Полная версия
Рефлексия и внутренний диалог в измененных состояниях сознания. Интерсознание в психоанализе
Мне кажется, что это имеет отношение и к категории ИСС. Если мы откажемся от осторожной метафоры «внутреннего собеседника», универсально распространяемой на интрапсихические проявления отраженных Других в нас (будь то другие люди или мы сами в другие моменты жизни), то, как мне кажется, мы сможем лучше выразить суть измененных и ясных состояний сознания и смысл психотерапевтической работы. В измененных состояниях сознания отсутствует признак обратимости саморефлексии при переходе между разными субъектами. Автор говорит о полилоге. Давайте возьмем слово «полилог» как обозначение множества логик в нас. Когда я перехожу скачком из логики одного субъекта, живущего во мне, в логику другого, то может рваться связь между тем и другим. Я не могу вернуться в свое исходное состояние, я прохожу точку невозврата. Я проваливаюсь в другое состояние сознание и не могу мысленно вернуться назад, связывая исходную и конечную точки. В субъектном плане я превращаюсь в другого. Один крепко пьющий человек объяснял мне: «Я выпил, и я – другой, а другому – еще хочется… Ты меня не поймешь…». А ясное состояние сознание – это подлинный диалог между разными «я», возможность проживания и имитации позиции каждого каждым и возможность при этом вернуться к себе, быть «у себя». И с этой точки зрения цель психотерапии – наладить этот диалог, превратить разные «я» в собеседников, опосредствуя их диалог. Таким же внутренним неметафорическим собеседником становится при этом сам терапевт.
Под-ход к такому пониманию, несомненно, содержится в работе А. В. Россохина, а я предлагаю свой «за-ход» (по ту сторону хода).
Одно-единственное теоретико-экспериментальное исследование А. В. Россохи-на упразднило, по сути, десятки верных, но бездоказательных рассуждений о том, как «работает психотерапия». Эта книга являет собой фундаментальный вклад в метаанализ систем психотерапии.
В. А. Петровскийчлен-корреспондент РАО, доктор психологических наук, профессор кафедры психологии личности ГУ-ВШЭОт автора
Рефлексия, приведшая меня к написанию этой книги, зарождалась и развивалась в результате внешнего и внутреннего полилога со многими значимыми для меня людьми.
Для меня всегда были важны любовь матери и слово отца. Их открытость всему новому, бесстрашие перед лицом неопределенности, способность удивляться, изменяться и двигаться вперед, сохраняя при этом опору под ногами, всегда служат для меня примером.
Мне никогда не удастся выразить словами всю значимость для моей работы моей семьи: жены и дочери, их любовь и вера в меня были главными источниками моего вдохновения. Живое бессознательное, творческая сила и глубокий ум жены, эмоциональность, любопытство и искренность дочери заряжали меня в моменты сомнений и колебаний. Жена – настоящий соавтор этой книги, во внутреннем и внешнем диалоге с ней книга писалась.
Виктор Федорович Петренко, не приемлющий компромиссов ни в чем, что касается научного знания, его действительной новизны и значимости, служит для меня идеалом человека, целиком и полностью посвятившего себя служению науке. Будучи на протяжении двадцати лет его учеником, сотрудником и другом, я по возможности стремился соответствовать той высокой планке, которую он установил. Думаю, что я не состоялся бы в науке без его требовательной поддержки, дружеской снисходительности к моим ошибкам, без атмосферы научной и творческой свободы, которую он создал в лаборатории психологии общения и психосемантики, где я проработал много лет.
Важнейшим значимым другим в моей внутренней и внешней реальности является Александр Григорьевич Асмолов, сила его личности, глубина и размах идей, излучаемое стремление к свободе мысли и творчества оказали на меня неоценимое влияние. Неустанное утверждение Александром Григорьевичем необходимости наведения прочных мостов между культурно-исторической психологией и психоанализом всегда поддерживало меня. Оба этих научных направления органично живут и творчески взаимодействуют в этом ярком и неординарном человеке и ученом.
Я благодарен судьбе за встречу с Андреем Владимировичем Брушлинским, удивительно искренним и благородным человеком, ученым-аристократом, сочетавшим в себе здоровый научный консерватизм с поисками новых, оригинальных подходов к исследованию человеческой души. Совместное с ним научное руководство написанием двух кандидатских диссертаций не только творчески обогатило меня, но и позволило ближе соприкоснуться с живым и любознательным Я выдающего ученого. Именно Андрей Владимирович всемерно поддержал мою идею издать многотомную «Антологию современного психоанализа», содержащую переводы ключевых современных психоаналитических статей. Благодаря его помощи был издан первый том антологии, и Андрей Владимирович написал к нему предисловие (Брушлинский А. В. Психоанализ в России // Антология современного психоанализа. Т. 1 / Под ред. А. В. Россохина. М.: Институт психологии РАН, 2000. С. 10–13). Светлая ему память.
Такую же преданность науке и внутренне благородство я встретил у Виктора Владимировича Знакова, ближайшего сотрудника и друга Андрея Владимировича Брушлинского. Виктор Владимирович всегда был моим незримым ангелом-хранителем в науке. Во многом благодаря его постоянному вниманию к моим работам на свет появилась моя первая монография «Личность в измененных состояниях сознания». Классик психологии понимания, Виктор Владимирович обладает уникальной способностью, свойственной выдающимся скульпторам, – увидеть в куске мрамора будущее произведение.
В своих научных исследованиях я опирался на пионерские работы Елены Теодоровны Соколовой. Глубина ее научных открытий и психотерапевтическая интуиция всегда восхищали меня. Развитие психоаналитического знания в стенах факультета психологии МГУ имени М. В. Ломоносова во многом осуществляется благодаря научным и преподавательским усилиям Елены Теодоровны.
Я глубоко благодарен своему коллеге и другу Вадиму Артуровичу Петровскому за творческое сотрудничество и психотерапевтическое взаимопонимание. Невероятно талантливый, страстный, вырывающийся за границы познанного и поэтически описывающий открывающиеся его взору новые пространства, Вадим Артурович заражает своим влечением к жизни всех окружающих.
Мое развитие как психолога-исследователя происходило под влиянием отечественной школы психологии А. Н. Леонтьева, Л. С. Выготского, А. Р. Лурия, а становление как профессионального психоаналитика стало возможным благодаря французской психоаналитической школе. Я хотел бы выразить глубочайшее признание и благодарность моим Учителям – выдающимся французским психоаналитикам: Юлии Кристевой, Андре Грину, Джойс Макдугалл и Сезару Ботелла, работа с которыми открыла для меня бесконечный мир бессознательного. Отдельная благодарность моему другу и проводнику в мир международного психоанализа Алену Жибо, чья душевная щедрость, психоаналитическое искусство и гуманизм всегда удивляли меня.
Особая признательность коллегам, с которыми меня связывают научные и дружеские отношения: Алексею Николаевичу Гусеву, Галине Владимировне Солдатовой, Александру Шамильевичу Тхостову, Дмитрию Алексеевичу Леонтьеву, Владимиру Владимировичу Селиванову, Лидии Владимировне Матвеевой, Владимиру Вильетарьевичу Кучеренко, Ольге Валентиновне Митиной, Светлане Васильевне Кривцовой, Елене Евгеньевне Насиновской, Ольге Николаевне Аристовой, Александру Евгеньевичу Войскунскому, Владимиру Владимировичу Умрихину, Юрию Ивановичу Фролову, Станиславу Олеговичу Раевскому, Ангелине Игоревне Чекалиной.
Я благодарен коллегам-психоаналитикам: Игорю Максутовичу Кадырову, Екатерине Семеновне Калмыковой, Анне Владимировне Казанской, чьи работы, посвященные психоаналитическим исследованиям, имеют важное значение для интеграции психоаналитического знания в психологию.
Хочу поблагодарить университетских коллег, с которыми меня долгие годы связывает научная работа: Юрия Петровича Зинченко, Евгения Александровича Климова, Вячеслава Андреевича Иванникова, Бориса Сергеевича Братуся, Федора Ефимовича Василюка, Андрея Андреевича Пузырея, Сергея Николаевича Ениколопова, Татьяну Васильевну Корнилову, Сергея Дмитриевича Смирнова, Виктора Михайловича Аллахвердова, Антонину Александровну Ждан, Диану Борисовну Богоявленскую, Игоря Александровича Васильева, Витиса Казиса Вилюнаса, Наталью Борисовну Березанскую, Анатолия Николаевича Кричевца, Елену Евгеньевну Соколову, Веронику Валерьевну Нуркову, Анну Владимировну Визгину, Елену Ивановну Шлягину, Леонору Сергеевну Печникову, Анну Алексеевну Матюшкину, Екатерину Евгеньевну Васюкову, Ольгу Владимировну Гордееву, Аиду Меликовну Айламазьян, Елену Юрьевну Федорович, Марию Вячеславовну Фаликман, Алексея Львовича Гройсмана, Татьяну Игоревну Менчук.
Я благодарен своим ученикам, студентам и аспирантам, в особенности тем, кто участвовал в исследованиях, представленных в этой книге: Марии Пугачевой, Ольге Лутовой, Любови Сизовой, Анне Шепеленко и Анне Кадыровой.
Введение
Многовековая история изучения рефлексии в философии и позднее в психологии, отражает значимость этой уникальной способности человека для развития личности и понимания им самого себя. Вместе с тем можно с уверенностью сказать, что, несмотря на весь огромный вклад предыдущих поколений исследователей, проблема рефлексии продолжает оставаться в определенной мере таинственным феноменом человеческой психики, во многом еще непонятным психическим механизмом, 1) обеспечивающим целостность личности, 2) все время подвергающим эту целостность испытаниям и конфликтам и одновременно с этим 3) способствующим переосмыслению личностью самой себя и своих психических содержаний в процессе разрешения внутренних конфликтов и тем самым приводящим личность к новому более целостному состоянию.
Существует большое разнообразие подходов не только к изучению рефлексии, но и к пониманию ее роли в обеспечении поведения и деятельности, в развитии и становлении личности. Изучение проблемы рефлексии в отечественной психологии начинает свою историю от теоретических работ Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна и других ученых, рассматривавших рефлексию в качестве одного из объяснительных принципов организации психики человека, прежде всего, его высшей формы – самосознания.
Согласно Л. С. Выготскому, важнейшей задачей является постановка вопроса о рефлексии в психологическом исследовании. А. Н. Леонтьев в рамках деятельностного подхода рассматривал рефлексию как внутреннюю работу личности по решению задачи на смысл. С. Л. Рубинштейн подчеркивал, что с процессом рефлексии связано ценностно-смысловое определение жизни.
Проблема рефлексии в отечественной психологии изучается с четырех основных позиций: кооперативной – Е. Н. Емельянов (1981), А. В. Карпов (2002, 2004), И. С. Кон (1989), В. Е. Лепский (2005), В. А. Лефевр (1973, 1990), Г. П. Щедровицкий (1974, 1995) и др.; коммуникативной – Г. М. Андреева (1981), А. А. Бодалев (1982, 1983) и др.; интеллектуальной – А. В. Брушлинский (1982, 1994, 1996), Т. В. Корнилова (1997, 2006), Ю. Н. Кулюткин (1979), А. М. Матюшкин (1984), О. К. Тихомиров (1984), В. В. Давыдов (1975), А. Н. Матюшкин (1985), О. К. Тихомиров (1984), И. Н. Семенов (1990), И. С. Ладенко (1990) и др.; личностной – К. С. Абульханова-Славская (1973, 1991), В. М. Аллахвердов (2000), А. Г. Асмолов (1986, 1996, 2001), Б. С. Братусь (1998, 1999, 2005), С. П. Варламова (1997), Ф. Е. Василюк (1984, 1991, 2005), Н. И. Гуткина (1982), Б. В. Зейгарник (1981), В. В. Знаков (1996, 1998, 2005), Д. А. Леонтьев (1999, 2006), В. С. Mухина (1998), В. Ф. Петренко (1988, 1990, 2005), В. А. Петровский (1992, 1996, 2000), И. Н. Семенов, С. Ю. Степанов (1985, 1990), В. И. Слободчиков (1994), Е. Т. Соколова (1989, 1997, 2001), В. С. Шаров (2000) и др. При этом первые два направления представляют собой исследования коллективных форм деятельности и опосредствующих их процессов общения, а другие два – исследования индивидуальных форм проявления мышления, сознания и самосознания.
Личностная рефлексия понимается большинством авторов как психологический механизм изменения индивидуального сознания. Рефлексия здесь выступает смысловым центром внутренней реальности человека и всей его жизнедеятельности в целом.
Говоря о современных исследованиях личностной рефлексии, следует упомянуть о появлении нового направления – рефлексивно-гуманистической психологии (Е. П. Варламова, C. Ю. Степанов), в котором предметом изучения является процесс творчества (творческое самоопределение, саморазвитие), объяснительным принципом – рефлексивно-инновационный процесс, а методом работы с феноменами высших творческих проявлений человека – рефлепрактика.
Обращаясь к зарубежным исследованиям рефлексии в метакогнитивизме, я могу отметить их интеллектуалистическую ориентацию в теоретическом плане, присущую большинству исследований мышления в зарубежной психологии, а также их остающуюся близость к методологии информационного подхода. Все функции рефлексии в метакогнитивизме замещаются метакогнитивными процессами (формирование метакогнитивных стратегий, метакогниция, метапонимание, мета-когнитивная регуляция, метапроцессы как «клей» для целостной психики и т. п.). Однако происходит не просто замещение рефлексивных процессов метакогнитивными, но и существенное обеднение при этом самой сущности рефлексии. Она низводится до обслуживания контроля, мониторинга, регуляции и управления. Не нужно и говорить о том, что здесь исчезает не только личностный план рефлексии, но и вся «целостная личность», чьим «клеем», с точки зрения, культурно-исторической психологии и является рефлексия. При этом организованная иерархическим образом рефлексивная регуляция (А. В. Карпов) или прямо отождествляется с метакогнитивными процессами, или, в более частных случаях, превращается или в один из метакогнитивных процессов либо даже в «базовый регулятивный компонент метакогниции».
Оценивая в целом изучение рефлексии в зарубежной психологии, я могу констатировать дефицит экспериментальных и эмпирических исследований, направленных на разработку такого важнейшего типа рефлексии как личностная рефлексия. При этом на тему личностной рефлексии написано достаточно много работ с общими рассуждениями и подходами. Тематика личностной рефлексии подробно рассматривается в различных направлениях психотерапевтической практики: психоанализе, гуманистической и экзистенциальной психотерапии, гештальт-терапии и др. Однако, здесь проблема рефлексии разрабатывается с перспективы терапевтической помощи человеку, что, конечно, часто сужает рамки исследований до влияния рефлексии на эффективность тех или иных видов психопрактики. Теоретическое, экспериментальное и эмпирическое исследование личностной рефлексии как интеграционного механизма личности остается по-прежнему актуальным как никогда.
Являясь активным субъектным процессом, преобразующим внутреннюю реальность человека, рефлексия трудноуловима эмпирически и операционально. Я согласен с А. В. Карповым (2004), отмечающим беспрецедентную сложность рефлексии как предмета общепсихологического изучения, слабую разработанность собственно методических аспектов проблемы, недостаточность эмпирических и экспериментальных методов ее изучения. Малое число конкретных закономерностей, описанных в психологии в отношении рефлексии не означает, что их на самом деле мало и что они поэтому малозначимы.
Однако мой подход к исследованию рефлексии принципиально отличается от метакогнитивно-ориентированной концепции рефлексии А. В. Карпова. В последней рефлексии отводится регулятивная роль, способствующая достижению адаптации субъекта в его отношениях с миром. Я же понимаю рефлексию не просто как процесс осознания, регуляции, самоконтроля, управления и т. п., но как процесс смыслопорождения, смыслообразования, как уникальную способность личности к рефлексии нерефлексивного, способную приводить к возникновению принципиально новых смыслов, принципиально качественным изменениям не только в самом рефлексивном функционировании, но и к принципиально качественному (а не количественному!) развитию субъектности, всей личности в целом.
Когда рефлексия подменяется метакогницией, то та же участь ожидает и субъекта, из которого исчезает все нерефлексивное, бессознательное, иррациональное и непостигаемое. Мы можем часто встретить акцент на «повышение меры адаптивности» субъекта и в современных исследованиях рефлексии. Однако, благодаря работам Л. С. Выготского, А. Н. Леонтьева, С. Л. Рубинштейна, А. Г. Асмолова, А. К. Абульхановой-Славской, В. А. Петровского и др. мы уже хорошо знаем, что наличие только адаптивных тенденций взаимодействия человека с самим собой и с миром недостаточно для развития, для формирования личности как субъекта активности. Именно, благодаря рефлексии, понимаемой мною вслед за А. Н. Леонтьевым как внутренняя работа и вслед за А. Г. Асмоловым как активный субъектный процесс порождения смыслов, и возникает выход за пределы адаптивного поведения, позволяющий преодолевать сложившиеся стереотипы и порождать принципиально новые личностные смыслы и способы рефлексии, формируя субъектность как важнейшее качество развивающейся личности.
Вне всякого сомнения, регуляция, координация, организация, контроль и управление играют существенную роль в процессе адаптации субъекта к жизни и деятельности, к своим внутренним переживаниям и др., однако, для развития и становлении личности, обретения субъектом индивидуальности, их участие конечно необходимо, но совершенно недостаточно. Важнейшие аспекты рефлексии, обеспечивающие именно процесс развития личности, интегративные процессы, включающие в себя не только сознательные (и тем самым регулируемые), но и неосознаваемые психические содержания не должны оставаться без внимания.
В этой связи мы можем опереться на новые философские подходы к пониманию рефлексии, разрабатываемые в современной феноменологии (М. Мерло-Понти, П. Рикер) и согласно которым рефлексия – это не только «мышление о мышлении», «познание о познании», но главным образом «рефлексия о нерефлексивном» (М. Мерло-Понти). Традиционная интерпретация рефлексии, выражающаяся в конституирующей работе сознания, расценивается современными феноменологами как понимание рефлексии исключительно с позиций интеллектуализма. Новое понимание рефлексии исходит из понимания недостаточности сферы сознания, его зависимости от нерефлексивных психических содержаний. В этом отношении сама возможность рефлексии о нерефлексивном рассматривается как уникальная способность человека. Это новое современное философское понимание рефлексии акцентирует также такое важнейшее свойство рефлексии как способность изменять структуру сознания и приводить при этом человека в состояние подлинного творчества. С этой современной философской перспективы мы можем ясно увидеть сходство психического функционирования психоаналитической, художественной, актерской и любой другой присутствующей в различных творческих процессах рефлексии, каждая из которых имеет прямую связь с нерефлексивными психическими содержаниями и поэтому разворачивается и осуществляется в измененных состояниях сознания.
Именно в этом, на мой взгляд, заключается суть личностной рефлексии, позволяющей мне рассматривать ее как механизм качественных изменений ценностно-смысловых образований и интеграции личности в новое, более целостное состояние.
Предпосылки к этому новому пониманию рефлексии как рефлексии о нерефлексивном мы можем встретить и в отечественной психологии – в идеях А. Н. Леонтьева о рефлексии как о «внутренней работе решения задач на личностный смысл», работе по раскрытию уникальных, часто неосознаваемых личностных смыслов, или как об этом писал В. К. Вилюнас, работе по «обретению вербализованных смыслов, в результате осознания смыслов невербализованных в ходе «решения задачи на смысл»». Благодаря этому, мы лучше понимаем важнейшую интегративную роль рефлексии в процессах смыслообразования и развития личности.
Итак, мое определение рефлексии состоит в следующем. Личностная рефлексия – это активный субъектный процесс порождения смыслов, основанный на уникальной способности личности к осознанию бессознательного (рефлексия нерефлексивного) – внутренней работе, приводящей к качественным изменениям ценностно-смысловых образований, формированию новых стратегий и способов внутреннего диалога, интеграции личности в новое, более целостное состояние.
Именно это, общепсихологическое понимание личностной рефлексии как способности личности осуществлять рефлексивную работу с нерефлексивными психическими содержаниями, переосмысливая не только эти последние, но также и свои собственные рефлексивные стратегии, способы внутреннего размышления и понимания, и интересует меня в исследованиях измененных состояниях сознания (ИСС). Психоанализ, являясь методом погружения субъекта в ИСС в ходе особым образом организованной аналитической рефлексии, предоставляет уникальный эмпирический материал для общепсихологического исследования динамики личностной рефлексии и ее влияния на различные аспекты жизнедеятельности личности. Я могу здесь заметить, что измененные состояния сознания, возникающие в психоаналитическом процессе специальным образом организованной рефлексии, могут быть также названы рефлексивными состояниями сознания, имеющими различную степень выраженности рефлексии (различные уровни рефлексии).
Именно эта личностная рефлексия в возникающих в психоанализе ИСС, как раз и направлена на рефлексию о нерефлексивном, запуская процессы глубокого рефлексивного переосмысления внутренних психических содержаний в ИСС и приводя к формированию новых личностных смыслов. Теоретическое и эмпирическое исследование этой личностной рефлексии и ее взаимосвязи с внутренним диалогом в психоаналитических ИСС и служит главной целью моей работы.
Проблема ИСС разрабатывается не только в общей психологии и психологии личности, но также в психиатрии, клинической психологии и трансперсональной психологи. При этом каждая научная дисциплина рассматривает свой собственный аспект ИСС.
Систематические научные исследования проблемы ИСС начались с работ немецкого психолога А. Людвига, первым разработавшего модель ИСС, основанную на положении о модульной структуре состояний сознания (Ludwig, 1966). Согласно классическому определению Людвига, измененные состояния сознания представляют собой «любые психические состояния, индуцированные физиологическими, психологическими или фармакологическими событиями или агентами различной природы, которые распознаются самим субъектом или внешними наблюдателями, и представлены существенными отклонениями в субъективных переживаниях или психологическом функционировании от определенных генерализованных для данного субъекта норм в состоянии активного бодрствования» (Ludwig, 1966, р. 9). Основываясь на исследованиях А. Людвига, французский антрополог Э. Бургиньон делает вывод: «ИСС – это состояния, в которых изменяются ощущения, восприятия, эмоции и когнитивная сфера» (Бургиньон, 2001, с. 410).
В современной психологии разрабатываются различные модели, описывающие ИСС: дискретные (Tart, 1975), континуальные (Martindale, 1981) и дискретно-континуальные (Dittriсh, 1981). Согласно Ч. Тарту, измененное состояние сознания – это новая по отношению к базисному состоянию (например, обычному бодрствованию) психическая система, обладающая присущими только ей характеристиками, своей хорошо упорядоченной, целостной совокупностью психологических функций, которые обеспечивают ее стабильность и устойчивость даже при значительных изменениях отдельных подсистем или определенной перемене внешних условий (Tart, 1969).
Наиболее активно ИСС исследуются в трансперсональной психологии, в рамках которой утверждается, что изучение феноменологии ИСС позволяет переосмыслить проблему сознания и расширить границы традиционного понимания личности. Трансперсональными психологами предложен ряд классификаций, систематизирующих и описывающих необычные переживания личности в ИСС, и модели психики, на них основывающиеся. Самые известные из них: спектр сознания К. Уилбера (Wilber, 1977); картография внутренних пространств С. Грофа (Гроф, 1994), модель холодвижения Д. Бома (Bohm, 1986); модель личности Р. Уолша и Ф. Воган (Walsh, Vaughan, 1980).
В связи с положениями трансперсональной психологии о спонтанном и самопроизвольном достижении интеграции личности при погружении в ИСС при условии полного прекращения рефлексии и абсолютного доверия глубинной логике бессознательного актуальной становится проблема: какой из двух процессов (рефлексивная работа с нерефлексивными содержаниями как трансформация личностных содержаний и их взаимоотношений или самопроизвольная, спонтанная интеграция в более целостное Я в ИСС) является причиной, а какой следствием. Рефлексия как процесс смыслопорождения вызывает интеграцию или произошедшая в ИСС спонтанная интеграция приводит к переосмыслению себя и своих отношений с внутренним миром. В ряде работ (Россохин, 1993, 1995, 1996, 2000, 2004) я показал, что рефлексивная работа в ходе погружения в ИСС с проявляющейся символической презентацией, личностными содержаниями (т. е. образом личности, с которым отождествляет себя Я во время переживания конфликта и частью личности, ранее неосознававшейся) и их взаимодействием друг с другом и есть механизм их интеграции в более целостный образ Я, характеризующийся новыми, реорганизованными способами и формами рефлексии, эмоционального восприятия и взаимодействия как с психической, так и с внешней реальностью.