Господи, неужели это не сон! Неужели это со мной? И неужели все это правда? Я, конечно, хотела поправить свое материальное положение. В лучшем случае вернуть то, что было потеряно. Но чтобы вот так, сразу, ощутимо и весомо сто миллионов долларов? Да нет, даже не долларов, а фунтов, этих самых стерлингов. Спасибо, спасибо, спасибочко тебе, Господи! Спасибо, что провел меня этим путем, пускай трудным, иногда страшным, с ошибками, с падениями, но ведь и со взлетами. Спасибо, что услышал мои молитвы, мои стоны, временами и плач.

Бедность, конечно, не порок. Но и счастья в ней нет никакого. И кто это придумал, что нищий человек богат духом? Страхом он богат, и весь дух в этом страхе. Но теперь все позади – и страхи, и стоны, и долги – эти пудовые гири. Прощай, нищета! Прощай, унизительное чувство стыда пересчитывать каждый рубль при очередной, пусть даже самой пустяковой покупке. Прощай, мерзкий холод животного страха и пустоты, в которую проваливаешься при одном только воспоминании о ледяных змеиных глазах. Все, все, забыто! Прощай, долговая яма! Прощай, кабальное ярмо! Свобода!!! Ребята, скоро, очень скоро я выключу ваш счетчик.

Эх, жалко, конечно, столько отдавать. Еще и налог на наследство существует. И адвокатам нужно платить. Какие сто миллионов? Дай Бог, половина останется.

Ага, дорогая, вчера еще о тысчонке баксов как о манне небесной мечтала, а сегодня – пятьдесят миллионов маловато будет?! Вот что с людьми деньги делают!

А что делают? Ничего. Я просто к ним рачительно отношусь.

Молодец! А теперь успокойся, экономная моя. Миллионом больше, миллионом меньше. До Лондона путь не близкий. Ремень пристегнула? Ну вот, кажется, взлетели!

Как это про известных людей говорят: «Наутро он проснулся знаменитым!»? А я проснусь богатой! Свой дом в Лондоне, Париже, где-то в Швейцарии, вилла на Лазурном берегу, поместье в ЮАР. А главное!.. Главное – счет в банке!

Ну вот, опять завелась. Лучше подумай, что тебя завтра ждет. Владение английским – со словарем. Группа поддержки – никакой. Наплела мужу про пятьдесят тысяч долларов, оставленных невесть откуда взявшимся троюродным дедушкой, и про то, что хочешь положить цветочки на его могилку в знак благодарности. Он, дурачок, и поверил.

А у него были варианты? Не мной проверено: меньше знает, лучше спит. Главное, чтобы у него дебет с кредитом сошелся. Но с завтрашнего дня я сама устанавливаю и дебет, и кредит. Ты представляешь себе, что такое финансовая независимость от мужа? Нет, все-таки приятно ощущать себя графиней Монтекристо.

Допустим, на этого персонажа ты не тянешь – не хватает пары миллиардов.

Не беда! Мстить-то никому не надо. Живи в свое удовольствие!

Да, да, дорогая, вот тут ты совершенно права. А для чего тебе, собственно говоря, свалилось на голову это наследство?

И как ведь все сошлось?! Когда позвонили из адвокатской конторы, ты оказалась дома, а ведь должна была читать лекцию, которая в последний момент благополучно отменилась. И именно ты подошла к телефону, а не кто-то из твоих мужиков, которые абсолютно честно бы ответили: «Нет, такую не знаем, не слышали, понятия не имеем». А самое главное – метрика бабушкина сохранилась, пожелтевший от времени маленький листочек бумаги с расплывшимися фиолетовыми чернилами, «счастливый билет» в другую жизнь.

Знаешь что, Катерина, не прикидывайся «ботвой». Все-то ты прекрасно знаешь и понимаешь, других этому учишь: «Как привлечь успех. Как сделать свою жизнь счастливой». Просто сама не ожидала такого результата. Верно?

***

– Алло, вас беспокоят из N-ской адвокатской конторы. Мы разыскиваем родственников Бронштейн Нины Бенционовны. Вам знакомо это имя?

Вопрос прозвучал столь неожиданно, что первой реакцией было – а не послать ли куда подальше всех этих любителей составления еврейских списков?! «Пульс Тушино», кажется, закрыли. Неужели у нас в Кузьминках образовалась новая черносотенная газетенка, какой-нибудь «Кузьминский набат»?

Но тут в мозгу что-то щелкнуло. Наверное, одна мысль зацепилась за другую, а та, в свою очередь, вытащила из памяти заложенную в детстве информацию. И я совершенно спокойно ответила:

– Конечно, знакомо. Это моя бабушка.

Хотя всю жизнь, по крайней мере, мою, она звалась по-другому: Левитина Надежда Борисовна. Ну, то, что фамилия другая, понятно – по мужу, моему деду. А вот имя и отчество, хотя и похожи, все же отличались. Но именно так, Надежда Борисовна, ее звали все: знакомые, родственники, коллеги по работе и бесчисленные соседи, приходившие к ней за помощью или советом, как к единственному ЛОР-врачу в ближайшей округе одного из московских районов.

Я думаю, бабушка не делала из этого никакой тайны. Просто никто ее о том не спрашивал, а сама она никому не рассказывала. Я же узнала случайно, благодаря неуемному детскому любопытству и страсти копаться в ее старых вещах.

Какая это была увлекательная игра – примерять ветхие, вышедшие из моды бабушкины платья, жакеты, блузки. А какая прелесть эти шляпки, аккуратно уложенные в круглые ярко-коричневые фанерные коробки. Особенно мне нравилась бархатная, черная, с ажурной вуалькой. Я вертелась перед старинным трюмо: «незнакомка» Крамского, никак не меньше.

А целый чемодан с нитками-мулине и мамиными незаконченными вышивками! Боже, это было несметное богатство! Как оно потом меня выручало на уроках труда. Чего только не было в этих многочисленных старых чемоданах, сундучках, потертых кожаных портфелях. Старые школьные тетради моей мамы и ее брата, подшивки журнала «Работница», начиная с пятидесятых годов, газетные вырезки, письма, огромное количество пуговиц, срезанных, наверное, еще с одежды бабушкиных родителей, пачки облигаций и прочая всевозможная мелочь.

Отдельной связкой лежали открытки с видами разных популярных черноморских курортов, где регулярно отдыхал мой дед, старый большевик, член партии с 1918 года, легенда и гордость нашей семьи. И, конечно же, фотографии! Были среди них и дореволюционные фото, с благообразными прабабушкой и прадедушкой, и снимки времен Гражданской войны. На одном из них мой дед – молодой красавец в кожаной куртке, и весь в портупее, и его товарищ постарше, в черной бурке и белой папахе – командиры Красной Армии. По крайней мере, так мне казалось и хотелось думать.

…Я все равно паду на той,На той, единственной, Гражданской,И комиссары в пыльных шлемахСклонятся молча надо мной.

Булат Шалвович, единственное, что утешает, что мы с Вами заблуждались вместе. Но я отвлеклась.

Особую гордость у меня вызывала фотография 30-х годов, на которой дед был запечатлен в своем рабочем кабинете за огромным столом. Весь передний план занимал массивный письменный прибор, а сбоку – стопка бумаг и папок, поверх которой лежал внушительного вида револьвер, видимо, в качестве пресса. Один из приятелей моего брата, которому он с благоговейным трепетом эту фотографию показал, заметил, внимательно изучив знаки различия на воротнике гимнастерки деда, что они соответствуют современному званию «генерал-майор». Так ли это – не знаю, но акции деда в наших глазах значительно выросли.

На обратной стороне многих фотографий были трогательные надписи: «Моему дружку, Наденьке», «Моей любимой жене, Надюше». А одна запомнилась мне своим революционным пафосом и какой-то скрытой несуразностью: «Милый друг, Наденька! Бьем белых гадов день и ночь. Очень устал и соскучился. Твой муж Марк. г. Астрахань 1932 год» (число и месяц не помню).

– Бабуль, а каких белых гадов он бьет? Ведь Гражданская война кончилась в 1922 году? – спросила я, намереваясь блеснуть своими глубокими познаниями в истории СССР.

– Не знаю. Тогда много банд было, – удовлетворила бабушка мое любопытство.

Вот это да! Мой легендарный дед воевал с белобандитами. Надо будет поглубже залезть на антресоли. Может быть, где-то там хранится его боевая шашка, которую бабушка убрала от греха подальше.

Став старше, я узнала, что мой дед никогда не гонялся по бескрайним российским полям за врагами на боевом коне и не рубал их холодным оружием. В восемнадцатом он, бобруйский шестнадцатилетний подросток, прибавивший себе при записи в Красную Армию два года, попал в особый отряд при военно-революционной трибунале, судившим революционным судом дезертиров, мародеров и прочий несознательный элемент. Какие функции он выполнял в этом отряде – догадаться не составляло труда. Комиссаром, к моему сожалению, он не был. Всю свою последующую карьеру сделал на службе в НКВД. И уже в перестроечные времена я поняла, чем он занимался в Астрахани в 1932 году. В это время полным ходом шло раскулачивание волжских крестьян. Не знаю, была ли бабушка в курсе его дел, но, сколько себя помню, эту организацию под любым названием она, мягко говоря, недолюбливала.

Так вот, в одной из ее потертых женских сумок, ставшей хранилищем для различных пропусков, членских книжек и очередной пачки облигаций, мне попалась невзрачного вида потрепанная, пожелтевшая бумажка – свидетельство о рождении Бронштейн Нины Бенционовны, отец, мать такие-то. Дата рождения – 2 ноября 1902 года. Город Кишинев.

– Ба, а это чье?

– Мое.

– Как, твое? – Я была просто парализована от удивления. Прикоснуться к чужой тайне, узнать что-то такое о близком тебе человеке, чего не знают другие. Что может быть интереснее?

– Как твое, если тут фамилия другая и имя и отчество?

– Фамилия девичья. А имя и отчество мне посоветовал изменить дедушкин приятель, когда я устраивалась в «Кремлевку».

К тому времени я уже знала, что когда-то давно, до войны, бабушка работала ЛОР-врачом в Кремлевской больнице и лечила членов семей больших партийных и советских работников.

– Зачем?

– Ну, имя ему показалось несерьезным, а отчество – не соответствующим.

– Не соответствующим чему? – Наивно не унималась я.

– Времени, деточка. – Многозначительным тоном ответила она. – Многие так делали. Согласись, что Надежда Борисовна более ласкает слух простого советского человека, чем Нина Бенционовна.

– Да. И Левитина красивее, чем Бронштейн, – ничего не понимая, продолжила я.

– А главное – безопаснее…

– Как это?

– Катенька, ты знаешь, как настоящая фамилия Троцкого? Хотя, откуда?

В мои 12—13 лет фамилия Троцкий в поле моего внимания попала только один раз, при чтении культовой, как сейчас бы сказали, книги советской молодежи «Как закалялась сталь». Но меня в те годы занимали больше личные проблемы Павки Корчагина, чем его борьба с оппортунистами.

– Неужели он твой родственник? – По правде сказать, никаких серьезных негативных ассоциаций у меня фамилия Троцкий не вызвала. Откуда мне, девочке-подростку, было знать, сколько миллионов жизней было загублено из-за нее. О том, на краю какой пропасти стояла вся семья, я поняла по резкому ответу бабули, в котором смешались и страх, и презрение, так ей не свойственные.

– Ну, нет! Не дай Бог таких родственников!

С этого момента наши отношения изменились. Она перестала быть просто бабушкой, следящей за тем, чтобы ребенок вовремя покушал, сделал уроки, не проспал в школу. Она стала моим самым верным другом. Сколько ей было доверено детских тайн. А сколько я выслушала семейных преданий и историй. Вот только самой главной своей тайны Бронштейн Нина Бенционовна мне так и не открыла.

***

Необычный телефонный разговор продолжался, и голос в трубке спросил:

– Простите, а вас как зовут?

– А что, собственно говоря, вам нужно?

– Дело в том, что мы разыскиваем родственников Нины Бенционовны Бронштейн в связи с завещанием Самоэля Штокмана. Может быть, это имя вам знакомо?

– Нет, впервые слышу. И… что это за завещание? – Внутри у меня все задрожало. Не каждый же день и даже не каждый месяц тебе сообщают подобные новости.

– Давайте сначала кое-что уточним, а потом будем говорить о наследстве. Итак, вас зовут…

– Кремер Екатерина Михайловна.

– Вы утверждаете, Екатерина Михайловна, что Бронштейн Нина Бенционовна ваша бабушка?

– Да. Но это ее девичья фамилия. А по мужу она – Левитина. И имя, и отчество изменила на Надежду Борисовну.

– Да, все совпадает.

– Совпадает с чем?

– С нашими данными. Ваша бабушка жива?

– Нет. Она умерла около двадцати лет назад.

– По какой линии вы состоите с ней в родстве, по материнской или по отцовской?

– По маминой. А какое это имеет значение?

– Очень большое. – Многозначительно произнес голос. – У вашей бабушки были еще дочери, кроме вашей мамы?

– Нет. Был еще сын, мой дядя, – пояснила я.

– А у него есть дочери?

– Нет. Только сын, мой двоюродный брат.

– Ваша мама жива?

– Нет. Она умерла семь лет назад.

Этот допрос мне уже стал надоедать.

– У вас есть еще сестры?

– Нет. Только брат, старший. Еще есть вопросы? – как можно резче я постаралась прекратить разговор.

– Ну, что же, Екатерина Михайловна, мне жаль ваших братьев, но вы получаетесь единственной наследницей, так как состоите в прямом родстве с Бронштейн Ниной Бенционовной по материнской линии, и являетесь ее внучкой, а не внуком.

– Ничего не понимаю. Какая материнская линия? Почему именно внучка?

Дрожь по телу перешла в напряжение.

– Да вы не волнуйтесь. Таковы условия завещания. Главное, вас наконец-то нашли. Теперь осталось все документально подтвердить. Возьмите ручку, я продиктую список необходимых документов.

– Подождите, подождите. А этим вообще стоит заниматься?

– Стоит, Екатерина Михайловна, стоит.

– И о какой сумме идет речь?

– По телефону нам о подобных вещах не рекомендуется говорить, тем более без наличия необходимых документов. Но вас так долго искали… Если что, я вам ничего не говорил. Вы сидите? Лучше сядьте. Короче, сумма исчисляется в миллионах…

– … рублей?

– Да нет. – Голос в трубке стал иронически насмешливым. – В банках Соединенного Королевства деньги хранятся в фунтах стерлингов, даже евро их не берет. Да, и еще имеется недвижимость в Европе и Южной Африке.

– … в Африке? – Язык прилип к небу и никак не хотел от него отдираться.

– Вам плохо? – Голос стал участливым с переходом в смешок. – Смотрите, не заболейте от радости.

Господи! И как я сразу не догадалась, что это чей-то розыгрыш. Чья-то глупая, наглая, циничная шутка. Кто это?! Кто смеет так подло смеяться над чужой бедой? Кому хочется пнуть побольнее? Храм души строишь?! Так без денег и духовный кирпич на место не встанет. И я тоже хороша. Уши развесила!

– Спасибо. Мне уже хорошо. У вас все отлично получилось, я поверила. Даже на стул села. Простите, но сегодня не первое апреля. – И нажала на телефонный рычаг.

Больше говорить я не могла, так как последний глоток воздуха цементным столбом застрял в горле.

– Ма-ам! – Послышалось откуда-то издалека. – Ты же обещала дать покушать. – Тряс меня за плечо мой единственный сын, пробегавший от компьютера к телевизору через малюсенькую прихожую нашей трехкомнатной хрущовки, где и обнаружил свою остолбеневшую мамашу.

Вот она, спасительная действительность! Конечно, конечно, троглодит мой подростковый, уже несу. Какие, к черту, миллионы! Какая, к черту, Африка! «Не нужен нам берег Турецкий!» Я спокойна. Я ни на кого не обижаюсь. Так уже лучше: цемент превратился в желеобразную массу, и она постепенно вытекает из моего тела. Подумаешь, неудачно пошутили. А я неудачно поверила. Бывает.

Воздух свободно стал проходить через легкие. Вот только откуда это монотонное и до отвращения однообразное пиканье? Ах, это я держу в руках телефонную трубку.

Звонок от адвоката раздался сразу же, как только трубка оказалась на месте:

– Алло, Екатерина Михайловна! Я не шучу. Это правда. Слышите? Прав-да. Вы наследница огромного состояния британского миллионера Самоэля Штокмана. Вас разыскивали больше десяти лет. Сейчас нужно как можно быстрее оформить документы. Наша фирма вам поможет. И… простите меня.

Как там кричал кот Матроскин: «Ура! Сработало!!!» И ведь, в самом деле, сработало! На это ушло шесть лет жизни. Шесть лет каждодневных размышлений, которые вначале раздирали душу кровоточащими вопросами «Господи, за что и почему именно меня?», потом сменились философскими аспектами самопознания «Кто я, и каково мое место в Божественной Вселенной?»», и, наконец, окончились прикладной парапсихологией: «Что я должна в себе еще изменить, чтобы жизнь стала прекрасной и удивительной?».

Что она становится удивительной – это бесспорно. Но с завтрашнего дня она станет еще и прекрасной!

Глава 2. Как славно быть женщиной!

– Так вам сорок шесть лет? – Ловлю на себе удивленно-восхищенный взгляд адвоката. – Вы выглядите значительно моложе!

Раньше я бы подумала: дежурный комплимент даме бальзаковского возраста. Ну, как еще может мужчина приободрить женщину, вступающую в пору умственного, духовного, эмоционального расцвета, с одновременным увяданием на физическом плане, что старательно маскируется любыми возможными способами? В ответ я бы кокетливо улыбнулась: «спасибо», проглотив горькую пилюлю разочарования. Потому что молоть языком по поводу моей внешности он может сколько угодно, но взглядом будет буравить молоденькую, глупую секретаршу, у которой ума, однако, вполне хватает на то, чтобы как можно выгоднее показать из-под короткой юбчонки свои ножки, а потом «раскатать» его на… Вот тут у каждой свои варианты. Но я отвлеклась.

Да, дружок, знаю, я действительно выгляжу моложе своих лет. И не потому, что не ощущаю своего возраста. В этом нет ничего особенного, большинство нормальных людей скажет о себе то же самое. Я не вижу его в зеркале! И дело не в чудесах современной косметологии, не в умелых руках мага пластической хирургии, не в фитнессе или СПА-удовольствиях, правильном образе жизни и питания и прочих модных забавах. Мне, как жене бывшего «нового русского», они просто не по карману. Но время в отношении меня как будто замедлило свой ход. Хотя я не продавала душу дьяволу, как это описано у классиков мировой литературы.

Но, Боже мой, какой это кайф при встрече с давней знакомой, с которой не виделись со времен падения Берлинской стены, услышать: «Ой, Катька, как ты здорово выглядишь! Как будто законсервировалась, ни морщинки, ни жиринки. А я совсем распустилась. Да и времени нету за собой следить. У меня ведь…» Далее следует длинный перечень проблем и забот с детьми, мужем, работой, родителями… Можно подумать, у меня их нет! Поэтому вторая часть встречи менее приятна, тем более что заканчивается она банально-завистливым предположением: «у тебя, наверное, муж хорошо зарабатывает, или любовник богатый».

Да нет у меня ни того, ни другого. И дело совсем не в деньгах. Ну, не рассказывать же ей на улице, что все ее проблемы созданы ею же самой, ее мыслями и эмоциями. Ты для начала приходи ко мне лекцию. Потом, если понравится, на занятия, где я подробно расскажу и научу, как правильно мыслить, чтобы остаться молодой и стать счастливой, короче – как изменить свою судьбу. Не веришь? А что же ты тогда восхищаешься моей молодостью, моей фигурой? А, тебя интересует, как лично у меня с счастьем и деньгами? Еще вчера я бы тебе ответила «спасибо, хреново». А сегодня: «Да вот, иду наследство оформлять в пару миллионов фунтов стерлингов». Теперь веришь? Но я отвлеклась.

Любезно-внимательный адвокат продолждал:

– Ну, что же, Катерина Михайловна, документы в полном порядке. Мы их переведем, заверим нотариально и отправим в Лондон для подтверждения. Теперь я могу ознакомить вас с содержанием завещания. Вас ведь, бесспорно, интересует сумма?

Я, молча, кивнула, проглотив комок в горле.

– Речь идет … – Он сделал эффектную паузу. – О ста миллионах фунтов стерлингов.

Тут меня качнуло на стуле. Но сидевший напротив человек уже был готов к подобной реакции и, живо перегнувшись через стол, успел схватить за плечи.

– А вы ничего не перепутали? – Спросила я, ополовинив стакан воды, и все еще сомневаясь, что правильно расслышала сумму.

– Нет, Катерина Михайловна, я за свои слова отвечаю.

– Тогда объясните мне, кто такой Самоэль Штокман и почему он оставил свое состояние моей бабушке, вернее, ее потомкам по женской линии? А если бы у бабушки были только сыновья? Или я, допустим, родилась бы мальчиком?

– Тогда бы вы ничего не получили. Молитесь Богу, Екатерина Михайловна, что вы женщина. Молодая, привлекательная, а теперь еще и богатая, что значительно увеличивает вашу привлекательность.

Шутник! А ведь когда-то, в детстве, а еще больше в юности, я очень жалела, что родилась девочкой. Мне казалось, что быть парнем значительно проще и легче. Подумал – сказал. Захотел – сделал. Понравилась девочка – пригласил на танцы или в кино. Захотел жениться – сделал предложение. Ну и что, что отказала, а ты добивайся, на то ты и мужчина. У тебя есть право, дарованное Природой, обществом, воспитанием, на открытую реализацию своего выбора. Мне же всегда не хватало возможности сказать и сделать то, чего я хочу, именно по причине моей принадлежности женской половине человечества.

Сколько дум было передумано, сколько слез пролито: сказать – не сказать, позвонить – не позвонить, подойти – не подойти. И все это на фоне жутких комплексов, связанных с внешними данными. В отрочестве и юности я была самым настоящим «гадким утенком» и сделала себя только к тридцати годам. Мне всегда были непонятны слова, сказанные от лица мужчин «…только тех мы женщин выбираем, которые нас выбрали уже…» Сколько бы не выбирала я, меня не выбирал никто. Даже, думала, старой девой помру.

Это теперь я такая умная и знаю, почему мне выпала такая судьба, и что я должна была своими переживаниями отрабатывать, какие кармические узлы развязывать.

Кстати, об уме. Я никогда не считала себя умственно отсталой. Наоборот, была образованной и в меру начитанной девочкой. Но мне всегда не хватало каких-то внутренних знаний. Я поражалась тому, что мои сверстники знают про эту жизнь значительно больше меня, как бы изнутри чувствуют, как вести себя в той или иной ситуации, что сказать, как ответить. А мне требовалось время на обдумывание, из-за чего я нередко попадала в неловкое положение и казалась окружающим и себе самой глупее, чем я есть на самом деле. А сколько крови выпил у меня муж, стремясь, как он выражался, добиться от меня совершенства. До посинения доводил своими замечаниями и вечным недовольством от моего, дескать, неумения вести себя в разговоре с нужными людьми.

А потом все изменилось. Не вдруг и не сразу. Постепенно. Это произошло после того, как я… Нет, не сделала нейрохирургическую операцию и не добавила себе еще одну извилину. С высоты сегодняшних знаний я бы назвала это так: произвела замену жизненной установки. Причем тогда, шесть лет назад, я понятия не имела об НЛП, то бишь о нейро-лингвистическом программировании, о психической или психотропной энергии, не посещала семинаров по парапсихологии, био- или космоэнергетике. Я была не просто далека от этого. Я была очень далека. Эти знания находились от меня на другом полюсе, другой планете. Мы существовали в разных галактиках.

На самом деле, все началось с того момента, когда я стояла у большого зеркала в недавно купленной и только что евроотремонтированной квартире, примеряя наряды к завтрашнему дню рождения. Это было то незабвенное и благословенное время, когда единственной серьезной проблемой, занимавшей меня, было договориться с мужем, где провести отпуск, ему очередной, а мне третий за год. Поехать ли к родственникам в Израиль и побродить по святым местам, или прогреть свои косточки на турецком пляже. Это вчера мне не был нужен турецкий берег, а тогда очень даже хотелось.

Багамы и Канары не рассматривались, так как уровень еще не позволял. Но через годик-другой, глядишь, освоим и этот маршрут. Кто же тогда мог предположить, что 17 августа 1998 года разобьет не только мои планы, но и всю жизнь? Кто тогда знал это гнусное слово «дефолт»? Я лично – нет. Поэтому беспечно крутилась перед зеркалом, подбирая к только что купленному вечернему платью серьги, браслеты, кольца и другие необходимые атрибуты из золота и бриллиантов, подтверждающие наше неуклонно растущее благосостояние, а также служащие эквивалентом любви мужа к жене.

И вдруг такая вот мысль шальной пулей пробила голову на вылет: «Мне сорок! Причем мне уже сорок! А Пашке – только сорок!». Мы с мужем ровесники, я на две недели его моложе, но когда мы поженились, а нам тогда было по тридцать, мне казалось, что он старше меня на целую вечность. Он знал про эту жизнь абсолютно все. Но при этом ему всегда будет «только», а мне «уже».

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5