Враг моего отца

Как же я устал! Нарочито равнодушно отвернулся и не спеша вернулся в свое кресло.

– Ты оглох? – охрип ее голос. Она подскочила ко мне и растерянно застыла в паре шагов. – Думаешь, я шучу?

8

– Я не боюсь твоего отца, – поднял на нее глаза.

– Ты тут один, а…

– Он приедет вызволять тебя с целой сворой? – перебил раздраженно. – А ты чего так пугаешься?

– Потому что ты не дашь мне тогда шанса не подпустить тебя к нему. Некому будет.

– Что он тебе сказал? – повернул я голову чуть вбок, «оживая» внутри. Она снова здесь, будто магнитом ее притянуло, и мы опять грыземся – красота!

– Что знает, кто ты такой.

А Куваев времени даром не терял… Значит, знает, кто я и что ничего хорошего его дочери не сделаю. По себе, ублюдок, меряет?

– Наверное, хочет нам Оскар вручить за сценку в его кухне, – усмехнулся я. А сам предвкушал, как буду разбивать лицо урода о стол, благо, он тут крепкий. Аж руки зачесались.

Кристина, наверное, прочитала недоброе на моем лице, потому что снова заскулила:

– Багратов, пожалуйста, побежали! Тебе не понравится, если он успеет сюда раньше, чем я тебя спрячу!

– Ты меня спрячешь?! – веселился уже откровенно. – Знаешь, хорошо, что меня в России никто не знает. Оборжалась бы вся братва…

– Скоро будет плакать! – не теряла она надежды меня уговорить.

Хороший повод оставить ее в покое – разнесу сейчас к чертям весь энтузиазм Куваева, выплесну всю гниль разом и забуду, как страшный сон.

– Что ты хочешь? – Стройный ряд картинок перед взглядом мигнул и погас. Я моргнул и с трудом сфокусировался на лице девчонки. Та, оказывается, опустилась у меня в ногах, готовая… что, умолять?

– В смысле? – сдвинул я брови к переносице.

– Пойдем со мной, я боюсь крови…

Я прыснул:

– Вспомню кровавые времена, – понизил голос, нагоняя страху, и девчонка шумно сглотнула. – Как отрывал уши руками…

– Прекрати, у тебя же пивоварня в Италии, – вздернула она бровь.

– Трупами удобряю виноградники, Кристина…

– Ты что, воюешь с крестными отцами?

– Уже нет.

– Ты невозможный!

– Что ты там предлагала мне за то, что я сбегу? – скалился довольно.

– Что ты хочешь?! – взвыла она.

– Даже и не знаю… Ты уже сегодня готова была передо мной раздеться… что с тебя еще взять?

– Хрен тебе! – зарычала она. – Подыхай, мне то что! Я пну еще твой холодный труп! Пять раз!

– Привлекут за соучастие, тут везде камеры.

– Думаешь, тебя прибьют тут? – устало вздохнула она. – Массаж ног хочешь?

– Ого… от него иногда кончают, если удачно сделать…

– Я отвернусь, – рычала она.

– Может быть… с нероли?

– Где я тебе возьму нероли?!

– Я же взял.

– Тогда у тебя займу!

Вечер становился все интереснее.

– Так он что, совсем близко? – уточнил деловым тоном.

Я все не мог понять, чего хочу. Еще утром я точно знал – мне надо сделать больнее ему. Теперь хотелось привычно сжать пальцы на холодном стволе и навести на дверь, чтобы все проблемы, которые решат помешать мне лечь спать, упокоились на пороге.

Кристина выхватила телефон и уже через несколько секунд начала стремительно бледнеть:

– Он тут уже, – затравленно выдохнула она.

– Иди сюда! – дернул ее к себе так, что мобильник выпал из ее рук. Теперь за края ее футболки ухватился сам. Борьба была недолгой – Кристина забыла, что собиралась снять ее сама еще час назад, и принялась громко возмущаться: – Если твой старик ворвется и увидит эту сценку, пристрелит меня на месте!

Шутки кончились. Для того чтобы отыграть так, как задумал, надо поторопиться. Кристина замерла в моих руках, и я уже беспрепятственно сорвал с нее футболку. Девчонка вздрогнула, обнимая себя руками, а я принялся за ее джинсы. Сам разделся за пятнадцать секунд до боксеров и подхватил ее на руки.

– Ч-что ты делаешь? – выдавила она сдавленно.

Я не стал отвечать, отнес в спальню, швырнул ее в кровать и оглянулся – как раз отсюда все хорошо просматривается от входа. В гостиной горел торшер, запах еды надежно пропитал все атмосферой романтического ужина, который логично плавно перетек в секс. Думаю, купится.

В дверь загрохотали как раз в тот момент, когда я усадил Кристину на себя и отбросил в сторону лифчик.

– Н-не трогай меня р-руками, – выдохнула она, крупно дрожа и закрываясь. Захотелось надавать горе-актрисе по щекам, но я рывком запустил пальцы в ее волосы на затылке и дернул к себе как раз в тот момент, когда дверь отлетела к стене.

Никого еще не целовал с такой злостью. Она вскинула руки, падая мне на грудь, и теперь ее твердые соски будоражили, потираясь о кожу. Видимо, в башке дурочки щелкнуло что-то здравое, потому что ответила она неожиданно жарко и профессионально, будто шагающий к спальне Куваев рассмотрит все в подробностях. И также профессионально вскрикнула, когда в гостиной вспыхнул свет, являя нам злого взъерошенного посетителя.

– Папа! – подскочила Кристина, что удивительно, натягивая одеяло на нас, а не стараясь соскочить с кровати.

Я сощурился на яркий свет, прижимая к себе девчонку сильнее:

– Какого хрена?! – рыкнул так, что Кристина вздрогнула.

– Оделись и на выход, – рявкнул Куваев, неприязненно морщась. От приветливого хозяина дома и следа не осталось, но так даже лучше. Он закрыл с хлопком двери, и Кристина тут же попыталась выбраться, но я не позволил. Уложил девушку на лопатки и придавил собой:

– Куда собралась? – оскалился на ее удивленный взгляд. – Рвешь все мои шаблоны, девочка… Ты представляешь, сколько я еще буду вздрагивать, пытаясь с кем-то заняться сексом в гостинице?

– Сочувствую, – пыталась огрызнуться, но выходило жалко. Губы девчонки дрожали, в глазах едва ли не слезы, я даже коснулся скулы, и она дернулась: – Пожалуйста, Слава, меня нельзя просто так трогать…

– Почему? – сощурился я.

– Болею я, – вдруг зло усмехнулась она, но быстро оценив мое напряжение, закатила глаза: – Незаразной болезнью!

– Я с тобой поседею за один день, – покачал головой и выпустил ее.

9

Кристина запорхала по спальне, собирая и натягивая одежду, я же не собирался выполнять приказы этой шавки – открыл рывком двери и вышел в гостиную в трусах. Надо отдать должное – Куваев был один. Сидел в кресле в пальто и только взгляд поднял, когда я вошел. Кристина вылетела следом, но рта раскрыть не успела.

– Я не буду спрашивать дважды, – процедила эта гнида. – Что тебе нужно?

Язык чесался сказать правду – раздавить тебя, тварь бешеная. Но Кристина схватила меня за руку, прижимаясь всем телом, и я тяжело сглотнул:

– Она.

– Хочешь, чтобы я поверил в это?

– А ты пораскинь мозгами, – надоел мне его наглый тон. – Хотел бы достать тебя – давно бы достал!

– Нехилое совпадение, – поднялся Куваев. – Может, не можешь?

– А это не совпадение, – даже не моргнул я. Что мне этот тюнингованый авторитет девяностых? И не таких ставил на колени к стенке. – И ты не представляешь, как я сдерживаюсь, чтобы ты буквы забыл, из которых сложил этот вопрос. Думаешь, я пришел на тебя посмотреть просто так? Или ты еще недостаточно разнюхал?

Рамиль сжал зубы. У таких, как он, чуйка на реальные проблемы – идиотом он не был.

– Зато ты разнюхал достаточно. – Это был не вопрос.

– Хватит тебе на пару жизней, чтобы разгрести. ОАО «Белый мост», «Северный путь»… И держит тебя сейчас только она, – я кивнул на Кристину, не солгав ни капли.

Это все были предприятия, через которые Куваев проводил свои махинации с госзаказами на поставку оборудования. Там даже не миллионы крали…

– Ты же понимаешь, что я всего лишь верхушка айсберга – потянешь опасных врагов.

Все это было понятно – делился «по-честному». Даже предположить, какой там откат, страшно.

– Тебя сбросят, как эту самую верхушку, Рамиль. С норвежцами вы допустили массу грубых нарушений, а скандалы такого масштаба никому не нужны.

Он задумчиво подвигал челюстью:

– Берешь ее, как гарантию моей сговорчивости? – процедил недобро.

– Мне не нужна никакая гарантия, – огрызнулся я. – Одно мое слово – и тебя не станет. Я не приезжаю в Россию просто так, Рамиль, ненавижу эту страну и этот город… Ты удостоился чести.

– Отпусти ее и поговорим. Что ты хочешь?

Боже, дай мне сил не рассмеяться! Купить он меня хочет?

– Я хочу ее. – Уже можно было наслаждаться. Даже не думал, что так быстро у нас все с Кристиной получится. – Пока что. А там посмотрим.

– Папа, о чем вы? – сориентировалась Кристина в своей партии. Отлепилась от меня и попятилась, не спуская с меня взгляда: – Ты правда хотел ему навредить? Кто ты такой?

Умница. Иначе бы снова пришли в тупик – слишком очевидно, какого рода убеждениями Кристина могла заниматься в моей постели.

– Я давний знакомый твоего отца, – перевел на нее взгляд. Только бы не заржать. В театральный пойти, что ли? – Приехал посмотреть, как поживает, с тобой познакомился…

– Чтобы ближе подобраться?

– Мне не нужно для этого знакомиться с тобой, – разозлился не на шутку. – Просто было любопытно. И все. Дальше ты знаешь сама. Я тебе не врал.

И я правда не врал. С нашей первой встречи сказал ей, как ненавижу ее отца и как мечтаю огорчить. Дело продвигалось отлично – Рамиль стоял бледный, как мел.

– Крис, поехали домой, – глухо позвал он.

– Нет, пап, нам со Славой надо поговорить.

– Я не оставлю тебя с ним…

– У нас все далеко зашло, пап! Ты же видишь! – вскричала она. – Ты видел! – она обняла себя руками так уязвимо, что я не выдержал – дернул ее в свои руки и прижал к груди.

Видимо, сделал что-то настолько впечатляющее, что ублюдок раскрыл глаза изумленно. Ну как если бы увидел на спине Кристины крылья. Привычная дрожь прошла по ее телу, на спину легли ее взмокшие ладони…

– Пап, уезжай, – выдохнула прерывисто в мою грудь. – Я… люблю его. И не могу уехать.

Стоило снова отдать Рамилю должное – не орал, не хватал Кристину за руки и не утаскивал из номера. Просто прикрыл глаза на мгновение, стойко принимая удар, будто выстрел, и молча вышел. Кристина собралась последовать его примеру, но я не позволил:

– Не выходи. – Она обернулась с вопросом во взгляде. – Он поставит в коридоре кого-то своего, чтобы присматривать. Я бы так сделал… Он тебя не оставит. – Кристина замерла растерянно, дыша все тяжелее. – Успокойся, я пойду в бар, сможешь побыть тут одна – это будет логично. Будто мы поговорили быстро и на повышенных тонах, и я психанул и пошел накидываться.

Я натянул брюки, потом, морщась, взялся за рубашку. Когда, мать его, этот день уже кончится?

– У меня там вещи.

– Я решу этот вопрос. Но показывать, что у нас два разных номера, нельзя.

Я вышел. Мне не нужно за ней смотреть, я даже был бы «за», вытащи ее Куваев за волосы из номера и перекинь через плечо. Как же все это было непривычно – драмы, эмоции, чувства… Нахрена оно мне? Сидел бы в Европе, оттуда отослал кино с его дочерью в главной роли, и плевать, как он поведет себя. Я знал – ему будет хреново. Но мне не был нужен билет в первом ряду. А теперь я имел сомнительное удовольствие лично участвовать в драме.

Ругнулся с чувством и зашагал по пружинившему коврику к лифтам.

10

Не знаю, когда он пришел. Я приняла ванную и вроде только донесла голову до подушки, а когда подскочила, за окном уже разливалась грязно-голубая утренняя пастель. Слава спал на диване в гостиной – добыл где-то комплект постельного и выглядел так, будто спит тут не вынужденно, а вполне себе комфортно – руки за головой, голова запрокинута… только одеяло на полу. Пришлось отвлекаться на гадости в духе детдома, потому что взгляд залипал на его теле. Хорошо, хоть спал он в трусах.

– Что ты так пялишься? – хриплый голос прозвучал так неожиданно, что я вытянулась по струнке, как перед дежурным в детстве. Чертовы рефлексы не вытравить. – Не знаешь, что со спящим мужиком по утрам делать?

– Я как раз выбираю между кремом для депиляции и тазиком холодной воды…

– Бездарность… Аспирина принести и минералки.

– Вот еще!

Я уже собиралась пройти мимо, когда он хрипло застонал:

– Кристина, будь человеком…

Внутри все вспыхнуло от гнева:

– Это ты меня просишь?! Ты, которому плевать на чужую жизнь?!

– Рот закрой! – рявкнул он со злостью, рывком усаживаясь на диване. – Я тебя не держу – вали на все четыре. Да что там… – он поднялся, в два шага оказался рядом и схватил за руку, – пошла отсюда!

– Пусти! – взвизгнула я.

– Сейчас, – потащил меня к двери, – выпущу!

– Слава, прекрати!

– Для тебя я никакой не Слава, спектакль кончился! Мстислав Сергеевич!

– Хорошо-хорошо! – растопырилась я перед входом, не давая ему дотянуться до ручки. – Мстислав Сергеевич, прекратите!

Он вдруг обхватил меня за шею и потянул к себе так, что я встала на носочки. Но расслышала его не сразу:

– Еще раз откроешь рот с какой-нибудь проповедью… – рычал в ухо.

А я чувствовала, как все внутри снова холодеет. И это было плохо.

– Не открою… – прохрипела я и задергалась. – Отпусти! – Но он будто не слышал, наслаждаясь тем, как по моему телу волнами прошла сначала волна озноба, а потом крупной дрожи: – Пожалуйста… пусти…

Он рывком развернул меня к себе и обхватил лицо ладонями:

– Кристина…

У меня двоилось перед глазами. Голос мужчины доносился откуда-то издалека, тело будто растворялось в воздухе, и привычно казалось, что я умираю:

– Слава… – ноги подкосились. Я скользнула мокрыми ладонями по его плечам, не в силах удержаться.

Но вместо того чтобы последовать моей просьбе, он подхватил меня на руки и куда-то потащил, а вскоре на голову обрушился целый шквал режущих кожу ледяных гвоздей, и я заорала.

– Кристина!

Лицо обожгла пощечина, потом еще одна. Ледяные гвозди сменились теплыми каплями, и я моргнула, хватая ртом воздух. Мы стояли с Багратовым в душе, он все еще держал меня в руках, задрав лицо за волосы к душевой лейке, и я хватала ртом воздух, чтобы не захлебнуться. Джинсы и футболка быстро набухли и неприятно облепили тело. То ли это отвлекло, то ли один страх вытеснил другой, но сознание действительно прояснилось.

– Пусти меня, – дернула головой. – Я в норме.

– Что за припадки? – зарычал он мне в лицо, ударяя по кнопке крана. – У тебя эпилепсия, что ли?!

– У меня нервное перенапряжение, которое организовал ты! – крикнула в ответ.

– Блять! – он толкнул меня к стенке кабины, а сам вышел, схватив на ходу полотенце.

Ну все. Сейчас позвонит отцу и прикажет забирать ему свою припадочную дочь. Я с трудом выпрямилась и принялась сдирать с себя мокрые вещи. Хорошо, в чемодане было что надеть. Мысли лихорадочно метались, но лимит истерик на сегодня я уже превысила. Если господин, мать его, Багратов еще не разорвал наш договор, надо быть паинькой.

С ума сойти – собираюсь уговорить его угробить мою жизнь!

Когда вышла из душа в халате, готовилась к худшему – пустому номеру и открытой настежь двери. Но истеричкой Багратов не был. В гостиной был накрыт завтрак, витал умиротворяющий запах кофе и выпечки. Мстислав сидел на диване в одних джинсах с ноутбуком на коленях и чашкой в руке. Значит, уходить не собирался. На меня даже не обратил внимания, как показалось. Поэтому суровое «Пришла в себя?» стало неожиданностью.

– Да, спасибо, ты не оставил мне шанса, – сорвалось с языка быстрее, чем успела подумать.

Он поднял на меня суровый взгляд:

– И что это за нервный припадок такой?

– Ты думаешь, у одного тебя было тяжелое детство?

– Расскажи, – вдруг попросил он.

Я замерла посередине номера, пока он не указал на место рядом с собой на диване. Хороший же знак, значит, наши договоренности в силе. Но от противоречий и нервов начинала болеть голова.

– Я жертва насилия, Мстислав… прости, забыла отчество…

– Что? – нахмурился он.

– Отчество за…

– Да к черту отчество, – перебил он меня, откладывая ноут на диван. – Говори.

– Мне было пятнадцать, когда урод-охранник в детдоме положил на меня глаз, правда, едва этот глаз не оставил мне на память… – Я нервно хихикнула и потянулась к кофе. – Но и мне теперь нехорошо, как видишь. – Я перевела на него взгляд и поспешила объяснить: – Ты просто очень похоже меня схватил. Когда такое происходит, мне становится плохо.

Не говорить же ему, что я вообще не переношу прикосновений чужих людей? То, что ему все сходят с рук – удивительно. Даже любопытно. Потому что тому же Роме, который старался изо всех сил, не сошло.

11

Я вдруг обнаружила, что совершенно спокойно вспомнила о Роме, без прежнего отзывчивого нытья за грудиной. А Багратов буравил меня тяжелым взглядом так, что стало страшно, что он там себе надумал. Я потянулась к булочке, когда он заговорил:

– Тебе стоило рассказать раньше. – Голос его охрип. – Я мог натворить непоправимого…

– Нет тут ничего непоправимого, – пожала плечами, – просто неприятно, да и ты… – я осторожно глянула на него, – растерялся…

– А что в таких случаях надо делать?

– Ну, душ, кстати, я раньше не пробовала, – я нервно рассмеялась. Он слабо улыбнулся, продолжая следить за мной своими черными глазами. – Давно не было…

– Довел я тебя, – усмехнулся он невесело.

– Что-то типа того, – кивнула настороженно. Спросить прямо, все ли в силе, боялась. Вдруг он еще колеблется? Не каждый мужчина может выдержать такой перфоманс от женщины, а тем более той, которая ему нахрен не нужна.

Хотя то, что сейчас происходило, я вообще не могла понять. Ему не все равно? Еще вчера он хладнокровно и со вкусом рушил наши с отцом жизни, а теперь так смотрит, будто правда переживает. А он может переживать?

С языка рвались колкости, раненное самолюбие требовало возмездия, но все это от безвыходности.

– Через два часа выезжаем в аэропорт. Тебе есть во что переодеться? – сухо поинтересовался он.

– Я же собрала чемодан, – зыркнула на него поверх булочки.

Он промолчал.

Не сказал ни слова и в следующие два часа, пока я собиралась. Мокрые вещи не имели шанса просохнуть, поэтому я завернула их в пакет, а сама оделась в темные обтягивающие джинсы и горчичный свитер крупной вязки. Он еще пах нижними нотами моих прежних духов, поэтому я его не носила последний месяц, но ничего другого из теплого у меня не было. Порадовавшись, что прихватила косметику, по максимуму использовала ее содержимое. Мне в принципе ничего не шло, кроме черных стрелок и густых ресниц, и я рада была отвлечься хоть на какое-то занятие, лишь бы не думать.

Отец не писал и не звонил. Пока что… Но, думаю, Слава был прав, и за нами кто-то приглядывал. Стоило выйти из номера и спустится в холл, мой мобильный ожил:

– Кристина, ты решила все же улететь с ним?

– Пап, привет, – я прикрыла трубку ладонью от пронизывающего ветра со снегом на улице. Слава как раз укладывал наши чемоданы в багажник такси. – Да, улетаю…

– Кристина, не верь ему, ты же слышала, его цель – ударить меня побольнее.

Это точно.

– Пап, любовь слепа…

А еще зла.

– Кристин, ну в самом деле, когда ты в него успела влюбиться?! – не выдержал он.

– Пап, когда он терпел мои припадки! – повысила голос следом, забыв, что Слава вообще-то рядом и может меня слышать. – Ты вчера видел – у нас все получается! Я ему небезразлична!

Отец помолчал какое-то время.

– Не пропадай. Напиши, как долетите и как устроишься… – услышала, будто глухое эхо.

– Хорошо.

Я отбила звонок и обернулась. Слава стоял у открытой задней двери и терпеливо ждал:

– Сдашь мне мобильник, как прилетим, – приказал холодно, когда шагнула к двери. – Мне ни к чему его слежка.

Вот и все.

Москва за окном равнодушно посыпала улицы крупой, как соль на рану, а я пялилась на нее, пытаясь осознать, что это со мной происходит на самом деле. Будто все это – кино, а я и правда играю главную роль в сложной психологической драме, и конец у нее далеко не счастливый. Багратов играл свою роль безупречно – от вчерашних противоречий не осталось и следа. Он, в отличие от меня, на Москву не смотрел – читал что-то на планшете.

– Что читаешь?

Стояние в пробке осточертело. Я тоже пробовала читать блог по психологии, но сегодня он мне не заходил. После срыва всегда так: когда чувствуешь себя больным насквозь, разбираться с этим нет сил, хочется отвлечься и пережить.

– Прогнозы урожая винограда, – мрачно ответил он, не отрываясь.

– Так интересно?

– Интересно, под какой сорт понадобится больше удобрений в этом году…

– У тебя правда есть винодельня? – проигнорировала намек.

– Есть. Я люблю делать вино.

– Сам?

– Да. Меня это отвлекает. – Значит, отвлечься сейчас хотелось не только мне. – Кристина, что-то не сходится в твоей лжи, – вдруг поднял он глаза и повернулся ко мне, а мне резко захотелось выпрыгнуть из машины прямо на ходу. – Тебя не каждый мужик может так схватить, как я утром – это еще довести надо.

– Не каждый мужик является врагом моего отца, – даже не моргнула я.

– Он трясся за тебя еще до того, как узнал, кто я.

– Он говорил тебе, что со мной нужно по-особенному, только и всего. – Я взвесила аргумент на убедительность и решила добавить: – У нас много времени ушло на реабилитацию, пока я вообще научилась общаться с людьми, находиться просто в толпе, потом на виду перед камерами и в соцсетях. То, что для многих обычное дело, у меня заняло годы.

Он смотрел на меня долго.

– Это насилие, – нахмурился, – этот охранник… он…

Кажется, для нас обоих стало сюрпризом, что Слава не может закончить мысль. Я сжалилась:

– Нет, он не успел.

Не сдержал расслабленного выдоха и прикрыл глаза, а я смотрела на него внимательно, и пыталась убедить себя, что просто чувствую восторг от находки – у него мягкая сердцевина.

12

Не знала точно, сколько там ее, но она есть. И это, скорее всего, шанс. И меня совсем не трогало, что этот подонок может чувствовать – я должна это использовать.

Превращать слабости в силу учит не только жизнь, но и соцсети. Если бы Багратов копнул глубже, давно узнал бы обо мне подробнее – я использовала этот свой печальный опыт, чтобы выделиться из толпы, а такие истории запоминают лучше. И это не было особенным секретом. Настоящим секретом было то, что меня вообще никто не должен трогать. Об этом знал только очень узкий круг людей, в том числе режиссеры, с которыми я работала. Там, где обычные актеры отыгрывают сами, меня снимали так, что прикосновения на камеру демонстрировали дублеры. На некоторых съемках это сильно сокращало мой гонорар, но кто-то брал эти расходы на себя – в новой картине так и должно было быть. Стоило себе об этом напомнить, и разговаривать перехотелось. Багратов был солидарен.

До аэропорта мы доехали молча. Уже перед контролем он вручил мне паспорт, и только тут я опомнилась, что не отдавала ему свой «загран» – времени не было, да он и не напоминал. В новом паспорте у меня была новая фамилия и шенгенская виза. Я уставилась на новый документ:

– Как ты быстро…

– Пошли. – Но я не сдвинулась с места, и Славе пришлось вернуться: – Куваева, ты передумала?

– Мстислав, вы гоните… в смысле, коней. Дайте вдохнуть.

Подняла взгляд на раздраженного мужчину. В черном пальто, черном костюме и с черными глазами он меньше всего походил на того, кто позволил бы вдохнуть. Скорее, выдохнуть в последний раз.

– Куваева, ты меня бесишь, – вдруг заявил привычным тоном.

– Зато неравнодушен, – ляпнула глупое.

– Для тебя лучше, чтобы я был равнодушен.

– А я уже как раз вдохнула, – закивала часто. – Кристина Фойгель – ничего так звучит… Сам придумал?

– Я снова становлюсь неравнодушен, – прорычал он, хватая меня под руку. – И прекрати скакать с «вы» на «ты».

– Я уже просто запуталась в наших ролях, – бежала за ним к пропускному пункту. – Ты то мой мужчина, то Мстислав Какойтович…

– Я думал, у актрис хорошая память, – и он подтолкнул меня к детекторам металла.

– Она хорошая, потому что я не запоминаю то, что ненужно, – ворчала, забирая свои вещи из пластиковой коробки.

– Я Мстислав Сергеевич, – смотрел он на меня зло в упор.

Я только сейчас заметила, что его не досматривали на контроле. Он клал какой-то пропуск на стол и проходил. А потом буравил меня взглядом, пока я вдевала пояс в петли джинсов и распихивала мелочи по карманам. Уже в зале вылета усадил меня перед терминалом, а сам куда-то ушел, но вскоре вернулся с двумя стаканчиками с кофе и бутылочками воды:

– У меня вечный сушняк в самолете, – уселся рядом. – Держи.

– Спасибо, – протянула я руку к кофе, не спуская с него взгляда. – Ты заботливый, Мстислав Сергеевич. – Дождалась, пока он посмотрит на меня. – И не такой, каким хочешь казаться.