Зона ЧП. Не изученная война 1996 года

– Приехали, – сказал Саня.

– Москва, – произнес я.

После команды на обед все стали высыпаться, гремя посудой, на улицу. Пообедать надо. Мы взяли свои котелки и, спрыгнув в снег, побрели в вагон-кухню. Очередь была длинной, мы заняли свою.

– Куда-то нас завезли на запасные пути, в тупик какой-то, – сказал боец, стоявший впереди нас.

– Ты хотел, чтобы нас высадили на Белорусском вокзале? – посмеялся над ним другой солдат.

– Лучше бы нас обедать расположили на Красной площади, – кто-то продолжал шутить.

– Перед Мавзолеем, – поддерживали другие.

Многие смеялись над шутками, некоторые стояли молча, отходили от сна. Очередь двигалась весело. Вот и в наши котелки налили жидкий рыбный суп и положили густой комок рисовой каши. Взяв хлеб с куском сливочного масла, отрезанный, как полагалось по норме, мы побрели в свой вагон. Встретили по пути Рябу и Паштета, которые с опозданием присоединились к очереди.

Хорошо поесть горяченького супка, не все же на сухпайке сидеть. Свой кусок масла я кинул в кашу, чтоб хоть немного придать вкус. Но доесть так и не захотел. Саня вообще не притронулся к каше. Подсели другие ребята. Кряхтя и причмокивая, стали хлебать жидкий суп, кому-то и кусочек рыбы попался.

4

Поезд тронулся только после ужина, дергаясь как паралитик. Как подсказали умники, перецепляли локомотивы. Теперь мы медленно выезжали в обратную сторону. За ужином мы не ходили, только Ряба сгонял до кухни за хлебом. На столе также была тушенка, а под столом водка. И довольный Ряба радостно разливал в кружки. По шуму и голосам в вагоне, которые с каждым часом становились все громче и громче, было понятно, что бухали мы не одни. Весь вагон, весь поезд снова отмечал поездку на Кавказ. Не пили только те, кто был в наряде и кому необходимо было при каждой остановке с оружием охранять вагоны и технику.

Наш взвод заступал завтра и то после ужина, но зато до утра. Поэтому сегодня нам ничего не мешало гулять. Днем мы воздерживались от употребления алкоголя из-за постоянного посещения командиров, как дежурных, так и непосредственных командиров. Наш лейтенант был немногословен, при перечете после обеда только спросил у Рябы, откуда синяк. Ряба повторил заученные слова про то, что упал с полки. Лейтенанту было пох*й откуда. Постоянно был кто-то на шухере, и при появлении офицера все знали, кто идет, и если кто не сдерживался и пил, то притворялся спящим. Прапорщики были свои и пили вместе с нами. Нашего лейтенанта мы тоже не боялись, но не хотели его подставлять. Сам командир ММГ прошелся по вагонам один раз за день. Да все всё понимали, и он тоже закрывал глаза. Самое главное – не пить в наряде. Этого бы майор не простил, был бы конкретный залет.

Паштет достал конверт с письмом, вытащил из нее фотографию и, вертя в руках, стал рассматривать ее, задумчиво что-то вспоминая.

– Покажи, покажи, – с боковой полки просил Паштета показать фотографию Соболь.

– Да подожди, – остановил его Ряба, выхватив фото из рук Паштета.

Мы с Саней по обе стороны склонились над ним, рассматривая снимок. Паштет широко, во все лицо улыбался.

На снимке он с девушкой стоял на фоне разводного моста в Ленинграде, уже как четыре года переименованного в Санкт-Петербург. Паштет был выше ее на полторы головы. И когда он ее обнимал, казалось, что девушка была у него под мышкой, а он накрыл ее голову рукой. Она была полной. Кривые ножки, на лицо – прыщавый ребенок. На обратной стороне была надпись «Питер 1994», снимок был сделан за полгода до того, как Паштета призвали в армию. На фото он улыбался так же, как сейчас.

– Да она мелкая для тебя, – соскочив со своего места, не дождавшись, глядя через меня, произнес Илья Соболь.

– Ноги кривые, лицо в прыщах – издевался Ряба.

У Паштета улыбка исчезала на глазах.

– Да пошли вы все на х*й, – с обидой выхватывая фотографию, прокричал он.

– Да не обижайся, Паша, – хотел успокоить Саня. – Вы с ней подходите друг другу, ты такой же, только худой.

Все разразились смехом. Паштет, не ответив, засунул снимок в конверт с письмом от нее, которое он хранил в кармане камуфляжа.

В армии так – чем больше ты психуешь, тем больше над тобой издеваются.

– Ряба, наливай, – разрядил обстановку я.

Выпив после тоста «будем», уже никто не вспоминал про снимок, про девушку Соню, подружку Паштета. Тема сменилась, пошли пошлые анекдоты.

«Она реально некрасивая. Что Паша в ней нашел?», – последнее, что подумал я и больше об этом не вспоминал долго.

– Слушайте анекдот, – предложил Ряба. – Собирается муж на работу и вдруг живот скрутило, понос и все такое. Жена: – На таблеточку, съешь, и все пройдет. Но перепутала таблетки и вместо таблетки от поноса дала успокоительную. Через какое-то время звонит мужу на работу и интересуется. – Дорогой ну как ты? – Да ничего милая, – отвечает муж, – обосрался, но спокоен.

Как всегда, в полночь все разбрелись кто куда. Я сам слушал и подпевал блатные песни под гитару в соседнем плацкарте. В конце вагона надрывался магнитофон, пытаясь перекричать толпу пьяных ребят, поющих под гитару. Прапорщик сидел за столом и все подливал в кружки алкоголь, пытался подпевать. Ряба с тем БТРщиком, с кем вчера дрался, сидел в обнимку. Парочка твикс: у Рябы фингал под левым глазом, у партнера – под правым. Как братья-близнецы, найди десять отличий. В эту ночь драк не было, но тамбур был облеван так же.

Сквозь сон я слышал, что надо на завтрак, но голову поднять не смог. Мы в очередной раз стояли в жопе мира. Приоткрыв один глаз, я увидел, что дрыхнут все. Во сколько мы легли, не помнил никто, но чувствуя по состоянию – поздно. Или рано утром. Нас растормошили сослуживцы только к обеду.

– Где мы находимся? – поинтересовался Илья Соболь у мимо проходившего в курилку солдата, натягивая сапоги.

– Да черт его знает, пару часов назад Воронеж проезжали, – ответил он и удалился.

Шатаясь как зомби, напялив на себя кто что, мы побрели к вагону-кухне. Не хватало оператора с камерой, отличный кадр был бы к фильму «Живые мертвецы».

Горячий гороховый суп был кстати, перловая каша не полезла. До самого ужина мы приводили себя в порядок, отлеживались и, кроме чая, ничего не пили и не ели, не хотелось. После ужина мы в наряде. Вернее, уже во время ужина, пока поезд стоит, мы должны принять у другой смены объекты, которые придется охранять до утра. Главное, чтоб поменьше остановок было, меньше на улицу выскакивать. Но если даже поезд всю нашу смену, с ужина до завтрака, а именно на завтраке нас сменят, не будет останавливаться, то все равно нам нельзя спать.

5

Поужинав на скорую руку гречневой кашей, с дежурным офицером отправились строем сменять ребят, которым выпало дежурить весь день с завтрака до ужина. Днем остановок намного больше, чем ночью, так что легче им не было. Ночь пролетит – и уже до Владикавказа следующая очередь дежурить, так что до нас во второй раз не дойдет.

Нас распределяли между платформами и вагонами, так чтобы видно было соседа и справа и слева, по обе стороны состава. Мой пост был между платформами, на которых и с одной, и с другой стороны были тщательно закреплены бронетранспортеры. Я проверил БТР справа, мой сосед – БТР слева. Все двери опечатаны, никто ничего не трогал, натяжные тросы и крепления не болтаются, больше и принимать-то нечего. У других тоже не возникло никаких проблем. Старый наряд так же строем за дежурным удалился на ужин.

Было холодно, минус 10-15 присутствовало. Но это пустяки по сравнению с пронзительными ветрами в Пыталово. Продежурив с час-полтора, по цепочке передавали команду «по вагонам», две минуты до отправки. Все бегом кинулись к вагону. Только запрыгнул последний солдат, как состав дернулся, колеса заскрипели, и поезд медленно двинулся в путь.

В вагоне было спокойно, тихонько перебирал аккорды на гитаре сосед за стенкой, не было слышно громких голосов. Неужели у всех закончилась водка или уже никому не лезло? По вагону прошелся наш командир, поинтересовался, все ли у нас спокойно и все ли успели забраться в вагон.

– Товарищ лейтенант, – Рябе везде дело есть, всегда лезет со своими глупыми вопросами. – Скажите, какая остановка следующая?

– Две сосны, три ели, – ответил в шутку лейтенант и пошел обратно к себе в купе.

– Ряба, ну что за вопросы, ну откуда он знает? – облокотившись о стену, сказал Соболь.

– Никто не знает, – сказал я.

В вагоне было тепло. Спиртного, которое нас бы сейчас взбодрило, сейчас нельзя, да и нет его. Может, кто и заначил, но молчит, но мое точно выпили. Пару часов мы еще разговаривали ни о чем, вскоре стало тихо, даже гитарист перестал играть. Глаза закрылись сами собой. Тепло, хорошо, я даже видел какой-то сон, я бы точно его запомнил, если бы меня нежно, тихонько разбудили.

Но разбудил меня резкий толчок вагона. Кто-то, по-моему, упал с полки, раздались громкие голоса, матерились. Кто-то крикнул: «Что они, дрова везут, что ли!». Сон я забыл. Вагон еще пару раз дернулся и встал. Нам приказано было, никого не дожидаясь, как только произойдет остановка, немедленно бегом встать по своим постам. Так мы и сделали, повылетали из вагона как пробки из шампанского.

Через 10 секунд я уже был на своем месте, мимо прошел дежурный капитан из первого взвода, проверяя, все ли на месте.

– На соседние рельсы не ступать, пропускаем встречный поезд, передать по цепочке, – орал он.

Я прижался к своему составу и через какое-то время увидел свет фар идущего навстречу поезда. Это был товарняк, одни цистерны, наверное, с каким-то топливом. Перед глазами на большой скорости мелькали цистерны. Была полная луна, чистое небо и я мог рассмотреть, что бочки были черные. Значит нефть, почему-то подумал я. Когда пролетели последние цистерны, я увидел: на опушке стояли две сосны и три ели. Я чуть не подпрыгнул на месте, вот лейтенант провидец. Вот она остановка: две сосны и три ели.

Через полчаса по возвращении в вагон я рассказал увиденное.

– Ого, не врешь? – спросил Паштет.

– Зачем мне это надо? – вопросом на вопрос ответил я.

– Разные совпадения бывают, – поставил этой теме точку Саня.

Попили чайку, покурили, поиграли в карты, снова попили чайку и покурили. Время так медленно идет ночью, от скуки хоть вой. По вагону раздаются стоны во сне, кто сопит, кто-то громко храпит, задерживая дыхание. Редкие солдаты хлопали дверьми тамбура, выходя кто покурить, кто в туалет. Вчера было веселей, весь вагон гудел до утра. Сейчас два часа ночи всего, устали бойцы.

Пусть приснится дом родной,

Девка с пышною пи*й,

Море водки, пива таз

И о дембеле приказ.

С улыбкой вспомнил я, как, будучи духами, рассказывали такие стишки дедам. Это было всего полгода назад, а кажется давно. Прослужил я всего год и пару месяцев, а как будто три года служу. Скорей бы домой.

Едем быстро, говорят, отстаем от графика. К утру обещали, что будем в Ростове-на-Дону.

Немного удалось поспать. Договорились, что по очереди будем дневалить, и если появится дежурный, то тот, кто бодрствует, немедленно всех будит. Дежурный капитан не появлялся, наверное, тоже дремал, поставив охранять свой сон какого-то солдата. К утру, часам к семи, поезд как всегда подергался и стал. Ростов-на-Дону. Мы разошлись по своим постам. Естественно, никакого Ростова мы не видели. Опять какой-то тупик, где-то на окраине города. Холодно с утра. Особенно чувствовалось, как только вышли из теплого вагона. Справа от меня, перетаптываясь, находился Паштет, слева водитель БТРа Сергей Чуйко (забегая вперед, мне еще придется в будущем с ним пересечься в ужасный момент).

Было еще темно, но силуэты соседей видно было отлично. У каждого был фонарь, и мы иногда пересвечивались друг с другом по приколу. Скоро смена, быстрей бы завтрак. Хочется горячего чаю, что-то зябко. В 7.30 уже начинает светать. Через несколько путей – высокий забор из красного кирпича, который уже отслужил свой срок и был весь раскрошенный. В утренних очертаниях я мог различить какую-то надпись на заборе, но что именно написано, пока не разглядеть.

Я посмотрел налево – Серега Чуйко, подняв ворот бушлата, прохаживался. Посмотрел направо – никого. Где Паштет? Куда этот придурок делся? Я пошел вдоль платформы, вглядываясь вдаль, нету никого. Покидать пост – это преступление. Ладно, я не застучу. А если дежурный появится? Ну Паштет, ну дебил. Пройдя до края платформы, где должен был находиться Паштет, я негромко крикнул.

– Паштет, Паштет, – до уха еле слышно доносилось кряхтение.

– Паштет, ты где? – не успокаивался я.

– Да здесь, я, не ори, – буквально в шаге неожиданно донесся его голос.

Я от испуга дернулся, всего прошибло током. Он сидел под вагоном.

– Ты что делаешь, идиот? – спросил я.

– Что, что, не видишь, сру, – спокойно ответил он.

– Блять, ты меня напугал. Предупредить нельзя было?

– Ну, резко накатило, – вылезая и застегивая на ходу штаны, сказал Паштет.

У меня схватило живот, кольнуло в заднем проходе. Вот черт. Глядя на него, самому захотелось в туалет.

Перетерпел. Уже совсем рассвело, через час завтрак и смена. Позавтракаю и лягу спать до обеда. Хоть и дремал ночью, но это не сон, одно название. Я вернулся на свое место. Уже были видны первые лучи солнца – восход. Даже веселей стало, не люблю темноту, грустно в ней. Теперь я мог прочитать надпись на заборе. Красивым почерком, черной краской было написано: «Душу не пропить», а ниже толстым неровным шрифтом было приписано: «Я пропил». Другие надписи я рассматривать не стал, хватило этого, чтобы поднять себе настроение.

Вот и долгожданная смена, и горячий чай. Под дружный хохот ребят я рассказывал, как искал Паштета.

– Прикиньте, подкрадываюсь я к Паштету, он сидит под вагоном, глаза красные, даже в темноте светятся, – сочиняю я для смеха. – Я резко наклоняюсь под вагон и кричу «Что, срешь?». Он как заорет. Был у Паши запор, но я вылечил. Быстро он свои дела сделал.

– Что ты пиз*шь, не было такого, я издалека тебя увидел, – нисколько не обижаясь, а наоборот, улыбаясь, ответил Паштет.

– Да ладно, так и было, – смеюсь я.

– Ужин давно закончился, а мы все стоим, – остановил спор Саня.

– Опять простоим полдня, – поддержал Соболь.

– И спать неохота, под стук колес засыпать легче, – вставил свое слово Паштет.

– Да ты всю ночь храпел, – улыбается Ряба.

– Где всю ночь? По очереди спали, – уже серьезно ответил Паштет.

– Ты и очередь свою проспал, – подначивал Ряба.

– Офигел гнать?

– А вот и не подеретесь, – вмешался Илья Соболь.

– Хватит вам кусалово устраивать, – сказал я.

В вагоне вдруг появилось какое-то оживление, солдаты забегали туда-сюда. Отрывком слышались голоса: «Где? Там в заборе дыра большая. Быстрей давай. Сколько брать?».

– Братан, что случилось, что за кипеш? – хватая пробегавшего мимо солдата за рукав, спросил Илья Соболь.

– Да там, метров триста-четыреста подальше от поезда, самогонку продают. Местные прознали, что здесь поезд с солдатами стоит, вот и притащили на продажу. Там дыра в заборе, за ней и самогон.

– Блин, класс. А долго мы еще стоим? – вмешался Ряба.

– Говорят, еще полчаса точно, – ответил солдат. – Если хотите, поторапливайтесь, а то разберут.

Ряба вскочил как ошпаренный. Для него это было очень важно, такой подарок судьбы он пропускать не собирался. Никогда он так быстро не одевался, наверное, даже в учебке. Представлять себе не хотелось, что ему не достанется самогона, тогда всем не спать до Владикавказа.

– Так, быстрей мне вещмешок, деньги потом отдадите. Я пока за свои возьму. Сколько? Четыре полторашки (полуторалитровых бутылок) хватит? – уже хватая на ходу вещмешок, спрашивал Ряба.

– На месте определишься, – ответил я.

– Если еще не разобрали, то бери четыре, – уже вдогонку прокричал Паштет.

В окно мы увидели, как Ряба промелькнул мимо со скоростью тигра, гнавшегося за своей жертвой. Все опустились на сиденья с мыслями: только бы не всё спиртное разобрали и хватило бы и нам. Вечером разогнать скуку.

Прошло двадцать минут, которые тянулись вечностью, а Рябы все не было. Скурили в тамбуре по очередной сигарете. Двадцать пять минут, Рябы все еще нет. Вдруг неожиданно дернулся вагон, и поезд медленно начал набирать ход, в противоположную сторону, куда убежал Ряба. Я, Паштет, Саня и Соболь переглянулись. Паштет открыл рот, из которого на пол упала сигарета. Саня захлопал глазами. Соболь только мог прохрипеть «Пи*ец». Несколько секунд мы приходили в себя.

– Что делать будем? – первым в себя пришел Саня.

– Надо подумать, без паники, – ответил я.

– Какая паника, надо докладывать командиру, – говорил Соболь.

– Стоп-кран, – Паштет подскочил и дернул рычаг вниз. Поезд не отреагировал никак.

– Бл*дь, даже стоп-кран не работает, – разозлился Паштет.

– Да его в первую ночь сломали. Погнали к лейтенанту, не х*й сиськи мять, – открывая дверь тамбура, сказал Илья.

Пройдя через все вагоны, мы вошли в офицерский. У входа дежурил солдат.

– Братан, позови лейтенанта Миронова, командира взвода материального обеспечения, – начал Соболь.

– Быстрей только, срочно надо, – стал подгонять дневального Паштет.

– Надо так надо, сейчас посмотрю где он.

– Шевели батонами, – не успокаивался Паштет.

Солдат исчез в купе лейтенанта. Время летело, поезд с бешеной скоростью удалялся от Ростова-на-Дону и от рядового Руслана Рябова. Где он? Что сейчас делает? Что собирается делать? Мысли путались в голове. Увидимся мы еще раз или нет?

Вышел заспанный лейтенант. Застегивая пуговицы гимнастерки, направился к нам.

– Что хотели? – недовольный, что его разбудили, буркнул он.

– Ряба, точнее Рябов, отстал от поезда, – взял на себя инициативу Илья Соболь.

– Чтоооо? – взглянув на Илью, ответил он.

От сна не осталось и следа. Лицо сначала покраснело, потом стало багровым, затем покрылось красными пятнами. Я такой реакции организма на стрессовую ситуацию еще не видел. Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте. Представляю, как влетит сначала ему от майора, а потом и нам. Лейтенант судорожно соображал что делать.

– Прапорщик Малютин трезвый? – неожиданно спросил он.

– С утра был трезвый, – ответил Саня.

– Бегом к себе, никому пока не говорить, я сейчас приду. Найдите Малютина.

Лейтенант подошел только через сорок минут и, как я увидел, в плохо скрываемом хорошем, не по ситуации, настроении. Это потом он рассказал, что доложил капитану, дежурному, и тот посоветовал, как поступить дальше. Капитан не был паникером, был рассудительным, всегда говорил «Не порите горячку».

Мы доложили все лейтенанту, рассказали всю правду, как было.

– Значит так, – начал свою речь лейтенант. – Вы не знаете, куда он делся, сказал, что прогуляется по вагонам. Обнаружили это только, когда он не появился на обед. Через полчаса уже будет остановка на обед. Пока майор спит, мы еще прикинем что к чему. Скажу позже, что вам говорить особому отделу. После обеда я доложу командиру ММГ Проскурину, что Рябов не явился на обед. Вы понимаете, что будет. А будет жопа. Всем будет жопа. Я вас сгною в нарядах. Вас лишат автомобилей, пойдете стрелками по другим взводам. Мало того, вас будут судить как соучастников и подстрекателей к дезертирству. Я не удивлюсь, если некоторые отправятся в дисбат (дисциплинарный батальон).

– Да уж, дела, – протянул прапорщик.

Жути лейтенант навел на нас не по-детски. Настроение было ниже плинтуса.

Поезд остановился на станции типа «две сосны, три ели». Мы с натянутыми как струны нервами побрели с котелками к вагону-кухне. Все молчали. Думали, что теперь будет дальше. Ярко светило солнце прямо в глаза.

– Братва, а вот и я, – послышался знакомый голос.

– Ряба??? Откуда ты взялся? – офигевши, чуть ли не хором спросили мы.

– Да самогонка закончилась. Я ждал, пока новую партию подвезут, пришлось задержаться. Пока рассчитывался, вижу, поезд тронулся. Ну я бегом догонять. В наш вагон уже не успевал, вот только и успел в вагон к поварам запрыгнуть. Пришлось ждать у них, пока следующая остановка будет.

– Да ты знаешь, какой кипеш поднялся? Да ты знаешь, что будет? – задыхаясь от злости, кричал Соболь.

– А что будет? Ну, прыгнул не в тот вагон. Старший по вагону по рации сразу дежурному капитану доложил, – спокойным голосом ответил Ряба.

Произошло повторение событий в тамбуре. Мы все переглянулись, Паштет открыл рот, Саня захлопал глазами.

– Как так? – как всегда первым выйдя из состояния ступора, спросил Илья.

– Значит, лейтенант знал? Нам не сказал ничего? Отчихвостил по полной, – так же удивился Паштет.

– То-то я заметил, когда он пришел к нам, настроение у него было приподнятое, – сказал я.

– Ну да, вообще в таких ситуациях сразу докладывают старшим, – продолжал соображать Санек.

– Теперь понятно, что они с дежурным капитаном обсуждали, как нас проучить. Чтобы мы понервничали все, – снова предположил я.

– Ну ладно. Мне лейтенант сказал подойти при первой возможности к нему, – произнес Ряба. – Я пошел. Уже пообедал, пока ехали.

– Давай-давай, получишь сейчас пи*юлей, – уже спокойно сказал Соболь.

– А где самогонка? – спросил Паштет. – Ты взял что?

– Три полторашки только, две у повара Кости Сизова оставил, чтоб никто по пути не перехватил, он вам передаст. Одну несу лейтенанту. Он сказал быть у него с тем содержимым, по причине которого произошел инцидент.

– Правильно, молодчик. Давай, ни пуха тебе.

Ряба убежал, мы уже веселые поспешили к кухне. Вместе с горячим обедом еще забрали вещмешок с двумя полторашками самогона. Три литра на пятерых тоже неплохо. Будет чем под ужин настроение поднять. Да еще после всего, что произошло, надо же стресс снять.

***

– По вашему приказу прибыл, рядовой Рябов, – зайдя в купе лейтенанта, отдал честь Ряба.

За столом сидели наш командир ВМО лейтенант и дежурный капитан. Такое впечатление, что капитан – вечно дежурный поезда. Наверное, проштрафился перед майором, командиром ММГ. Они пили чай. Капитан, отхлебнув глоток, поставил чашку на стол.

– Заходи, заходи, боец, – пригласил пройти на середину купе капитан.

– Рассказывай, как все было, – продолжил лейтенант.

– Ну что рассказывать. Вышел подышать свежим воздухом, прогуляться, так сказать… задумался.

Капитан медленно встал, сложил в замок пальцы, хрустнул костяшками.

– Продолжай боец, – не глядя на Рябу, сказал капитан.

– Значит, задумался я, отошел прилично от поезда. Вижу, поезд тронулся, ну я и…

Не успел он договорить, как капитан с левой руки смачно припечатал правый глаз Рябы. Ряба рухнул как подкошенный. Головой еще приложился о нижнюю полку. Из-за пазухи выпала полторашка с самогоном, с помощью которой Ряба решил сначала попробовать отмазаться и сохранить полтора литра. Это была ошибка, только понял он это спустя пару минут, когда начал приходить в себя.

– Попытка номер два, – прошипел с яростью капитан.

Схватив Рябу за ворот, он поднял и сильно встряхнул.

– Ты только не убей его, – сказал лейтенант, искренне не желая таких разборок.

– Не ссы, – проигнорировал он. – Это что? – поднимая с пола, ткнул в нос бутылкой.

– Самогон, – прошептал Ряба, явно еще потрясенный. Глаз медленно заплывал, появился синяк. – Купил у местных, поэтому и опоздал.

– Кто еще покупал? От кого узнал?

– Гулял, дышал воздухом, из дыры в заборе мужик какой-то помахал, я подошел, он предложил полтора литра.

Капитан замахнулся правой рукой, отчего Ряба инстинктивно попытался закрыться. Удара не последовало.

– Я правду говорю, товарищ капитан, – голос Рябы дрожал, уже срывался на плач.

– Ладно, боец, – не поверив, но понимая, что правды не добьется, сказал капитан. – Значит, синяк у тебя появился от падения с полки. Бутылку мы забираем. Никто чтоб ничего об этом не знал. Ясно?

– Так точно.

– А откуда у тебя синяк под другим глазом?

– Упал с полки, товарищ капитан.

– Часто ты падаешь, рядовой.

– Так точно, часто, а точнее, только один я и падаю. Надо будет поменяться с нижним, – поняв, что с него хватит, отрапортовал Ряба.

– Свободен.

– Есть, – отдал честь и выбежал из купе, не напрасно считая, что легко отделался.

***

Почти третий раз за день произошло повторение событий в тамбуре. Единственное, что теперь не только Паштет открыл рот, а все мы. Саня захлопал глазами. В проходе стоял Ряба, улыбался во все зубы. На лице под глазами, как у енота, красовались два огромных фингала. Пришли мы в себя одновременно, хохотом заполнился весь вагон.

– Классно тебя подлечили, – смеялся Паштет.

– Я с тобой в ночной наряд проситься буду, не надо будет фонарик брать, – ржал Илья Соболь.

– Смешно вам, – плюхаясь за стол, уже не улыбаясь, сказал Ряба. – Больше никуда не пойду, буду спать до самого Владикавказа.