Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

– Мы решили пойти вам навстречу, Андрей Николаевич, – сообщил следователь.

Я посмотрел на защитника. Тот ободряюще покивал: мол, всё хорошо, слушай, что говорят.

– На Усиевича вы поедете прямо сейчас…

– А вы? – невольно вырвалось у меня.

Прокурорский едва заметно поморщился.

– Честно сказать, я не очень-то понимаю, что вы хотите там показать, но… Словом, ваш адвокат убедил меня, что следственный эксперимент по неоткрытому эпизоду необходим. Я с вами не поеду. С вами будут оперработники, они всё и запротоколируют. Кстати, Семён Яковлевич там тоже будет присутствовать, – кивнул он на адвоката. – Так что насчёт законности можете не волноваться…

Я мысленно усмехнулся.

Следак решил подстелить соломки и сделал вид, что он тут не при делах и что эту бучу затеяли милицейские. Хитрый, однако. Понял, что всё может окончиться не в их пользу, а отвечать за чужие проколы он не намерен. Мне, в общем и целом, без разницы. Хочет заранее соскочить, пусть соскакивает. На мои ближайшие планы это никак не влияет.

Вчера всю вторую половину дня прикидывал варианты. Начал с того, что во время прогулки разглядывал небо в клеточку и вспоминал всё, что когда-либо слышал или читал об удачных побегах из тюрем и, в частности, из Бутырки.

Знаю, что в 90-е заключенные дважды бежали именно из прогулочного двора, подняв потолочную решётку и выбравшись на крышу тюрьмы, а оттуда на крыши соседних строений. Пару раз зэки менялись местами с сокамерниками и их просто выпускали из зданий суда по условному приговору. Кое-кто сбежал из комнат свиданий, воспользовавшись сходством с родственниками. Был ещё громкий случай, когда трое сидельцев ложками (!!!) подрыли бетонный пол и скрылись через подземный коллектор. Много в своё время говорили и о банде Банзая, умудрившейся в полном составе сбежать из перевозившего их автозака…

В моём случае все эти способы не годились. По разным причинам.

Требовалось придумать свой собственный.

И я его «изобрёл»…

На выход меня вели двое конвойных. Руки за спиной, но без наручников.

Наручники, насколько я знал, должны были надеть на улице, пристегнув к одному из сотрудников. Так же, по всей вероятности, меня водили бы по месту предполагаемого преступления. Поэтому промежуток времени для побега ограничивался десятком секунд, между выходом из тюремного корпуса и посадкой в машину…

Машина, как выяснилось, ждала у северо-западной башни. Обычный УАЗ-буханка с зарешеченными окошками. Рядом стояли два ГАЗа с конвойными – не по мою душу, но тоже неплохо. И вообще – чем больше массовка, тем лучше.

– Лицом к стене! Руки за голову!

Сигналом, что пора действовать, стали оброненные кем-то не то ключи, не то обыкновенная авторучка.

Кувырок назад вышел на загляденье. Подбив ногой ближайшего конвоира оказался тоже сюрпризом для всех. Никто просто не ожидал, что клиент пойдёт на рывок прямо из тюремного дворика, да ещё и в положении лёжа.

Впрочем, по земле я катался недолго.

Подскок с разворотом, толчок от стены с опорой на «малые архитектурные формы» – привычные элементы паркура. Кто видел, тот знает. Но для милиции и конвойных такое в диковинку. В начале 80-х по телевизору это ещё не показывали.

– Стой! Куда?!

Конечно, происходи дело в чистом поле или на зоне, меня вполне могли подстрелить. Но здесь и сейчас, когда рядом люди, можно лишь рвать из кобуры пистолет и, в лучшем случае, палить предупредительным в воздух.

Между зданием и забором тридцать шагов.

К забору я не бегу, бросаюсь чуть в сторону, к стоящему около арки мусорному контейнеру.

Крышка закрыта. Отлично.

Выше контейнера – капот автозака. Дальше – пустая кабина и кузов.

Потом жёлтая газовая магистраль. Качнуться на ней – раз плюнуть.

Ухватиться за решётку окна – ещё проще.

Крыша пристройки.

Грохочет кровельное железо.

Обрезок водопроводной трубы. Длина подходящая.

Разбег. Упор.

Импровизированный шест утыкается в заграждение.

Прыжок.

Ух, ты! Круто! Бубка и Исинбаева обзавидуются.

Колючая проволока позади. Под ногами крыши гаражных боксов.

Сторожа не видать… Вниз…

А теперь – просто вперёд…

В узкий проезд между жилым домом и мебельной фабрикой вбегаю секунд через двадцать. В глубине двора за деревьями белеет трансформаторная подстанция, за ней новый проулок и выезд на Новослободскую. По идее, надо бежать туда, но – зачем? Помню, через дорогу там магазин «Соки-Воды», рядом пивная, проходные дворы и – ни одного зелёного насаждения. Голый асфальт по три полосы в обе стороны. Любой бегущий как на ладони. Можно прямо из здания Следственного Управления погоней руководить без всяких биноклей. Поэтому – решено. На этой улице мне делать нечего.

Обогнув тэпушку, я резко поворачиваю налево и несусь чуть ли не обратную сторону. Кусты, деревья, собачьи площадки, дома, стоящие у подъездов машины…

Быстрый бег заканчивается минут через десять.

Погони не слышно.

Перехожу на шаг.

Успокаиваю дыхание.

Фух… Красота…

И это сладкое слово – свобода…

Глава 2

– Разрешите, тащ генерал?

Генерал-лейтенант оторвал взгляд от бумаг и хмуро посмотрел на вошедших.

– Есть новости?

– Так точно. Новости есть.

– Рассказывайте.

Подчиненные переглянулись.

– Свояк нашёлся, – сообщил Ходырев.

– И снова пропал, – продолжил Смирнов.

– Присаживайтесь, – указал начальник на стулья. – А теперь то же самое, но подробно.

Вместо ответа Ходырев выудил из папки бумажный листок и положил на столешницу.

Пётр Сергеевич ознакомился с документом, после чего откинулся в кресле и сцепил пальцы в замок. Он уже не раз клял себя последними словами за то, что «пустил дело на самотёк» и не взял Фомина под плотное наблюдение и опеку.

Хотя… сделав это, он мог, наоборот, только усугубить ситуацию.

Во-первых, Свояк, скорее всего, воспринял бы это как недоверие, поскольку и так, по собственной воле, начал сотрудничать и уже много чего рассказал. А во-вторых, неизбежно появились бы те, кому стало бы интересно, кто он такой, этот странный студент, и зачем его так опекают? Ведь в свете того, что генерал-лейтенант узнал о предателях в собственном ведомстве, такой интерес мог привести к неприятным последствиям. В том числе, и в отношении самого генерала. Поэтому и действовать в деле со Свояком приходилось весьма осторожно. Более того, доступ к полученной информации требовалось ограничить по максимуму. А иначе не стоило и огород городить…

– Значит, его отправили сразу в Бутырку. Так?

– Именно так, товарищ генерал-лейтенант.

Пётр Сергеевич тихо вздохнул.

– А мы, выходит, прошляпили.

Ходырев и Смирнов молчали…

– Кто курирует это дело от МВД?

– В справке этого нет, но, по информации от источника, лично первый зам Щёлокова.

– Чурбанов?

– Он самый.

– Понятно.

Хозяин кабинета расцепил пальцы и чуть подался к столу.

– Значит, так. Ситуацию отслеживать постоянно. Отменить розыскные мероприятия по линии МВД мы не можем. Забрать его дело тоже. Это означает: а – подтвердить интерес, б – подставить его перед нашими. Но, если Свояк не соврал, всё изменится после 12-го. Где-то в течение месяца. Надеюсь, к этому времени его ещё не найдут.

– А свой розыск мы организовать можем?

– Официально – нет, – покачал головой генерал. – Только в самом крайнем случае, если станет понятно, что на него уже вышла милиция.

– А если… на свой страх и риск? – предложил Константин.

Петр Сергеевич смерил его тяжёлым взглядом.

– Мы потихонечку, – поддержал коллегу Смирнов.

– Знаю я ваше потихонечку, – дёрнул щекой генерал. – А вообще… ладно. Можно попробовать. Но учтите! Если найдёте, дальше никакой самодеятельности. Выяснили – сразу докладывайте. Решать будем по ситуации…

Вторник. 9 ноября 1982г.

– Как успехи?

Семёныч бросил на скамью рукавицы и подошёл к верстаку.

Я снял защитные очки и кивнул на ящик:

– Восемь болтов, как заказывали, и два калибра.

Бригадир заглянул внутрь, хмыкнул.

– А что с шаблонами?

– Заканчиваю. Только собирают пусть сами. Моё дело пластины слепить, и я их слепил.

– Сейчас проверим.

Путеец взял в руки готовую пластину «шаблона 940» и принялся измерять её штангенциркулем. Примерно через минуту он покачал головой, отложил в сторону инструмент и принялся «на глазок» сравнивать шаблон с образцом.

– Вроде такой же, – пробормотал он с сомнением.

– Такой же, такой же. Допуск десять микрон. Фирма гарантирует, – усмехнулся я, опуская в ящик очередную деталь.

– Ладно. Пойду, вагонникам покажу. Если не забракуют, с меня магарыч.

Семёныч ушёл, а я продолжил работу.

Честно сказать, даже не думал, что у железнодорожников столько разнообразного инструмента и приспособлений. Многие – «именные», названные по фамилии изобретателя. Ломик Гладуна, шаблон Басалаева, игла Сизоненко, шаблон Холодова…

Всё, что было когда-то придумано путевыми работниками для облегчения собственного труда и проверено временем, становилось «классикой», после чего шло в серию и выпускалось фабриками и заводами. Причем, в каждом отделении, на каждой дистанции, в каждом депо и даже в каждой бригаде были свои предпочтения. Одни привыкли проверять автосцепки «калибром», другие «вилкой», третьи «ломиком»…

А ещё у всякого запасливого осмотрщика всегда при себе имелось несколько штук шаблонов, кронциркули, толщиномеры, наборы для замера зазоров, два-три бородка́ и ещё куча всего, включая зубила, ключи, щётки и, наконец, самое главное – молоток для простукивания. Не меньше таскали с собой и путейцы (путевые монтёры), только у них инструмент был «малость» потяжелее – ломы, лопаты, кувалды, кле́щи для пропитанных креозотом шпал, топоры для затёски, подбойки, домкраты, разгонщики…

И всё это рано или поздно старело, приходило в негодность, ломалось, а получить новый девайс было, увы, непросто. У каждого свои сроки эксплуатации, и если они не превышены, то хрен вам на рыло, господа железнодорожники, обходитесь своими силами, и вообще – «экономика должна быть экономной», в планах этих поставок нет, с металлом в стране напряжёнка…

Приходилось как-то выкручиваться: или всеми правдами и неправдами выбивать зажатые кем-то лимиты, или давать изношенному инструменту новую жизнь…

Последним я как раз сегодня и занимался. Демонстрировал, так сказать, свои умения и таланты.

Ну а чего? Станки в мастерской, хоть и старые, но работоспособные, а если приложить к ним полученную при переносе во времени точность и мало-мальский опыт работы, то результат окажется положительным. Надо же как-то доказывать «приютившим» меня ремонтникам, что они не ошиблись и польза от меня, действительно, есть. По крайней мере, сортировку и приёмку вагонов можно теперь проводить, не задумываясь: хватит ли аварийной бригаде сил и оснастки для чего-нибудь срочного и как всегда неожиданного?

Например, как вчера, когда, сам того не ожидая, я вдруг оказался в нужное время и в нужном месте…

На относительно оживленное место я выбрался минут через двадцать после побега, в районе Тверской заставы, на стыке Лесной и Бутырского, и это выглядело откровенной наглостью.

На одной стороне улицы районный суд, на другой – здание прокуратуры, рядом сидят судебные исполнители. Когда из СИЗО везут сюда подсудимых и обвиняемых, автозаки проезжают ровнёхонько мимо той остановки, где я как раз присел отдохнуть и сообразить, что дальше…

Прохожие на меня внимания не обращали. Пацан и пацан. Одежда цивильная, морда интеллигентная, реальной опасности не представляет. Но всё равно – соображать надо было быстро.

Пропустив пару трамваев, я поднялся с пыльной скамейки, дошёл до ближайшего дворового проезда и принялся ждать.

Двое выезжающих оттуда водителей на поднятую руку внимания не обратили, зато третий не только остановился, но и приоткрыл боковое окошко.

– Куда надо?

– На улицу Космодемьянских?

– А на метро не судьба что ли?

– Я подземелий боюсь. Договорились с приятелем, а он не подъехал. А мне надо вот как срочно, – провёл я ладонью по горлу.

– За срочность пятёрку, – ухмыльнулся шофёр.

– Чёрт! – похлопал себя я по карманам. – У меня только трёшка есть.

– Ладно. Трёха, так трёха, – согласился водитель. – Поехали…

Никакой трёхи у меня, естественно, не было. Все деньги выгребли из карманов сразу по приезду в Бутырку. Поэтому – делать нечего – пришлось вспомнить собственный опыт таксования в 90-х и отыграть кидалово на доверии.

Всю дорогу я развлекал водителя анекдотами и вообще – трепался без остановок. Поездка заняла около получаса, и к концу пути мы уже были на ты.

– Слушай, Лёх, а тормозни-ка возле «Союзпечати», у меня там тётка работает, хочу у неё сигареты стрельнуть.

– В долг что ли?

– Ага. А не то тебе не останется.

– Давай! Только по-быстрому, я тоже спешу.

– Не бои́сь! Я мигом…

Конечно, никакая тётка в «Союзпечати» у меня не работала.

Подойдя к киоску, я только сделал вид, что заглядываю в окошечко, а потом обхожу павильон, чтобы открыть дверь. Главное, чтобы клиент сразу не заподозрил неладное, а через пару минут будет уже слишком поздно. За это время, прикрытый от машины киоском, я успею слинять во дворы и ищи меня там потом хоть до морковкиного заговения.

Пусть обманывать ближнего нехорошо, но и «бомбить без лицензии» тоже неправильно. Люди должны помогать друг другу, а советские люди – тем более.

Того, что водила заявит на меня в компетентные органы, я ни капельки не боялся. Ему это не с руки. Формально частный извоз в нашей стране запрещён, поэтому доносить на самого себя будет только полный дурак. И даже если его вдруг прижмут товарищи из милиции, он наверняка будет всё отрицать. Стать невольным пособником подозреваемого в убийстве – такого даже врагу не пожелаешь. Поэтому лучше прикинуться просто случайным прохожим, ничего не видевшим, ничего не слышавшим и забывшим всё что возможно. Меньше знаешь – крепче спишь. Народная мудрость, она врать не будет. Проверено тысячелетиями…

Улицу Зои и Александра Космодемьянских я выбрал не просто так. Именно здесь располагался объект, который мы с Лункиным, Рыбниковым и Барановым герметили месяц назад. Комнатка в полуподвале, которую мы использовали под раздевалку и склад, была: а – отапливаемой, б – открывалась без ключа (если знать, как), в – местные, по словам Мишани, проверяли её не чаще одного раза в месяц.

Перекантоваться в ней ночь или две – самое то. А пока суд да дело, подумать, где раздобыть пожрать, денег и более надежную ухоронку. Обращаться прямо сейчас к кому-то из старых-новых знакомых мне не хотелось. Сокурсников наверняка уже проверяет милиция, а как отнесутся к моему побегу из заключения друзья-чекисты, сказать сложно. Своим неожиданным появлением я их, скорее всего, просто подставлю, поэтому лучше какое-то время не возникать у них на горизонте, а подождать, пока утрясутся основные вопросы со сменой Генсека.

Сколько на это уйдет? Неделя, две, месяц?.. В любом случае, выходить на связь со Смирновым или, например, с Кривошапкиным, следовало не раньше, чем в тот момент, когда новый руководитель страны более-менее чётко обозначит свою позицию в партии и начнёт первые чистки. Ведь насколько я помнил, главу МВД Щёлокова сняли со своего поста уже в декабре, а ещё раньше в функции КГБ была передана борьба с преступлениями на промышленных объектах…

В тайную комнату я проник без проблем. Видеть меня вряд ли кто видел. Вход загораживал короткий заборчик из двух бэушных бетонных секций, прямо перед ним ряд кустов, чуть дальше – мусорные контейнеры.

Внутри мало что изменилось. Как было в середине октября, когда мы перебазировались на «Сокол», так всё и осталось. Несколько банок с засохшей краской, старые негодные кисти, прохудившееся ведро, сломанная лопата, ветошь в углу, справа доска-вешалка с гвоздями вместо крючков, на них чьи-то спецовки и один сигнальный жилет, слева три древних стула с ободранными сидушками, дальше некрашеная скамейка… В дальней стене дверь в санузел. Судя по наличию воды в унитазе, комнату проверяли недавно, иначе бы вся вода на «тарелке» высохла. И это хорошо. Если уже проверили, значит, в ближайшее время никто сюда не заглянет.

Первым делом я хорошенько умылся. Хотелось как можно быстрее очиститься от тюремной пыли, которая всего за пять дней пропитала меня едва ли не до печёнок. Отсутствие мыла и горячей воды помехой не стали. Само ощущение стекающей между пальцев воды оказалось своего рода лекарством – бальзамом, очищающим мозг от всех неприятных воспоминаний и мыслей.

После помывки занялся более детальным обследованием помещения.

Среди сваленных в кучу засохших кистей и валиков нашлись механические часы марки «Полёт» без ремешка. Видимо, кто-то выронил и забыл.

Попробовал завести.

Получилось.

Часы тикали, секундная стрелка неспешно отсчитывала деления на допциферблате.

Инспектирование старых спецовок помогло немного обогатиться. Из одной я выудил мятую суконную кепку (всё-таки на дворе ноябрь, а не май, и без головного убора на улице некомфортно). Из другой – две монеты 15 и 20 копеек, случайно завалившихся за подкладку. Мелочь, а, как говорится, приятно. Но оказалось, что это ещё не всё. Настоящий «клад» я обнаружил под ворохом ветоши. Два с лишним десятка гривенников, пятаков и более мелких монеток. Общая сумма найденного, вместе с предыдущей находкой, составила 2 рубля 71 копейку. И это было уже кое-что. После пяти дней в СИЗО даже такие деньги позволяли чувствовать себя если не богачом, то, как минимум, обеспеченным человеком…

Набег на ближайшие магазины я решил не откладывать. Всё равно ведь планировал оставаться в убежище только на ночь. Зачем же тогда зря время терять? Лучше потратить его на обследование окрестностей и приобретение разных важных вещей.

На улицу я выбрался, нацепив на голову кепку, надев поверх куртки относительно чистую робу и накинув сверху оранжевый сигнальный жилет. Ну а чего? Известно ведь, что в любом детективном романе самым незаметным для окружающих является обслуживающий персонал. Проводники в поезде, официанты в ресторане, санитары в больнице…

В реальной жизни всё точно так же. Никто не обращает внимания и не запоминает, например, метущего двор дворника или идущего по улице дорожного рабочего. Даже если он вдруг зашёл в магазин и вместе со всеми стоит в очереди за покупками.

Первой по списку у меня стала «Галантерея». Держать себя в чистоте и порядке не просто важно, а архиважно. Ведь даже дорожный рабочий не может всё время быть грязным, небритым и, хм, «немного нетрезвым».

Мыло я выбрал себе самое дешёвое – «Детское». Цена – 14 копеек за стограммовый брусок. Хозяйственное было, конечно, ещё дешевле, но умываться, а тем более использовать для бритья – ну его нафиг, оно мне ещё в СИЗО остопи… эээ… осточертело, короче.

С «приборами и расходниками» для чистки зубов вышло тоже неплохо. Из трёх типов зубных щёток взял ту, которая стоила 22 коп. Те, что были за 25 и за 32, отличались от неё только размером. Вот если бы моя пасть была как у крокодила или бегемота, тогда конечно – размер имел бы значение, а так – удалось сэкономить.

Ещё удачнее это удалось сделать на зубных пастах. Ассортимент, не сказать, чтобы сильно широкий, но, в целом, есть из чего выбирать. «Семейная», «Лесная» и «Мятная» по 32 копейки за тюбик, детская «Чебурашка» по 35, «Жемчуг» по 38, «Фтородент» по 40, «Новинка» по 45, «Старт» по полтиннику, едучий болгарский «Поморин», который я с детства терпеть не мог, по 65 и просто крутейший по нынешним временам югославский «Kolynos», стоящий целый рубль. Немного подумав, поступил с пастами радикально – не стал брать ни одну, а купил зубной порошок «Особый». Цена – 6 копеек, упаковка картонная, на крышке «страшная» надпись: «с двууглекислой содой». В общем, что зубы, что потолок – всё едино, использовать можно и там, и там.

А вот с бритвенными принадлежностями приключился затык. Упаковка обычных лезвий «Балтика» или «Нева» стоила аж два с половиной рубля. Для меня это в настоящий момент было ну просто охренеть сколько. Хорошо, что рядом нашлись лезвия чуть похуже и подешевле, с оптимистичным названием «Восход», но всё равно, отдать рубль за обычные расходные материалы – это сразу напомнило мне хитрую маркетинговую политику будущих производителей принтеров, когда приобретение картриджей для печати обходилось потребителю на порядок дороже покупки самого аппарата.

В этом времени всё было практически так же. Бритвенные приборы стоили меньше, чем лезвия.

Неплохие металлические станки «Днепр» и «Алмаз» имели ценники 2 руб. 00 коп. Станок «Элегант» с симпатичной накладкой на рукояти – 1 руб. 70 коп. Аналогичный «Спорт-6» – 1 руб. 50 коп. Единственное, что мог я позволить себе в нынешних обстоятельствах – это непритязательный «Спорт-14» ценой 52 копейки плюс ещё 30 за пластиковый футляр.

Отказаться от ненужной мне упаковки было решительно невозможно. Почти как в небезызвестном фильме «Дежавю»: «Те́фтель с рисом, котлета с картошкой. Меняться нельзя». Хочешь не хочешь, пришлось отдавать деньги и за футляр.

Словом, все сделанные в «Галантерее» покупки обошлись мне в весьма «приличную» сумму: два рубля двадцать четыре копейки. В кармане осталось два гривенника, одна пятнадцатикопеечная, два пятачка и одна двушка. Их требовалось распределить на два дня. Дальше я не загадывал – надеялся, что что-нибудь, да придумаю…

«Файф-о-клок» по-советски начался в четверть пятого. Время я узнал у прохожего и сразу же выставил по нему стрелки найденных в раздевалке часов. «Треугольный» пакет молока и две калорийные булки обошлись мне в тридцать четыре копейки. Остатка в тринадцать копеек тютелька в тютельку хватало на «укороченный» батон белого хлеба. Его я собирался приобрести завтра где-нибудь ближе к «ужину». Пусть вместо чая или компота будет простая вода, но всё равно – по чисто вкусовым ощущениям это намного сытнее и лучше «сбалансированной» тюремной пайки.

Сегодня же у меня настоящее пиршество. Вроде только пять дней не ел нормальной еды («прокурорские» бутерброды не в счёт), а кажется, будто прошла целая вечность.

Булки и молоко я вкушал, сидя на лавочке во дворе дома, расположенного на улице Космонавта Волкова. Отсюда до моего убежища было около полутора километров. Специально отошёл от него подальше, чтобы не связывать себя желанием поскорее вернуться. Лучше прийти туда ближе к ночи, чтобы находиться внутри минимально возможное время. Кто знает, вдруг какому-нибудь должностному лицу клюнет проверить комнату на предмет всяких несоответствий? Попробуй тогда объяснить ему, что, мол, оказался тут совершенно случайно и, значит, милицию вызывать совсем ни к чему…

Когда трапеза уже подходила к концу, я вдруг заметил прошмыгнувшего мимо подъездов «товарища», одетого в такой же, как у меня, сигнальный жилет и очень похожую робу. В руке у «джентльмена» в жилетке болталась авоська, в авоське позвякивала «посуда» – пара бутылок красненького и несколько банок консервов.

Борьба между ленью и любопытством длилась меньше секунды.

Поднявшись с насиженной лавочки, я не спеша двинулся за «оранжевым» гражданином. Кто знает, может быть, там, где подобные водятся, удастся найти какую-нибудь работу.

Гражданин с авоськой исчез за бетонным забором.

В том месте, где он прошёл, в заборе обнаружилась большая дыра-пролом, прикрытая деревянным поддоном. Недолго думая, я нырнул следом.

С той стороны прямо перед ограждением стоял проржавевший компрессор со спущенными колёсами. Осторожно выглянув из-за пробитого воздухосборника, я принялся с интересом осматриваться.

Железная дорога.

Надо же, как интересно! Всего три месяца назад и тридцать лет тому вперёд, в августе 2012-го, я посещал это место. Платформа «Красный Балтиец», напротив станция «Подмосковная». В двухтысячных здесь организовали железнодорожный Музей с поворотным кругом и паровозами. Сегодня, в 1982-м, всё было совсем по-другому.

Здания депо, десятки строений (постоянных и временных), сортировочная горка, стрелочные переводы, пыхтящие жаром локомотивы, запах окалины, солярки и креозота, катящиеся по рельсам вагоны, сопровождающие их регулировщики скорости (они же – «башмачники») в похожих на мой жилетах, мигающие семафоры, гудки, стуки колесных пар, лязгания срабатывающих автосцепок, малопонятные для несведущих объявления диспетчерской службы…