По ту сторону Солнца

– Мы это уже учитываем. Сейчас наша фракция готовит некоторые изменения в "Закон об активной защите граждан". По этим изменениям судимые лица не смогут приобретать лицензии. Как вы знаете, уже внесены некоторые изменения, и теперь запрещена продажа лицензий на защиту от детей в возрасте до 18 лет.

– А вы знаете, что уже покупают лицензии и убивают одиноких стариков-владельцев квартир? – выкрикнул из зала журналист одной популярной газеты.

– Законотворчество – сложный процесс. Сразу всё предусмотреть очень нелегко, но мы прорабатываем и этот вопрос. Очевидно, каждому пенсионеру будет безвозмездно выдан ваучер-лицензия, действительный после смерти его владельца. Нечто, вроде завещания. Владелец такой лицензии записывает в ней, что он заказывает наказание виновника его насильственной кончины, отдаёт её в специальное агентство, исполняющее его волю, и спокойно живёт дальше.

– А кто будет платить агентству за убийства? – выкрикнула вопрос бойкая девица.

– Этот вопрос пока только прорабатывается. Конечно, а нашем законе еще есть отдельные недостатки, но по своей сути, в общем и целом, закон о лицензиях на убийство – как его некоторые неправильно называют, а правильнее будет сказать: «Закон об активной защите граждан» – один из самых демократичных законов, принятых в последнее время. Не побоюсь сказать, что это вообще один из самых демократичных законов в мире. Это ещё один шаг на нашем пути к полной демократии. Покупая лицензии, граждане начинают себя чувствовать более защищёнными в результате чего, поднимается их производительность труда, и наша экономика наконец-то выйдет из состояния коллапса. Ну а бюджетники перестанут страдать от хронических невыплат зарплат, поскольку продажа лицензий вкупе с собираемостью налогов, а в дальнейшем и с бурным ростом экономики, позволят солидно пополнить бюджет страны.

В зале поднялся солидный мужчина и представился:

– Григорий Петров, Информационное агентство «Наши Вести». А вам не кажется это аморальным? Вам не кажется, что государство не должно поощрять убийства гражданами друг друга, пусть и на законных основаниях? Эти ваши индульгенции…

На полуслове пресс-конференция была прервана и на экране телевизора замелькала реклама.

По улице быстро шагал затянутый в кожу огромный детина в тёмных очках, с золотой цепью на шее, с кастетом в руке и здоровенным ножом за поясом. Под курткой у него легко угадывался короткоствольный автомат.

Оглядываясь, от него убегал маленький тщедушный мужичок в очках и с авоськой в руках, одетый в мешковатые штаны, сандалии на босые ноги и в застиранную полосатую рубашку. Детина, не отставая и не сбавляя шага, но и не ускоряясь, шагал за убегающим мужичком и почти догнал и загнал его в угол, как вдруг мужичок увидел дверь с надписью «Департамент по лицензированию» и, недолго думая, скрылся за этой дверью. Через секунду дверь распахнулась, и на порог вышел тот же самый мужичок, но в то же время и не тот.

За одну секунду он успел вырасти раза в два, переодеться в хороший костюм с галстуком, плечи его расправились, вместо авоськи в его руках появился кейс, нелепые, с одним расколотым стеклом очки исчезли, а вместо них появились другие – в модной элегантной оправе.

Вытянув правую руку, преобразившийся в супермена джентльмен, с улыбкой, будто он рекламировал зубную пасту, показал бланк, на котором крупными буквами было начертано: «Лицензия на активную защиту». С детины очки тут же упали, лицо его исказилось паническим ужасом, он вдруг весь съёжился, скукожился и бросился наутёк, теряя на бегу всё своё вооружение. А мужественный голос за кадром громко и пафосно произнёс: « купи лицензию на защиту от своего врага и ты победитель!».

Андрей выключил телевизор.

Перед сном, засыпая, Татьяна сказала мужу:

– Завтра суббота, и я работаю до обеда, а после обеда, раз уж ты не потратил денег, давай пройдемся по магазинам. Может, купим что-нибудь. Тем более, что тебе давно пора купить уже новую куртку, а то ходишь у меня как оборванец какой.

– Хорошо, там видно будет. Я тогда зайду за тобой часа в два.

– Заходи. Только Андрюша, девчонкам ничего не говори, а то Наташка, если узнает, что ты с деньгами, попросит взаймы. Она хочет купить лицензию на свою свекровь, чтоб та оставила ее в покое со своими придирками.

Немного помолчав, Андрей спросил у жены:

– Тебе не кажется, что весь мир потихоньку сходит с ума, а заодно, и мы вместе с ним?

Ответом ему было молчание, нарушаемое лишь тихим посапыванием жены и тиканьем будильника, стоявшего на прикроватной тумбочке…

2.

“…На выборах Президента городской администрации города Адамосмитовска убедительную победу одержал независимый кандидат Митрофан Беспредельщиков, широко известный в определённых кругах под псевдонимом Паскуд Паскудыч. Он намного опередил всех остальных претендентов, пообещав навести, наконец, порядок на градообразующем предприятии ”Красный пулемёт”, в результате чего, рабочие этого предприятия станут получать зарплату деньгами, а не запчастями к изделиям, выпускаемым на их предприятии…“.

(Из сообщений агентства ИАНВ).

Иосиф Ильич Воробейчик вернулся домой с заседания ячейки в приподнятом настроении. Кризис власти налицо, и на заседании они только об этом и говорили, строя планы на ближайшее будущее и ставя перед собой задачи на текущий период.

А ещё, сегодня был величайший день в истории человечества – День рождения Великого Ленина.

С утра Иосиф Ильич со своими единомышленниками возложили цветы к мавзолею, потом устроили небольшое шествие. Затем состоялись Ленинские чтения, после которых во время чаепития пели любимые песни Ильича. И уже вечером прошло заседание ячейки. В общем, день был насыщен важнейшими мероприятиями.

Постепенно же его настроение становилось всё хуже и хуже. Ужинал он на кухне в полном одиночестве, поскольку жена, вероятно, смотрела свой очередной мелкобуржуазный сериал, дочь в своей комнате слушала какую-то белиберду на иностранном языке, а студент-сын болтался неизвестно где.

Семью Иосиф Ильич проглядел, и это угнетало его больше всего. За всеми своими общественными делами, он так и не заметил, как его дети и даже жена отдалились от него, от его идей и почти перешли в стан врага. А ведь как было бы хорошо, если бы жена была не только женой, но еще и партийным товарищем, а дети вступили бы в ряды молодёжной организации его Партии. Сколько бы веса он приобрёл, какую бы значимость в глазах своих товарищей, если бы на митинг пришёл вместе со всей своей семьёй. Какой это был бы пример другим товарищам!

И что же вместо этого? Ничего. Вместо того, чтобы вместе с отцом бороться за светлое будущее всего трудящегося человечества, дочь, уже заканчивающая школу, слушает на магнитофоне какую-то иностранщину и мечтает стать – подумать страшно! – фотомоделью или манекенщицей, чтобы в одном купальнике красоваться перед новоявленной буржуазией. Вот до чего доводят эти магнитофоны, это гнилое телевидение, на корню купленное империалистами Запада и их внутренними последышами. Недаром во времена молодости Иосифа Ильича в ходу был лозунг «Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст!». Гениальное предвидение! Так все и произошло! Ведь как было правильно сделано, что почти до семидесятых, все приемники подлежали обязательной регистрации. То же самое нужно было сделать и относительно магнитофонов. Да и вообще, зачем они нужны, эти магнитофоны проклятые? Слушать разные буги-вуги, вместо того, чтобы заниматься политучебой и трудиться на благо Родины и ее могущества? А ведь, сколько ценных, стратегически важных материалов и радиодеталей идет на их изготовление вместо того, чтобы идти на оборону страны от внешних и внутренних врагов.

От волнения у Иосифа Ильича пропал аппетит, он вскочил с табурета, нервно размял папиросу , отчего она вся рассыпалась, вытащил из пачки новую "беломорину" и схватил коробок спичек, оказавшийся пустым. В раздражении бросая коробок в мусорное ведро, Иосиф Ильич заметил на холодильнике зажигалку сына. Схватив ее, Иосиф Ильич жадно прикурил и отправил зажигалку вслед за пустым коробком в ведро. Нечего пользоваться капиталистическими штучками. Эта зажигалка стоит дешевле его "Беломора". Сколько раз он твердил сыну, что Запад их специально развращает, подсовывая свои дешевые одноразовые товары, чтобы они впали в зависимость от этого проклятого Запада, а он, усыпив их бдительность, стал бы диктовать им свои условия, и, в конце концов, окончательно поработил бы их. В ответ сын только ухмылялся, показывая свою полную политическую близорукость.

Перекурив, Иосиф Ильич почувствовал себя значительно лучше, и, почти успокоившись, заглянул в комнату к дочери.

Лежа на тахте и слушая магнитофон, дочь листала какой-то журнал. Иосиф Ильич пригляделся – не порнографический ли, и, не заметив ничего предосудительного, спросил:

– Елена, ты выучила уроки?

Вздрогнув от неожиданности, дочь подняла голову на отца, удивленно посмотрела на него и, улыбнувшись, ответила:

– Папуль, ну ты же не на заседании своей ячейки. К чему такая официальность? К тому же, сегодня пятница, а завтра, если ты помнишь – суббота, и нам дали выходной.

Немного смутившись от улыбки, которой его одарила дочь и которая ему так нравилась, Иосиф Ильич потоптался на месте и, не найдя ничего лучшего как сказать: – В твоем возрасте я учился по шесть дней в неделю, – он закрыл дверь.

– Ты уже поужинал, Осик?– спросила у него жена, оторвав взгляд от журнала, который она просматривала, не обращая внимания на включенный телевизор.

– Да, – бухнулся Иосиф Ильич в кресло, с неудовольствием посмотрев на яркий журнал в руках жены с полунагой красоткой на обложке.

Из всех людей на Земле, жена одна называла его Осиком. Дочь звала его папулей, сын – отцом или батей, а товарищи по партии чаше всего по имени-отчеству и изредка – Ильич, на что он всегда поправлял: "Не Ильич, а Иосиф Ильич", считая, что зваться вот так просто – Ильич, он не достоин. Честно говоря, ему нравилось, когда его звали именно Ильичом. Но после того, как однажды, несколько лет тому назад, дочь спросила за столом: "Папуль, что значит – от Ильича до Ильича без штанов и калача?". Иосиф Ильич стал ощущать какую-то двусмысленность, когда к нему обращались только по отчеству.

Полистав журнал и убедившись, что любимого сериала уже не будет, жена встала и направилась на кухню, а Иосиф Ильич с ненавистью уставился на замельтешившую на экране рекламу. Вот она, эта дьявольская выдумка мировой буржуазии, разрушившая с таким трудом построенное, единственное в мире справедливое общество, где всё было подчинено человеку труда.

Себя, Иосиф Ильич, разумеется, считал человеком труда, поскольку после школы полтора года проработал сначала учеником, а потом слесарем на машиностроительном заводе сельскохозяйственной техники. Потом была армия, где он стал кандидатом в члены любимой партии. После армии была неудачная попытка поступить в институт, полгода службы в милиции, откуда он был вынужден уйти по состоянию здоровья из-за близорукости, снова завод, где он наконец-то стал членом партии, и учёба в Университете Марксизма-Ленинизма. За два года учёбы он получил высшее образование и, после окончания, стал руководителем партийной организации сначала цеха, а потом и небольшого завода безалкогольных напитков. На этом воистину важнейшем и ответственнейшем посту он протрудился до 91 года, когда после совершенно незаконного, безответственного и даже, как считал Иосиф Ильич – гнуснейшего запрещения парторганизаций на предприятиях, – вся страна рухнула в пропасть.

Некоторые его товарищи по партийной учёбе стали руководящими работниками довольно высоко уровня, а Иосиф Ильич проработал на своём нелёгком посту почти всю свою трудовую жизнь. И только лишь после девяностого понял, почему ему был закрыт доступ выше. Из-за его непримиримости и партийной принципиальности!

Как-то раз, ещё в начале восьмидесятых, у них на заводе решением товарищей из Министерства пищевой промышленности началось производство и розлив американского напитка под непонятным для советского человека названием "Пепси-Кола". Куда только не обращался Иосиф Ильич, в каких инстанциях не побывал, доказывая, что это политически незрелое, неправильное, а, возможно, и просто вредительское решение.

После того, как Иосиф Ильич побывал на приёме у члена ЦК партии, его вызвал второй секретарь райкома и сказал: "Слушай, Ильич. Ну что ты всё мечешься и лезешь с разной ерундой к занятым людям? Ты бы посмотрел на календарь – время-то нынче другое. А ты всё ходишь, доказываешь что-то, учишь. Ты же не Ильич Первый и не Ильич Второй и, уж тем более, не Иосиф Великий, а всего лишь Иосиф Ильич", – подмигнул Иосифу Ильичу секретарь, выпроваживая его из кабинета.

После того разговора Иосиф Ильич был неделю подавлен и растерян, и только несколько лет спустя понял, кто во всём виноват. Именно вот из-за таких перерожденцев, пробравшихся в руководство партии, некогда единая, самая умная, честная и совестливая партия стала прибежищем проходимцев. А потом раскололась на множество мелких партий, в одной из которых – единственно правильной и стоящей на платформе Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и состоял сейчас Иосиф Ильич, став уже не рядовым партийцем, а заместителем председателя ячейки.

Размышления Иосифа Ильича прервал появившийся на экране председатель Комитета всеобщей безопасности, проводивший свою очередную пресс-конференцию. «Вот ещё один ренегат и предатель нашего дела» – подумал, глядя на него Иосиф Ильич. О чём говорит ренегат и предатель, он не слышал, поскольку выключил звук ещё во время рекламы. Да это и не важно, о чём он говорил. Что мог сказать этот соглашатель, если он кормиться из рук власти и сам является властью, которая финансируется воротилами Западного бизнеса, а раз так, то и он куплен этими воротилами. И ничего хорошего, умного и полезного он сказать не мог, разве что разоблачить самого себя и покаяться в деятельности, приведшей к развалу партии и страны.

Не в силах больше смотреть на экран, Иосиф Ильич покрутил головой по сторонам, стараясь найти себе какое-нибудь другое занятие. Взгляд его упал на лежащую на столе газету. Газета была не его Партии, ибо свои газеты Иосиф Ильич аккуратно подшивал. Другие же газеты – не принадлежащие его Партии, он не читал, да и что могли написать эти жалкие, продажные листки, отпечатанные на хорошей бумаге и за границей? Рука Иосифа Ильича непроизвольно потянулась к газете, чтобы, спустя мгновение, яростно скомкав, растерзать её. Он уже схватил продажный листок, как вдруг из газеты посыпались какие-то листы бумаги. Иосиф Ильич взял один из них, посмотрел на текст, отпечатанный на принтере и, заинтересовавшись, нашёл начало текста и углубился в чтение.

Это оказался черновик статьи, вышедшей в той самой газете, растерзать которую хотела рука Иосифа Ильича. Статья называлась "Ко дню рождения человека без трудовой книжки". Обычный пасквиль. Якобы, у первого руководителя Страны Советов не было никакого трудового стажа, и за всю жизнь он только около полугода проработал помощником адвоката. И за это, его по всем советским законам должны были бы осудить, как тунеядца. И то, что он уклонялся сам от службы в армии и других призывал к уклонению во время войны, что по тем же советским законам во время войны грозило бы ему "стенкой". И за призывы к войне гражданской его бы тоже не погладили по голове и не вручили бы премию мира. И то, что он был идейным вдохновителем создания концлагерей для своих сограждан, – такие обвинения против самого человечного из человечных не были новостью для Иосифа Ильича. Ему доводилось читать ещё и большую мерзость. И его уже не поражало то, что у кого-то поднималась рука писать, печатать и продавать такое. Это его уже не поражало. Его поразило другое. Иосифа Ильича поразила подпись под статьёй. А под статьёй стояла фамилия его – Иосифа Ильича.

Не в состоянии прочитать статью до конца, Иосиф Ильич бросил листки на стол и, вскочив, бросился на кухню.

Жена Иосифа Ильича – Тамара Александровна, сидя на табурете, срезала мясо с костей для холодца и, завидев мужа, предложила ему:

– Осик, иди помогать. И косточек можешь поглодать.

Не обращая на её слова никакого внимания, Иосиф Ильич, с трудом подбирая от волнения слова, запинаясь, спросил:

– Это…это…это что там за самиздатовская литература у нас на столе?

– На столе? В газетке? – продолжала супруга и дальше спокойно заниматься своим делом. – Это, наверное, Веня оставил, забыв убрать в свою комнату. Он прибежал днём из университета, бросил газету на стол и снова убежал, даже не пообедав. Там ещё письмо тебе какое-то лежит.

Иосиф Ильич с минуту молча смотрел на спокойную жену, а потом, не выдержав, выдохнул:

– Да как он мог?! Как он мог принести в дом такую провокационную литературу?! Как он мог написать такое чудовищное… – он не мог подыскать подходящее слово.

– Ой, Осик. Сейчас же времена совсем другие. Что ты так разволновался. Можешь читать, что хочешь и писать, что хочешь.

От такого политического невежества Иосиф Ильич не сразу даже нашёлся, что сказать.

– Да ты понимаешь?! Да ты понимаешь, что ты говоришь?! – подыскал он всё-таки подходящие слова. – Как ты можешь сравнивать? Когда наша партия была единственной направляющей силой общества, тогда и газеты, и радио, и телевидение говорили только правду, потому что выражали взгляды трудового народа. А сейчас, за исключением нашей Партии и нашей газеты, все остальные только врут. А сейчас наш сын пишет какую-то фальшивку, её печатают, он приносит её в дом, и ты говоришь, что ничего страшного. А что я теперь скажу товарищам по Партии, если они узнают об этом возмутительном поступке?

– Ничего не говори. Какое им дело до того, что пишет и читает твой сын?

От таких слов Иосиф Ильич уже чуть было не потерял сознание.

– Да что ты такое говоришь?! – уставился он на жену. – У меня в голове не укладывается, что ты можешь спокойно такое говорить. Да разве я могу что-то утаивать от товарищей по Партии?

– Ну, хватит, – чуть повысила голос супруга. – Хватит уже морочить мне голову своей партией. Ты бы вместо того, чтобы шляться по митингам, да просиживать на собраниях штаны вместе с остальными бездельниками, лучше бы больше времени уделял семье и дому.

Спорить со своей супругой Иосиф Ильич не то, чтобы боялся, но, когда она сердилась, он относился к ней с некоторой боязнью и тревогой. С некоторым трепетом, как попавший в вытрезвитель коммунист, вызванный после такого проступка на бюро райкома.

Здесь следует заметить, что основной доход в семью приносила именно Тамара Александровна. Так уж сложилось, что пока Иосиф Ильич занимался у себя на заводе нелегким делом воспитания трудящихся, получая за это, прямо скажем, не слишком высокую зарплату, жена его занималась более простым и лёгким делом – разными выкройками и прочей ерундой. А поскольку в этой ерунде она заметно преуспела, и к ней даже выстроилась небольшая очередь из жён более удачливых однопартийцев Иосифа Ильича, то и супруга его имела хорошее вознаграждение за свою легкомысленную деятельность. Конечно, куском хлеба Иосифа Ильича никто не попрекал, но все знали, что своим благополучием семья, прежде всего, обязана Тамаре Александровне. И Иосиф Ильич, разумеется, это тоже понимал. Понимал он также и то, что борьба за дело трудящихся – дело святое, но единство и целостность семьи дело тоже не последнее. Да ведь и как он может бороться, не имея у себя за спиной крепкого, надёжного тыла? В общем, спорить со своей супругой Иосиф Ильич не решался. Только однажды, когда она поднял вопрос об открытии своего собственного ателье, тем более что нашлись люди, готовые ей помочь, зная, какой она мастер, Иосиф Ильич решительно воспротивился. Он не мог допустить, чтобы жена коммуниста была эксплуататором и прислужницей буржуазии. Впрочем, Тамара Александровна ни на чем и не настаивала, считая открытие собственного ателье, делом слишком хлопотным, да и рискованным.

И сейчас тоже Иосиф Ильич не стал спорить с супругой. Он в возмущении покинул кухню, послонялся немного по квартире, не зная, чем себя занять, и, наконец, взгляд его упал на плотный конверт из хорошей бумаги. Адрес на конверте был отпечатан на принтере или на машинке и предназначался конверт лично Иосифу Ильичу.

Вскрыв этот загадочный конверт, он обнаружил в нём лишь один листок плотной бумаги с каким-то непонятным вензелем вверху.

Начиналось письмо с обращения:

"Многоуважаемый господин Воробейчик!".

Иосиф Ильич от такого обращения слегка поморщился и бегло прочитал весь текст: "Приглашаем… Пролетград… любителей … премного благодарны… настоятельно рекомендуем…".

– Чушь какая-то, – проворчал себе под нос Иосиф Ильич. – Жулья развелось… Непонятно, откуда они все только взялись, – бросил он листок на стол, выбрасывая заодно из головы и это глупейшее письмо.

Перед тем как заснуть, Иосиф Ильич посмотрел на уже спящую жену и подумал, что завтрашний день будет очень непростым и, возможно, одним из решающих в их борьбе за счастье всего трудового человечества. Ещё Иосиф Ильич успел подумать, что и Ильич, наверное, чувствовал то же самое в величайшие дни октября 17-го…

3.

"…Несмотря на то, что нищие, собирающие на улицах подаяние, уличные музыканты, женщины лёгкого поведения, продавцы газет в розницу, мойщики машин на перекрёстках и ещё некоторые категории граждан обязаны теперь использовать в своей деятельности кассовые аппараты, доходы в бюджет страны продолжают падать. Как нам стало известно из компетентных источников, правоохранительные органы готовятся провести рейд по привлечению к ответственности вышеперечисленной категории граждан за не использование ими кассовых аппаратов и за неуплату налогов…"

( Из сообщений агентства ИАНВ).

Аркадий Палий сидел на собрании Организации и делал вид, что внимательно слушает очередного выступающего оратора.

Конечно, его волновало то, о чём говорили выступающие. Всё это его очень волновало, иначе он не вступил бы в Организацию. Но в данный момент его волновал человек, сидящий в президиуме. Человек этот волновал Аркадия больше всего на свете.

Прямой, с военной выправкой, уже немного с сединой в волосах, бывший подполковник был заместителем руководителя Организации, и именно он волновал сейчас Аркадия. Если этот подполковник узнает, что он натворил, то Аркадию не жить. А если он хочет всё-таки жить, то нужно бежать. А куда бежать? И что делать с Иркой? Бросить её? Она этого не хочет. Не бросать? Чем тогда это всё закончится? Может, всё рассказать подполковнику?

– Они пролезли во все структуры управления государством, в армию, в милицию и даже в органы безопасности, – убеждённо вещал оратор с трибуны.

– Некоторые из них – самые ловкие и пронырливые, пролезли даже в нашу Организацию. – Поэтому нужно немедленно создавать свою собственную службу собственной безопасности. Я понимаю, что к товарищам по Организации нужно относиться с бо́льшим доверием, но мощь и целостность Организации для меня превыше всего. Мы не можем рисковать. Сначала вычистим нашу Организацию от всех случайных элементов, а потом приступим к очистке всего государства от этих элементов и от кое-каких других. Впереди у нас много работы, и для этой работы необходима кристально чистая Организация. Мы возложили на себя непростую задачу, но мы одни можем справиться с ней.

Посмотрев в сторону президиума. Оратор предложил:

– Давайте доверим создание службы собственной безопасности подполковнику Шипилову. Мы все знаем его как человека честного, как патриота своей страны, и каждый из нас может, не задумываясь, отдать за него жизнь.

Чью жизнь, каждый готов отдать не задумываясь, оратор не сказал, а зал дружно зааплодировал. После аплодисментов и небольшой паузы, подполковник, встав, произнёс короткую речь, поблагодарив своих единомышленников за оказанные ему честь и доверие.

С преданностью в глазах Аркадий смотрел на подполковника и хлопал в ладоши вместе со всеми, усиленно при этом, ломая голову над тем, говорить ли подполковнику о себе и Ирке или нет. Подполковник же, подняв руку, отчего в зале моментально установилась тишина, объявил, что собрание закончено и через два дня он доложит Организации о кандидатурах и о структуре службы собственной безопасности.

Вместе со всеми выйдя из Дворца культуры, где проходило собрание, Аркадий, распрощался с товарищами и уселся в машине, ожидая подполковника. Тот ещё задерживался, и это немного радовало Аркадия, поскольку позволяло хотя бы немного оттянуть разговор. Но с другой стороны – сколько же можно оттягивать?

Поправляя зеркальце заднего обзора, Аркадий мельком взглянул на заднее сиденье, с которого и начались все его напасти. Хотя нет, напасти, наверное, начались раньше, когда у него возникло желание научиться водить машину. Чёрт бы побрал эти машины! Кто их только придумал?..