Черная Призма

Конечно, невозможно было не выделяться с такими глазами, подобными изумрудному небу, усыпанному рубиновыми звездами. Каррис была красно-зеленым бихромом – почти полихромом. Это «почти» она ненавидела всю жизнь. Ее красная дуга уходила в субкрасный настолько далеко, что она могла извлекать огонь, но она не могла извлекать стабильный субкрасный люксин. Она провалила экзамен. Дважды. Не имело значения, что она могла извлечь больше субкрасного, чем большинство субкрасных извлекателей, или то, что она была самым быстрым извлекателем, которых когда-либо встречал Гэвин. Она не была полихромом.

Но с другой стороны, полихромы были слишком ценными, чтобы разрешать им вступать в Черную Гвардию.

– Каррис! – позвал Гэвин, догоняя ее.

Она остановилась, поджидая его с озадаченным видом.

– Владыка Призма, – вместо приветствия сказала она, всегда соблюдая этикет на людях. Она явно до сих пор не прочла то письмо.

Он приноровился к ее шагу.

– Значит, – сказал он, – Тирея?

– Жопа всех Семи Сатрапий, – ответила она.

Пять лет, пять великих целей, Гэвин. Он ставил перед собой цели с тех пор, как стал Призмой, как фокус и отвлечение от мыслей. Семь целей на каждый семилетний срок. И первая была – рассказать Каррис всю правду. Правду, которая может разрушить все. Что я сделал. Почему. И почему я разорвал нашу помолвку пятнадцать лет назад.

И за это ты будешь вечно гнить в этой синей темнице, братец.

– Важная миссия, – сказал он.

Она пожала плечами:

– И как это важные миссии не заводили меня еще в Рутгар или Кровавый Лес?

Он хмыкнул. Рутгар был самым цивилизованным и процветающим государством Семи Сатрапий, и, конечно, будучи зеленым извлекателем, Каррис не могла не испытывать сильного влечения к Зеленым равнинам. А вот Кровавый Лес был местом, откуда происходил ее народ, и среди сосен она с юных лет не бродила.

– Почему бы тебе тогда не сократить поездку? Я бы мог доставить тебя туда.

– В Тирею? Это же на той стороне моря!

– Это по дороге к тому цветодею, с которым мне надо разобраться. – И мне может больше не подвернуться случая побыть рядом с тобой.

Она нахмурилась:

– Похоже, там в последнее время что-то много цветодеев.

– Всегда кажется, что их в последнее время много. Помнишь прошлое лето, когда появилось шесть за шесть дней, а потом ни одного за три месяца?

– Ну да. А какой? – спросила она. Как большинство извлекателей, она испытывала особую ненависть к цветодеям своего цвета.

– Синий.

– А. Догадываюсь, что вы разберетесь с ним. – Каррис знала об особенной ненависти Гэвина к синим лучедеям. – Минутку, вы охотитесь за синим цветодеем… в Тирее? – спросила она, поворачиваясь к нему, чтобы посмотреть на него своими призрачными зелеными глазами с красными искорками.

– На самом деле в окрестностях Ру, – прокашлялся он.

Она рассмеялась. В тридцать два года на ее лице появились лишь еле заметные морщинки – как ни печально, скорее мимические линии, чем следы улыбки, но ямочки на щеках были все те же. Это было нечестно. После стольких лет знакомства женская красота не должна попадать прямо в сердце мужчины и стискивать его до остановки дыхания. Тем более если она никогда не достанется ему.

– Тирея в тысяче лиг от Ру!

– Да ладно. В лучшем случае двести. Если ты перестанешь тратить дневные часы, споря со мной, я мог бы доставить тебя туда до заката.

– Гэвин, это невозможно. Даже для тебя. Но даже если бы и было возможно, я не могла бы просить тебя…

– И не надо. Я сам вызвался. Скажи мне, ты предпочла бы торчать две недели на корвете? Сегодня ясно, но ты же знаешь, как налетают эти штормы. Я слышал, что во время твоего последнего плавания ты так позеленела, что могла бы извлекать прямо из своей кожи.

– Гэвин…

– Важная миссия, не так ли? – спросил он.

– Белая убьет тебя за это. Она назвала твоим именем язву. В буквальном смысле.

– Я Призма. Это дает некоторые преимущества. И я люблю греблю.

– Ты невозможен, – сдалась она.

– У всех нас есть свои маленькие таланты.

Глава 10

Кипа разбудил запах апельсинов и дыма. Было все еще жарко, вечернее солнце проникало сквозь листву и щекотало его лицо. Он каким-то образом сумел добраться до одной из апельсиновых рощ, перед тем как потерял сознание. Кип посмотрел вдоль длинных ровных рядов в поисках солдат, прежде чем встать. Голова все еще была тяжелая, но запах дыма вытеснил все мысли о нем самом.

Когда он подошел к краю рощи, смрад усилился. Кип увидел вспышки света вдалеке. Он выбрался из рощи и увидел садящееся за поместьем алькадесы солнце, это было самое высокое здание в Ректоне. Пока он смотрел, цвет солнца перешел из красивого темно-красного в более темный, злобный. Затем Кип снова увидел свет – огонь. Густой дым внезапно поднялся в небо и, словно по сигналу, взметнулся вверх в десятке мест по городу. За какие-то мгновения дым расцвел в бушующие над крышами пожары.

Кип услышал вопли. В апельсиновой роще лежала древняя статуя. Горожане называли ее Разбитым человеком. Большая часть ее исчезла за века после падения, но голова по большей части сохранилась.

Кто-то давным-давно вырезал ступеньки на разбитой шее. Голова была достаточно высокой, чтобы наблюдать восход солнца над апельсиновыми деревьями. Любимое место для парочек. Кип взобрался по ступенькам.

Город был в огне. Сотни пехотинцев окружили поселение широким свободным кругом. Когда огонь выгнал каких-то жителей из укрытий, конники короля Гарадула приготовили копья.

Это были старая хозяйка Дельклара и шестеро ее сыновей, каменотесов. Самый здоровенный, Микаель, тащил ее на могучем плече. Он что-то кричал остальным, но Кип не мог разобрать слов. Братья вместе побежали к реке, видимо, надеясь спастись там.

Им не суждено было туда добраться.

Всадники опустили копья, пустившись галопом шагах в тридцати от бегущей семьи.

– Давай! – крикнул Микаель. Со своего места Кип услышал это. Пятеро братьев упали наземь. Зало замешкался. Копье пронзило ему спину и швырнуло наземь. Двое других были заколоты, когда солдаты быстро сменили цель и настигли их у самой земли. Преследователь Микаеля тоже опустил копье, но промахнулся. Копье вонзилось в землю и застряло.

Всадник не успел выпустить оружие и вылетел из седла. Микаель подбежал к солдату и вырвал у него вичарувал. Дико размахнувшись, он почти снес ему голову, несмотря на кольчужное прикрытие.

Но остальные всадники успели натянуть поводья, и через секунду лес сверкающей стали заслонил от Кипа Микаеля, его брата и мать.

Кип почувствовал, что его сейчас вывернет. По какому-то сигналу, которого он не видел и не слышал, всадники отошли назад, построились и помчались к новым жертвам вдалеке. Кип был рад, что находится слишком далеко, чтобы узнать их.

В останки города входила пехота.

Мама! Кип несколько минут наблюдал за пожаром без единой мысли в голове. Его мать была там.

Он должен добраться до нее.

И как он войдет в город? Даже если он пройдет мимо солдат и сквозь пожары, будет ли его мать все еще жива? Люди короля были и в том направлении, откуда он убежал. Они подумают, что «извлекатель», которого они видели раньше, единственная угроза во всей округе. Конечно, они станут его искать. Может, уже ищут.

Если так, торчать на самой высокой точке в апельсиновой роще вряд ли разумно.

И, словно по сигналу, Кип услышал хруст ветки. Может, олень. В конце концов, наступает вечер. В апельсиновых рощах всегда полно оленей после…

Менее чем в тридцати шагах от него кто-то ругнулся.

Говорящий олень?

Кип упал на живот. Он не мог вздохнуть. Не мог шевельнуться.

Они идут убить его. Прямо как они убили Дельклара. Микаель Дельклара был крупным мужиком. Крепким как старый дуб. И они его убили.

Двигайся, Кип, просто двигайся. Сердце колотилось в груди. Его трясло. Он коротко дышал, слишком быстро. Спокойно, Кип. Дыши. Он сделал глубокий вдох и оторвал взгляд от своих дрожащих рук.

Неподалеку отсюда была пещера. Как-то раз Кип нашел там мать, после того как она пропадала три дня. Слухи о пещерах контрабандистов в округе ходили давно, и каждый раз, как у матери кончалась «дурь» и деньги, она шла их искать. Около двух лет назад ей наконец повезло, и она нашла достаточно травы, чтобы не прийти домой. Когда Кип добрался до нее, она уже несколько дней не ела. Почти умирала. Он слышал, как кто-то сказал, что лучше бы она померла ради его блага.

Спустившись с обзорной точки, Кип потрусил прочь, стараясь оставить между собой и тем, кого он услышал, каменную голову. Он бежал почти так же быстро, как побежал бы Сансон, таща на спине другого Сансона. Кип бежал, стараясь ступать тихо, петляя из стороны в сторону по ровным рядам деревьев. И тут он услышал звук, от которого у него кровь застыла в жилах, – собачий лай.

Подстегиваемый страхом, Кип помчался сломя голову. Он не обращал внимания на боль в ноге, на колотье в боку. Он уже направлялся к реке – пещера была на берегу. Кип слышал ругань и крики солдат, может, в двух сотнях шагов за ним, может, меньше.

– Держите собак! Или хотите напороться на цветодея, пока еще светло?

С каждой минутой становилось темнее. Значит, вот почему он все еще жив. Когда темнота скрадывает все цвета, извлекатели вовсе не так сильны. А между полосой дыма и краем клубящихся темных облаков темнело быстрее обычного. Ели бы они спустили собак, они уже настигли бы его. Но когда так быстро темнеет, они, наверное, думают, что безопаснее будет спустить их позже.

Внезапно Кип оказался на берегу. Он наступил на штанину и чуть не упал, едва успев опереться на руку. Остановился. Пещера была выше по течению, вдали от города, не более чем в двух сотнях шагов. Он подобрал два камня, хорошо легшие в ладонь. В пещере он будет прикрыт со спины и боков и сможет… Что? Умереть не так скоро?

Он посмотрел на камни в руке. Камни. Против солдат и боевых псов. Дурак. Чокнутый. Он снова посмотрел на камни, затем бросил один на другой берег реки, ниже по течению. Второй забросил дальше. Затем схватил еще два, потер их о себя и забросил как мог далеко. Последний сломал ветку ивы. Паршивый бросок.

Некогда сетовать. Запах Кипа уже шел вверх по реке – туда, куда ему надо было попасть. Остается только надеяться. Это была отчаянная попытка, но больше ничего не оставалось. Он продолжал двигаться вверх по течению вдоль берега, стараясь не прислушиваться к приближающемуся лаю собак. Затем он вошел в реку, осторожно, чтобы не дать одежде коснуться сухих камней. Там, где он вошел в воду, река делала изгиб, и вскоре он исчез из виду.

– Спускай собак! – крикнул тот же самый голос.

Кип был уже напротив входа в пещеру. С реки ее не было видно за валунами, лежавшими перед входом.

Но как только он выйдет из реки, он оставит собакам запах, а солдатам – мокрые следы на камнях. Он не мог выйти из воды. Пока не мог. Он поднял голову к темным облакам.

Не болтайтесь здесь без толку. Дайте мне дождя!

– В чем загвоздка? Что с ними не так? – крикнул солдат.

– Это боевые псы, сударь, не охотничьи. Я даже не уверен, что они взяли след извлекателя.

Кип прошел вверх по течению еще сотню шагов до места, где русло снова выпрямлялось, а на берегу лежало поваленное дерево, погружаясь в воду. С запахом тут ничего не поделать, но мокрые следы оно скроет. Он рванул к берегу и остановился.

Если он пойдет вниз по реке, он приблизится к тем, кто за ним охотится. Но Кипу дало некоторую надежду то, что солдат упомянул другие следы. Другие следы – то есть другие свежие следы. И если бы не собаки, то пещера была бы самым безопасным местом, чтобы пересидеть ночь.

Сглотнув, чтобы сердце не выскочило из глотки, Кип повернул вниз по течению, к пещере. Он ощутил холодок на коже. Дождь? Он посмотрел на тучи, но, наверное, это было просто воображение. Он подошел к месту над входом в пещеру.

Почти прямо под ним стояли двое солдат. Еще два на противоположном берегу. На каждой стороне было по боевому псу. Голова каждого легко достигала плеча Кипа. Оба были в кожаной броне вроде конской, но без седла.

Кип упал на землю.

– Позвольте сказать, сударь, – сказал один солдат. Видимо, получив разрешение, продолжил: – Извлекатель побежал прямо к реке, затем резко свернул вверх по течению прежде, чем войти в реку? Он знает, что мы идем за ним. Я думаю, он вернулся назад и пошел вниз по течению.

– Когда мы на хвосте? – спросил командир.

– Он не мог не услышать собак.

Это заставило Кипа вспомнить еще кое о чем: псы могут взять след по воздуху, не только по земле. У Кипа перехватило глотку. Он даже не подумал о ветре. Он дул с юго-запада. Путь вел его на восток и потом на север, когда река повернула – туда, куда надо. Если бы он пошел вниз по течению, к городу, собаки тотчас учуяли бы его. Если бы командир подумал об этом, он бы тоже это понял.

– Дождь надвигается. У нас только одна попытка. – Командир помолчал. – Быстро. – Он свистнул и жестом велел людям на той стороне реки идти вниз по течению. Они пустились бегом.

У Кипа снова забилось сердце. Он сполз по берегу к двум большим валунам. Между ними был узкий проход. Казалось, что через четыре шага он упирается в тупик, но Кип знал, что проход резко поворачивает. Он никогда бы его не нашел в прошлый раз, если бы оттуда не сочился едкий, прилипчивый запах дымка. Оролам знает, как его мать обнаружила это место.

Но даже зная, что он на месте, Кип не мог набраться духу, чтобы протиснуться между валунами. Что-то было не так. Не так темно, как должно было бы. Снаружи стояла ночь, Кип загораживал проход, так что внутри кто-то был и у него был светильник.

Кип снова застыл, пока не услышал, как боевые псы залаяли иначе. Они нашли камни, которые он перекинул через реку. Значит, очень скоро они обнаружат его обман. Тьма и теснота душили его. Надо было двигаться, туда или сюда.

Он протиснулся за угол и попал в пещеру контрабандистов. В слабом свете светильника он увидел две сидящие фигуры: Сансона и свою мать. Оба были в крови.

Глава 11

Кип не смог удержаться от вскрика. Его мать сидела, привалившись к стене пещеры, ее некогда синее платье было черно-красным, испачканным запекшейся и свежей кровью. Темные волосы Лины, тоже слипшиеся от крови, казались темнее обычного. Правая сторона ее лица была девственно-чистой и прекрасной. Вся кровь натекала с левой стороны ее головы, сползая по волосам жгутами и расцветая на ее платье. Сансон сидел рядом с ней, закрыв глаза и запрокинув голову, одежда его была почти так же окровавлена.

Веки его матери затрепетали в ответ на его крик. На боку ее головы была чудовищная вмятина. Оролам милосердный, ей проломили череп. Она несколько мгновений смотрела на него, прежде чем осознала его присутствие. В ее глаза было страшно смотреть – левый зрачок был расширен, правый сжался до булавочной головки.

– Кип, – сказала она. – Я и не думала, что буду так рада увидеть тебя.

– Я тоже люблю тебя, мам, – ответил он, стараясь говорить беспечно.

– Моя вина, – сказала она. Веки ее задрожали и закрылись.

У Кипа сердце замерло. Она умерла? До нынешнего дня он никогда не видел чужой смерти. Оролам, это его мать! Он глянул на Сансона, который казался в порядке, несмотря на кровь на его одежде.

– Я попытался, Кип. Алькадеса не стала слушать. Я рассказал ей…

– Даже его собственная семья не поверила ему, – сказала мать Кипа, не открывая глаз. – Даже когда конники догнали его мать и распороли живот его брату, Адан Марта стояла и говорила, что сатрап никогда не сделает такого со своими людьми. Только Сансон спасся. И кто бы мог подумать, что он самый умный в семье?

– Мама! Хватит! – по-детски проскулил Кип.

– Но ты ведь вернулся, Сансон? Попытался спасти меня, в отличие от моего сына. Плохо, что он не попытался помочь мне так, как ты пытался помочь своей семье, может, тогда у меня был бы шанс.

Ее слова затронули в нем источник гнева. Мощный и неуправляемый. Он взял себя в руки, проглотил слезы.

– Мать. Прекрати. Ты умираешь.

– Сансон говорит, что ты теперь извлекатель. Забавно, – с горечью сказала она. – Всю жизнь ты не оправдывал моих ожиданий, а сегодня вдруг научился извлекать. Слишком поздно для всех нас. – Она с усилием сделала вдох, затем открыла глаза и уставилась на Кипа. Сфокусировалась не сразу. – Убей его, Кип. Убей этого ублюдка. – Она протянула ему узкий ларчик из резного палисандра длиной с локоть, лежавший на полу пещеры рядом с ней. Кип никогда прежде его не видел.

Кип взял ларчик и открыл. В нем лежал кинжал – обоюдоострый, из странного материала, ослепительно белый, как слоновая кость, с черной полосой, идущей по центру от рукояти до острия, без каких-либо украшений, кроме семи алмазов, вделанных в сам клинок. Кип ничего в жизни красивее не видел, и ему было все равно. Он не знал, что думать о ценности кинжала, но один ларчик стоил не меньше месячного запаса «дури» для матери.

– Мам, что это?

– А мне казалось, что это Сансон тугодум, – сказала она жестко, глумливо, умирающе, испуганно. – Вонзи это в его гнилое сердце. Пусть ублюдок страдает. Пусть заплатит за это.

– Мам, ты что говоришь? – в отчаянии спросил Кип. – Чтоб я убил короля Гарадула?

Она рассмеялась, и от движения по ее лицу потекла свежая струя крови.

– Ты тупой, глупый мальчишка, Кип. Но, может, тупой клинок сделает то, чего не смог острый. – Голова ее дернулась. Дыхание стало затрудненным. Она уронила голову на грудь, и Кип подумал, что она умерла, но глаза ее снова открылись, сфокусировался лишь один, пригвоздив Кипа к месту яростным взглядом. Ее ногти больно впились в руку Кипа. – Ступай, обучись на извлекателя, иди в… – Похоже, она искала слово «Хромерия» и не находила его. Она заметила это, яростная, испуганная. Это означало, что она действительно умирает. – Научись всему, что нужно, но не забывай обо мне. Не забудь этого. Не слушай его, ты понимаешь? Он лгун. Не подведи меня, Кип. Обучись. А затем убей его, ты понял?

– Да, мама. – Она говорила так, словно знала короля Гарадула. Откуда?

– Кип, если ты хоть немного любил меня, отомсти. Поклянись мне в этом своей никчемной душой, Кип. Поклянись, или, клянусь Ороламом, я буду преследовать тебя. Я не… дам…

Она потеряла мысль.

Кип глянул на Сансона, который в ужасе молча пялился на них.

Ногти матери еще глубже впились в руку Кипа, ее зрячий глаз почти полыхал, требуя его внимания, его обещания. Он сказал:

– Мама, всей душой моей клянусь отомстить за тебя.

Подобие умиротворенности осенило ее лицо, смягчив заострившиеся черты. Затем она тихо рассмеялась, удовлетворенная, и в смехе ее слышалась жестокость – а потом замолкла. Ее рука выпустила руку Кипа, оставив на ней кровавые следы.

– Я не подведу тебя, мама, я пойду прямо в…

Она умерла.

Кип тупо смотрел на нее в необъяснимом оцепенении. Закрыл ее жуткие, налитые кровью глаза.

– Ты не ранен? – спросил Кип.

– А? – ответил Сансон. – Я?

Кип уставился на него.

– Нет, гений, я с покойником говорю. – Это было жестоко, бездушно.

На глаза Сансона навернулись слезы.

– Прости, Кип, я пытался спасти ее. Я опоздал. – Он был на грани срыва.

Кип вел себя как скотина.

– Нет, Сансон. Это я должен извиниться. Не говори так. Это не твоя вина. Послушай. Сейчас нам надо действовать, а не думать. Мы в опасности. Ты не ранен?

Глаза Сансона просияли, он поднял голову, встретил взгляд Кипа.

– Нет, эта кровь не… нет, я в порядке.

– Тогда нам надо уходить прямо сейчас, пока темно и дождь. У них собаки. Они могут выследить нас. Это наш единственный шанс.

– Но, Кип, куда нам идти? – Странно. Вот так запросто Кип стал главным. В нем открылся новый источник силы или просто Сансон был настолько слаб? Нет, даже не думай так, Кип. Он доверяет тебе. Разве этого не достаточно?

А если я не достоин доверия?

– Я собираюсь стать извлекателем, – сказал Кип, – наверное. Значит, надо идти к морю. В Гарристоне найдем корабль до Хромерии.

У Сансона глаза на лоб полезли, он явно подумал о клятве, которую взяла с Кипа его мать, но сказал только:

– А как мы до Гарристона-то доберемся?

– Сначала поплывем по реке. – Кип осознал, что потерял кошелек, который дал ему мастер Данавис. Он даже не помнил когда. Так что даже если они спустятся по реке, они не смогут оплатить дорогу до Хромерии.

– Кип, солдаты окружили весь город. Если они все еще там, нам дважды придется пересекать оцепление. А город все еще горит. Река может быть перекрыта.

Сансон был прав, и почему-то это внезапно взбесило Кипа. Он спохватился. Сансон не был в этом виноват. На глаза Кипа навернулись горячие слезы. Все было безнадежно. Он быстро заморгал.

– Я понимаю, что это глупо, Сансон. – Он не мог посмотреть другу в глаза. – Но других идей у меня нет. А у тебя?

Сансон долго молчал.

– Я видел мертвое дерево на берегу, может пригодиться, – сказал он наконец, и Кип понял, что так друг показывает, что доверяет ему.

– Тогда пошли, – сказал Кип.

– Кип, ты не хочешь… попрощаться? – Сансон кивнул на мать Кипа.

Кип сглотнул, сжимая ларец до белых костяшек.

И что мне сказать? Что мне жаль, что я твоя неудача и разочарование? Что я любил тебя, хотя ты меня не любила?

– Нет, – сказал он. – Пошли.

Глава 12

Мальчики выбрались из пещеры. Кип первым. Наверное, такова цена лидерства. Кип стоял под этими же звездами на реке десятки раз, но сегодня в холодном воздухе висела жажда. Ветер сменил направление, и теперь запах легкого моросящего дождика, раскрывавшего лоно земли, мешался с дымом и слабым свежим ароматом спеющих апельсинов. Раньше этот запах всегда будоражил Кипа. Сегодня он был слабым, эфемерным и призрачным, как и шансы Кипа.

Они добрались до края реки, не увидев ни единого солдата. Они и прежде сплавлялись по реке, ради плавучести все вчетвером вцепившись в деревяшку, но по большей части лежали на спине и позволяли течению нести их. Но они всегда ждали до поздней осени, когда уровень воды спадал. И даже тогда они бывали все в царапинах и синяках от камней. Сейчас была середина лета, и хотя вода стояла ниже, чем весной, она все равно была высокой и быстрой. Это означало, что они смогут проплыть над камнями, о которые ободрались бы осенью, но их куда крепче приложит о те камни, от которых не удастся увернуться.

Сансон нашел палки, которые видел прежде, пока Кип тревожно ждал, высматривая в темноте солдат ниже по течению. Облака над городком пылали оранжевым от горящих внизу пожаров. Сансон вернулся с несколькими сучьями, которых было недостаточно для них двоих. Мальчики переглянулись.

– Бери их, – шепнул Кип. – Я лучше тебя плаваю.

– А что нам делать, если нас увидят? – спросил Сансон.

Кип почти утратил мужество, подумав об этом. А что они могли сделать? Убежать? Уплыть? Ну доберутся они до берега, и куда пойдут? Город горит, а вокруг одни поля. Конники, да еще с собаками, вмиг найдут Кипа с Сансоном.

– Прикинемся мертвыми, – сказал Кип. – В конце концов, мы будем не единственными трупами в воде. Вообще, это было не так – так высоко по течению в реке не должно быть других тел. Если кто из солдат это поймет, мальчики быстро станут настоящими трупами.

Вода была холодной даже так далеко от гор, но не ледяной. Кип лег в воду, и течение повлекло его к городу. Сансон последовал за ним. Их вынесло на первый изгиб и понесло к точке, где Кип впервые спустился к реке. И тут он увидел брешь в своем плане.

Притворяться трупами означало, что на самых опасных участках реки, где им больше всего понадобятся глаза и уши, чтобы понять, не обнаружили ли их, им придется держать уши под водой, а глаза устремлять в небо. Если мальчиков заметят, то они сами поймут это слишком поздно.

Надо было выбираться из воды. Он не мог этого сделать. Кип оглянулся. Сансон уже лежал на спине, расслабившись. Его тащило к другому берегу реки, и течение уже несло его более легкое тело вровень с Кипом.

У Кипа колотилось сердце. Если он сейчас вылезет, Сансон об этом не узнает.

Кип не мог схватить своего друга, не наделав шуму, так что всполошил бы всех в сотне шагов в округе.

С берега из тьмы раздался голос:

– Да, ваше величество. Мы думаем, что извлекатель взобрался по тому дереву. Собаки отследили его дотуда, а потом потеряли след.

Кип заметил факел первым. Кто-то приближался к берегу, не более чем в пяти шагах вниз по течению. Первая мысль – бежать сломя голову – погубила бы его. Он сделал пару гребков вниз по течению, затем лег на спину. Холодная вода заполнила его уши, приглушив все звуки, кроме отчаянно бьющегося сердца. Берег здесь был высотой в полтора шага, достаточно, чтобы даже лежа Кип мог увидеть этого человека. Он был не более чем в двух шагах, когда факел осветил своим мерцающим оранжевым светом властное лицо. В этом лице, даже подсвеченном теплым светом, было нечто глубинно-холодное, и неприятная ухмылка таилась в уголках его губ. Королю – Кип за эти полсекунды даже не усомнился, что это был король Гарадул – еще не было тридцати, но он уже наполовину облысел, оставшиеся волосы были зачесаны назад и падали на плечи. У него был крупный нос над тонкой безупречной бородкой и густые черные брови. Король смотрел вверх по реке на противоположный берег, откуда отправился Кип. Жилка на его лбу была видна даже в свете факела. Его сердитый вопрос едва слышался, как бормотание, сквозь шум воды в ушах Кипа.