
Полная версия
Шиари выбирает первой
– Раскаиваешься?
Пауза. Если честно, я растерялась. Как быть: соврать или сказать правду?
Наконец, приняв решение, чистосердечно ответила:
– Нет. Я защищал другого солдата, адмирал, и в бою сделал бы то же самое.
– Ты был не в бою, а на занятии, – угрожающе сощурился Клерт. – Под моим руководством.
Он открыл рот, собираясь ещё что-то добавить, но ректор нетерпеливым взмахом руки заставил его затолкать очередную порцию возмущений обратно.
– Вам прекрасно известно, кадет, что на первом курсе применять магию во время урока боевых искусств запрещено.
– Атака была направлена на старшекурсника.
Оправдание, конечно, так себе, но просто стоять и моргать, зная, что всё равно накажут… Да к джарам!
– Где вы учились призывать огонь? – продолжал допрос местный бог и король.
– На уроках профессора Дермонта.
– А где ещё? – Адмирал нахмурился.
– Больше нигде.
И это было чистейшей правдой. Я понятия не имела, как развивать дар универсала: чувствовать стихии, совершенствоваться в искусстве левитации, двигать предметы силою мысли. Я ничего этого не умела, потому что никогда не пробовала. Мне нравилось создавать иллюзии. Менять себя и окружающий мир, пусть и ненадолго.
Вот это моя стихия.
Правда, с огнём тоже было захватывающе. Но после него жутко пекут ладони, в то время как иллюзорные чары не причиняют никакого вреда.
Разве что выжимают из тебя все соки.
На пару с тренировками.
– А за враньё… – уже даже не краснея, а становясь каким-то фиолетовым, разъярённо прошипел Клерт.
– Подождите, полковник, – снова перебило его начальство и уставилось на меня немигающим взглядом. – Хочешь сказать, что вчера на полигоне ты впервые в жизни призвал огонь?
– Так и есть, – кивнула я.
– Этого не может быть! – захлёбываясь слюной, воскликнул Клерт. – Кто-то натаскивал Ноэро до поступления в академию. Возможно, Эскорн и натаскивал. Это ведь его подопечный!
– Я говорю правду. Зачем мне обманывать?
Полковник примолк, и ректор с ним за компанию. Первый прожигал меня откровенно злым взглядом, второй смотрел задумчиво и даже с толикой любопытства.
– Хорошо, я поговорю с Дермонтом. Можете идти, кадет.
Я не шелохнулась, удивлённая его неожиданно смягчившимся тоном. А вот полковника то, что меня отпускают, явно возмутило.
– Его надо наказать!
– Я подумаю над наказанием, – не желая ещё больше обострять конфликт, легко согласился ректор и повторил: – Ноэро, идите. Или хотите опоздать на следующее занятие?
– Никак нет, адмирал! – воскликнула я и, больше не задерживаясь, рванула прочь из кабинета.
Неужели пронесло? Даже не верится…
Клерт было двинулся за мной, возможно, чтобы устроить самосуд, но ректор попросил его задержаться, а я, не теряя времени, бросилась переодеваться.
В коридоре перед дверью в нашу с Брианом комнату застала дружную троицу: Ронана, Нейла и Лоунарда. Кадеты уже успели сменить одежду, привести себя в порядок и были готовы к уроку истории. Кивнув в знак приветствия, собиралась их обойти, но Нейл коснулся моего локтя, пытаясь задержать.
– Риф, погоди. Мы хотели сказать…
Кадеты переглянулись, а потом Лоунард улыбнулся:
– Это было неожиданно и очень… Очень храбро. Ты молодец, что за него вступился. И… извини нас.
Пауза. Долгое такое молчание. Киернану и Сандеру слова извинения явно давались непросто. Непросто было переступить через собственную гордость.
– Мы погорячились. Учёба здесь на нас всех давит. Любой мог поддаться слабости, – наконец проговорил Нейл.
– Извини, что вёл себя как последняя сволочь, – тихо добавил Ронан.
Ущипнуть себя, что ли?
– Всё в порядке. Я не держу обиды, – улыбнулась парням, причём совершенно искренне.
– Если переживаешь за дружков Стейрода – не стоит, мы тебя в обиду не дадим, – храбро заявил Киернан.
А Лоунард, выпятив грудь, поддакнул:
– И над Брианом больше издеваться не позволим!
– Как он, кстати?
Кадеты опустили взгляды.
– Нормально. Переодевается.
Вспомнив, что и я не готова к уроку, поспешила в комнату.
– Я тоже переодеваться. Увидимся на занятии!
– Риф, – окликнул меня Ронан.
Стоило к нему обернуться, как взгляд зацепился за сложенный вдвое лист бумаги, который кадет мне протягивал.
– Я соврал. Вот твоё письмо. Подумал, тебе самому захочется его уничтожить.
Прощальная записка брата?
– Спасибо!
Схватила листок и, прижав его к груди, толкнула дверь в комнату, торопясь скорее вонзиться взглядом в заветные строчки.
Оказавшись в комнате, первое, что увидела, – это надевающий рубашку Торнвил. Парень стоял вполоборота. Глядя в окно, на сизую пелену туч, расползающуюся по небу, медленно застёгивал пуговицу за пуговицей. На глаза бросился огромный синяк у него на груди, наливающийся цветом, и несколько ссадин на шее. Видимо, содрал кожу при падении.
– Привет. – Я кашлянула, не зная, что ещё сказать, а потом всё же с беспокойством добавила: – Тебе бы животворцу показаться.
Не сводя взгляда с окна, за которым всё намекало на новое ненастье, Бриан тихо сказал:
– Я в порядке. Но вообще… – он помедлил, прежде чем продолжить, – не стоило за меня вступаться. Спасибо, конечно, но правда, не надо было. Теперь у тебя будут проблемы, а я не заслужил, чтобы меня защищали.
Последние слова прозвучали столь неожиданно, что я даже растерялась. И про письмо Рифа на какое-то время забыла, глядя в нахмуренное лицо Бриана.
– Что значит не заслужил?
– Я мужчина. Солдат, – вскинул белокурую голову Торнвил. – Воин. И ты не должен постоянно за меня заступаться. Отец говорит, что мне пора взрослеть.
– Служа бойцовским тюком для отморозка-старшекурсника?
Торнвил неопределённо пожал плечами, заставив меня удивиться ещё больше.
Что это с ним?
– Отец всегда говорил, что в Кальдероке мальчишек превращают в мужчин, а слабаков в сильных. И для этого любой способ подходит. Я больше не хочу быть ни слабаком, ни мальчишкой.
– Не думаю, что присутствуй он на сегодняшней тренировке, остался бы в стороне и не вмешался.
Скосив на меня взгляд, кадет мрачно усмехнулся:
– Поверь, он бы точно не стал вмешиваться. А потом бы ещё сказал Стейроду «спасибо» за усердие.
Кем бы ни был отец Бриана, я его уже заранее невзлюбила. Это же надо так перемешать парню мозги, что он готов терпеть боль и издевательства от всяких уродов.
Этот папаша хуже животного!
Закончив с рубашкой, Бриан потянулся за мундиром, а вскинув на меня взгляд, выдавил из себя слабую улыбку:
– Не подумай, Риф, я тебе благодарен. Просто в следующий раз… не надо.
Не зная, что на это ответить, молча кивнула и заперлась в туалете. Умылась, поправила узел на затылке, проверила иллюзию. Целая, но как же сложно её удерживать! Ещё и саднящие от ожогов ладони… С трудом заставила себя выключить холодную воду – так было хорошо держать под ней руки. Дрожащими пальцами раскрыв листок, стала быстро, жадно читать исповедь близнеца.
Нужно было сказать вам раньше, но я до последнего сомневался, надо ли. Я решил, что не вернусь в Кальдерок. Понял, что военная служба – это не моё. Не хочу закончить как отец – изуродованным трупом на поле боя, поживой для падальщиков. Не хочу тратить лучшие годы своей жизни на служение империи, в которую не верю. И в Кроувер не хочу возвращаться – я никогда не был там счастлив.
Ничего из этого не хочу.
Надеюсь, вы не будете на меня обижаться…
Передайте Лайре, что я ни в чём не раскаиваюсь и ни о чём не жалею.
Это моё решение.
Рифер Ноэро
Первые мгновения я стояла словно оглушённая и не могла поверить в написанное. Это, несомненно, был почерк брата, немного неаккуратный, слишком размашистый, но слова как будто ему не принадлежали. Неужели он всегда таким был, просто я не замечала? Слабаком и эгоистом. Неудивительно, что Ронан и Нейл так на него разозлились, прочитав эту джарову записку.
Я и сама не знала, что чувствовать. Разочарование, боль, тоска и обида – всего этого во мне сейчас было слишком…
Слишком.
Он был несчастен в Кроувере?
Несчастным Рифер никогда не выглядел. Разве что после появления в нашей жизни Эскорна загорелся идеей учёбы в академии, из-за чего мы и поссорились.
Не верит в Эргандарскую империю?
Я столько раз слышала, как он восхищался императором, что даже невольно злилась. В моих глазах Великий был отнюдь не великим.
Ни в чём не раскаивается и ни о чём не жалеет?
Какого джара, Рифер?! Неужели ты не задумывался о том, что станет с нами, со мной и тётей, когда до императора дойдёт новость о том, что наследник фельдмаршала дезертировал?
Сумасшедший…
Как можно было поступить так со мной, своей сестрой?!
– Риф, ты ещё долго? Занятие вот-вот начнётся.
Смахнув слёзы, выступившие на глазах, шмыгнула носом и произнесла:
– Я сейчас. Дай мне минуту.
Остаток учебного дня прошёл в каком-то отупляющем трансе. Урок истории, флаосского языка, азы левитации… Я вроде и присутствовала на занятиях – и в то же время меня там как будто не было. Даже боль от ожогов притупилась; куда сильнее болело сердце.
Хвала духам, Ронан не показал эту кошмарную записку никому из преподавателей. За слова про империю у всех Ноэро могли быть нешуточные проблемы. Тем более что мы с Тессой без Рифа не представляем для императора никакой ценности.
Если его величество узнает, что Рифер сбежал, исчез, уверена, мигом от нас избавится, обвинив в преступлениях брата и прапрабабки. А обширные земли, рудники Ноэро достанутся какому-нибудь другому знатному роду чаровиков, от которого империи будет прок.
Вечером, наверное в сотый раз перечитав послание, я сожгла его. Пока Бриан корпел над учебниками, сидела в другом конце комнаты и смотрела, как пламя свечи пожирает бумагу, превращая её в невесомые хлопья пепла.
Точно такие же сейчас заполнили моё сердце.
– Лягу сегодня пораньше. Устал… я.
– Я ещё немного позанимаюсь и тоже буду ложиться, – ответил Торнвил, не оборачиваясь, и перевернул страницу.
Наверное, духи сжалились надо мной, потому что уснула быстро. Стоило отвернуться к стене и накрыться одеялом, как провалилась в глубокий сон.
Из которого меня вырвал страшный, жуткий вой.
В нём было столько отчаянья и боли, что я, спросонья не понимая, что происходит, слетела с кровати и, упав на колени перед постелью соседа, стала тормошить его.
– Бриан, проснись! Бриан!!!
Парень распахнул глаза и только тут я поняла, что на мне нет иллюзии и чары не искажают мой голос. Торнвил это тоже… понял. Резко сел на постели и замер, на сводя с меня ошеломленного взгляда.
А потом сдавленно прошептал:
– Лайра?
Глава 16
Тишина в комнате стояла такая, что казалась почти осязаемой. Я смотрела в глаза кадета и лихорадочно искала слова объяснения, но не находила. Волнение, страх, досада, что так глупо себя раскрыла, застряли в горле, не давая голосу прорваться наружу.
– Я… – Это единственное, что сумела из себя выдавить и снова замолчала, под полным изумления и недоверия взглядом парня.
– Ты иллюзор, – наконец проговорил он, продолжая пялиться на меня с таким видом, словно я была трёхглавой гидрой.
Молча кивнула в ответ.
– И не отреклась в своё время от силы.
Ещё один кивок. Я покаянно опустила голову, вдруг почувствовав себя какой-то преступницей.
Наверное, в глазах Бриана я таковой и была: ведьмой, поправшей один из основополагающих законов Эргандара. Сумасшедшей, осмелившейся пойти против воли императора.
– И ты пришла в Кальдерок вместо брата, – закончил двигаться по пути разгадки Торнвил, и к изумлению в его взгляде прибавилось осуждение.
Честно признаться, так стыдно мне ещё никогда не было.
– Я… я испугалась. За честь семьи, за наше будущее. – Слова давались непросто, но нужно было что-то говорить. Пытаться хоть как-то объяснить свой отчаянный порыв.
– Но как ты себе это представляешь? Думаешь, сможешь учиться вместо него? Это же… Это безумие!
Я горько усмехнулась:
– Когда шла сюда, была уверена, что брат скоро объявится. Нагуляется, спохватится и бросится в Кальдерок. А потом узнала о его прощальном письме, но уходить из академии уже было поздно. Да я и не знала как. Всё закрутилось, и меня затянуло в водоворот событий.
В комнату вернулась тишина, мрачная и давящая. Я всё ждала, что Торнвил сорвётся с места и помчится рассказывать о девице, нагло втершейся к нему в доверие, но он продолжал сидеть на постели: взлохмаченный, сбитый с толку, растерянный.
– И что ты теперь собираешься делать? Зная, что Риф не вернётся.
Пожала плечами, неуверенно ответила:
– Постараюсь дожить до пятницы, когда можно будет уйти из академии, а дальше… Если ты, конечно, раньше не раскроешь меня перед преподавателями.
Торнвил нахмурился и, наверное, впервые в жизни в мягких чертах его лица появились резкость и упрямство, сделав его чуть больше похожим на мужчину и чуть меньше на красивого, золотоволосого парня.
– Не раскрою. Не подумай, я считаю и продолжу считать, что ты поступила неразумно. Не сейчас, а тогда. Когда не отреклась от дара. Теперь же тобой двигало желание защитить семью, и это я могу понять.
– Спасибо, – растроганно прошептала я и опустила взгляд, ощутив слёзы в глазах.
– Тебе действительно будет лучше дотерпеть до пятницы и уйти, – с самым серьёзным видом проговорил кадет. – Пусть лучше имя Ноэро покроется позором, чем ты лишишься жизни.
С его словами было сложно поспорить. Мне действительно здесь не место. Два дня мне просто фантастически везло, но сколько продлится это везение? Рано или поздно я себя выдам, тем более что учиться и поддерживать иллюзию невыносимо сложно.
Словно заглянув в мои мысли, Бриан сказал со слабой улыбкой:
– Жаль, что столь могущественный дар достался девочке. То, как ты удерживала иллюзию, особенно во время тренировок, просто поразительно!
– Сочту за комплимент, хоть и сомнительный, – буркнула я, немного задетая его словами. Теми, что про девчонку.
Бриан это понял и поспешил извиниться:
– Я не то имел в виду. Ты очень талантлива, Лайра. И при других обстоятельствах я был бы рад быть с тобой в одном отряде.
Мы обменялись улыбками и грустными взглядами, а потом кадет поинтересовался:
– Как тебе удалось попасть в академию без метки?
– Чистое везение. Я так до сих пор и не узнала, что она из себя представляет.
Закатав рукав рубахи, Бриан продемонстрировал мне запястье, на котором, стоило коснуться кожи, обозначилась серебристая вязь: несколько нахлёстывающихся друг на друга символов древнего адарийского языка, который испокон веков в своих заклинаниях использовали чаровики.
– Ещё один повод для тебя исчезнуть.
Тяжело вздохнув, кивнула и поднялась на ноги, собираясь перебраться к себе на кровать. Уснуть теперь вряд ли усну, но это не повод не давать соседу спать. Поднимаясь, упёрлась в постель ладонью и поморщилась от боли, прорезавшей руку.
Бриан это заметил, спросил встревоженно:
– Что случилось?
Я показала ему обожжённые ладони, которые теперь выглядели ещё хуже, чем раньше: вся кожа покрылась волдырями.
– Боюсь идти к животворцам, чтобы себя не выдать, – объяснила и тут же поспешила добавить: – Но ничего, скоро пройдёт.
– Ну да! – мрачно хмыкнул Торнвил. – Извини, Лайра, но твоя стойкость граничит с глупостью.
С этими словами, тоже для меня не самыми приятными, он поднялся. В два шага оказавшись возле стола, зажёг свечу и, пока я пыталась понять, что он собрался делать, поднёс руку к огню.
– Ты что творишь?!
Кадет поморщился от боли, но не ответил. И руку не отнял, продолжал стойко держать над жадно вонзившимся в кожу пламенем.
– Бриан!
– Скоро вернусь. – Перестав над собой издеваться, он как был в пижаме, так в ней и вышел.
Отсутствовал минут двадцать, а я не знала, что и думать. Ходила из угла в угол, нервно кусая губы. Не пошёл же, в самом деле, раскрывать меня перед ректором? Но тогда зачем жёг себе руку?
Вернулся Торнвил с перебинтованной ладонью и такой довольный, будто ему на грудь понавешали с десяток медалей.
– Вот, – сказал, протягивая мне баночку с желтоватой мазью. – Должно быстро помочь. По крайней мере, боль точно сразу пройдёт. Проверено на себе.
Скинув обувь, кадет забрался под одеяло, а я, не теряя времени, раскрыла заветную баночку и стала обрабатывать ожоги, чувствуя, как жжение притупляется.
А мне хочется улыбаться.
Несмотря на пессимистические прогнозы, что остаток ночи буду мучиться бессонницей, уснула я быстро и до самого утра спала как убитая, а проснувшись, почувствовала себя на удивление бодрой.
Сил было столько, что на иллюзию ушла от силы минута. Пока Бриан умывался, а Эшвар, расхаживая по комнате, предавался своему любимому занятию – читал мне нотации, я успела одеться и обработать ладони чудо-средством.
– Плохо, деточка, очень плохо. Раз знает он, значит, в скором времени узнает и его курица.
– Курица? – переспросила я недоумённо.
– А то ты не понимаешь, о ком я! – окрысился цып, при этом недовольно напыжившись.
– Полагаю, что о Санае. – Я не сумела сдержать улыбку, что вызвало в фамильяре очередной шквал недовольства.
– Больше куриц я здесь не вижу. И тебе, деточка, не улыбаться надо, а молиться духам, чтобы эта… эта… нехорошая птица (!) тебя… нас (!) не раскрыла!
– От хорошего цыпа слышу. – С трудом удержалась, чтобы не показать ему язык.
В ответ Эшвар издал нечто очень похожее не приглушённое рычание. Знаю, птицы, пусть даже и магические, рычать не должны, но Эшви под воздействием эмоций был способен и не такое.
Глядя на него, негодующего, возмущённого, со вздыбленными перьями, я с трудом давила в себе приступ смеха.
– Если бы был плохим, Лайра, тебя бы здесь не было. Размяк я на старости лет. Слишком многое тебе позволяю. Всем твоим глупостям и сумасбродствам потакаю.
– Да ты у меня просто лапочка безотказная. Рифера так и не удалось обнаружить? – сменила я тему, дабы прервать его ворчливые излияния.
– Нет, всё ещё не чувствую.
Видимо, брат обзавёлся каким-нибудь хитрым артефактом, который помогает ему прятаться от фамильяра. Из-за этого я на Рифа ещё больше злилась, а уж обида и вовсе всё сердце мне протравила.
– Что там Морри?
– Нервничает. И очень тебя ждёт. Баронесса тобой особо не интересовалась. К счастью. Но из девчонки никудышная союзница.
Это точно. В случае чего Морри сразу расколется. Хорошо, что Эскорн пока недееспособный. Вернее, плохо, но…
Нет, всё-таки хорошо.
– Ничего, осталось продержаться до пятницы, – успокоила фамильяра.
А в понедельник весь род Ноэро будет опозорен.
Выйдя из туалета, Бриан позволил себе короткие мгновения ступора, после чего пробормотал:
– Твой вид, Лайра, одновременно и захватывает, и ужасает.
– Ты мастер отвешивать сомнительные комплименты, но всё равно отвечу спасибо, – пошутила я голосом брата, заставив Торнвила вздрогнуть.
– Называй её… его… Рифером, – нравоучительно заявил хранитель, а подскочив к кадету, грозно гаркнул: – И не рассказывай об этом своей ку… кукушке!
Не уверена, что «кукушка» прозвучало менее обидно, чем «курица». Я бы на месте Бриана обиделась за свою хранительницу, а парень, наоборот, заулыбался.
– Не переживай. Саная предана мне и не раскроет чужую тайну.
– Даже твоей семье? – не сдавался фамильяр, делая грозные шажки к парню.
Не сказала бы, что Бриан впечатлился, да и меня снова потянуло на улыбку.
– Саная служит только мне. У каждого в нашей семье свой фамильяр.
Мы с Эшваром ненадолго притихли. Хранители были не у всех магических родов, только самые древние и могущественные семьи чаровиков могли похвастаться проводником в мир духов. Мама и Тесса росли без хранителя, и только став Ноэро, мама получила в услужение Эшвара.
А у Бриана, получается, имеется свой личный фамильяр?
Вот это да!
– Торнвил, Торнвил… – сосредоточенно пробормотал Эшви. – Какая-то невзрачная у тебя фамилия. Совершенно ни о чём не говорящая.
– Она мне досталась от мамы, – с тихой грустью, явственно сквозившей в голосе, ответил Бриан.
Было видно, это не та тема, на которую ему хочется говорить. Я зыркнула на Эшвара, предупреждающе кашлянула, но тот предпочёл сделать вид, что ничего не слышит и ничего не замечает.
Бесцеремонно продолжил копаться в чужой жизни.
– А кто у нас отец? Почему не носишь его имя?
– Я бастард. Незаконнорождённый и нежеланный.
Не знаю, почему Бриан продолжал ему отвечать.
– Эшвар, хватит.
– Погоди, деточка, – махнула крылом эта нечисть.
Ну то есть, конечно же, не нечисть, но характер будет похуже, чем у любого джара.
– Эшвар, перестань!
– Имя отца? – Явно перепутав себя с дознавателем, продолжал давить фамильяр.
Несколько секунд Бриан молчал. Наверное, раздумывал, что лучше: послать вконец обнаглевшую птицу или хорошенько пнуть её. Я бы пнула. А потом послала. С очень настойчивой просьбой больше здесь не появляться.
Но кадет не сделал ни того, ни другого.
Вместо этого тихо признался:
– Регенштейн. Мой отец Адальгер Регенштейн.
От удивления (а может, испуга) Эшвар икнул, после чего зачем-то уточнил глухо:
– Это который император?
– Он самый, – подтвердил парень.
А я тем временем переваривала его признание, хотя очень сомневаюсь, что оно в итоге переварится.
– Сын императора знает нашу тайну, – не сказал – простонал фамильяр и возопил, истерично подпрыгнув: – Всё, деточка, мы трупы!
На то, чтобы успокоить пернатого паникёра, потребовалось минут двадцать. Эшвар метался по комнате, нервно дёргая крыльями; стенал и требовал, чтобы я прямо сейчас бежала из Кальдерока. Пока ещё не поздно.
– Зря переживаешь. Я же сказал, что сохраню её тайну, – в который раз повторил Бриан, наблюдая за тем, как эта крылатая истеричка наматывает круги по спальне.
Кстати о кругах. Что там у нас сегодня в расписании? Опять будут гонять с утра пораньше?
– Это ты сейчас так говоришь, а когда обстоятельства изменятся… Нет, Лайра, деточка, тебе нужно срочно уезжать из Эргандара! И мне тоже. Всё, пошёл собирать чемоданы.
И он пошёл. Забрался под кровать, не преминув продемонстрировать нам свой толстый зад, после чего растворился в воздухе, оставив после себя вконец растерянного Бриана и порядком подуставшую меня.
Хуже споров с Эшваром могут быть только тренировки с Клертом.
– Пойдём завтракать, – сказала я, поднимаясь.
Попробую восстановить силы стряпнёй местной поварихи.
– А что с фамильяром будем делать? – обеспокоенно спросил Торнвил.
Я пожала плечами:
– Да ничего. Пропсихуется и начнёт думать головой, а не своей трусливой задницей.
– Трусливой задницей… – Кадет негромко хмыкнул. – Очень странно слышать такое из уст шиари.
– Ты это услышал из уст шейра, – улыбнулась я и первой вышла из комнаты, а сделав несколько шагов, не сдержалась и обернулась к соседу. – Кто-нибудь ещё о тебе знает?
– О моём существовании в принципе или о том, что в Кальдероке учится бастард его величества?
– И то, и другое.
Сунув руки в карманы брюк, Бриан с мрачной усмешкой ответил:
– В академии известно только ректору и паре преподавателей – близким друзьям отца. А при дворе… Опять же тех, кто обо мне знает, можно пересчитать по пальцам одной руки.
– Но почему так? – слова вырвались прежде, чем сумела сдержать своё любопытство.
Право, Лайра, не превращайся в своего хранителя.
Вопрос, если честно, был глупым, потому что в Эргандаре бастардов не жаловали. Конечно, не так, как ведьм, посмевших сохранить силу, но всё же иметь внебрачных детей у нас не принято. Измены, мягко говоря, не приветствуются. Нет, конечно, адюльтеры случались, особенно, я слышала, при дворе не слишком чтут законы морали. Но всё это происходило втайне, за закрытыми дверями спален, а от детей зачастую избавлялись ещё до рождения.
Чудо, что Великий сохранил жизнь внебрачному сыну.
– Тут скорее надо спросить, почему он меня не убил, – мрачно пошутил парень и продолжил так легко, спокойно и буднично, что я невольно поёжилась: – Думаю, это лишь вопрос времени. Отец всё ждёт сына от императрицы, но пока что духи его не благословили.
У Великого три дочери, три принцессы, но законный престолонаследник пока действительно не появился. Хотя он молод, тридцать девять лет для чаровика вообще не возраст. Ещё успеет обзавестись преемником.
– Ты так просто об этом говоришь…
– У меня было девятнадцать лет, чтобы смириться со своей участью и уяснить, какую роль я играю в жизни отца.