Ленни Голд в поисках самого себя. Агни

– Запомни, дорогой, чтобы внимание было чистым, твоя печень должна быть здоровой. Употребляй в еду только свежие и качественные продукты. Избегай всего, что избыточно: слишком жирного, слишком крепкого, слишком острого, слишком соленого, слишком сладкого, слишком кислого. А самое главное, Лоло, ты ни в коем случае не должен есть гнилое и пить гнилое. А потому след исключить из употребления алкоголь и напрочь забыть о его существовании. Хотя спирт, сам по себе, очень и очень дельное открытие.

Она показала на столпы белого света над двумя местами города:

– Сначала посмотрим, где жил и творил Моцарт, а потом я покажу тебе, как средство для очищения поверхностей и обеззараживания превратилось в инструмент одержимости, не без вмешательства демонических сил, я думаю.

Они начали неспешную экскурсию со старого города на левом берегу реки у подножия горы и немедленно погрузились в очарование старины. Сразу же за мостом начались узкие средневековые улочки, ведущие к маленьким уютным площадям с фонтанами, статуями, римскими мозаиками, клумбами, где на ярко-зеленой траве цветы росли не стихийно, как в природе, а в определенном человеком порядке, высаженные так, что создавали сложный орнамент. Под вывесками с давней историей ютились фамильные магазинчики, лавки и мастерские. Несколько стародавних, до сих пор действующих церквей перекликались мелодичным звоном колоколов.

Чивани затянула Ленни в одну из них. Они устроились на задней скамье, насладились неповторимым светлым, словно воздушным интерьером и отсутствием прихожан, послушали, как кто-то невидимый репетировал «Реквием» Моцарта на великолепном органе, декорированным фигурами музицирующих ангелов. Играли непрофессионально, то быстро, то медленно, вроде как вчитываясь в ноты, все время запинаясь на одном и том же месте. Но как только Ленни и чивани направили на него свое внимание, мелодия выровнялась, плавно перетекла через труднодоступное место и полилась дальше свободно и без затруднений. Чивани закрыла глаза:

– Да… этот реквием… не воплощение скорби, любви и веры, как некоторые любят комментировать. Это прощание с телом, которое одновременно так любило простые человеческие радости и наслаждалось божественными, которое так болело из-за недопонятости и пренебрежения, которое так страдало от погружения в грязь и несчастья, и которое сопротивлялось скоротечности жизни, проявляя непреходящее. Это прощание с эмоциями, которые веселили, и которые давали возможность услышать людям хотя бы слабый всплеск божественного. Это прощание с разумом, который смог так просто втиснуть в маленькие значки на нотной бумаге божественные мелодии, который мог управлять пальцами так, что эти мелодии освобождались и звучали не только для него, но для всех, кто желал их слушать и впитывать, который радовался сам и через музыку давал радость другим.

Чивани, кивнув на скульптуры ангелов, сказала:

– Наверное, они подыгрывали Моцарту, когда никто не видел.

Они послушали реквием еще пару раз, с улыбкой отметили, что исполнение стало намного лучше, и решили двигаться дальше.

Фасады чудесно сохранившихся трехэтажных, слепленных между собой домов времен средневековья казались очень узкими, но на самом деле такими не были, так как продолжались вглубь, образуя внутренние обустроенные пространства для зимних садов, мастерских и лавок. Каждый дворик был маленьким произведением искусства с колоннами, балюстрадами, перголами, арками, цветами в аркадах, каждый со своей неповторимой атмосферой.

Им не понадобилось спрашивать у местных жителей дорогу к дому Моцарта.

Струящийся белый свет вокруг дома призывно манил их к себе. Когда подошли ближе, Ленни даже почудилось, что в свете звучала какая-то легкая, солнечная мелодия. Но когда он окунулся в свет, музыка заполнила каждую его клеточку. Ленни даже перестал дышать, боясь спугнуть ее.

– Это Моцарт создал такую атмосферу, или он изначально жил в ней? Если он жил в свете, в постоянном окружении музыки, он не мог не творить ее. Ему требовалось только записывать ее. А если это он создал такую ауру, то какой же силой он обладал? И вообще, был ли он человеком?

– Да… для посвящения ничего делать не нужно, кроме как отказаться от своего эго и условностей.

Они поднялись по узкой крутой лестнице. Дверь в квартиру, из которой сделали бесплатный городской музей выдающемуся земляку, была открыта. И если до нее была некая подготовка, то сразу за порогом начиналось глубинное погружение в ауру творчества.

Все в семье Моцарта были музыкантами, композиторами и певцами разной степени одаренности. Их посещали друзья музыканты, профессионалы и аматоры, любители музыки, покровители талантов. Здесь всегда сочиняли, музицировали, импровизировали. Эта атмосфера оказалась многократно сильней воздействия аур людей, живших здесь до создания музея, и праздных посетителей после начала его работы.

Затаив дыхание, чивани и Ленни прошли скромную кухоньку. Обошли комнаты с невысокими потолками, с непритязательной обстановкой. Главное место в каждой комнате занимали музыкальные инструменты.

– Ни один предмет здесь не принадлежал самому Моцарту, кроме нот и писем, – произнес Ленни.

– Откуда ты знаешь?

– А ты разве не видишь?

– Нет, а ты видишь?

– Ты забыла, что я человек земли, ведь все вещи, которыми мы пользуемся, сделаны из минералов, растений и животных. У них у всех изначально разный цвет, свет и интенсивность излучения энергетического поля. Они немного меняются, когда человек обрабатывает их. И изменяются сильно, если сделаны дваждырожденным. Тогда предмет начинает еще и светиться. Конечно, звучит странно – свет в свете. Как бы тебе объяснить? Это как красный свет вдруг становится освещенным изнутри. Он остается красным, но… становится более яркий и насыщенный.

– Забавно. Вообще-то те, кто видит ауру вещей, одержимы мертвыми духами. Но ты…

– Хочешь, научу? Мне земля показала.

– Как?

– Ну…

Перед глазами мелькнуло воспоминание. Как он, десятилетний мальчик, по заданию учителя сидел и силился что-то увидеть. Он то выпучивал глаза, то смотрел на все через ресницы, то одним глазом, то другим. И вдруг ласковые руки Бхуми закрыли ему глаза. А когда она их убрала, он начал видеть свет от всего, что его окружало.

– Ты видишь всегда?

– Нет, когда захочу или в опасной ситуации, или в абсолютной темноте.

– Полезное умение, однако. Учи.

– Сейчас. Если Бхуми позволит.

Ленни обратился к ней за разрешением дать увидеть чивани ее энергетические излучения.

– Она велела закрыть тебе глаза.

– Ты мне закроешь или я сама?

– Сама.

Чивани с готовностью узнать что-то совсем новое для себя, закрыла глаза, почувствовала легчайшее прикосновение к своему лицу, будто паутинка, несомая ветром, щекотно скользнула по коже, вызвав желание почесаться.

– Можешь открыть глаза.

– Матерь божья! Как это возможно?

Все вещи в комнате излучали свет, свойственный только своей природе. У предметов из камня один цвет, из растений – другой, из животных – третий. Разные породы и виды отличались лишь оттенками и интенсивностью цвета. Но ни одна не светилась.

Они снова обошли все комнаты. Белый свет изливался только от стопки нот и писем, написанных рукой самого Моцарта и сентиментально перевязанных им красной ленточкой.

– Как удобно. Вот было бы хорошо всегда видеть и цвет, и свет, и духов стихий…

– И мертвых духов, и демонов…

– Теперь я всегда смогу видеть свет предметов или это только на один раз?

– Пока я с тобой. Так сказала Бхуми.

– Ага. Ну ладно. Надеюсь, я еще долго буду получать удовольствие от твоего общества.

– А я от твоего.

Они поулыбались, довольные друг другом.

– Кстати, на другом берегу есть еще одна квартира Моцарта, где он жил несколько лет, пока не переселился в Вену. Пойдем?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.