Полная версия
Фотография для прошлого
Марсия Андес
Фотография для прошлого
Пролог
Всё началось с тишины.
Это было холодное летнее утро, когда солнце только-только начинало подниматься из-за горизонта, чтобы взорвать Землю своими лучами, но в итоге вместо него взорвалось нечто иное. Шесть утра. Воздух спокойный и ледяной, листья на деревьях незаметно шевелятся, небо чистое и безоблачное. Белоснежная ткань простыней, вывешенная соседями сушиться на балконе, практически не движется. Редкие машины, которые проезжают по пустым улицам, кажутся такими одинокими и красивыми. В некоторых окнах горит свет, но большинство людей всё ещё спит.
На крыше холодно. Я в одной рубашке, в тонкой джинсовой куртке, в шортах и в кедах. Здесь, на девятом этаже, ветер чуть сильнее, чем внизу, где тебя прячут здания. Здесь так тихо и прекрасно, и я не могу перестать нажимать на кнопку фотоаппарата. Я смотрю в объектив и вижу то, что не видят другие, потому что они все лежат в своих уютных кроватях под тёплым одеялом. Возможно, одни. Возможно, их кто-то нежно обнимает, обжигая горячим дыханием. Возможно, вторая половина их постели уже давно остыла. Они спят и не замечают, как прекрасен город летом в шесть часов утра.
Щелчок. Приблизить. Щелчок. Поменять резкость и ракурс. Щелчок. Изменить направление. Щелчок. Это всё равно, что изменить всю свою жизнь одним лишь нажатием.
Тишина настолько плотно накрывает меня, что я даже слышу своё собственное дыхание, которое вырывается из приоткрытого рта вместе с паром. Сердце трепещет от нетерпения, когда я нахожу новый красивый вид, пальцы немеют от холода, голова пустая, но в тоже время заполненная до краёв.
Крыши домов, небо, редкие птицы, простыни на балконе дома напротив, солнце, какой-то дым, чей-то силуэт в окне. Я фотографию всё, что только можно, чтобы оставить в памяти эти прекрасные моменты, которые остальные люди не видят. Чтобы все тоже узнали, насколько может быть прекрасен город летними утрами.
А всё, повторяю, началось с тишины.
Сначала я увидела огонь – он первым попал в кадр, а потом через несколько секунд меня охватил грохот взрыва. На фоне восходящего солнца это было прекрасно – вот о чём я подумала. А потом взрыв повторился. Слева, справа, позади меня. Везде. Здания разлетались на кусочки, рушились на асфальт, давили машины. Стёкла трещали, падали фонарные столбы, в дорогах появлялись выбоины. Какие-то автомобили взрывались. Огонь охватывал всё на своём пути, превращая город в настоящий ад.
Я не знаю, что я почувствовала в первую очередь: страх или восхищение. Это было, словно взрыв эмоций, словно вся ненависть обрушилась на нас, словно вся та боль, которая таилась в каждом человеке в глубине его души, вырвалась на свободу, чтобы уничтожить этот ужасный мир.
Почти все жители города спали. Многие погибли, даже не осознав, что происходит, кому-то удалось спастись и выжить, но я не знаю, что из этого было бы лучше. Умереть или жить в том, что от нас осталось.
Я не помню, сколько я простояла на той крыше. Не помню даже, как я спустилась в свою квартиру, чтобы попытаться сделать хоть что-то. И проблема была в том, что я понятия не имела, что нужно было делать в этой ситуации. Город охватили взрывы, мне, наверное, повезло, что в моём доме не заложили бомбу. Я просто сидела на своей кровати и чего-то ждала. Не знаю, чего или кого. Может быть, я надеялась, что всё вокруг меня тоже разлетится на части?
Это было как ступор. Не было никакой паники, не было ничего. Только понимание, что за окном умирают люди, что всё сгорает дотла, всё, что я любила, разрушается. А я просто сижу в пустой квартире на кровати, на которой несколько часов назад занималась любовью со своим бывшим парнем, и слушаю взрывы. Рус, как обычно, назвал бы меня странной.
Я пришла в себя только после того, как всё это закончилось. Грохот от взрывов прекратился, но пожары не остановились. На улице был хаос, паника, сирены и крики. А в моей квартире не было ничего. Только я и пустота. И мой фотоаппарат на смятой постели.
Телефонная связь не работала, телевизор, интернет, сотовый – всё это было теперь бесполезно. Позже, нам сообщили, что неизвестная группировка заложила множество бомб в крупных городах страны и одновременно в шесть часов утра взорвала их. Погибли тысячи. Половина из них даже не узнала о собственной смерти.
Это была глобальная атака на страну. Атака на правительство.
Всё рушилось у меня на глазах, и я понимала, что не могу больше оставаться здесь. Мои друзья погибли. Большинство знакомых осталось под завалами зданий. С родителями я не могла связаться из-за отсутствия интернета и сотовой связи – мама с папой жили в другой части континента. Добраться из Вашингтона в Лос-Анджелес своим ходом сейчас было практически невозможно, но это меня не остановило. Я взяла машину, собрала вещи и уехала.
Через неделю после теракта, правительство закрыло границы, дабы избежать массового побега граждан. Это всех только разозлило. Люди начали создавать группировки и бороться против власти, государство пыталось взять всё под свой контроль, но из этого ничего не получалось. Всё рушилось, и никто этого не замечал. В больших городах было опасно: постоянные разборки между жителями и властью, перестрелки, взрывы, смерти. Как будто им не было достаточно всех этих потерь. Они были как голодные звери, готовые разорвать друг друга за кусок мяса.
Это было отвратительно. Да и сейчас не лучше. Государство постепенно затухало, но война полицейских и революционеров, как они себя называли, не прекратилась. Кажется, США охватила анархия. Беспорядки в стране усилились, вандализм, разрушения, воровство, убийства – всё это было похоже на страшный сон. На один из моих кошмаров в те моменты, когда я мёрзну без одеяла в своей постели. После ухода из дома я стала замерзать куда чаще по ночам…
Мне не было страшно. Мне было грустно. Я двигалась на запад, фотографировала, избегала стычек с бандитами и думала. Постоянно. Мысли охватывали меня, сдирали кожу, обжигали изнутри, но иногда заставляли улыбаться.
Всё, что было со мной в этой жизни, казалось мне теперь таким наивным и глупым. Мы так легко тратим свою жизнь на пустые поступки, рискуем ею, думаем, что так будет всегда. Мы так зациклены на своих привычках: курим, пьём, сидим в телефоне, интернете, учимся, чтобы потом работать, работаем, чтобы потом умереть. Тратим свою жизнь на тех людей, кто нам совсем не нужен, кому не нужны мы сами. Тратим её на пустые страдания, не замечая, что вокруг нас есть что-то гораздо важнее, чем наши прихоти.
Например, жизнь, смысл которой мы давно потеряли.
И мне ничего не оставалось, как просто бежать и надеяться, что мои родители всё ещё живы и что я смогу их отыскать в этом хаосе. Ведь Руса я так и не смогла найти…
Глава 1. Сейчас
Я бегу из Вашингтона на своём любимом матовом Порше, буквально вырываюсь из лап огня и революции, которая охватывает город. У меня нет желания участвовать во всём этом, ведь я настоящая трусиха. А ещё я эгоистка. Всегда ею была. Всегда думала только о себе, о своих целях, даже в тот момент, когда моё сердце было переполнено любовью, я только и делала, что думала о своих прихотях. Быть рядом с ним, потому что мне от этого хорошо, любить его, думать о нём, скучать, всё это только ради себя. Я даже отпускать его не хотела, когда мы расстались, потому что он был нужен мне. Потому что я нуждалась в нём.
Я. Я. Я. Я…
Хотя, может быть, я ошибаюсь.
Машина не выдерживает долго. Недалеко от Цинциннати в Огайо она ломается, и мне приходится оставить свою малышку на растерзание безжалостных отчаявшихся людей. Если всё это закончится, нужно будет отправить жалобу в ремонтную компанию, видимо, не так уж и хорошо они чинят автомобили.
Я иду пешком – искать другую машину рискованно, да и вряд ли у меня что-то получится. Если бы на моём месте был Рус, он бы запросто нашёл выход. Он бы рискнул, вырвал бы себе кусок из пасти хищника. Он бы боролся. А я только и могу, что плыть по течению и надеяться на лучшее. Надежда – это единственное, что у меня было в моей жизни.
Расстояние от Вашингтона до Лос-Анджелеса как минимум 2600 миль. По моим подсчётам идти туда пешком около 35 дней. Если учесть остановки на ночь и отдых, плюс тот путь, который я уже проехала на машине, то до родителей я доберусь примерно за два месяца. С моей скоростью, возможно, даже за три. 600 миль я уже преодолела, осталось всего 2000.
Надеюсь, я успею. Должно же мне хоть раз в жизни повести.
Лето в этом году жаркое, однако, ночами чертовски холодно. Я всегда нахожу безопасное место и развожу костёр, кутаюсь в потрёпанный плед и смотрю на то, как яркое пламя сжигает тонкие ветки деревьев. Сильный огонь привлечёт внимание бандитов, поэтому я стараюсь быть осторожной.
Ещё никогда в жизни я так долго не боролась за своё существование. Одна лишь мысль о том, что мне предстоит такая долгая дорога, сводит меня с ума, но я не собираюсь сдаваться. Только не сейчас, только не тогда, когда я потеряла практически всё. Друзей, работу, учёбу, даже свою любимую собаку. А ещё Руса. Вот кого я действительно потеряла в этом хаосе. Хотя, признаться, я лишилась его уже давно, даже когда он был рядом со мной, даже, когда я знала, что он делает и о чём думает, я понимала, что потеряла его. Наверное, навсегда.
Поэтому просто сидеть и ждать чуда, как я обычно делала всю свою жизнь, сейчас безумно неправильно. И я это понимаю. Уже давно настало время вырваться из своей зоны комфорта и измениться. Разбить скорлупу, вырваться на свободу и летать.
Родители – это единственная надежда, которая у меня осталась. Дети ведь всегда возвещаются домой, откуда сбежали, повзрослев. Настало время и для моего возвращения.
Усталость, вечные попытки найти еду, бегство от опасности, воспоминания, фотоаппарат – это всё, что у меня сейчас есть.
В заброшенных магазинах разрушенных городов, откуда люди бежали, чтобы спастись, можно найти что-нибудь поесть. Консервы, шоколадки, вода. Мне много и не надо, только бы добраться до побережья. Голод и другие люди – это единственное, чего стоит бояться.
Сейчас революционеров уже и не отличишь от бандитов. Все они кричат о справедливости, о свободе, о равноправии, но большая часть из них продолжает всё это нарушать. Они воруют деньги и драгоценности, еду и вещи, жизни и свободу. Я видела, как это всё происходит, как хохочущие ублюдки с шакальими оскалами убивают ради воровства, как они насилуют женщин, грабят испуганные семьи, решившие перебраться из одного города в другой на машинах, как они избивают детей и стариков. И продолжают противно хохотать. Они мерзкие, они прогнившие, они с пушками и машинами разъезжают по уничтоженной стране и добивают её.
А сами кричат, что это во имя свободы. Революция, борьба против власти, сражение за справедливость и право выбора. Но есть ли выбор у тех, кого они убивают и насилуют. В чём свобода таких «революционеров», в чём их борьба?
Насилие, вандализм, анархия – это всё, что осталось от США.
А я только и делаю, что снимаю это на камеру, а потом плачу ночами рядом с костром, просматривая фотографии мёртвых детей.
Но настоящих революционеров я так ни разу и не встретила. Наверное, они все остались в Вашингтоне воевать с властью. Я слышала, что они собираются атаковать белый дом, вот только я не имею ни малейшего понятия, когда и как. Может быть, они уже его уничтожили, может быть, только собираются.
Я в дороге уже почти три недели, но не прошла даже половины пути. Ноги отваливаются, сил совсем нет – физкультура всегда была моим самым нелюбимым предметом в школе. Я начинаю делать остановки чаще и дольше. Иногда даже начинаю сомневаться, смогу ли я вообще справиться с этим. Всё, что я вижу, всё, что происходит вокруг меня, заставляет меня плакать. Мне страшно, я боюсь, чувствую себя беззащитной и беспомощной, жалкой и гнилой, особенно в те моменты, когда я просто смотрю на все ужасы и фотографирую их, понимая, что всё равно ничего не смогу сделать, – вот, о чём я думаю по ночам, когда смотрю на пламя костра и кутаюсь в плед.
А утром я с новыми силами поднимаюсь на ноги и продолжаю свой путь, не оставив в себе ни капли от ночной слабости. Иногда я действительно бываю хладнокровной, но это так утомляет. Однако я понимаю, что мне нельзя сдаваться. Я должна бороться, чтобы в моей жизни был хоть какой-то смысл, чтобы, умирая, я ни о чём больше не жалела, потому что у меня уже есть в списке то, о чём я буду раскаиваться перед смертью.
Путь от Вашингтона до Лос-Анджелеса – это моё личное путешествие Хоббита, и я должна преодолеть его сама. Чтобы измениться, чтобы изменить весь мир, показав ему то, что творится в моей стране, показав ему мои фотографии…
Глава 2. Тогда
День, когда я впервые узнала о его существовании, – это был день моего рождения. Обычно я никогда его не отмечала, но в этот раз друзья решили устроить для меня сюрприз. Я не люблю сюрпризы лишь потому, что всегда заранее догадываюсь о них, но в этот раз это действительно было неожиданно. Мне было интересно и любопытно играть в игру, которую устроили мои друзья, а такое бывает очень редко.
Я работаю фотографом – возвращаясь домой после очередной фотосессии, которую меня попросил устроить знакомый для какой-то парочки, я вижу на двери квартиры прикреплённый конверт. Я редко заглядываю в почтовый ящик, да и никто мне не присылает никаких писем, поэтому этот белоснежный конверт без каких-либо надписей меня немного настораживает. Обычно такими способами присылают компрометирующие фотографии, но меня, увы, не в чем подловить. Даже не знаю, что нужно прислать, чтобы начать меня шантажировать.
День выдался тяжёлым – я отлично поработала и к тому же жутко устала. У меня не было настроения открывать конверт, потому что мои мысли были о том, чтобы добраться до холодильника, где находится мой торт, взять его и отправиться куда-нибудь в красивое место, чтобы наделать ещё кучу снимков. Лишь бы никто не мешал, лишь бы отстали со своими поздравлениями, которые я слышу уже целый день. Звонки, сообщения, подарки. Мне бы просто побыть в одиночестве и насладиться тишиной.
Я всегда пытаюсь себя этим утешить, когда понимаю, что праздник вышел не так, как я хотела бы.
Я хватаю пальцами конверт и открываю дверь, заходя в пустую квартиру. Ловко стаскиваю кеды и отталкиваю их ногой в сторону. Сумку бросаю на пол, а потом распечатываю конверт. Бумага покорно поддаётся и позволяет мне прочитать послание. Всего одно слово:
«Спальня».
Спальня? Я непонимающе хмурюсь, а потом бросаю взгляд в сторону моей комнаты. Меня накрывает понимание, и лёгкая улыбка расплывается на моём лице. Ключи есть только у моей подруги, которая ночует у меня дома, когда ссорится с парнем. Она частенько приходит посреди ночи и, чтобы не будить меня, пользуется запасным ключом. Значит, Катрин уже побывала здесь до меня. Интересно.
Я чувствую, как в груди нарастает любопытство, и направляюсь в сторону спальни, чтобы проверить, что же там устроила моя подруга. В голове уже появляется образ, как на меня набрасывается куча гостей с поздравлениями и криками «сюрприз», как это бывает в фильмах.
Но, когда я открываю дверь, меня охватывает только тишина и одиночество. В квартире, очевидно, никого нет. Зато на кровати лежит букет чёрных роз, платье и туфли. И ещё один белый конверт. Я скольжу взглядом по комнате, надеясь найти ещё что-нибудь, но так ничего не могу обнаружить.
Я немного нагибаюсь и беру конверт, открывая его. Бумага шелестит у меня в руках и послушно позволяет мне прочитать письмо.
«В 20:00 приедет машина. Будь готова. Проезд уже оплачен».
Я только сейчас понимаю, что это не почерк моей подруги. И даже вряд ли её парня. Я впервые вижу эти ровные красивые буквы, и они меня напрягают. Теперь я уже не уверена, что это именно она всё устроила. Хотя, она могла просто попросить кого-нибудь написать эти письма, чтобы сбить меня с толку. Проблема в том, что это практически невозможно.
Бросив конверт на кровать, я беру в руки букет и подношу к лицу. Приятный запах шикарных роз проникает в меня и успокаивает. Мало кто знает, что чёрные – мои любимые.
– Кто же ты? – тяну я, смотря на время.
Сейчас семь часов вечера. У меня есть час, чтобы надеть платье и привести себя в порядок. Действовать по плану незнакомца – это и страшно и интересно. Хоть какое-то разнообразие в моей жизни. Наверное, Катрин просто надоело выслушивать, как скучно я живу в этом мире. Всё-таки сегодня мой день рождения. Пусть я и не придаю этому дню особое внимание.
Я редко ношу платья, и у меня в коллекции от силы можно отыскать всего два. Джинсы, шорты, рубашки – вот, в чём мне удобно существовать в этом мире.
Платье простое: не длинное и не короткое, без рукавов и лишних аксессуаров. Только цвет – космос. Словно тысячи звёзд собрались на этой небольшой ткани, чтобы порадовать меня своей красотой. Катрин знает, что я люблю всё необычное, и это не исключение. Туфли тёмно-фиолетовые. Кажется, у меня действительно нет выхода. Придётся поторопиться, чтобы успеть к приезду таинственной машины, которая увезёт меня в неизвестном направлении. Увезёт меня в бесконечность.
Я надеваю его и пытаюсь сделать хоть что-нибудь на голове. Это для меня всегда было проблемой – мои руки не приспособлены ни к чему, кроме фотоаппарата. Я не умею делать причёски и нормально краситься, поэтому у меня уходит на это много времени. В итоге я оставляю волосы распущенными, а глаза подкрашиваю карандашом и тушью. Думаю, выглядит неплохо, хотя, Катрин, наверное, опять к чему-нибудь придерётся. Если, конечно, это её рук дело. Больше так-то и некому.
Я не выдерживаю и решаю сделать несколько снимков на память. Себя я редко фотографирую сама, потому что не люблю все эти селфи, которые люди любят выкладывать в инстаграмах и твиттерах. На моём профиле нет ни одного фото со мной, которое я делала самостоятельно. Я ведь фотограф. Я сама создаю вселенные и не люблю быть их частью.
Прежде чем окончательно быть готовой, я думаю, что же мне стоит взять с собой. Небольшую сумочку, деньги, документы на всякий случай и, конечно же, телефон. Даже он забит разными фотографиями, которые я делаю в те моменты, когда под рукой нет фотоаппарата. Наверное, я помешанная. Не могу жить без снимков, как без воздуха. Жестокие наркотики современности.
Прежде чем выйти на улицу, я ставлю цветы в вазу с водой и ещё раз осматриваю себя в зеркале. Почему-то именно сейчас меня охватывает волнения перед неизвестностью. Мои догадки могут быть ошибочными и глупыми. Что, если это какой-то маньяк, который устроил всё это, чтобы развлечься?
Нет. Глупости. Кому я нужна? Такая чёрствая эгоистка, которая даже эмоции не может нормально выразить. Не нужно многого ожидать, не нужно придумывать, как я всегда делаю, ничего не нужно, чтобы потом не расстраиваться, что всё вышло не так, как я хотела. Сейчас я просто сяду в машину, которая за мной приедет, а там будь что будет.
Я немного улыбаюсь, отступаю от зеркала, последний раз бросая на своё отражение взгляд, чтобы запомнить, какая я могу быть красивая, а потом моргаю и отворачиваюсь, направляясь к выходу. Направляясь в неизвестность, потому что уже 19:59.
Глава 3. Тогда
На улице меня действительно ожидает чёрный автомобиль, припаркованный напротив подъезда, – вечерние лучи солнца играют на его полированной поверхности и отражаются, словно от зеркала. Стёкла затонированы, из-за чего автомобиль ассоциируется у меня с мафией, а не с обычным такси.
Я медлю, прежде чем решаюсь направиться в сторону авто. Шум города отступает на задний план – я слышу голоса детей и чувствую лёгкий летний ветерок, охватывающий моё тело. Сегодня 19 июня. На улице хорошая погода, светит солнце, а на небе нет практически никаких облаков. Это странно, потому что обычно в день моего рождения всегда дождь, сырость, холод и, самое главное, пустота.
Я взмахиваю рукой и хватаюсь цепкими пальцами за ручку двери – она открывается с тихим щелчком. Я замираю – на мгновение мне кажется, что не стоит садиться в эту машину, к этому незнакомому водителю, который пытается увезти меня в неизвестность, – но потом я вижу на заднем сидении ещё один конверт, и любопытство охватывает меня в свои объятия, затягивая внутрь.
Дверь хлопает, двигатель заводится, и авто отъезжает.
Водитель молчит – я вижу его тёмные волосы и карие глаза в зеркале заднего вида. Парень изредка смотрит на меня, словно я его старая знакомая, но по этому отражению я так и не могу понять, что именно пульсирует в его глазах. Ему на вид примерно двадцать восемь.
Мне сегодня исполняется двадцать четыре, и я до сих пор не могу поверить в это. Двадцать четыре…
А совсем недавно мне исполнялось восемнадцать, я поступала в университет на фотографа и думала, что нет ничего лучше, чем наслаждаться студенческой жизнью. Тогда мне казалось, что жизнь только начинается.
Но теперь в ней почему-то больше нет смысла.
Я кошусь в сторону конверта и какое-то время смотрю на него, но потом не выдерживаю, хватаю его пальцами и быстро открываю. Почерк тот же.
«Наслаждайся поездкой. Пропуск в конверте».
Я заглядываю внутрь и вижу небольшой бейджик с моей ужасной фотографией. Интересно, куда он? Здесь ничего не написано, кроме «FP». Это какой-то концерт? Или театр? Хотя, если это всё устроила моя подруга, то вряд ли я еду в какое-то романтичное место. Скорее всего, это клуб. Вот только я не хожу по таким местам, и именно поэтому, наверное, не могу распознать, какому заведению принадлежит этот бейджик.
Платье, туфли, любимые цветы – она точно готовит меня к какой-нибудь вечеринке в клубе. И почему я так уверена, что это Катрин?
Я надеваю на шею бейджик, понимая, что он портит весь мой облик, кладу конверт с письмом в свою сумочку и откидываюсь на сидение. Взгляды водителя меня не напрягают – я даже не обращаю на них никакого внимания, погружаясь в свои мысли, – и я даже не сразу замечаю, что на заднем фоне играет какая-то тихая мелодия. Что это? Что-то знакомое…
Мы долго стоим в пробке – тишина успокаивает, и я даже рада, что парень ничего не спрашивает и не говорит. Иногда в такси попадаются такие назойливые водители, что хочется повеситься.
А с ним спокойно. Будто бы его вообще не существует.
Мы едем в сторону окраины города, наверное, в объезд. Навязчивая мысль о том, что водитель машины мог сам всё это подстроить, никак не покидает меня. Вдруг, он какой-нибудь сталкер, который следил за мной длительное время, а теперь решил с помощью всего этого увезти куда-нибудь в свой загородный дом и запереть в подвале? Могла ли я видеть его где-нибудь раньше? Могла ли…
Нет. Его лицо кажется мне незнакомым. Но ведь это не даёт мне уверенности в том, что этот парень не маньяк? Я знаю, что я параноик.
– Куда мы едем? – решаю спросить я, но незнакомец не отвечает.
Он смотрит на меня в зеркало и немного прищуривается в улыбке. Лицо у него милое, но всё равно, если что-то пойдёт не так, у меня всегда в сумочке припрятан перцовый баллончик. Пусть я им никогда и не пользуюсь, постоянно забываю о его наличии, да и вряд ли вспомню в экстремальной ситуации о его существовании…
Мы проезжаем Парк Грейвелли Пойнт и едем в сторону аэропорта – я смотрю на реку и вижу, как вечерние лучи солнца отражаются в воде. Это красиво и даже приятно. Я достаю телефон и начинаю фотографировать, потому что не могу упустить возможности запечатлеть этот момент.
На какое-то мгновение мне кажется, что мы едем в аэропорт, где меня ждёт очередной конверт, но машина проезжает мимо и направляется к Александрии. Там мы останавливаемся – я смотрю в окно и вижу, как огромная толпа людей в сотне метрах от нас запускает воздушные шары. Кажется, у кого-то свадьба… Или это просто вечеринка. Неужели мне надо именно сюда?
Я делаю несколько снимков, но из автомобиля не выхожу. Мне почему-то неловко, когда я вижу, как шары улетают в небо, чтобы исчезнуть где-нибудь далеко отсюда. Я слышу крики и пение. Музыку. Но я понимаю, что это место точно не для меня. Здесь красиво, но…
Я смотрю на водителя, словно ожидая его указаний, но парень разглядывает людей, веселящихся вдали, и совершенно не обращает на меня никакого внимания. Я жду.
Наконец, незнакомец снова нажимает на педаль газа, и в тот момент, когда с земли поднимается стая голубей, сбивая друг друга на пути, мы уезжаем. Я делаю несколько снимков, пока машина окончательно не скрывается за поворотом.
Больше мы нигде не останавливаемся – дорога ведёт обратно к центру Вашингтона, откуда мы и начинали. Я понимаю, что мне надоедает эта поездка. Наверное, Катрин с самого начала добивалась этого, чтобы потом эффектно появиться в моей жизни.
Нам требуется около двух часов, чтобы добраться до нужного места, – машина останавливается возле какого-то здания. Я нагибаюсь, чтобы взглянуть на него, и вижу ярку вывеску «fabulous paradise».