Полная версия
Голос горячего сердца
Капитан Дюнуа, любимец прекрасных дам, батард Орлеанский, мрачно смотрел на войска, шествовавшие мимо него к крепости Жаржо. Просто какое-то сумасшествие. Эта девчонка… Может, правду говорят, что она волшебница? Ведьма? Или, хуже того, святая? Ведь это уже не война вовсе. Испокон веков мы так не воевали. Раньше было просто: собрали солдат, дали одно-два сражения, победили или проиграли, заплатили жалование войску, распустили его, получили выкуп за вражеских пленных, заплатили за своих – и по домам до следующего похода.
А теперь что? После чудес, случившихся под Орлеаном, армия растёт с каждым днём. Жалование солдатам задерживается – а они этого будто и не замечают. И при этом не грабят. Ведут себя, будто в церкви… хотя – где, когда это французские солдаты с почтением относились к церквам? А вот поди ты – теперь так оно и есть, ходят в церковь, потому что пастушка из Домреми их к этому приучила. И ни малейшего принуждения, никаких наказаний для нарушителей. Ни повешений, ни даже порки. Кто проштрафился – того попросту выгоняют из армии, отбирают оружие… впрочем, таких случаев было с начала похода два или три.
Солдаты будто в ангелов превратились. И местные жители радостно дают продукты и фураж, принимают к себе раненых и больных. Где, когда такое было? Пастушка… впрочем, нет, теперь её так и не назовёшь, графиня Лилий. Хотя официально титул ещё не присвоен, но церемония никого не интересует. Да и герб у неё будет – почти королевский. Так пожелал Карл – на радостях, когда девчонка вернулась из-под Орлеана. И выходит, что теперь она по своему титулу уступает только герцогам.
Нет, это сумасшествие. Безумие, охватившее и французов, и англичан. Теперь уже годоны как огня боятся вступать в бой. Как только видят приближение армии пастушки, то бишь графини Лилий, сразу уносят ноги, бросая пушки и обоз. А что творилось в Орлеане вечером после взятия Турели! Королей так не приветствуют. Жители выбежали на улицы, всё было освещено факелами, орлеанцы плясали, вопили от радости, старались дотронуться до серебристых доспехов своей Девы, её лошади. Жаль, Карл этого не видел, его радость от снятия осады поубавилась бы. Ведь эта Дева, если вдуматься, сейчас кого угодно на трон посадить может. Захочет – объявит себя королевой, армия встанет грудью за неё, простолюдины с ума сойдут от восторга.
Гм… а ведь это мысль. Надо подумать, как бы преподнести её при случае моему венценосному родственнику. Глядишь, и успокоится сумасшествие.
* * *Жаржо, 12 июня 1429 г.Солнце ласково поглаживало землю жаркими лучами. Деревья шелестели листвой под лёгкими порывами ветерка. Вот, жужжа, пролетел шмель… Летняя пора – совсем как в Домреми…
– Поверьте, Жанна, мы не сможем взять Жаржо штурмом! Это даже не Турель!
Девушка встрепенулась. К ней обращался маршал де Буссак. Жанне стало неудобно – не вовремя задумалась о родном доме. Тем временем, маршал продолжал:
– Здесь гарнизон – немногим меньше нашего войска. Сюда отступила большая часть тех годонов, которых мы прогнали из-под Орлеана. Ими командуют Суффольк и братья де ла Поль, которым не занимать военного опыта. И пушек у них хватает. Самое правильное, что мы можем сделать, – осадить Жаржо и спокойно ждать, пока у годонов закончатся продукты. – Маршал со значительным видом поднял палец:
– И вот тут-то их численность сыграет с ними роковую шутку! Они начнут голодать и умирать! Настанет день, когда они поднимут белый флаг и на коленях приползут к нам в плен! Суффольк хочет переговоров с Ла Иром, надеется заключить перемирие на две недели – очень хорошо, это верный признак их слабости!
Девушка выслушала собеседника, не перебивала его ни словом, не выказывая эмоций. Де Буссак забеспокоился:
– Жанна, пусть вас не обманывает лёгкость, с которой вы вчера взяли предместья! Вам просто повезло. Ещё немного – и вас могли захватить в плен!
Жанна не стала отвечать, что ей самой вчерашний бой не показался лёгким. Англичан удалось быстро отбросить, но схватка была очень напряжённой. А вот перспектива долгой осады крепости вовсе не радует. Луару следует очистить от годонов немедленно, значит – только штурм.
– Мне очень жаль, маршал. Велите готовиться к штурму.
«Как, это всё? Самоуверенная девчонка! Так старательно втолковывал, объяснял ей – и понапрасну?» – хотя де Буссак не произнёс эти слова, они явственно проступили на его растерянном лице.
Отойдя от маршала, Жанна занялась расстановкой артиллерии. По её приказу, сразу по нескольку орудий в каждом месте устанавливались так, чтобы подавить ту или иную пушку на крепостных стенах. Когда этого удалось бы достичь, пушки следовало перевозить дальше, туда, где неприятельский огонь ещё был силён. Прошло совсем немного времени, и всё было готово, обе армии притихли перед боем.
Жанна взмахнула мечом, и французская артиллерия дружно ударила по крепостным стенам. Английские пушки не остались в долгу. Пороховой дым окутал окружающее пространство, от грохота канонады у людей закладывало уши. В дыму сражения англичане не видели, как на мосту, ведущему к крепости с другого берега Луары, появился небольшой французский отряд. Он тихо убрал несколько часовых, которые, отвлечённые шумом битвы на противоположной стороне замка, слишком поздно заметили опасность. Без единого выстрела отряд подошёл к незащищённому участку стены, где некому было отбить нападение, и вскоре осаждающие очутились внутри английских укреплений.
Тем временем, на другой стороне – там, где кипел основной бой, – английская артиллерия была уже подавлена, и начался штурм стен. Англичане, обескураженные неправильным поведением противника – как же так, атаковать одновременно отовсюду, это не принято! – пытались сопротивляться, сбрасывая камни на штурмующих. Один из таких камней задел Жанну. Бой угрожал затянуться, но…
– Мы окружены! – раздался вдруг вопль среди осаждённых. – Французы в крепости, они атакуют сзади!
Это отряд, вторгшийся в крепость с тыла, уже напал на годонов. Разумеется, те могли собрать силы, смять горстку дерзких храбрецов, но само ощущение того, что французов ведёт в бой «ведьма», парализовало мужество англичан.
– Спасайтесь! Все на мост, пока его не захватили! – послышались крики внутри крепости. Солдаты на стенах дрогнули, побросали оружие, кинулись спускаться внутрь укрепления. Не прошло и минуты, как французы захватили стены и уцелевшие орудия. Внутри крепости началась паника, давка перепуганного гарнизона. Все бросились назад, к мосту. Жанна не препятствовала их бегству, и большая часть англичан вскоре нашла спасение на другом берегу.
Когда бой окончился, командир отряда храбрецов, напавших на годонов с тыла, подошёл к Жанне. Та с улыбкой посмотрела ему в глаза:
– Как ты хорошо кричал по-английски! Годоны сразу приняли тебя за своего. Когда ты успел выучиться их языку?
Молодой парень улыбнулся в ответ, тряхнул головой:
– Когда был в плену у годонов, Дева!
* * *Окрестности деревни Патэ, вечер 18 июня 1429 г.Господи… как же это страшно… Святая Екатерина, Святой Михаил и Святая Маргарита! Ну почему нет другого пути к свободе и миру? Почему мы должны сражаться и убивать? У этих людей, погибших сегодня здесь, на поле Патэ, в родной Англии остались семьи, вдовы, сироты… Зачем, почему всё это происходит?
Когда вчера капитулировал гарнизон Божанси, мне казалось, что можно будет обойтись без крови. Я надеялась – ещё немного, и англичане сядут на корабли и вернутся к себе домой. А сегодня…
Можно ли было обойтись без атаки? Если бы англичане просто попросили нас дать им уйти, я бы разве отказала? Да мне ничего другого не надо! Живите спокойно в своей родной стране, и будем дружить через пролив! С какой радостью уехала бы и я сама домой…
Когда Ла Ир сообщил о соединении Фастольфа с Тальботом и остатками гарнизона Жаржо, даже жутко стало. Подумалось – вот, снова они постараются устроить нам Азенкур. Я даже не видела ещё ни разу их страшные частоколы, но Ла Ир так ясно объяснил, что там происходит… И сразу стало понятно, как надо действовать. Просто – кавалерийская атака, раньше, чем подойдёт наша пехота. Правда, я рассчитывала, что Ла Ир всего лишь отвлечёт англичан, не даст им построить частокол, а тут и мы подоспеем. Даже была такая мысль – пусть они хотя бы уйдут прочь, как из Жаржо, вот и хорошо будет. А получилось совсем иначе.
Ла Ир застал их врасплох, да ещё засаду лучников сразу разгромил. Когда мы подошли, воевать уже было не с кем. Ла Ир поступил жестоко? А разве был другой выход? Англичан было очень много, они готовились к нападению. Как должны были поступить наши кавалеристы? По крайней мере, тех, кто не сопротивлялся, оставили в живых. И всё же это слишком страшно – холм, залитый человеческой кровью. Тысячи погибших людей. Враги? Они теперь мертвы, значит, уже не враги. Просто – люди, которых мы убили. Мы убили их вынужденно, не желая их смерти, но они всё равно мертвы, и кровь у них так же красна, как у нас. А ведь придётся ещё убивать. Сколько? До каких пор? Почему англичане не хотят уйти по-хорошему?
Хоть я как капитан и не должна так думать – хорошо всё-таки, что Фастольф увёл часть своих людей. Может быть, наконец-то они сами, по доброй воле покинут Францию.
Английские пленники… Бедные, несчастные люди. Испуганные, дрожащие, не понимающие нашего языка, опасающиеся мести. Многие из них ранены… Как это страшно – оказаться в руках смертельных врагов. Я бы и рада отпустить их, и никакого выкупа не надо, но только как бы не взялись они снова за оружие. Сэр Джон Тальбот… грозный лев, как орлеанцы прозвали его. Никакой он не лев. Усталый человек, покрытый шрамами былых ран. Неужели это он едва не уморил голодом большой город? Не могу в это поверить. Не похож он на злодея, нет же!
Господи, прости павших! Даже если они грешили – прости их! Мне страшно думать, что они, погибшие в бою, не получили возможности обратиться к Тебе.
Что же мне делать дальше? Луара стала французской. Дорога на Реймс, к коронации дофина открыта. Скоро я буду дома. Мне впору радоваться? Я смогу когда-нибудь забыть холм Патэ, залитый людской кровью?
* * *Руан, 28 июня 1429 г.– Ваше преосвященство! Как поживаете? – с сочувственной улыбкой обратился граф Жан Люксембургский к епископу Кошону, выражение лица которого трудно было назвать жизнерадостным.
– Заходите, ваша светлость… Плохо, всё очень плохо. Вы, конечно, знаете, что случилось на Луаре. Когда мы месяц назад разговаривали с вами, казалось, хуже быть не может, а вот… Больше у Англии нет армии. Проклятие, кажется, я связался с неудачниками! Да простит мне Господь резкие слова.
– Но ведь я слышал – герцог Бедфорд собрал новую армию?!
– «Армию»? Пять тысяч молокососов! И против них – двадцатитысячное войско этой девки-колдуньи! Что мальчишки смогут сделать там, где не справились опытные ветераны? А Бедфорд… когда, после Патэ, заседал его военный совет, капитаны рыдали в голос. Такого Англия ещё не знала. За полтора месяца потерять три армии! Лишиться того, что было завоёвано в течение пятнадцати лет!
– Помилуйте, ваше преосвященство! Мне рассказывали, что сэр Джон Фастольф увёл с собой две тысячи человек?
– А, правда. Они удрали с поля боя, как последние трусы. Сейчас в Англии их будут судить… во всяком случае, Фастольфа.
– Ваше преосвященство, не отчаивайтесь. У меня для вас утешительная новость. Девица Жанна не будет наступать ни на Париж, ни на Руан. Люди Карла убедили её сначала короновать его.
– Короновать – дофина Карла? Где – в Реймсе? Не понимаю, чему вы радуетесь? Ведь она пойдёт походом по Бургундии! Вы надеетесь её остановить?
– О, нет. До Реймса она дойдёт, вне всякого сомнения, и Карла коронует. Но вот потом… Главное – мы рассчитываем, что успеем укрепить Париж. Если она не сможет захватить столицу Франции, Карлу придётся вступить в переговоры с нами, а значит, армия будет распущена. И вот тогда…
– И тогда девчонка останется без своего сброда. Вы сможете взять её и передать мне. Не так ли?
– Вы совершенно правильно поняли меня, ваше преосвященство!
Глава 4. Коронация
Восточная Франция, лето 1429Дофин Карл не без опаски рассматривал высокие стены города Труа. Город, где его предала мать, королева Изабелла Баварская, когда заставила своего мужа Карла Простоватого от имени всей страны подписать договор с Генрихом Пятым. Она отдала за англичанина замуж свою дочь, сестру дофина, и признала власть годонов над всей Францией. Предательница. Как гнусно и отвратительно предательство. Тем более – со стороны близкого родственника. Матери. А теперь приходится воевать с родной сестрой и племянником. Впрочем, нет, война с ними почти уже закончилась, остаётся только привести в чувство неразумных бургундцев и их сторонников в Восточной Франции.
Здорово укреплён этот Труа. Неужели графиня собирается взять его штурмом? А ведь точно – собирается, вот уже всю армию расположила для атаки. И получится у неё? Говорят, более мощные крепости взяла за один день – Турель, Жаржо. Так что, наверное, возьмёт и эту. Забавно будет посмотреть. Де ла Тремуйль уговаривал заставить графиню отказаться от штурма, похода, распустить армию, но это он зря.
Во-первых, надо время от времени поразвлечься, а война забавнее любого пира. Правда, и опаснее тоже, поэтому военной забавой увлекаться не следует. А во-вторых, нашего брата Филиппа Бургундского привести к покорности не помешает. А то уж очень много он о себе возомнил. Наверное, думает, если англичане победят, то уедут к себе на остров, и он будет здесь править в своё удовольствие. Уже не победят. Все говорят, что после разгрома при Патэ у них не осталось сил, даже под боком у них Нормандия бунтует. Так что, брат Филипп Добрый, не помешало бы тебе перейти на мою сторону, пока я не разозлился. Де ла Тремуйль уверяет, что бургундцы заплатят хорошие деньги, чтобы войну прекратить, но меня не надует: если я коронуюсь в Реймсе, они раскошелятся куда щедрее. Так что пока лучше повоюем.
Удивительно, как безропотно армия слушается графиню. Капитаны, командиры, солдаты – все как один выполняют её распоряжения. И ведь не поймёшь, зачем она требует то да это. А ничего – получается у неё. И города бургундские сдаются один за другим, едва только видят её. Вот этот, Труа, первый заартачился. Молодчина графиня. Надо как-нибудь наградить её, прежде чем она вернётся в свой Домреми. Что бы такое придумать? Деньгами, конечно, жалко. Впрочем, денег она не требует, это хорошо. Титул я ей уже обещал. Наверное, поторопился, надо было сначала короноваться, а уж потом – титул ей. Ладно, я её потом спрошу, чего она сама захочет, авось ничего обременительного.
Жалко, что она чересчур святая да озабоченная войной. Она такая хорошенькая. Неплохо бы с ней попробовать вещи поинтереснее, чем походы, осады да штурмы. И ведь не объяснишь, что в ней такое особенное. Да, фигурка, ножки, личико – загляденье, спору нет, но этого добра и у других хватает. К тому же у неё волосы острижены коротко, а поди ты – и не портит её это. И мужская одежда тоже. Даже напротив – лучше видно, какие у неё ноги длинные да стройные. Эх, графиня, сделать бы так, чтоб англичан прогнать, бургундцев усмирить, но ты после этого никуда не уехала… а ещё – переоделась в нормальное платье, хотя бы вроде того, в котором была, когда мы познакомились… да чтоб святости своей поубавила…
– Ваше величество! Вам лучше уйти отсюда! Сейчас начнётся штурм!
Да? Уже? Ладно, ухожу. Вот здесь мне посидеть можно? Жалко, отсюда не очень хорошо видно, что происходит возле стен. Солдаты суетятся, таскают то-сё, лестницы какие-то длинные, наверное, чтобы на стены взбираться, машины всякие, катапульты диковинные подвозят, мешки набитые чем-то вроде песка, хворост. Мешки-то зачем? А, наверное, в ров сбросят, чтобы легче было на стены лезть. Забавно, все стараются для меня. Приятно, чёрт возьми!
Эге! Все замерли, застыли, притихли. Что – сейчас начнётся, да? Может, мне ещё дальше отойти? Ладно уж, не увижу веселье, зато безопаснее. Графиня вышла к стене, подняла меч…
Ой! Что это? На стене машут чем-то белым. Белым флагом. Что это значит? Открывают ворота. Они что, сдаются? Испугались, да? Вот забавно. Эх, жаль, не пришлось штурм посмотреть. Ладно, может, ещё доведётся.
* * *Поход армии Жанны Дарк на северо-восток от Блуа, через бургундские владения, оказался неожиданно лёгким. Это было тем более удивительно, что во время двух предыдущих кампаний бургундцам почти не был нанесён урон. Правда, французская армия под знаменем Девы росла день ото дня, и всё же отсутствие сопротивления со стороны противника даже обескураживало капитанов. Закрадывалась неприятная мысль – не кроется ли за этим некая ловушка? Однако армия шла всё дальше, крепости и города сдавались без боя один за другим, и владения французской короны росли, будто тесто на дрожжах.
Злосчастный Труа, главный город Шампани, один из оплотов бургундцев, где ожидалось жестокое сопротивление… а вместо этого – капитуляция без боя, перепуганные именитые горожане, сумасшедший монах, который при виде Жанны завопил, что она одержима бесами, рассмешил её, принялся «изгонять бесов» из девушки – и вдруг пал перед ней на колени с криком «Святая!».
Шалон, где сразу после капитуляции города Жанна наткнулась на нескольких жителей Домреми и разговорилась с ними. Они почему-то спросили её, боится ли она чего-либо, и Жанна ответила: «Я боюсь только измены». Почему она так сказала? Разве у неё был повод опасаться чьего-либо предательства? Не имела же она в виду неразбериху, случившуюся три месяца назад на подходе к Орлеану. И наконец, цель путешествия, венец побед – Реймс, где сторонники бургундцев тщетно пытались убедить горожан сопротивляться армии Девы. Как и прежде, французы беспрепятственно вошли в город, и сразу же архиепископ Реньо де Шартр отправился принимать Реймский собор. А назавтра была назначена коронация.
* * *Сопровождаемая дʼОлоном, Жанна в задумчивости шла по центральной площади Реймса, когда вдруг…
– Жаннетт! Доченька! Милая! Это ты?!
«Кто это?! Отец… Дядя… Вы здесь?! Отец, сможешь ли ты простить мне уход из дома?»
– Доченька моя Жаннетт! Умоляю, прости меня, дурака старого, за то, что я тебе наговорил тогда! Я ведь не понимал, что у тебя такая миссия – спасти Францию! Хочешь – на колени встану?
– Нет, отец, пожалуйста! Так ты на меня больше не сердишься?!
– О чём ты, милая дочка?! Ты была во всём права! Это я ошибался, когда пытался помешать тебе! Я так рад, что ты меня простила!
«Я – простила своего отца? За что?»
– Доченька, вся наша деревня так гордится тобой! Ты спасла Орлеан, всю нашу страну! Ты коронуешь короля! Какое счастье!
– Отец, расскажи, как там все наши? Мама? Катрин?
– Мама немного приболела. Ничего опасного, но она не смогла поехать с нами. Катрин вышла замуж за Колена, мэра Грё, с тех пор я с ней не виделся… гм… ты знаешь, какой у неё характер.
– Надеюсь, с ней всё хорошо…
– Да… я тоже на это надеюсь. Доченька, ты поедешь с нами домой?
– Да, отец, конечно! А по дороге заглянем к Катрин! Шампань теперь наша, можем ехать, куда хотим! Завтра утром и отправимся, ладно? Вы меня подождёте? Вы где остановились? Не хотите поселиться у меня?
– Что ты, Жаннетт, не надо! Мы остановились у знакомого, он нас принял с почётом, а там рядом с тобой важные вельможи, лучше нам быть от них подальше. К тому же – всего-то до утра. Доченька, дорогая моя, я так рад, что ты вернёшься! Вся деревня будет счастлива! А уж женихи, парни наши… о-о… ты не представляешь, как они по тебе сохнут! Ты ведь всегда была самая красивая, а теперь ещё и прославилась! Доченька, а правда, что ты – графиня?
– Да, отец, король обещал сделать меня графиней Лилий. А ты, кажется, станешь графом… если я ничего не путаю.
– Я – граф? Ой, как хорошо! А поместье графское нам дадут?
– Отец, зачем нам поместье? Мы так замечательно будем жить в Домреми! Извините, отец, дядя, дорогие мои, мне сейчас надо идти в Собор. Приходите ко мне сразу после коронации! А завтра утром все втроём поедем домой!
– Да, доченька, дорогая, иди – и да благословит тебя Бог! Какое счастье, что у меня такая девочка славная!
* * *Свершилось: моя война окончена. Она продлилась три месяца, нет: полгода назад я покинула родной дом – и всё, хватит. Отныне Карл – коронованный, миропомазанный властитель Франции, ему и защищать свою страну. Наконец-то я смогу поехать домой. Домой… Господи, какое счастье! Не могу дождаться утра.
Я ничего не забыла? Прошение об отставке подала, король его подписал, я больше ничего не должна сделать? Хорошо-то как. Сразу по приезде домой переоденусь в нормальное платье. Ах, я так мечтала раньше о том платье, которое мне дала королева Иоланда для первой аудиенции у Карла… да ладно, сошью себе сама не хуже. Отец приехал, и дядя тоже – вот здорово! Отправимся теперь домой вместе. А что, если заехать по дороге в замок Армуаз? Да, сделаем крюк, но… это ведь не страшно? Почему-то хочется увидеться с Робером. Неужели он мне понравился? Пожалуй, да. А кто мне больше нравится – Робер или Эдмон? Эдмон, конечно, простой крестьянин, ну так ведь и я сама, сказать честно…
Не умею себя вести при дворе. И… за столом. Не знаю толком, как ложки с вилками держать надо. Сегодня на праздничном обеде неудобно было. Кто-то позади даже начал хихикать. Хорошо, король Карл сурово посмотрел туда, смешки сразу прекратились… а всё равно неприятно. Чужая я для них всех. А знает ли Робер, что у меня манеры… того… не очень подходящие для благородной дамы? Он ведь меня всего пару раз и видел при дворе. Ну, может, ещё в бою. Я ему не разонравлюсь, если начну неправильно кушать за столом? Может, всё-таки не засматриваться на Армуаз, а вернуться к своим? Улыбнусь Эдмону, извинюсь перед ним, надеюсь, он поймёт… Или всё-таки попробовать с Робером всерьёз? Ой, да у меня, кажется, глаза разбегаются на радостях.
Жаль, что отец и дядя не захотели переночевать у меня. А может, мне следовало пойти к ним? Так я ведь пока на службе, должна быть рядом с королём, моя отставка вступает в силу только завтра с утра. Какой хороший у нас король Карл! И почему это он мне сперва не понравился? Мало ли у кого какие недостатки. До того было приятно, когда он сегодня сказал: Жанна, проси чего хочешь! И так удивился, что я всего лишь попросила отменить подати для Домреми. А чего мне хотеть? Разве что замуж… но это же не к нему, да и немножко рановато, какое-то время подождать надо, понять, кто мне больше нравится – Робер или Эдмон. А так, без податей, всей нашей деревне хорошо будет. Правду сказать, я бы с радостью отменила налоги для всей Франции… но, говорят, это никак нельзя. А кроме податей, главное моё желание уже выполнено: Франция отныне вне опасности.
Хм, забавно получилось. Я как-то раньше не задумывалась, что ведь Домреми находится в Шампани, а не в Лотарингии. «Францию спасёт девушка, пришедшая из дубовых лесов Лотарингии.» Получается, Мерлин имел в виду не меня, когда делал это своё предсказание? Впрочем, какая разница? Франция на пути к свободе, а откуда я пришла, не имеет значения.
Святая Екатерина… Святой Михаил, Святая Маргарита… спасибо вам за то, что вы дали мне эту миссию! Я так счастлива теперь! Всё хорошо и замечательно! Ещё немного – и Франция будет совсем свободна! Я еду домой! Еду домой – с отцом и дядей! Мы едем по свободной Шампани! Как хорошо дома! Как там Катрин? Ладит ли с мужем? Она такая красивая, муж должен её любить. Наверное, скоро у них детки родятся. Племянники мои… А мне вдруг своего ребёночка тоже захотелось… мальчика… или девочку? А может, и мальчика, и девочку? А вдруг Эдмон уже женился? Если он так хотел быть со мной, поехал бы с нами на войну, и завтра бы уже возвращались вместе.
Англичане… простите меня, пожалуйста, я не хотела гибели ваших солдат. Я, наверное, никогда забуду кровавый холм Патэ. Английские матери… вдовы, дети-сироты… Я собираюсь домой, а их мужчины никогда не вернутся в свои семьи. Почему так несправедливо? Как это грустно. Я виновата перед ними… но что мне было делать? Почему они сами не удержали своих мужчин, когда те собирались на войну в далёкую Францию?
* * *Когда Жанна проснулась, было уже светло. Вот и наступило то самое, долгожданное утро. Утро последнего дня войны Орлеанской Девы. Утро, когда она отправится домой, чтобы снова стать простой деревенской девушкой. Ах, как бьётся сердце в предвкушении! Через несколько минут встретиться с отцом и дядей, сесть на лошадей и отправиться втроём домой… Или нет, может быть, всё-таки сперва заехать в Армуаз? Как об этом сказать отцу? «Папа, сир Робер дез Армуаз пригласил меня в свой замок.» Так прилично, отец с дядей поймут правильно? В конце концов, что тут такого – принять приглашение от рыцаря? Всего лишь посмотреть его замок. Пусть Робер с моими близкими познакомится. Мало ли, вдруг они ему не понравятся своими манерами, вот тогда и посмотрим, что Роберу важнее – Дева Жанна или придворные реверансы. Итак, решено: едем сперва в Армуаз, а… а потом оттуда – в Домреми? А вдруг мне в Армуаз понравится… Вдруг Роберу и родные мои подойдут, и манеры наши… и что, я захочу остаться в Армуаз? С Робером… насовсем… Бедный Эдмон, какие мысли меня посещают, а ведь я ещё не побывала в Армуаз.
