Хроники Бастарда. Ив

– Значит, вас таким сделали? Невероятно! – свое любопытство обуздать не удалось.

Он приложил палец к губам.

– Да. В меня воткнули ножик, и я захлебывался собственной кровью, но тут появился один тип… На самом деле это было страшно, грязно и в целом отвратительно. Зато теперь я жив, еду с тобой в поезде и веду светские беседы.

Живое воображение быстро представило монстра. Который по необъяснимой причине подарил Ригану бессмертие и одиночество. Ведь Риган пережил всех своих родных.

– Вам хотелось найти себе подобных и держаться вместе? Или забрать кого-то с собой из людей?

– Себе подобных я встречал, и не раз, – он отхлебнул кофе, – иногда попадаются весьма забавные экземпляры. Я изменил сводного брата, и уже успел об этом пожалеть раз сто. Правда, тогда я был немного не в себе. Нет, я не страдаю от одиночества, Ив. Мир полон людей. Я думал о том, чтобы взять тебя с собой, когда все это закончится. Я удовлетворил твое любопытство? – он улыбнулся, бросил быстрый, скользящий взгляд, как если бы сейчас находился очень далеко от этого поезда, и от нее.

– Да, вполне, – пробормотала она, украдкой рассматривая его. Риган дал ей понять, что на сегодня разговор на волнующую ее тему вампиров – ведь так их называли? – окончен.

То, что он хотел взять ее с собой, стало для нее новостью. Хотелось бы только знать, в качестве кого? В постели они творили нечто невероятное, и не скучали в обществе друг друга. Но что ждало их дальше? Ив не могла скрывать то, что Риган ей сильно нравится, ее тянет к нему словно магнитом. Но разве отношения строятся только на симпатиях? Ив, погруженная в археологию, совершенно не разбиралась в делах любовных. Она тоже не страдала от одиночества, тем не менее, часто была одна. Предложи ей Риган стать вампиром, что бы она ответила?

Пока он не спрашивал, до конца путешествия было еще далеко, а ей не давал покоя еще один вопрос.

– Тебе ни капли не интересно, что из себя представляет эта вещица? – спросила Ив.

– Интересно, но ты мне все расскажешь, – он притянул ее к себе, обнимая за плечи, – а пока я лучше буду наслаждаться обществом прекрасной женщины, чем думать о судьбоносных безделушках.

Ив улыбнулась, принимая комплимент, но не унималась.

– Никто не смог определить из чего сделан медальон. С виду серебро, а на деле – неизвестный металл.

Заметив его укоризненный взгляд, Ив сдалась и потянулась за поцелуем. Риган прав, у них еще будет время поговорить серьезно о том, что ее волнует. А пока можно заняться не менее приятными вещами.

Глава 5

Путешествиям по морю Риган предпочитал сухопутные. Сунуться на палубу в солнечный день было не реально, а в случае особо продолжительных поездок, приходилось тащить с собой багаж в виде постоянных любовниц, читай завтрака, обеда и ужина.

На этот раз с ним была Ив, но по-настоящему Риган не кормился ей ни разу за все время их близости, не считая первой ночи. Знакомство с ней продолжалось не так, как обычно с другими. Ему нравилось ее дразнить, нравилось слышать ее смех, нравилось быть рядом и заниматься сексом, чувствовать ее кровь на своих губах, засыпать рядом, нравилось просто болтать обо всем, и, черт подери, все это было сосредоточено в одной женщине! Не то чтобы он верил в то, что это навсегда, но она будила в нем воспоминания. Воспоминания о другой жизни, в которой он был еще человеком. И о той единственной, которую Риган любил.

Ее звали Бланш Браун-Линтон, у ее отца было небольшое поместье под Карлайлом. Зажиточный человек, так и не удостоившийся титула, о котором с детства мечтала его дочь. Они с Риганом были похожи больше, чем ей того хотелось. Ему повезло родиться – повезло в прямом смысле, потому что как только лорд Эванс узнал, что хорошенькая ирландская горничная залетела от его любовных утех, сразу вышвырнул ее на улицу.

Лайл Хэйс пошла по рукам еще до того, как Риган появился на свет, а после родов окончательно сменила профессию. Леди Эванс, которой никак не удавалось забеременеть, уговорила мужа забрать ребенка к себе. Так Риган обрел место в отчем доме и для общества стал наследником лорда Эванса.

Возможно, на этом трогательная до слез история и закончилась бы, он бы вырос в обожании мачехи, которой некуда было пристроить нерастраченную нежность, унаследовал титул отца и занялся каким благопристойным занятием, но Эмилия Эванс забеременела. Она умерла при родах, но отец получил законного наследника, о котором так долго мечтал, а Риган – отчуждение и забвение.

Разумеется, его происхождение держалось в строжайшей тайне, но знание домашних, их в большинстве своем косые взгляды, даже прислуги, стали его проклятием. Впервые он узнал о матери в восемь лет. Они с братом что-то в очередной раз не поделили, и Ригану прилюдно указали на его место.

На следующий день он сбежал из поместья, и каким-то чудом ему удалось добраться до города и до борделя. Где он выяснил, что Лайл Хэйс умерла несколько лет назад от туберкулеза. Его нашли, вернули домой, и за этим последовало жестокое наказание. Каждый день приходилось доказывать, что он достоин находиться в одном доме с братом и отцом, а малейшая оплошность стоила очередного пренебрежительного: «Что взять с ублюдка».

В жизни Бланш все было попроще, но и у хорошенькой дочери ростовщика хватало неприятных моментов. От сторонних людей она с детства слышала в свой адрес, что родись она с такой внешностью в знатной семье, отбоя от женихов не было бы. А так придется довольствоваться каким-нибудь зажиточным горожанином, который спустя пару лет начнет крепко выпивать и поколачивать. Будущее ей прочили не самое приятное, и Бланш приложила все свои силы, чтобы этого избежать.

С Риганом они познакомились в Ньюкасле. Будущий не-наследник лорда Эванса шел в очередной кабак напиться с утра пораньше, а она приехала в город, чтобы пройтись по магазинам со своей кузиной. Эта мимолетная встреча стала для обоих судьбоносной.

Бланш действительно была красавицей: невысокая, изящная, рыжеволосая, с точеными чертами холеного личика и ярко-голубыми глазами. Риган влюбился с первого взгляда, а она, узнав о его внимании, навела справки. К сожалению, для Бланш, тайна происхождения Ригана держалась в стенах Эванс-Холла, поэтому она сразу ответила на его ухаживания.

Вне всяких сомнений, он был хорош собой, но больше всего в нем ее привлекал его титул. С каждой новой встречей он все больше влюблялся в нее, и вскоре в этом чувстве к нему присоединился его братец Захари, который был очарован будущей женой Ригана.

Рухнуло все разом, он до сих пор помнил тот чертов дождливый день, в который нелегкая вынесла его в сад вместе с кузеном. Четырнадцатое августа тысяча восемьсот двадцать первого года. Бланш случайно услышала их разговор о том, что титул и поместье достанутся Захари, а не ему. Услышала и сбежала, чтобы спустя несколько месяцев вернуться в дом сначала нареченной, а затем и женой молодого лорда Захари Эванса.

Воспоминание о том дне, о последовавших за ним месяцах, о персональном аду Ригана и перерождении, были не самыми приятными. Равно как и его возвращение в Ньюкасл спустя год, когда он узнал о смерти Бланш, убил всех, кому не посчастливилось в тот вечер оказаться в их родовом гнезде, и изменил Захари. Он до сих пор помнил кровь на своих руках, разорванные, изуродованные тела. Крови было много, и она была повсюду.

Эванс-Холл (близ Ньюкасл-апон-Тайн). Осень 1821 г.

У нее была поразительно светлая улыбка. Когда она улыбалась, вокруг становилось светлее – по крайней мере, Ригану казалось именно так. Бланш Браун-Линтон появилась в его жизни два года назад, и он сразу понял, что пропал. С первого взгляда, обращенного на него, с первой улыбки, с первого прикосновения ее изящной руки, затянутой в атлас перчатки, с первых слов: «Рада знакомству, мистер Эванс».

То, что она выбрала наиболее перспективного… его брата, осознание этого, ничего не меняло. Он любил ее. Он жил ей. Даже в своем новом мире.

Мир оказался меньше, чем можно себе представить. Слишком тесным и пустым – без тех, кто был дорог. Новая жизнь, новые ощущения слишком быстро приелись. Быстрее, чем Риган мог себе представить. Восприятие, осязание стали ярче, отчаяннее, в том числе и тоска по тому, что осталось за чертой. Человеческие чувства, усиленные многократно, сводили с ума. Чувства к ней. Тоска по брату. Осознание, что назад дороги нет. Неприятие того, кем он стал. Звериная сущность, рвущаяся на свободу.

Это было гораздо страшнее, чем можно себе представить. Он знал, что ему больше нет места в их мире, и все-таки вернулся. Вернулся, чтобы увидеть.

Бланш Браун-Линтон Эванс.

1799-1821

Любимой жене.

Дорогой дочери.

Он отвернулся: это было слишком больно. Больно – тщедушное слово, сердце словно рвало на части. Риган не представлял, какой была бы боль, оставайся он человеком, но это было невыносимо.

Ветер взметнул сухие листья, швырнул в лицо потоки холодного воздуха и только тогда он поднял глаза на сторожа, переминавшегося с ноги на ногу, зябко кутающегося в хлипкий плащ. Старик закашлялся и Риган бросил взгляд через его плечо, в темноту кладбищенских тропинок.

– Домой бы вам, лорд Эванс, осень нынче очень холодная. Еще заболеете, не дай Бог.

– Когда это случилось? – сухо спросил Риган, будто бы не слышал его последних слов.

– Да две недели как похоронили, – отозвался старик и поплотнее закутался в старую продуваемую всеми ветрами тряпку, – ваш брат сам не свой был, да и сейчас, говорят, как с цепи сорвался. Путается невесть с кем, пить начал.

Под тяжелым взглядом старик осекся и спешно забормотал извинения, но Риган уже его не слышал. Вложив в его руку золотую монету, Эванс молча направился к выходу. Лунный свет не проникал сквозь свинцовый саван туч. Все будто погрузилось в бесконечную, непроглядную тьму.

Риган хорошо усвоил урок, что отнятая жизнь придает новых сил и отнимает частицу души и прошлого: того, что делало его человеком. С каждым разом убивать становилось легче, даже если в этом не было необходимости. Человечность не имела значения, людьми было забавно манипулировать, а все происходящее обращалось крайне увлекательной игрой без правил. Точнее, с постоянно изменяющимися правилами. Такими, как пожелает он.

Лишь изредка накатывала тоска. Болезненная, мучительная, изнуряющая, какой он никогда не испытывал, будучи человеком. Тоска, от осознания того, что почувствовали бы Бланш и Захари, узнав о том, кем он стал.

***

Риган открыл дверь, не прилагая усилий. Замки оказались слабой преградой. Он не стал задерживаться, прошел в гостиную и остановился в дверях. Дядюшка и кузены встретили его неприветливым молчанием, двое гостей решили верным выказать солидарность родственникам лорда Эванса.

– Риган вернулся, – язвительно произнес дядюшка Джон, – что произошло? Неужели отцовские деньги кончились?

Эванс наклонил голову, улыбнулся, позволяя зверю внутри себя окончательно проснуться, наслаждаясь возрастающей яростью. Слова родственничка больше не могли задеть его – то, что он делал, Риган делал по своей воле, извлекая из глубин подсознания все самое жестокое, злое, чуждое человеческой природе.

Закончив на первом этаже, Риган поднялся наверх. Отец собирался ложиться спать и встретил старшего сына с пренебрежительно-высокомерным выражением на лице. Которое медленно сползало по мере того, как лорд Эванс проникался видом Ригана, чьи руки в прямом смысле были по локоть в крови.

Он думал, что убьет папашу медленно. Долго, не спеша и со вкусом, хотя бы за все то, что по воле этого ублюдка пришлось пережить матери, но слова, брошенные отцом, заставили его передумать.

– Пошел вон. Выглядишь, как свинья на забое.

По всей видимости, отец решил, что Риган в очередной раз подрался. Так не разговаривают с сыновьями, даже с незаконными. Так обращаются к тому, кого считают значительно ниже себя. Ничтожнее.

Риган пришел в себя, когда отец тряпичной куклой повалился к его ногам. Пальцы еще бессильно сжимались, теперь уже в пустоте, как ранее на шее лорда Эванса. Хруст ломающихся позвонков по-прежнему звучал в ушах сладкой музыкой.

Он помнил все. Все, через что стоило перешагнуть и забыть: бесчисленные оскорбления, отношение, как к человеку второго сорта. И то, чего видеть ему было не суждено – слезы матери по ночам, отчаяние и страх, когда ее выкинули на улицу.

Это казалось слишком далеким и чужим, как если бы в воспоминаниях он переворачивал страницы чужой истории. К человеку, которого он убил, Риган не испытывал ненависти. Не испытывал любви. Всю свою жизнь он делал все, чтобы заслужить уважение отца. Уважение, которого так и не добился, потому что для него всегда был «не». Незаконный. Нелюбимый. Не к месту.

Сейчас Риган понимал, что даже вывернись он наизнанку, это бы ничего не изменило.

Перешагнуть. И забыть.

Именно это Риган и сделал, перешагнув через тело и направляясь в коридор. Дверь он оставил открытой. Спускаясь по лестнице, ощущая хруст перил, ломающихся под пальцами, сквозь пелену безумия он услышал пьяное бормотание, донесшееся снизу. Вернулся Захари.

Братец был, как говорится, в стельку. Принимая во внимание их внешнее сходство – каким образом папаше удалось заделать почти близнецов от двух разных женщин, Риган не понимал – он сейчас будто смотрел на себя в прошлом. Отчаяние, безнадежность и горечь, которую невозможно заглушить алкоголем, ни выбить в отчаянной кабацкой драке.

Захари запнулся о труп дядюшки Джона, навернулся лицом вниз, выругался и, поднявшись на четвереньки, замер. Риган стоял неподвижно, наблюдая за лицом брата. Он вдоволь насладился его беспомощностью, позволив побегать от себя по особняку, по комнатам которого в детстве бегали вместе. Перед тем, как закончить то, зачем пришел. Изменить брата и изменить себя. Навсегда.

Весна 1913 г.

Как назло, под нахлынувшими после сна воспоминаниями, Риган не обнаружил рядом с собой Ив. С утра и днем она постоянно сидела в каюте, обложившись книгами, картами и дневниками, но ближе к вечеру вышла прогуляться. В отличие от него, ей нравилось бродить по залитой солнцем палубе и любоваться бликами, играющими на морской воде. Судя по времени, солнце уже должно было зайти, и Риган, умывшись и одевшись, выбрался из каюты.

Ее он заметил сразу, а если быть точным, узнал. Измененная, достаточно молодая. Странно, что он не почувствовал раньше – должно быть, увлечение Ив перешло все допустимые границы.

Смуглая темноволосая красавица стояла, облокотившись о поручни, и смотрела прямо на него. В светлых глазах искрилась насмешка и вызов.

– Не скучаете? – он оперся о перила рядом с ней. С молодыми измененными всегда весело, они еще по-человечески искренние и наивные.

– Уже нет, – улыбнулась та и положила ладонь на его грудь. – Странно, что мы не встречались. Изабель.

– Риган, – коротко отозвался он, сжимая ее ладонь и улыбаясь в ответ. – Ничего странного, Изабель, я был немного не в себе. Какими судьбами?

Творилось нечто воистину невероятное: рядом с ним стоит шикарная женщина, измененная, с которой можно было устроить зажигательный секс. Он же размышляет о том, какие черти принесли ее на этот корабль. И еще – что уже совсем из ряда вон – ловит себя на мысли, куда подевалась Ив, выглядывает ее среди людей по обе стороны палубы.

– Как тебя сюда занесло, Риган? – новая знакомая, по всей видимости, была из тех, кто предпочитает отвечать вопросом на вопрос.

– Люблю морские прогулки.

– Я тоже. Какое совпадение, правда? Ты веришь в совпадения? – она не оставила времени ответить, закинула руки на плечи и прижалась к нему. – Нет, мне на самом деле это не интересно. Почему мы еще не в постели, сладкий?

– Я выспался, – Риган резко отстранил даму от себя, – а вот вам, судя по всему, явно нужно соблюдать строгий постельный режим, Изабель, – он ухмыльнулся, проводя пальцами по ее запястью. – Здесь много докторов. Хотя бы вон тот почтенный господин. Видите, глаз с вас не сводит?

В светлых глазах отразилось удивление: красотка явно не привыкла к отказам и не сразу нашлась с ответом. Изабель обернулась и посмотрела в сторону жертвы – импозантного мужчины, который тут же слегка наклонил голову и коснулся пальцами шляпы, нахмурилась и снова перевела взгляд на Ригана.

– Второго приглашения не будет, – она пожала плечами и отступила на шаг, оставив ему последний путь к отступлению.

– Я только что упустил возможность, – он легко кивнул в знак согласия, – удачи на охоте, Изабель.

Риган не успел договорить, потому что перехватил взгляд Ив, которая резко развернулась и пошла в другую сторону. Она нашла свободное место на палубе чуть поодаль, облокотилась о поручни, и плечи ее затряслись. Подмигнув на прощание измененной, Риган направился к Ив. Он втиснулся между ней и почтенной дамой необъятных размеров, перехватил гневный взгляд последней, послал извиняющуюся улыбку и притянул Ив к себе.

– Я снова тебя рассмешил. Не подскажешь, почему на палубах такой аншлаг? На ужин был гороховый суп и все позорно бежали из закрытых помещений?

Ив посмотрела на него, покачала головой и расхохоталась.

– Прости, – сказала, она отсмеявшись. – Я хотела подойти к девице и швырнуть ее за борт, но ты сделал даже лучше.

Она неожиданно крепко обняла Ригана, прижавшись щекой к груди, а он перебирал пальцами ее волосы и смотрел на темную воду. Было нечто донельзя странное в ощущении близости с ней. Тепло.

Присутствие Ив действовало на него умиротворяюще, как будто впервые за долгое время он обрел ту самую тихую гавань, к которой хочется возвращаться снова и снова. Ощущение правильности происходящего не покидало: этим чувством было пропитано каждое прикосновение, взгляд, каждая брошенная фраза или возвращенная улыбка.

Они еще долго гуляли по палубе, болтая обо всем, а потом вернулись в каюту. Ив заснула у него на руках, а он наблюдал за ней и не мог понять, что же особенного нашел в той, что еще какое-то время назад была просто средством.

Этот вечер стал бы одним из самых приятных за последнее время, если бы не «случайная встреча» несколько минут назад. Он не мог перестать думать об Изабель и о том, что ей понадобилось на этом корабле. Совпадение? Риган был бы рад, если бы все оказалось так просто. Что же, теперь придется быть вдвойне осторожным и внимательным. Если побрякушкой заинтересовался не только Дариан, могут возникнуть проблемы. Серьезные проблемы.

Глава 6

Афины, Греция. Весна 1913 г.

Необычное знакомство переросло в необъяснимую близость. Ив не могла понять, что с ней происходит, но Риган занимал большую часть ее мыслей и времени. Они часами разговаривали на разные темы, смеялись над общими шутками и занимались сексом. И если сначала Ив считала себя игрушкой в умелых руках, то с каждым днем убеждалась в том, что Ригану она небезразлична.

Не последнюю роль сыграло и появление соперницы. Красивая, шикарная женщина решила соблазнить Ригана. Ив стала свидетельницей более чем жарких объятий и намеков. Нахалку не смущали свидетели, она повисла у него на шее.

Ив не помнила, когда последний раз так злилась. Ей захотелось подбежать к ним, схватить красотку за волосы, и оттащить от своего мужчины. Она впервые в жизни испытала ревность: жгучую, злую, разъедающую изнутри, но тут произошло неожиданное. Риган отстранился сам и посоветовал даме найти себе другого кавалера.

Ив не смогла сдержать смеха и искренней радости, полыхнувшей в душе. Для нее действительно важным было осознание привязанности Ригана. С каждым днем Ив все важнее становилась их близость, его отношение, меняющееся буквально на глазах. Когда она простыла после долгих прогулок по палубе, Риган заботился о ней, не выпускал из каюты, пока она не поправилась. Никто, кроме Жюли, раньше не уделял ей столько заботы и внимания.

Она потеряла мать в девять лет, отца – в четырнадцать. Родители жили словно на разных планетах, каждый со своими увлечениями и друзьями. Отец пропадал на раскопках, мать вела светскую жизнь. Модный брак по расчету всех устраивал. Единственной связью между ними была маленькая Ив. Ей отдавали всю любовь и свободное время, которого было не так и много.

Внимание восполняли подарками. Лучшие платья, игрушки и, конечно же, путешествия. Ив приводили в восторг рассказы отца о разных странах. После смерти мамы он иногда брал ее с собой, прививая любовь к археологии.

Для Ив, которая любила загадки, отец придумал шифр и половина его записей состояла из ребусов. Когда она оставалась дома, ей приходили зашифрованные письма, полные логических цепочек и подсказок. Она проводила несколько часов, а то и дней за разгадкой таких необычных посланий, и ждала возвращения отца домой.

Однажды он не вернулся. Вместо него в их доме появился низкорослый тучный мужчина с темно-русыми, растрепанными от ветра волосами. Тома Дюпон носил очки, обладал взрывным, но отходчивым характером, и знал отца Ив лучше, чем кто-либо из его друзей и коллег. Тома стал ее опекуном и обещал, что они вместе продолжат дело, которое не закончил Бертран.

В наследство Ив досталось немалое состояние родителей и дневники отца. Дюпон настаивал на том, чтобы она расшифровала заметки, которые тот вел на знакомом только ей языке. Так они могли узнать о тайнах, которых удалось коснуться Бертрану.

Тома не просто любил археологию, он жил древними цивилизациями, миром прошлого. И хотя обладал пугающей внешностью и сложным характером, Ив удалось с ним подружиться. Она долго убеждала опекуна в том, что способна не только сидеть в Женвилье и расшифровывать письма, но и стать его помощницей. В восемнадцать Тома впервые взял ее с собой в экспедицию. Тот день стал одним из самых счастливых в жизни Ив.

Дюпон не заменил родителей, но кроме него и Жюли в ее жизни не было близких. Если в юности Ив еще мечтала о возлюбленном и детях, то после истории с Джорджем Уилсоном похоронила свои грезы. Любовь к мужчине казалась ей чем-то отталкивающим и пугающим, сродни страшной зависимости, а близость – неприятностью, к тому же болезненной.

Даже сейчас она боялась выглянуть из скорлупы и признаться себе, что раньше ей недоставало таких отношений, какие сейчас дарил ей Риган. Ив боялась того, что он разобьет ей сердце, и на этот раз все закончится гораздо более плачевно. Ведь рядом с Уилсоном она не испытывала и десятой доли притяжения, которое сводило ее с ума при одном взгляде на Ригана.

Возможно ли поверить в то, что тот, кто прожил почти сто лет, привяжется к той, кому едва минуло двадцать два? Это было бы верхом глупости, и все же в глубине души она не переставала надеяться. Несмотря на то, что по-прежнему не верила ему. Не верила в себя.

***

– Можешь сделать меня такой же, как ты? – однажды решилась спросить Ив.

Они лежали в постели после очередного умопомрачительного секса, и она подумала, что если не спросит об этом сейчас, не спросит уже никогда.

– Мне не будет страшен насморк или лихорадка.

– Я об этом думал, – признался он. – Утрясем все с твоей популярной безделушкой, и вернемся к этому вопросу. Вряд ли тебе будет приятно проводить свои первые дни измененной под весенним солнцем.

Ив любила весну и лето. Не представляла жизни без солнца и хандрила в холодные пасмурные дни. Еще она думала о том, как можно прожить столько лет и не сойти с ума.

– Это больно? Само изменение.

– Больно.

Ив погладила его по руке, желая забрать боль воспоминаний.

– Если ты захочешь сделать это со мной, я выдержу, – храбро заявила она.

– Не сомневаюсь, – отозвался он, – но пока у тебя есть время, хорошенько подумай. Признаться честно, я сам до конца не уверен, что буду делать с этими сотнями лет, отведенных мне в довесок. Каждый год бесконечной жизни меняет тебя, и не факт, что в лучшую сторону. Ценность жизни становится безразлична.

Ив не знала, как распорядится своим бессмертием. Вечная жизнь не казалась даром, скорее, сомнительным удовольствием, и все же она не хотела расставаться с Риганом. Какие отношения могут связывать женщину, которая вскоре состарится и станет, как печеное яблоко и привлекательного молодого мужчину?

– Боишься, что я стану похожей на Изабель и разонравлюсь тебе? – поддразнила она его.

Риган рассказал, что та женщина была молодой измененной, и это только подстегнуло интерес Ив и желание стать такой же, как он. Годы не смогут отнять красоты и молодости, и она сможет посмотреть весь мир, забраться в такие уголки земного шара, о которых даже не мечтала. Прогресс шагает семимильными шагами, и кто знает – возможно, со временем она сможет сесть за штурвал самолета или…

– Тебе это не грозит, – перебил ход ее мыслей Риган, возвращая в реальность, – она просто не выдержала конкуренции, потому что рядом была ты.