взгляда от его – девственного непрочного и чистого, и такого светлого, – который она так давно искала и мечтала о таком…

Света видела в его душе необычайно светлое и невозмутимое чувство – силу и независимость, точно такую же, как и у неё самой. В тот момент она сказала себе: „Что же на меня так действует маленький мальчик, даже удивительно, как это?” – Но так и не смогла ответить на свой вопрос. Каждый раз она трепетно ожидала, когда он придёт на её урок, всегда смотрела только на него, а её поглощал взгляд Максима. В нём она видела такое сильное чувство, что ничего не могла с собой поделать, как наслаждаться им и дарить ему в ответ, – всё, что она носила в себе, что переживала и чувствовала. Всегда она, почему-то, понимала, что Максим её полностью понимает и знает её, как будто бы уже давно; а она относилась к нему как к родному и любимому человеку, хотя возрастом была ему – мамой, но ничего не могла с собой поделать и любила его, как мужчину своей мечты. Может из-за того, как ей думалось, что это искренняя любовь с его стороны и, именно, как мужчины к женщине. Каждый раз, когда Света видела Макса – её душа плакала о том, что он такой маленький, и времени назад не вернуть, что эта любовь не может сблизить их. От этого она расстроилась, но уже спокойно, сказала себе: „Нужно же позвонить ему сегодня и дать задание, да узнать: когда он придёт в школу”. Света почувствовала волнение и подумала, что Максим слышит её, снова поймала себя на мысли: „Мне это безумно нравится! Нравится именно понимание со стороны Максима, ощущение того, как будто он находится рядом со мной все время!” – Конечно, ей бы хотелось, чтобы он в действительности был рядом, а невозможность этого выводила и не давала покоя. До конца насладиться этим чувством; её это терзало – это расстояние, а больше всего время, которое, когда они находились рядом, давало понять о таком большом расстоянии между ними. Света много раз уже пыталась как-то справиться с собой, не позволять чувствам овладевать ею, или настолько пусть овладеют, чтобы в них полностью могла раствориться. Но ничего не выходило, а она думала удивительные вещи: “А не для этого ли я вообще живу? Чтобы осознать это чувство, какое оно есть! Почему же тогда он такой маленький?” – И в то же самое время она рассматривала себя: возможно ли осознать всю силу любви, когда человек твоего обожания находится всё время радом? Но отрицательно отвечала себе на этот вопрос.