Сотая казнь

Тимур Суворкин

Сотая казнь

Глава первая. Тринадцатое февраля

Люди напрасно думают, что городские окраины серы и безлики. Окраина самое яркое место в городе. Вот чернеет груда мусора, вот желтеет снег в переулке, а чуть дальше, на истоптанной земле белеет в багровой луже чье-то тело. Что тут говорить – целая палитра.

Ну, а судя по оживлению у дверей трактира, оттенков красного в ней сейчас должно было прибавиться.

– Ты смотри! Что за невидаль? Где это видано, чтоб девка с мечом шлялась? – спустившиеся с крыльца гуляки неспешно обступали свою жертву.

Мэрган не удостоила их ответом.

– Эй девка, я к тебе обращаюсь! – главный в компании (судя по грязной, но дорогой одежде явно загулявший отпрыск мелкого аристократа), пошатываясь от выпитого подошел к ней вплотную, – Не дело тебе с железкой ходить, а то ведь пальчики себе обрезать можешь.

Вновь не удостоив того ответом, девушка неторопливо вытащила оружие, поймав на лезвие свет масляного фонаря. Отблеск получился слабым. Фонарь горел тускло, едва освещая пятачок земли под собой. Судя по всему трактирный слуга был не дурак, и щедро приправлял свою кашу выдаваемым на освещение конопляным маслом. Тем не менее люди замолчали. Гуляки уставились на тяжелый клинок с закругленным тупым концом. Клинок который не оставлял не малейшего сомнения в профессии его владельца.

Пьяный азарт исчез с лица аристократа, сменившись гримасой недоумения, какой-то немного детской обиды, тут-же перешедшей в брезгливость, будто вместо меча девушка держала в руках гниющую крысу.

– Еще претензии есть? – Мэрган подарила окружающим ее людям самую ехидную из улыбок, но те в ответ только шатнулись от нее как от зачумленной.

Больше не смотря на гуляк, Мэрган вошла в трактир.

– Ищите ночлега? – трактирщик оценивающе оглядел вошедшую.

– Комнату на одну ночь.

– Два медяка, если в общем зале спать будете, четыре медяка если отдельную комнату на втором этаже пожелаете, да еще один медяк сверху: герцогский сбор с наемников, – трактирщик виновато указал на пристегнутый к поясу Мэрган меч.

– Я не наемница.

– Это что ж, неужто в стражу начали девушек набирать? Куда ж все катится? Да вы не беспокойтесь, не беспокойтесь, я вам тогда даже медяк скину с цены.

– И не из стражи.

Трактирщик испуганно икнул, явно приняв гостью за наемную душегубку.

– П-простите старого д-дурака. Н-не признал. Я ж все понимаю, я ж вашего брата завсегда приючу. Лучшие комнаты к вашим услугам, – хозяин заискивающе улыбнулся мгновенно пододвигая к девушке кружку пива, – Рекомендую крайнюю комнату на втором этаже. Самая лучшая. Один раз даже аристократ останавливался. Правда он был пьян…

– И судя по всему очень сильно, – Мэрган оглядела устланный гниющей соломой пол. Затем посмотрела на запуганно трактирщика, без труда разгадав его нехитрые мысли, – Да, к твоему сведению, к наемным убийцам я тоже отношения не имею.

– Но вы же…

– Да мне платят за то, что я убиваю людей…

– Ну так бы сразу и сказала, – вид у трактирщика стал такой, будто ему запихнули в рот горсть зеленых слив, – Золотари, живодеры, могильщики и ваш брат здесь не обслуживаются, у нас место приличное, сюда вон даже люди герцога заходят.

– Уймись уже, – сидящий недалеко от них человек, произнес это слово тихо, но трактирщик сжался, будто на него наорали. Хотя нет, к ору трактирный люд привычен.

Не проронив более ни слова, сидящий поманил Мэрган пальцем.

Внимательно поглядев на него, девушка неспешно приблизилась и повинуясь кивку села на неудобный стул.

Нежданный заступник был немолод, очень коротко стрижен и неприметен лицом. Впрочем ему и не нужны были приметы. Бархатной ткани одежда расшитая золотой нитью, блестящий камнями пояс и наконец, валяющиеся прямо на столе перчатки с серебряными бляхами, все говорило о том, что Мэрган стоит перед Очень Большим Человеком.

– Когда городу понадобился палач и совет отправил письмо мастеру Гийому, дабы тот выслал своего ученика, то я никак не ожидал, что персона окажется женщиной. Никак не ожидал, – прервал ее размышления незнакомец, – У тебя хоть опыт есть?

– Откуда вы знаете о письме? – Мэрган разом подобралась, ожидая любой неприятности, – И как вы меня нашли?

– Работа у меня такая. Начальствую я над охраной герцога. И все знать обо всех обязан. Тем более, если кто-то претендует на должность столичного палача. Ну а учитывая, что в письме тебе рекомендовали этот трактир, а мои люди есть на всех дорогах вокруг столицы… В общем не так то и сложно было устроить нашу встречу. Так я повторяю, опыт есть?

Мэрган кивнула. Опыта у нее было много. Об этом свидетельствовал ее меч, рукоять которого она и показала начальнику стражи, точнее не рукоять, а множество тонких черточек на ней, если быть точным – девяносто восемь.

– Не плохо, очень неплохо… – в глазах мужчины отразилось уважение, – А если еще учесть, скольких тебе наверняка довелось препроводить на виселицу… Коль не секрет, кто был твоей последней работой?

– Лот Рыжий, убийца наемный. Слышали такое имечко?

– Допустим. Неужто от твоих рук? Жаль, выходит теперь не верну уж должок… Хоть и мерзавец, а ножом владел как никто, – глава охраны приблизил лицо к стоящему на столе сальному огарку, чтобы было лучше видно шрам над бровью.

– Насчет ножа не знаю, но верток был не в меру, чуть с эшафота не сбежал. Чуть… – Мэрган коснулась своего оружия.

Подошедший меж тем трактирщик заискивающе заулыбался, быстро подавая Мэрган пшенную кашу и скверного вида сыр. Конечно же на деревянной тарелке (впрочем и на том спасибо). Вслед за этим на столе появились кружки быстро наполнившиеся вином.

– Тут какое дело… – человек герцога испытующе посмотрел на Мэрган, – Я конечно понимаю, что нанял тебя городской совет, но есть у нашего многоуважаемого герцога одно маленькое дельце, которое нужно как можно скорее уладить. Конечно абсолютно законное и притом неплохо оплачиваемое.

Ссориться с герцогом в первый день приезда в столицу, Мэрган, как и любому другому человеку, не хотелось, и пододвинув к себе кружку, она принялась слушать.

– Ты наверняка устала с дороги, но не мешало бы прямо завтра с утра наведаться в тюрьму. Давно уже коменданту с одним сидельцем разобраться помочь надо. А потом уж можешь спокойно идти к городскому совету, чтобы он тебя принял на работу, – начальник герцогской охраны полез под куртку и всыпал в руку Мэрган горсть монет. Тяжесть в ладони была приятна, а металл холодил руку и грел сердце. Но вот когда Мэрган разжала ладонь и посмотрела на то, что на ней лежит, дыхание перехватило: в свете грязного, оплывшего сального огарка, тускло заблестело золото.

– Вам что там всю тюрьму перевешать надо, да еще начиная с самого коменданта? – охрипшим голосом проговорила Мэрган.

– Я бы конечно не отказался… Но умереть должен лишь один: герцог наш чародея в тюрьму кинул. Тут уж сама понимаешь дело щекотливое… Говорят, что город у нас просвещенный, ан нет, каждый в суевериях погряз. Боятся люди на колдуна руку поднимать. Вот он и мается в камере как неприкаянный. А у меня голова болит: кто этих чародеев знает, вот возьмет, завтра обернется птицей да и улетит, ищи его потом.., – начальник стражи досадливо поморщился, – Ну что, ты возьмешься?

– А не боитесь, что завтра искать придется не чародея, а меня? Деньги то не малые.

– А не боишься, что тебя завтра все же найдут? В канаве? – улыбнувшись и видно посчитав разговор оконченным, собеседник палача пружинисто встал и кинув на стол монету отправился к выходу.

В узкие щели ставень снятой ею комнаты пробивался лунный свет, беззаботно играя на тусклом золоте монет. Мэрган вглядывалась в обретенное богатство. Семь золотых кругляшей, обещающих безбедную жизнь на целый год вперед.

Палач покачала головой, через силу вырываясь из сладких грез, после чего извлекла из сумки кувшинчик с чернилами, сделанными из смешанной с камедью сажи и пергамент. Закончив с приготовлениями, девушка старательно, закусив кончик языка начала выводить послание. Писать было сложно, ведь она пыталась вывести буквы ясно, и в то же время начертать их без нажима и используя как можно меньше чернил, чтобы потом можно было соскоблить текст и написать новое послание на том же листе. Не переводить же драгоценный материал попусту?

Впрочем дело спорилось – ей ничто не мешало, а времени было в достатке. Зал внизу уже затих и постояльцы погрузились в сон. Только на кухне кто-то тихо бренчал котлами, периодически испуская протяжные вздохи.

Равномерно скрипело перо выводя все новые ряды текста. Мэрган писала к своему учителю, пересказывая ему тот месяц, что она добиралась в столицу из приграничья.

Наконец закончив, перечитав письмо и подправив ошибки, палач скрутила пергамент и тяжело завалилась на соломенный матрас. Сон пришел быстро. Скорее даже не сон, а воспоминание, закутанное в пелену дремы. Воспоминание, которому скоро должно было исполниться десять лет.

Город… Мэрган все еще было непривычно ходить по его улицам. Не проноситься верхом, держась одной рукой за спину отца, а второй прижимая к носу надушенный платочек, чтобы хоть как-то побороть стоящий на улицах смрад, а именно идти мешаясь с грязной, оборванной толпой. Чувствуя как становится ее частью. Собственно она ей уже стала, и только наметанный взгляд мог подметить, что надетое на ней, покрытое копотью рванье еще несколько дней назад было сшитым из лучшей материи платьицем.

Город напоминал Мэрган оборотня, который за одну ночь обратился из верениц ярких зал и просторных особняков, в темные подвалы и продуваемые ветром загаженные переулки…

Болело тело, еще не успевшее залечить полученные несколько дней назад удары и ссадины. Невыносимо хотелось есть. Лишь тошнотворные запахи с лотков торговцев помогали ей бороться с голодом.

Мэрган не знала, что ей делать. Для девочки ее возраста внезапно оказавшейся на улице есть очень мало путей. Конечно бордели всегда нуждаются в молодом пополнении, да и в уличные актеры можно податься, даром что ли музыке с младенчества обучалась… Мэрган поежилась. Таких мерзких перспектив она еще не знала, впрочем бордели это еще ладно, но вот к актерам она не хотела попадать ни при каких обстоятельствах, продажные девки по крайней мере торгуют телом, а это гонимое церковью отребье не стесняется продавать публике свою душу.

Значит оставалось только воровство. Или убийство. Ни в том ни другом опыта у нее не было, но первое было явно легче. Вздохнув, она оглядела толпу. Скорее всего ей повезло как и всем новичкам. Острые глаза сразу выловили из людского потока высокого старика, одетого в темно-синюю форму городского служащего. Абсолютно непримечательного, если не считать висящий на его поясе меч в потертых ножнах. Сейчас он неторопливо рассчитывался с лоточником. Немалый кошель в его руке мелодично звякал, будто прощаясь с каждым отсчитанным медным кружком.

Глубоко вдохнув стоящий на улице смрад, Мэрган размяла исцарапанные руки. Затем быстро зашагала к старику, став выжидать когда что-нибудь отвлечет его внимание.

Удобный момент настал уже на углу улицы: жертва на миг остановилась, заслушавшись баснями уличного проповедника. Тут же прильнув к старику, Мэрган аккуратно запустил руку в его карман нащупывая шершавый бок кошеля. И мир потонул в боли…

Прежде Мэрган никогда не чувствовала такого и даже не предполагала, что вывернутая рука могла принести столько страданий. Весь мир, что весь мир, все ее я, влилось в несчастную конечность обращаясь в пульсирующий в такт боли ком.

Захват исчез, когда кость уже казалось готовилась дать трещину, однако рука старика продолжила кандалами смыкаться на руке Мэрган.

– Только не вырывайся, а то выдеру тебе руку ко всем бесам. Ишь чего удумала… Средь бела дня, посреди честного люда… И у кого посмела воровать? У меня? – старик грозно нахмурился рассматривая пленницу, – Неужто храбрая такая, с палачом шутки-шутить?

Мэрган которую как и всех детей палачами пугали с самого детства, вздрогнула и затравленно заозиралась. Впрочем это было напрасно, заступаться за воришку никто и не думал.

– А ну-ка пойдем со мной, – качнув головой, с седыми коротко остриженными волосами, палач сноровисто втащил ее в людской водоворот.

Конец, сейчас затащит в свою лавку, разрежет и пустит на зелья – пронеслось в голове Мэрган.

Только когда среди деревянных домов начали появляться каменные, народу на улицах прибавилось, а небо исчезло из-за нависающих над улицами вторых этажей, Мэрган поняла, что возможно еще поживет, и тащит ее палач не в свое мерзкое логово, а в самый центр города.

И точно, вскоре он уже вталкивал ее в затопившее главную площадь людское море. Море которое сейчас билось о цепочку стражей окруживших добротный, свежесколоченный эшафот, на котором еще суетились тюремные плотники.

Охранники конечно узнали ее пленителя, позволяя им с Мэрган беспрепятственно подняться на край пахнущего свежим деревом помоста.

Один из проходящих вдоль его края стражников остановился, приветствуя палача.

– Гийом, ну наконец, а то мы уж без тебя начать решили, – стражник тут же заржал собственной шутке, – Эй, а это с тобой что за пичуга?

– Молодое поколение. Пыталась доказать, что с ней нужно поделиться моим жалованием.

– А чего тащил сюда? Выпорол бы да и окунул в канаву, там таким самое место, – стражник вновь издал смешок.

– Пороть? Может еще и плетью ее по спине? С ума ты Ганс сошел, да чтобы я задарма да, во внеурочное время работал? – палач гневно покачал головой, – Лучше уж она тут постоит. Это ей полезней будет. Посмотрит чем такие как она закончить могут, да прикинет, не стоит ли более честным трудом себя занять.

– Странный ты, Гийом, тут народ с утра кулаками хорошее место себе выбивает, а ты за то, что она кошельки ворует, вообще ей самый лучший обзор дал. Ну дело твое, – стражник положил руку на плечо Мэрган и палач отошел на другой край помоста начав разговаривать с суетящимся там герольдом.

– Девка, сразу предупрежу, я не Гийом, я не добрый. Начнешь вырываться или прочие шалости творить шею сверну как куренку. Так что стой и смотри. Тем более когда ты такое увидишь. Это ж та самая банда, что третьего дня барона нашего с семьей перерезали. Ни охрана не помогла, ни нрав баронский… Впрочем говорят кому-то из семьи убежать удалось, только их на следующий день нашли в приличном отдалении от собственных голов. Оно то и понятно, баронские земли давно себе присмотрел его родственничек из столицы, он то поди головорезов и подослал, да кто теперь докажет.

Ну да впрочем барону туда и дорога, семь шкур со своих крестьян драл сволочь такая, если б я в город не сбежал, поди сейчас бы так и батрачил на его полях в тряпье еще похуже чем у тебя. Мне даже жалко что этих разбойников поймали. Впрочем это ничего, их сперва вешать хотели, но наш бургомистр долгих лет ему жизни, припомнил как барон на него псов спустил, так что велел их казнить по благородному, усечением главы. Ладно, начинают уже, ты стой, смотри, да мне не мешай.

Мэрган молча повиновалась. Между тем тот кого страж называл Гийомом неторопливо прошелся перед построенными в ряд людьми. Они были похожи: грязные, побитые жизнью. С виду простые мужики, если только не считать ярких шелков их одежд, которые были кому-то малы, а на ком-то висели мешком. Судя по сорванной коже почти на каждом пальце, награбленных колец и прочего драгоценного улова их уже лишили.

Казнь начиналась. Приговоренные по одному обратились к Гийому, прощая ему то, что он совершит через пару мгновений. Кто-то говорил истово, веря, что это зачтется ему на том свете, кто-то просто боялся разозлить палача: все хорошо знали, что раздраженный мастер вполне может срубить голову не на первом, а на двадцатом, тридцатом ударе.

Закончив ходить вдоль помоста Гийом наконец вынул меч из ножен. Первый из осужденных кинут на колени. Осенний ветер разносит голос герольда. Важно кивает со своего места седовласый судья. Взлет меча в небо. Солнечный луч на безупречном лезвии. Свист воздуха. Стук. Помост окатило фонтаном крови. Тело страшно задергалось, заскребло руками, будто пытаясь обрести свободу. Заулюлюкала, заорала толпа, подавшись вперед, поближе к льющейся крови.

Мэрган почувствовала как к горлу подступила тошнота. На казни она смотреть не любила, хотя ее семья бывала на них часто. В приграничье с увеселениями было тяжело. Меж тем снова раздался голос герольда. Снова стук. Рука стража держит подбородок Мэрган не давая опустить голову. Голос. Стук. Голос. Стук. Голос. Стук.

Вскоре Гийом управился со всей шеренгой. Устало стерев пот со лба, он неторопливо возвратился на край помоста.

– Ну что посмотрела? Выводы сделала?

– Да ты на ее глазищи посмотри, наверняка сделала, да еще полные штаны, – стражник вновь блеснул своим изящным, словно походка пропойцы под утро, остроумием, после чего отправился к уже расходящимся дружкам.

– Ну а ты что стоишь? Иди! Иди отсюда и не возвращайся. Не хочется мне тебя на помосте видеть, – Гийом чуть подтолкнул Мэрган.

Девчонка осталась на месте смотря на палача. Палач тоже смотрел на нее, разглядывая покрытые сажей черные волосы, изорванное, грязное платье. На лице отразилась догадка. Впрочем спрашивать палач не стал. Да Мэрган и не ответила бы.

– Неужто совсем идти некуда, горе? Ох, прав был Ганс, надо было выпороть тебя прям там да и все… Ладно чему-нибудь то ты обучена?

– Конечно, – Мэрган наконец справилась с собой, заговорив медленно и спокойно, – Грамота, риторика, логика…

– Еще что-нибудь столь же бесполезное?

– Уроки хороших манер и даже введение в астрономию. Умею играть на трех музыкальных инструментах.

– Да на что мне все это? Логикой сыт не будешь, а астрономией полы не помоешь… А за то что грамотная, тебе еще и монахи по шее накостыляют, так, на всякий случай, чтоб ты у них потом хлеб не вздумала отбирать. Полезному то тебя чему обучали? Прясть, корзинки плести, еду готовить?

Мэрган смущенно уставилась в землю.

– Руки бы оборвал твоим учителям, – Гийом потер подбородок. – Ну хоть убираться ты обучена?

– Научусь. Честное слово научусь.

– Ладно, пойдем… Ох, за что мне все это старому…

Глава вторая. Четырнадцатое февраля

Утром в деревне люди просыпаются от криков петухов. В столице кажется от криков людей просыпаются петухи. В невыносимую рань уже орут друг на друга возчики с товаром, ругаются купцы и перекликиваются стражники. Молоты кузнецов стучат без устали, скрипят двери и ставни.

Не в силах больше зажимать уши, Мэрган продрала глаза, оделась и прихватив меч сошла по лестнице, заставив испуганно замолкнуть собравшийся в трактире, дабы пропустить кружку перед работой, мастеровой люд. Не говоря ни слова и изобразив на лице вежливую улыбку, вид которой чуть не заставил трактирщика нырнуть под стойку, палач вышла на задний двор. Распугав очередь посланных за водой кухарок и ежась зимнего холода девушка быстро умылась возле колодца, обжигая кожу ледяной водой.

Закончив с умыванием Мэрган отошла к стене и принялась натачивать свой меч. Камень весело завжикал по и так острому, без единой зазубринки лезвию: таким мечом не преступникам, а статуям головы рубить можно…

Не отрываясь от работы Мэрган окинула двор взглядом. Служаночки и кухарки во все растущей очереди перед колодцем испуганно кидали на нее короткие взгляды. Подмигнув им, Мэрган последний раз лихо вжикнула точильным камнем и убрав меч в ножны отправилась обратно в трактир.

Быстро позавтракав, палач выспросила дорогу к тюрьме и прихватив свои деньги, инструмент да не расставаясь с мечом вышла на улицу. А собственно, что палачу еще надо брать с собой? Все остальное выдаст город.

Что ни говори, а Лис Седьмой был сегодня не в духе. Вообще с жизнелюбивым герцогом это происходило в двух случаях: когда был пост и когда он плохо высыпался. Сегодня произошло и то и другое, а потому он угрюмо косился то на стоящего в дверях начальника охраны, то на лежащий на блюде бобровый хвост (слава священникам, после долгих просьб и угроз знати они наконец признали такую очевидную вещь, что если бобр живет в воде и у него хвост покрыт рыбьей чешуей, то значит он сам рыба).

Чуть подумав, будто решая с кем расправляться в первую очередь: с хвостом или пришедшим с утренним докладом охранником, он наконец жестом разрешил стражу говорить.

– Мой герцог, ночь прошла без происшествий, разве что горожане пожгли дом пекаря вместе с ним самим…

– А что так? – герцог наконец принялся за бобра, разрывая мясо зубами.

– Да как всегда, ржаной хлеб продавал как белый.

– Опять рыбьей костью отбеливал, мошенник?

– И костью и мелом… Так если б только отбеливал, он еще и мух, да букашек всяких под видом изюма запекал.

– Ты не мог бы перестать слушать доклады, когда мы завтракаем? – сидящая рядом с мужем герцогиня с опаской отложила хлеб, взяв сушеную грушу.

– Любимая, у меня и так нет времени… – герцог принялся есть сделанное из перемешанного с приправами рыбьего фарша подобие яйца и вновь посмотрел на главу охраны, – Гилберт, что еще?

– Черный повар вновь охотился. Под утро на окраине нашли дочь гончара с вырезанными легкими. Убита судя по всему прошлым вечером. Добавлю, что есть и следы зубов, равно как и выгрызенные куски мяса на ногах и руках, но мне кажется это собаки…

– Нет ну это уже слишком! – герцогиня отшвырнула тарелку с плавающей в бульоне курицей (тоже уместной во время поста, ибо как говорил архиепископ Норнбергский, отец Фогель, сотворена птица с рыбами в день один, и как можно есть рыбу плавающую в море, так и курицу что в бульоне плавает в пост есть благословляется).

– Октавия, потерпи, он уже заканчивает, ведь так? – герцог хмуро уставился на главу охраны, но тот к его недоумению так и остался на месте.

– Еще минуту мой герцог. Я хотел сказать, что придумал решение проблемы с вашим бывшим чернокнижником.

– Да неужели? – герцог красиво изогнул бровь, отставляя тарелку с густым соусом, – Весь внимания.

– Этой ночью я посещал таверну, где имел интересный разговор…

– Гилберт, мне казалось, что я плачу тебе за мою охрану, а не за прогулки по трактирам.

– Я нашел палача, для чародея.., – не смутившись продолжил начальник охраны.

– Не ври… Настолько глупые люди, обычно не могут держать не только меч, но даже ложку.

– Она с границ герцогства и вряд ли знает, кто таков этот чернокнижник. Ну а я позабыл рассказать о том, что те несчастные священники, которые пытались допросить его каленым железом, не успев войти в камеру, покрылись коростой и струпьями, да сгнили на руках своих любящих братьев через пару дней, пожираемые изнутри кошмарными червями.

Раздался шелест платьев, и прижимающая руки ко рту герцогиня вскочила из-за стола, выбегая за дверь. Лис Седьмой горестно вздохнул и тоже прервал трапезу, погрузившись в размышления.

– Ладно. Жалко ее, да что же поделаешь. Убивать то чародея как-то надо, – наконец нарушил молчание герцог, – Казнь проведи сегодня. Если выживет, назначить ей пособие.

Зал где трапезничал герцог подернулся рябью и исчез, вновь сменившись дном заполненной не слишком чистой водицей деревянной миски.

Потерев руки, чернокнижник зашагал по камере, кутаясь в дранный, черного шелка плащ. Голубые, полные ярости глаза невидяще смотрели на влажные стены.

Что ни говори его характер с детства оставлял желать лучшего. Ну а когда он стал чародеем, характер испортился окончательно. А когда через несколько лет он занял место личного чернокнижника герцога его знакомые поняли, что до этого он вел себя просто образцово. Ну а когда чернокнижника заточили в сырой тюремной камере, туда старались не забираться не то что тюремщики, но даже крысы.

Только что подслушанный разговор о собственной казни, доброты колдуну не добавил. И похоже он уже знал на ком выместит всю накопившуюся за время заключения злобу.

Вот уже добрую сотню лет, как пузатые башни главной тюрьмы герцогства подпирали небо. Сотню лет крепость из дикого камня штурмовали толпы народа, пытались жечь и рушить, сотрясали бунты, но все это проходило, а тюрьма так и стояла, лишь ширясь и распухая во все стороны.

Стараясь ставить сапожки в кучи помоев (так как остальная часть проулков была заполнена вещами гораздо более худшими) Мэрган наконец подобралась к самому ее фундаменту и пошла вдоль стены разыскивая ворота. Раньше когда тюрьма стояла за окраиной города, в чистом поле, это было бы проблематично, и ее бы давно окликнул бдительный часовой, но теперь бедные кварталы разрослись, точно гангрена охватывая Норнберг и стоявшая наособицу тюрьма внезапно оказалась в осаде жмущихся друг к другу косых халуп.

Наконец она нашла ворота с калиткой. Постучала. За крепкими досками не произошло никакого оживления. Мэрган стукнула сильнее. И еще сильнее. Когда от ее ударов с крыш домов начали подниматься вороны, окошко калитки наконец распахнулось, и на нее уставился налитый кровью глаз.