Полная версия
Щенки-медвежатники
Но он ошибся. Катя приняла приглашение. И Андрей как-то сразу успокоился. По привычке прижал девушку к себе, вдавил колено между ног.
Катя резко отодвинулась.
– Эй, полегче!
– Пардон, – извинился Андрей.
Ему бы лучше не раскрывать рта. По лицу Кати пробежала гримаса отвращения.
– Слушай, отведи меня на место. Поставь, где взял, понял?
– Зачем? – глупо спросил Андрей. Глоток самогонки сыграл с ним злую шутку.
– Не зачем, а почему, – отрезала Катя. – От тебя несет.
– Не понял, – едва разлепил губы Андрей.
Катя твердо сказала:
– Еще раз прошу, отведи меня на место. Или я уйду сама.
– Не позорь меня, – попросил Андрей. – Давай уж дотанцуем. Я буду дышать в сторону. Понимаешь, у меня неприятности.
Взгляд Кати немного смягчился.
– У тебя одна серьезная неприятность. Ты еще не вырос.
– Что ты предлагаешь? – спросил Андрей.
Катя округлила глаза.
– Почему я должна что-то предлагать? Ты мне кто? Мы даже незнакомы.
Андрей скривился.
– Что ты дурочку валяешь? Ты знаешь, как меня зовут, я знаю – как тебя.
– Что ты себе позволяешь? – возмутилась Катя.
– А я думал, ты не такая, как все, – разочарованно произнес Андрей.
– Ты ошибся. Я такая, как все, – ответила Катя. – А в отношении тебя только утвердилась в своем мнении. Тебе нужно то же, что и другим.
– А тебе нужно замуж, да?
Катя сбросила с себя руки Андрея и начала протискиваться в толпе к своему месту. Андрей, покачиваясь, пошел следом.
Неожиданно перед Катей вырос Жгучий.
– Он к тебе приставал?
– Отвяжись! – сказала Катя.
Жгучий схватил Андрея за грудки.
– Не приставал он ко мне, – сказала Катя.
– Я не слепой, – процедил Жгучий.
К месту скандала уже протискивались милицейские кокарды.
– В чем дело? – спросил сержант.
Жгучий успокаивающе поднял ладони.
– Начальник, я слова плохого не сказал.
– Я тоже, – заплетающимся языком проговорил Андрей.
Сержант ухватил его за рукав.
– Это мой братуха, – сказал Костик.
Если бы он не подошел, Андрея б точно повязали.
– Веди его под холодную воду, – посоветовал сержант Костику.
– Что происходит? – послышался голос Адама. – Новострой хулиганит?
Он подошел не один. Рядом был Зван. Адам обратился к Кате:
– Тебя никто не обидел?
– Никто. – Катя повернулась, чтобы уйти.
Адам движением руки остановил ее.
– Подожди. Мы должны разобраться.
Зван что-то сказал Адаму. Адам жестом подозвал Андрея.
– Новостроевский?
– Ну.
– Не нукай, – процедил Адам.
– Это он с перепугу, – сказал Зван, играя четками.
– Он бухой в ноль, – медленно произнес Адам. – Ну-ка, скажи мяу, – приказал он Андрею.
Андрей смотрел на Адама в упор, с трудом выдерживая тяжелый взгляд чеченца, и чувствовал, что трезвеет.
– Хороший кинотеатр, правда? – спросил Адам, окидывая взглядом зал.
– Ну, – отозвался Андрей.
– Но он никогда не будет вашим, – внушительно произнес Адам.
Он говорил по-русски чисто, но с характерным чеченским акцентом, а Зван молча кивал, ощупывая глазами Андрея.
– «Ударник» будет нашим: центровых и слободских. Мы так решили, – отчеканил Адам.
Зван с ухмылкой кивнул.
– А это, между прочим, уже беспредел, – сказал Костик.
– Разве тебя это касается? – спросил Адам. – Ты слободской. И в центре ходишь – никто тебя не трогает.
Костик громко, с расстановкой произнес:
– Сюда будут ходить все, кто захочет.
Адам поморщился.
– Ну что ты шумишь, как женщина? Смотри, обижусь и зарежу. Следи за помелом, знай свое место.
На лице Звана играла нехорошая улыбка, но он почему-то молчал.
– У вас ничего не получится, – сказал Костик.
– Правда? – деланно удивился Адам. – Зазнался махала, – проговорил он, обращаясь к Звану. – Зря вы дали ему отшиться.
Зван молчал, продолжая играть четками.
– Знаешь, как называют таких, как ты? – спросил Адам Костика.
– Не говори того, о чем потом будешь жалеть, – посоветовал Костик. Кажется, он здорово разозлился.
– Кто? Я буду жалеть? – удивился Адам. Глаза у него стали одного цвета с сединой.
Они стояли лицо в лицо, глаза в глаза. Все вокруг замерли: что-то будет! Все-таки Костик был на полголовы выше Адама и раза в полтора шире. Но и чеченец уже держал руку в кармане, нащупывая нож.
Новостроевские, сбившись в кучу, обсуждали положение. Одни считали, что пора, пока не поздно, сваливать. Другие уже направлялись к выходу. Но большинство ждало, что будет дальше.
Ленка оттащила Костика от Адама. И стала говорить, что настроение все равно испорчено. Чего тянуть, надо уходить. Но как уйти? Завтра все будут говорить, что лучший боксер города испугался Адама.
– Мы остаемся, – решил Костик.
Новостроевские, которые раньше других решили уйти, неожиданно вернулись. Оказывается, вестибюль забит слободскими. Пройти сквозь строй целыми наверняка не удастся.
Жгучий поймал взгляд Андрея и жестом приказал ему подойти. Андрей не сдвинулся с места. Тогда Волдырь сам подкатил к нему.
– Собери со своих по рублю, тогда не тронем.
Андрей усмехнулся.
– А хуху не хохо?
Волдыря перекосило.
– В рот компот. Ты че, Корень, не врубаешься?
– Ребят жалко. Может, все-таки соберем? – шепнул Андрею Жорик.
– Собирай, – ледяным тоном ответил Андрей.
У Жорика забегали глаза.
– Почему я?
– А почему я? – процедил Андрей.
– Потому, что все из-за тебя. Из-за вас, – сказал Жорик, переводя взгляд на Костика.
– А ты-то чего трясешься? – спросил Костик. – Тебе, по-моему, ничего не грозит.
– Думайте быстрее, – поторопил Волдырь.
– Вы за этот беспредел ответите, – сказал Костик.
Волдырь набычился:
– Перед кем?
Он был прав. Слободские (впрочем, и центровые тоже) чувствовали полную безнаказанность. От их террора и гнета можно было защититься только силой. Закон в их отношении бездействовал.
А новостроевские уже шептались, рылись в карманах. Кто-то уже заныл: мол, он бы откупился, но нет денег.
– Лады, сдадите завтра, – объявил Волдырь, будто дарил жизнь приговоренным. – И вообще учтите: будете теперь сдавать взносы каждый месяц по рублю с рыла. Кто не сдаст, в рот компот, того на счетчик. За вход в «Ударник», в кино или на танцы, плата будет отдельной. По полтиннику. Будем доить вас, чуханов! – Волдырь загоготал.
Костик сказал вполголоса Андрею:
– Что я тебе говорил?
Андрей с мрачным видом кивнул. Он чувствовал, что совсем протрезвел.
– Не слышу ответа, – задорно произнес Волдырь, обводя глазами ребят и стараясь не смотреть в глаза Костику и Андрею.
– Молчание – знак согласия, – вякнул Жорик.
– Ну вот и ладушки. Можете танцевать. В долг. И домой можете идти спокойно. Вы теперь – наши. А мы своих не трогаем.
Волдырь был доволен собой. Ему поручили морально изнасиловать новостроевских, и он с этим справился. Он смачно сплюнул и блатной походочкой пошел к своим.
Андрей оглянулся на новостроевских и увидел одни спины. Пацанам разрешили унести ноги подобру-поздорову, и они использовали этот шанс. Остались только Толян, Генка, Мишка и Жорик. Если, конечно, считать его своим.
– По-моему, ты не там стоишь, – сказал ему Андрей.
Жорик начал оправдываться:
– Андрюха, я просто не хочу крови. Надо прогнуться. Иначе нам хана.
Андрей повернулся к Толяну.
– А ты как считаешь?
Перворазрядник по вольной борьбе Толя Хоменко мог бы объединиться с боксером-перворазрядником Костей Громовым. Плечом к плечу с ними встали бы Андрей с Генкой. Тогда бы, может быть, и другие новостроевские не праздновали труса. Но этот вариант можно было рассматривать только теоретически. Потому что в уличных битвах требуется храбрость особого рода.
Прошлой осенью Толян и Андрей пошли в ДОСААФ записываться в парашютный кружок. Толяна приняли, он сдал все документы. А Андрея завернули, директор отказался дать хорошую характеристику. Зимой Толян совершил свой первый прыжок. Узнав об этом, Андрей спрыгнул с четвертого этажа, прямо из окна класса, в глубокий сугроб.
И они, и другие ребята из Новостройки были неробкого десятка. И все же слободским, привыкшим драться не голыми кулаками, а кастетами, ножами и арматуринами, могли противостоять такие же закаленные в уличных боях центровые. Только они, но никак не новостроевские.
Толян сказал в ответ, что со шпаной нужно бороться законными методами. Он, пожалуй, лучше вступит в оперативный отряд, что и другим советует.
Оркестр сделал перерыв. В танцевальный круг вышла женщина, массовик-затейник, и сказала, что теперь можно поиграть в «ручеек». Как ни странно, это развлечение любила даже самая отпетая шпана. Через минуту игра уже шла вовсю.
Андрей видел, как в «ручеек» встали Зойка и Катя. Катю тут же выбрал Жгучий. На лице слободского хулигана проступило выражение счастья. Он держал Катю за руку и не собирался никому ее отдавать. Все, кто пытались потянуть девушку за собой, оставались ни с чем.
Андрей потянул Генку в «ручеек». Через мгновение Генку выбрала какая-то чувиха. Это и нужно было Андрею. Оставшись без пары, он пошел, согнувшись под сводом рук, искать Катю. Он прошел «ручеек» до самого конца. Кати не было. Неужели он ее не заметил? Андрей в растерянности оглядел зал. Да нет, вот же она! Катя стояла в сторонке и что-то сердито говорила Жгучему. К ним подошел Адам. Похоже, чеченец не упускал девушку из виду. Он сказал Жгучему что-то резкое. Тот ответил сквозь зубы и нехотя отошел.
Оркестр вернулся на эстраду. Димка объявил белый танец. Сестры Самохины были начеку. Они мгновенно оказались рядом с Адамом и Катей. Анжела вертела оттопыренной попкой, пожирая Катю ревнивым взглядом. Кажется, Адам ждал, что Катя пригласит его. Он просто гипнотизировал ее пристальным взглядом.
– Как деньги идут к деньгам, так девки идут к бабнику, – заметил Мишка.
Он переживал за Андрея.
Анжела поняла, что медлить больше нельзя. Она взяла чеченца за руку и потянула в круг.
Андрей не сводил глаз с Кати.
– Скатай губу, – посоветовал Генка. – Она тебя не пригласит.
А Мишка добавил:
– Если и пригласит, ты будешь первым бифштексом с кровью в этом кинотеатре.
Андрей видел, с какой надеждой уставился на Катю Жгучий. А на слободского хулигана уже вешалась Жанка. Жгучий отодвинул ее с брезгливой гримасой.
Катя кого-то искала взглядом. «Неужели меня?» – подумал Андрей. Глаза Кати нашли его и остановились. Теперь она уже ни на кого не смотрела. Но и не шла к нему. Она приглашала его взглядом. Он спросил ее глазами: «Это правда? Мне не показалось?»
Они медленно пошли навстречу друг другу.
Катя сама прильнула к Андрею.
– Что-то меня знобит.
– Тебя уже позвали в ресторан? – спросил Андрей.
Катя усмехнулась:
– Я сказала Адаму, что лучше пригожусь ему в другом качестве.
– В каком же?
– В качестве операционной сестры травматологии.
– Тогда ты пригодишься и мне.
– Возможно, – согласилась Катя. – Между прочим, Адам сказал, что в тебе что-то есть. Того же мнения и Зван. Но ты страшно не нравишься Жгучему. По-моему, он тебя сегодня встретит.
– И не один, – с нервным смехом добавил Андрей.
– Ну, естественно. Вот я и думаю: не проводить ли мне тебя?
«Куда? У меня больше нет дома», – подумал Андрей и ответил:
– Хорошая мысль. А потом я тебя.
– Я живу в Слободке, Андрей. Тебе туда нельзя.
– До смерти, думаю, не забьют.
– Со мной, может, нет. А вот когда пойдешь обратно…
– А ты не отпускай меня обратно.
Катя покачала головой.
– Все-таки ты нахал.
– Я ни с кем еще не был таким нахалом, – сказал Андрей. – Я вообще… – Он не мог подобрать подходящего слова. – Не знаю даже, о чем говорить.
– Тогда давай помолчим, – предложила Катя.
– Давай, – согласился Андрей.
Он зарылся лицом в ее волосы. И она уткнулась носом в раскрытый ворот его рубашки. Андрей прикрыл глаза. У него кружилась голова. А Катя все сильнее прижималась к нему всем телом. Он был горячий, как печка. А ей надо было согреться. Хотя она понимала, что этот озноб – от страха.
Предчувствие не обмануло ее. Жгучий с висевшей на нем Жанкой толкнул Андрея плечом.
– Только не кипятись! – Катя потянула Андрея в сторону.
Но Жгучий продолжал наездку. Он снова приблизился и толкнул бедром. Катя что было сил вцепилась в Андрея и развернула его. Теперь она была рядом со Жгучим. Она рассчитывала, что уж ее-то он не тронет. Но она ошиблась. Жгучий демонстративно пихнул Катю своим тощим задом.
Это было уже слишком. У Андрея сорвало башню. Он врезал Жгучему так, как учил Костик. С поворотом, используя всю силу плеча. Такой тычки Жгучий не ожидал. Он как-то странно всплеснул руками и рухнул на пол. Танцующие шарахнулись в разные стороны. К месту драки не спеша пробирались два милиционера. Но их опередили не меньше десятка слободских. Они отшвырнули в сторону Катю, сбили Андрея с ног и начали пинать.
«Повезло», – подумал Андрей. Он знал: когда бьют ногами, то чаще всего не режут. Но он знал и другую особенность. Когда бьют ногами, то стараются попасть в определенное место. Чтобы взвыл и завился волчком. Поэтому лучше сразу согнуться в бараний рог и закрыть слабое место руками. Но как быть с головой? За то, что не даешь ударить т а м, начинают бить по голове. От одного точного удара можно выплюнуть сразу половину зубов. Или обнаружить потом, что нет глаза. А от удара в переносицу или в висок можно вообще откинуть кеды.
Глаза Андрея уже ничего не видели. Наполненный кровью нос уже не дышал. От ударов по животу, ребрам и почкам дыхалка почти не работала…
Обычно избиение прекращается, когда жертва перестает увертываться от ударов. Разбросал руки, замер – значит, либо потерял сознание, либо готов. В этом случае милиционеры вяжут того, кто ударил последним. Вот почему никто не хочет быть последним, даже если милиция только на подходе.
Слободские были опытные ребята. Одни били, другие стояли стеной, не давали протиснуться милиционерам. А когда избиение прекратилось, разбежались в разные стороны, смешавшись с основной массой зевак.
Когда Катя подошла к Андрею, она не узнала его. Вместо лица было кровавое месиво. Девушку тут же грубо оттеснили. Подошли милиционеры, привычно взяли избитого за руки и за ноги и потащили к выходу.
Искушение
Милиционеры отвезли Андрея в больницу. Это было недалеко, в двух кварталах от «Ударника». Толян, Генка и Мишка прибежали туда. Но дальше дверей приемного покоя их не пустили.
Андрея осмотрели и сказали, что ему повезло. Сотрясение мозга нетяжелое. Перегородка в носу искривлена на всю жизнь, но это не страшно. Почки повреждены, но, кажется, не очень. Если верить рентгену, ребра, не считая двух трещин, целы. В основном пострадало лицо. Андрею зашили рассеченные брови, хотели дать мазь для сведения синяков, но он не взял.
– Сам до дому дойдешь? – спросила медсестра.
Андрей ничего не ответил, его тошнило. Он сел в предбаннике приемного покоя, чтобы собраться с силами.
– Тебя не положат? – удивился Мишка.
– Мы хулиганов кладем только в крайнем случае, – сказала медсестра.
– Его побили и он же хулиган? – возмутился Толян.
– А кто ж он? – проворчала медсестра.
Генка протянул Андрею зеркальце, с которым не расставался на почве борьбы с прыщами. Андрей не узнал себя. Глаза заплыли, губы выворочены, как у негра.
– Е-мое, это кто? – вырвалось у него.
– Это ты, – без смеха констатировал Генка.
– Нельзя мне в таком виде домой, – сказал Андрей.
Он стеснялся сказать про ссору с отцом.
– Давай ко мне, – предложил Толян.
Ему было неловко, что он, с его маховиками, не бросился на выручку и допустил такое безобразие.
Ребята вышли из приемного покоя и оторопели. У стоявшего неподалеку старого «москвича» их поджидали Зван и его подручный калмык Джага.
– Корень, подойди, базар есть, – сказал Зван, играя четками.
Андрей отделился от ребят и подошел. Несколько секунд Зван молча разглядывал его. Потом сказал:
– Ну, если не положили в больничку, значит, требуха в порядке, ничего не отбили. А остальное заживет, как на собаке, так?
– Так, – согласился Андрей.
Зван хотел еще что-то сказать, но тут подкатил милицейский «газик». Из него выскочил капитан Досанов, симпатичный казах.
– Названов, ты что тут делаешь?
– Ребят поджидал.
– Зачем?
– Разговор есть.
– И сколько ты здесь?
– Минут сорок.
– И кто тебя видел?
– Вот, ребята, Корень.
– Кто тут Корень? – спросил Досанов.
– Я, – сказал Андрей.
– А фамилия у тебя есть?
– Корнев.
– Кто тебя так, Корнев?
Андрей пожал плечами.
– Не помню.
Досанов завелся с пол-оборота.
– В прошлом году на танцплощадке тебя отделали? Тебя! Тогда ты тоже говорил «не помню». Сколько уже стоишь здесь с Названовым? Отвечай быстро!
– Минут двадцать, – соврал Андрей.
Досанов повернулся к Толяну, Генке и Мишке.
– Вы что скажете?
Те подтвердили.
Досанов выругался по-казахски и обратился к Звану:
– А ты чего сюда рванул? Алиби лепишь? Думаешь, слепил?
– Какое алиби, начальник? – лениво процедил Зван. – Я приехал поддержать Корня. Зря его потоптали.
– Через десять минут чтоб был у меня, – строго сказал Досанов, садясь в машину. Он куда-то спешил. Кажется, случилось что-то серьезное.
«Газик» уехал. Зван предложил Андрею сесть в его «москвич». Угостил дорогой сигаретой и сказал:
– Жгучий, конечно, оборзел. Баба кто? Никто.
Андрей кое-как засунул сигарету в разбитый рот и с наслаждением затянулся.
– Бери всю пачку, – сказал Зван. Он покосился на пацанов и вполголоса добавил: – С кем ты корешишься? Знаешь правило? Водись с теми, кто выше тебя.
Андрей молчал. Зван хлопнул его по колену.
– Ладно, давай сегодня отдыхай. А завтра, если хочешь, устроим расслабон. Оттянемся по полной. Выберешь себе безотказку. Шишка-то небось дымится? По петушкам?
Зван протянул руку. У Андрея кружилась голова, болело тело, он плохо соображал, что происходит. Но он понимал, что сердить такого врага опасно. Он пожал протянутую руку.
«Надо же, как сразу все навалилось, – думал Андрей, когда топали в Новостройку. – Ни один лотерейный билет из ста не выиграл. С отцом разругался. Без аттестата оставляют. От слободских схлопотал. Полная непонятка, как поведут себя слободские. Неужели правда начнут гнобить? Вот скотство!»
Пришли к Толяну. Петр Палыч ел на кухне яичницу. Взглянув на Андрея, не очень удивился, спросил, что произошло. Толян и Генка рассказывали. Петр Палыч задавал вопросы. Ему почему-то было интересно.
Начали решать, как лучше избавиться от синяков. Андрей попросил сырого мяса.
– Хорошее средство, – согласился Петр Палыч. – Откуда знаешь?
– Слышал, – уклончиво ответил Андрей.
Однажды отец хотел дать ему тумака, но промахнулся и угодил кулаком в глаз. Соседка посоветовала наложить сырое мясо. Через два дня глаз открылся, от синяка осталось только желтое пятно, можно было идти в школу.
В холодильнике нашелся кусок замороженного мяса. Нарезали тонкими пластинками, наложили на лицо и почти сплошняком забинтовали. Ребята давились от смеха.
– Прямо как человек-невидимка, – сказал Генка.
Петр Палыч тоже не мог сдержать улыбки. Толян приготовил постель. Андрей лег и тут же отрубился.
Среди ночи Андрей услышал голос матери. Анна Сергеевна сидела у его постели и разговаривала с Петром Палычем. Тот говорил, что ничего страшного. Мол, оклемается. Мать всхлипывала. Андрей открыл глаза. Петр Палыч вышел. Мать сказала со слезой в голосе:
– Одевайся, пойдем домой.
– Мне и здесь хорошо, – ответил Андрей.
– У тебя есть дом. Не позорь родителей. Пошли.
– Немного позора вам не помешает.
– Надо же, чего желаешь родителям… – В голосе матери прозвучала обида.
Она оглянулась на дверь.
– Кому ты здесь нужен? Что за алкаш мне дверь открыл? Нашел себе компанию.
– В кого же мне быть лучше? – привычно пошутил Андрей.
– Пошли, – потребовала мать. – Мы не спим. Отцу завтра на работу.
– Я, может, вернусь, но только не сегодня. И не завтра. Так что спите спокойно, – сказал Андрей.
– Значит, в школу больше не пойдешь?
– Зачем?
Мать вздохнула.
– Куда ты катишься?
– А мне по фигу.
– Ну, как знаешь.
Мать ушла. Андрей отвернулся к стене. Слезы были близко, в носу пощипывало. Набрал в грудь побольше воздуха и шумно выдохнул. Стало легче. Послышался голос Петра Палыча:
– Зря ты так. Родителей не переделаешь.
«Мать права, – подумал Андрей, – здесь я никому не нужен. А дома? – спросил он себя. – Разве там я нужен?»
…Андрею вспомнилась первая встреча с отцом. Приехав с войны, отец посадил его, четырехлетнего, на колени. Андрей осторожно потрогал отцовские усы и проговорил:
– Папка колючий.
– Нельзя говорить «папка», – строго произнес отец. – Называй меня «папа».
– Папка, – снова сказал Андрей.
Отец сердитым движением ссадил его с колен и больше не брал на руки…
Петр Палыч подошел к постели.
– Повязка сбилась. Давай поправлю.
Андрей привстал на постели, подставил голову. Петр Палыч начал аккуратно сматывать бинт. Посоветовал:
– Чтобы не пьянеть, нужно за час перед хорошей выпивкой принять граммов пятьдесят-семьдесят. За час!
– Учту, – сказал Андрей. И спросил: – Вы умеете танцевать вальс?
– Хочешь научиться?
– Угу.
– Когда-то этому в военных училищах учили не хуже, чем строевому шагу, – сказал Петр Палыч. – Видели в этом смысл. Учили не только вальсу, всем бальным танцам. Правда, в жизни редко пригождалось. Но если уж выпадал случай, мы были на высоте. Немцы в Германии после войны рты разевали. Удивлялись, как танцуют мазурку эти лапотные славяне.
– И повязывать галстук умеете? – спросил Андрей.
Петр Палыч внимательно посмотрел на него.
– И этому научу. Знаешь поговорку? Хорошо завязанный галстук – первый серьезный шаг в жизни.
Лицо майора было совсем близко. Андрей разглядел глубокие вертикальные морщины и кустистые брови. Похоже, Петр Палыч их стриг.
– Ты кем стать-то хочешь? – спросил майор.
Андрей пожал плечами.
– Я еще не определился. – И опять спросил о своем: – А почему чечены дают своим пацанам потыкать убитого ножами?
– Насчет чеченов не знаю, а воры в законе так делают, – спокойно ответил Петр Палыч. – Тебя интересует, кто убил приемщика стеклотары?
– А кто такие воры в законе?
– Мастера власти, – сказал майор. Похоже, он, как многие взрослые, любил отвечать туманно.
– А у нас в городе есть воры в законе? – спросил Андрей.
Петр Палыч отозвался задумчиво:
– Есть один экземпляр. Ты с темы-то не соскакивай. Я думаю, танцы и галстук – дело нужное. А профессия? Тебе не кажется, что это еще нужней?
Андрей сделал нетерпеливое движение. Кажется, этот старый хмырь взялся его воспитывать.
– Не дергайся, – сказал Петр Палыч, – а то мясо слетит. Я ж не на тарелку накладываю. Лежи и слушай. Неужели не интересно, когда о тебе говорят?
– Так вы ж вопросы задаете.
– Могу и не задавать. На тебе и так все написано. Как говорил один вор в законе, я вижу цвет твоей печени.
– Все считают меня пропащим, – сказал Андрей. – А вы, по-моему, специально достаете, чтобы я поскорее слинял.
– Бог с тобой, – искренне запротестовал Петр Палыч. – Я, наоборот, рад, все-таки есть с кем поговорить. А ты, говорят, еще и в шахматы хорошо играешь. Кстати, мать принесла кое-какую еду, мясо. Так что ты тут ничего не должен.
Он закончил перевязку и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. «Странный тип», – подумал Андрей. И провалился в сон.
Утром его разбудил Генка. Сегодня он был свободен до пяти вечера. Он вообще часто работал во вторую смену, когда начальства, считай, нет и можно вытачивать на станках что-то свое. Генка принес последние новости.
– С тобой хочет поговорить Крюк.
«Что делается? – подумал Андрей. – Вчера подкатил Зван, сегодня Крюк. К чему бы это?»
– Центровым понравилось, что ты первый вмазал Жгучему, – сказал Генка.
Андрей усмехнулся.
– А что понравилось Звану?
– Может быть, то же самое. Говорят, он со Жгучим часто цапается.
– Но центровые и слободские не могут хотеть одного и того же.
– Ну почему же? – тонко улыбнулся Генка. – Еще как могут. И тем и другим нужно, чтобы мы, новостроевские, сколотили свою контору.
– Зачем?
– Не въезжаешь? Рано или поздно это все равно произойдет. Так чего тянуть? Разница в том, что и те и другие хотят, чтобы наша контора была только на их стороне.