Твой шёпот в тумане

– Нет, Томмали, – тихо прохрипела с кровати Эмбер. Она привстала, и на её худое личико с черными болезненными кругами под глазами упала длинная чёлка. – Она правильно говорит, это я виновата. Это из-за меня!

– Хватит! – рявкнула я. – Никто ни в чём не виноват. Это жизнь. Я не хочу идти в южные селения. Не хочу перебираться в соседние княжества. Я хочу жить там, где и живу.

– Да почему? – взвыла Лестра. – Что ты вцепилась в эти руины? Отец дураком был, а ты ещё хуже!

– Нет, он дураком не был! – закричала я, – ты не слышала, что он говорил, что он рассказывал. Да они людей жрали! Они деревни сжигали.

– Не ври! – подлетев, Лестра зарядила мне звонкую пощёчину, – Папа такого не делал! Ты врёшь всё. Там война закончилась, там достаток!

Потерев лицо, я расплылась в снисходительной улыбке.

– Достаток, – сладко пропела я, – а где же тогда торговцы, которые привезли бы нам товар? Где княжеские распорядители, которые засеяли бы поля? А где сам князь? Туман разрастается, мертвяки спокойно по деревням гуляют! Раз там всё так благополучно, что же он про север не вспоминает? Ты ведь слышала новость? Чуть дальше от нас в тумане брешь. Там странные отряды воинов свободно разъезжают. Ну, и где же князь? У нас чужаки под носом, что же он не спешит от пришлых защищаться?

Лестра зло поджала губы, но слов явно не находила.

– А я тебе скажу, – я ткнула в неё указательным пальцем. – Князь наш пусть войну и выиграл, да казну разбазарил. Шатки дела его. Там достаток только в замке, а вокруг такой же голод. Только ещё куча бродяг, бандитов и гурон водится. Сюда они не идут, что им тут делать? Они южнее промышляют, разворовывают то, что война не уничтожила.

– Глупости, – упрямо выдохнула Лестра. – Ты всё врёшь. А я всё равно уйду!

– Куда? – рыкнула я.

– А не важно, куда! От вас подальше. Надоело мне охранять дом, да травки парить. Я для себя пожить хочу. Для себя, понимаешь!

И я, наконец, всё поняла. Никакой юг ей не нужен. Она банально не хочет возиться с больной сестрой, не стремится брать на себя ответственность. Просто желает избавиться от проблем.

– Ты и меня с собой зовёшь, чтобы я тебя там обстирывала да кормила? А ты бы для себя жила, да, – прошептала я.

– Что, дошло? – выкрикнула она мне прямо в лицо. – Ты всегда такой была – Святая Томмали. Всех накормит, всем постирает, дом приберёт, и про соседей не забудет. Мамина помощница, папина гордость. Дура ты! Все на тебе катаются, а ты и везёшь. А я не такая. И гробить себя ради вас я не буду. Оставайся со своей чахотошной, и загибайтесь здесь обе. А я пристроюсь, где потеплее, и заживу в своё удовольствие.

– Ну и убирайся, – севшим голосом пробормотала я, – и не возвращайся.

– Возвращаться?! – Лестра дошла до двери и рассмеялась. – Могилы себе заранее вырыть не забудьте, а то так и спалят тут ваши холодные трупы вместе с домом. Никто ради вас лопатами зазря махать не станет.

С этими словами она вышла и хлопнула дверью. Сверху посыпались кусочки глины, которыми я замазывала щели.

Сев на кровать, уставилась на оставшиеся лежать на полу вещи. Вот и пришёл конец нашей семье. Моего плеча несмело коснулась тонкая холодная ручка.

– Она вернётся. Остынет и поймет, что наговорила. Эта же наша Лестра. Она это всё из-за меня. Прости, Томма, – надрывным от слёз голосом прошептала Эм, – прости, сестрёнка. Я буду помогать тебе, я всё-всё сделаю. Только прости меня.

Повернувшись, я прижала её голову к груди. Мне нечего было ей сказать и нечего прощать. Её вины нет. Никто ни в чём не виноват. Просто такая у нас у всех судьба. А Лестра… пусть идёт своей дорогой. Она сделала свой выбор, а я – свой.

Глава 2

Сидя на толстом бревне у сарая, всё не могла понять: как я позволила уйти сестре, как же не справилась с эмоциями. Своими руками сунула ей узелок с вещами. А теперь уже три дня места себе не нахожу.

Вот где она? Что с ней?

Как и любой одарённый магией житель нашего мира, я чувствовала родных людей сердцем. Я знала, что Лестра жива, но и только-то: невидимая ниточка, соединяющая нас, ослабевала. Хотя связь между нами никогда не была сильной, даже младшую Эмбер я чувствовала острее в десятки раз, и даже могла определить, когда ей становилось хуже. Конечно, тому были свои причины, я ведь фактически растила её. Но и Лестра мне совсем не чужая.

Но всё же связь с ней истончалась.

Я чувствовала свою вину перед младшими сёстрами. Обеими. После смерти папы я должна была полностью заменить им родителей: воспитывать их, кормить, одевать, заботиться о безопасности, а я не справилась.

Совсем не справилась.

За два года дом развалился, забор полностью прогнил и нуждался в замене. Калитка и вовсе отвалилась, и все мои попытки приладить её на место успехом не увенчались.

Идти кого-то о помощи просить?

Да некого! В деревне мужиков с два десятка наберется, и половина из них ещё мальчишки, по сути. Разве что Эгора попросить, соседа нашего. Он хоть и подросток, но малый толковый. В его руках всё горит. Если бы не он, вся семья сгинула бы. Их батька вместе с моим в лес ходил, только, в отличие от моего, его так и не нашли. Бродит где по лесу неприкаянный теперь. Так и осталась наша соседка вдовой с тремя ребятишками. И как бы стыдно мне не было это признавать, но Эгор прекрасно справляется с ролью главы семьи. У них и дом крепче, и огород хоть какой-то имеется. А я что ни посажу – всё вянет. Словно земля у нас проклятая.

Вздохнув, взяла корзинку и поднялась на ноги.

– Может, не пойдёшь? – послышалось за моей спиной. Оглянувшись, увидела вышедшую во двор Эмбер. – Мясо ведь ещё есть, а ветки на растопку мы и около леса собрать можем. Я помогу тебе, я уже и оделась.

Взглянув на свою младшенькую сестричку, невольно улыбнулась ей, а у самой комок к горлу подступил. В отцовском свитере и в гамашах она походила на болезненного подростка, а не на молодую женщину. Светлые волосы собраны в худенькие косички. И огромные голубые глаза, в которых и горела жизнь. Эмбер была бы первой красавицей, если бы…

И вот это «если бы» перечеркивало всё.

Она нездорова. И хуже всего, видимых причин болезни даже мама найти не смогла. Она пыталась её лечить, но лишилась сил. Выгорела. А Эмбер так и осталась немощной и слабой.

– Томма, возьми меня хоть раз с собой. Мне надоело быть паразиткой. Я не подведу, правда, – Эм в детской манере сложила сжатые в кулачки руки на груди и просяще посмотрела мне в глаза.

Но я не могла пойти у неё на поводу.

– У меня осталась только ты, кролик, – я постаралась улыбнуться как можно радостней, но сама почувствовала, насколько жалко это вышло. – Там страшно, сестричка, и очень опасно. Здоровые не возвращаются, мужчины погибают, ну, куда ты пойдешь? К тому же и по дому дел много.

Она расстроилась. Огромные васильковые глаза погасли.

– Эмбер, – бросив корзину, я подошла к сестре и прижала её к своей груди так, как мама делала когда-то. – У нас никого больше нет, а не станет тебя – и мне жить незачем. Я эгоистка, милая. Я не могу лишиться семьи. Я никогда не возьму тебя с собой. Не станет тебя, и мне из тумана возвращаться будет не к кому. А так я знаю, что дома у окна ждёт младшая сестричка. Она зажигает свечу, чтобы я видела, что она не спит. Что она волнуется и верит в меня. Только так я и возвращаюсь, Эм. Только ты меня и удерживаешь.

Плечи сестрёнки подозрительно передёрнулись.

– Не плачь, слышишь! С каким сердцем я уйду, зная, что ты плачешь?

Она подняла на меня взгляд. Иногда Эмбер поражала меня своей стойкостью и желанием жить. Просто дышать и радоваться мелочам. Солнцу, ветру, дождю, последней морковке. Бывало, мы с Лестрой злимся, решаем, что на ужин готовить, когда по полкам шаром покати. А Эм спустится в кладовую, найдёт пару картошин и какую-нибудь зелень пересушенную, и начинает рассказывать нам рецепт нового супа. Вроде вода да клубни растолчённые в ней, а уже не так печально всё кажется.

– Я не буду плакать, правда, – сестра улыбнулась. – Я сильной стану. Я останусь дома и сварю бульон, а ты зелени принеси и черемши побольше. Те кустики, что мы сажали, пропали. Мне кажется, это я на них влияю.

– Что за глупости? – выдохнула я.

– Не глупости, Томма, – оторвавшись от меня, сестра направилась вглубь огорода, утягивая меня за собой.

Зайдя за сарай, я невольно бросила взгляд на три ухоженные могилки. Родители и младший брат.

– Вот смотри, за этими растениями я ухаживала, – Эм ткнула пальцем в чахлые кустики травы, – а вот к этим специально не подходила, – протащив меня чуть дальше, она указала на два куста щавеля. Видишь, какие они? Это я все гублю вокруг. У меня магия гнилая. Правильно Лестра про меня говорила: я плохая, чёрная.

Открыв было рот, чтобы возразить, я всё же промолчала. Признаться, крыть нечем. Кусты выглядели здоровыми и пышными.

– Я не знаю, что к чему, Эм, но давай-ка проведем эксперимент. Не ходи в огород, я сама поделю вечером эти кусты и рассажу. Если приживутся, значит, мы не всё знаем о тебе. И видимо, дар твой не закрыт, а просто нами не понят. Но это не говорит о том, что он плохой, сестрёнка.

– Но ты же видишь, – возразила Эм.

– Вижу, – согласно кивнула я, – я вижу, что ты не маг земли и не целитель. Но в нашем роду разные маги были.

– Папа маг земли, мама – целитель, – прошептала сестрёнка, – а я не пойми кто.

Я расслабилась и рассмеялась.

– Ну, так и я маг иллюзий, – напомнила я сестре, – мой дар тоже полезным не назовёшь. Разве что умыкнуть у кого с огорода немного овощей да травы, прикинувшись бездомной собакой. Но это себе дороже: всех собак у нас ещё в том году съели, знаешь, какая охота за мной начнётся?

Эмбер тихо засмеялась, зная, что я вовсе не шучу. В последний раз, когда я в образе пса забралась в чужой огород, я еле ноги унесла. Меня саму чуть ужином не сделали. А по деревне потом ещё неделю ползали слухи о том, что видали, как пёс по огородам на задних лапах бегал и через заборы карабкался.

– Смешно тебе, а я тогда уж и с жизнью простилась. И главное ведь иллюзию не скинешь, сразу увидят, кто в огороде воровством промышлял, а потом репутацию не отмыть, как у кого пара морковок пропадёт – мигом к нам бежать с обвинениями будут.

Эмбер рассмеялась ещё звонче. А мне стало легче. Раз есть в нашей жизни ещё место веселью, то не всё потеряно.

Взглянув на небо, я заметила вдалеке надвигающиеся тучи.

– Пойду я, сестрёнка, а то опять вымокну вся. А ты пока потихоньку вылей из вёдер и тазов воду, что за ночь с потолка собралась.

– У нас плесень по стенам, – напомнила мне Эм то, о чём я и думать боялась. Дом разваливался на глазах.

– Я видела. Топить лучше нужно, чтобы просохло.

Сестра встрепенулась.

– Может я всё-таки веток у леса пособираю? Томма, это ведь не так опасно, если замечу что-нибудь, то убегу.

Я сурово глянула на неё и придала голосу как можно больше строгости.

– Эм, там, в тумане, и сама не поймёшь, как забудешься. Там голоса и образы, там тени, за которыми приходят мёртвые.

– Но как же ты… – она пыталась настоять на своём.

– Я не знаю, милая, – перебила я её и пожала плечами, – просто везёт и всё.

Развернувшись, я уверенным шагом пошла к своей корзине. Это пустые разговоры, и чем дольше мы будем развивать их, тем более богато будет работать фантазия сестры. Ещё и правда, возьмёт да и пойдет мне помогать. Где её потом искать? Да и как она тащить-то ветки собралась? Она полупустое ведро еле поднимает. Подхватив корзинку, я обернулась и прищурилась, наблюдая, с каким задумчивым видом за мною следует сестра.

– Эмбер, – она подняла на меня взгляд, – хочешь действительно помочь – свари поесть. Я приду голодная.

Она обещающе кивнула.

– Воду вынеси, – она покачала головой ещё интенсивнее.

– Попробуй, не переутомляясь, убрать плесень, где сможешь. Сходи к соседке, попроси Эгора починить калитку.

Сестра просияла, столько заданий она ни разу ещё не получала.

– Переверни шкурки, что я выделывала. И ещё, у отца где-то удочки были, я их в доме вроде видела. Весна уже в самом разгаре, говорят, рыба клевать начала. В общем, найди всё, что есть для рыбалки, будем осваивать с тобой новые навыки.

Похлопав в ладоши, Эмбер пританцовывала на месте.

– И главное, – я замолчала, выдерживая паузу, – береги себя и не вздумай работать на износ. Во всём соблюдай меру.

Сестричка опять важно покачала головой. Помощница моя.

Уходила из дома я с лёгким сердцем. Поднявшись на пригорок, глянула в низину. Туман был неспокоен. Но идти нужно. Не проверю петли на зайца я, их проверит за меня кто-нибудь другой, и останемся мы без мяса.

Войдя в лес, поймала себя на том, что невольно озираюсь, вроде всё спокойно, но…

Душу грыз неясный страх. Безошибочно отыскав свою тропинку, я побежала вперёд, игнорируя ветки для растопки печи – соберу их потом у кромки леса. Если что, схожу за топором да порублю молодые деревца. Брошу во дворе просыхать. Давно нужно было так сделать, чем бегать тут со связкой на плечах.

Первая и вторая петля оказались пусты, третья порвана.

В неё точно кто-то угодил, но явно не заяц. Вытащив из кармана верёвку, я принялась быстро чинить ловушку. Позади послышался неясный шум. Не треск и не шорох, а что-то уловимое одним подсознанием. Медленно обернувшись, всмотрелась в разреженный туман, который походил на лёгкую дымку. Ничего. Только идол змеелюда.

Вернувшись к петле, я ускорила работу.

Завязав последний узел, подскочила и побежала дальше.

Выйдя на небольшую поляну, остановилась. Весна была холодной, но первые травы уже взошли, и игнорировать то, что можно съесть – это глупо. У самых моих ног росла молодая крапива. У деревни её уже не найти. Всю ободрали, и вырасти не дали. Не теряя времени, я принялась рвать кусачее растение голыми руками. Мои ладони давно уже не были нежными и мягкими, постоянная работа сделала своё дело, и сейчас я практически не ощущала жжения.

Большая плетёная корзина наполнилась очень быстро. Чтобы не просыпать траву и донести её до дому целой, сверху завязала платок, скрывая свою добычу.

Нужно было спешить. Вечерело. Одно радовало – тучи прошли стороною. Пройдя поляну, я вновь углубилась в лес и перешла на лёгкий бег. Под ногами хрустели ветки, я спешила. Сегодня туман меня не просто пугал, а наводил смертельный ужас.

Четвёртая ловушка также была пуста. Сделав привычный крюк, я полезла проверять силки на птиц. Забравшись на толстую ветку, глянула вниз. Краем глаза уловила лёгкое движение. Я была готова поклясться, что это тень, но странная, белая. И двигалась, будто живая. Замерев истуканом, даже не дышала.

Тени никогда не подходили близко, но они всегда были предвестниками появления мёртвых.

Неупокоенные вечно голодные твари рыскали в поисках живого. Что странно, никогда не трогали зверьё. Словно неразумные их не интересовали. Я много раз находила в петлях зайцев, а рядом с ними всё было истоптано босыми ногами. Живые без ботинок в лес не пойдут и добычу, даже чужую не оставят.

Снова послышался лёгкий шелест, будто ветер гнал листву. Только вот погода стояла спокойная. Полное безветрие. Сглотнув, я встала на ноги и потянулась выше. В силках я нашла крупную птицу. Вот это удача! Птаха была уже мертва, но еще тёплая.

Не слезая с толстой ветви и поглядывая вниз, я привязала к её лапкам верёвку. Обмотала тушку тканью и задумчиво посмотрела на подножие дерева, туда, где оставила свою корзину. Нет, птицу в неё не воткнёшь, там уже крапива лежит. Трава ценная и полезная. Эмбер будет ей рада.

Какой-то неясный холодок прошёлся по спине. На мгновение кольнуло в сердце. Моргнув, я сбросила наваждение. Что-то было не так. Лес изменился.

Покачав головой, я попробовала закрепить свою добычу на тонком пояске платья, но он не выдерживал тяжести. Действовать нужно было быстрее. Внутренний голос, некий инстинкт, подгонял меня и буквально вопил пошевеливаться и убираться отсюда подальше. Делать было нечего, я завязала верёвку на запястье, зато точно не потеряю добычу, хотя и неудобно.

Слезала с дерева медленно, у меня осталась непроверенной ещё одна петля, но внутри всё замирало от предчувствия. Нужно было решать: заходить в лес дальше или поворачивать и идти домой. И я почти развернулась, но мысль, что там может быть заяц, что упущу столько мяса, остановила.

Дело получаса. Нужно проверить и не идти на поводу у страха.

Сделав пару шагов вперёд, замерла.

Поджилки затряслись. Сердце кололо, ладони покрылись потом.

Да ну его, этого зайца! Да ну эти петли и мясо! Птица есть – уже не пустые руки.

Впереди я отчётливо различила тени. Серые, колышущиеся словно на ветру. Молча развернувшись, я со всех ног рванула вперёд. Так близко я ещё никогда их не видела.

«Томмали, – долетел до меня шелест, – спасайся, милая!»

С выпученными глазами, я неслась словно загнанный заяц.

«Томма, доченька, не останавливайся, – шептал кто-то совсем рядом голосом мамы, – беги, что есть силы. Беги вперед и не оборачивайся!»

Мама! Сама не заметив, я побежала медленнее. Мама! Там моя мама. Я уже не помнила её лица, образ стирался из памяти, но голос. Эта была она. Моя мама!

«Томма, убегай, девочка, – твердил голос, – иначе останешься со мной!»

Это резко отрезвило. Дав себе мысленную затрещину, я ускорилась. Сбоку громко хрустели ветки. Словно толпа брела, не разбирая дороги. Но выяснять, кто там, я не желала. Сойдя со своей тропы, побежала строго на запад, благо солнце склонялось к горизонту и определить, куда примерно бежать, было не сложно.

Я неслась, не разбирая дороги. Тушка птицы больно била по ногам и оттягивала руку. Во второй ладони я крепко сжимала ручку корзины, не желая её выпускать. Что толку рисковать и заходить в туман, если придёшь домой ни с чем? Ветки хлестали по лицу и цеплялись за одежду, но я упрямо бежала вперёд. Мне никогда ещё так не хотелось жить.

«Томмали, – шелестел туман, – спасайся, милая. Томмали…»

Я знала этот голос, и никогда не забуду его.

Этим голосом мне пели колыбельные песни, утешали, когда я падала и когда обижалась на сестёр. Я обожала маму и в день, когда она пропала, пошла в лес со всеми. Впервые. Её тело так и не нашли, только корзинку и плащ. Ни крови, ни следов. Ничего. Словно она просто растворилась, стоя на месте.

«Обратилась в тень» – подсказал мне внутренний голос.

Ещё больше испугавшись, я представляла, что же будет со мной, если туман настигнет, если его обитатели приберут меня к себе. Что будет с Эмбер? Ведь она не смирится, пойдёт в туман искать. Как она будет одна? Именно эти мысли гнали меня вперёд.

Там за деревьями на западе начинался забытый тракт: дорога, по которой ещё в стародавние времена ходили караваны с Севера на Юг. Тракт был сделан на совесть. Его строители магии не жалели, и спустя столько веков дорога всё ещё была в отличном состоянии. Но главное, вела она в соседнюю с нашей деревню, и там можно будет укрыться. Спастись.

И пусть там уже никто не живёт, но и мёртвых не наблюдалось. Пережду в какой-нибудь заброшенной халупе, а потом по дальним тропинкам домой добегу. Мне бы из лесу вырваться.

Главное, слушать туман. Но помнить, что мамы нет. Это её тень смерть от меня отводит. Это тень.

«Томмали!» – шёпот из тумана гнал меня вперёд.

Выскочив на дорогу, я не сразу поняла, что это огромное мчится впереди прямо на меня, и только громкое ржание и лошадиные копыта у самого лица привели в чувства. Истошно завизжав, я упала на землю и выпустила свою корзинку. Рядом проскакала ещё одна лошадь и раздавила её. Плача от пережитого ужаса и совсем не понимая, что делаю, я поползла вперед. Отцепив платочек, что накрывал уже сломанную корзину, разложила его на земле. Плача и напевая под нос мамину колыбельную, механически складывала на ткань разбросанную крапиву, а мысленно готовилась к смерти.

Никого живого в этой части леса быть не могло, а значит, это порождения тумана пришли за мной.

Но думать о том, что сейчас я проживаю последние секунды жизни, не могла. Я упорно собирала эту ненавистную крапиву и твердила, что вернусь домой. Я не могу иначе.

Я вернусь домой. Там на подоконнике горит для меня свеча.

Тёплые слезы скатывались по моим щекам.

– Помоги ей! – раздалось над моей головой.

Тяжёлый резковатый голос отдал приказ и умолк. Рядом со мной присел незнакомый мужчина со странной внешностью. Его глаза горели красным огоньком, а волосы серы, как зола. Замерев, я совсем неприлично уставилась на него. Воин же спокойно собирал мои росточки.

– Что у неё там? – другой голос заставил меня вздрогнуть, он казался более мягким, но, в то же время, безразличным.

– Крапива обычная, вард Сай, – мгновенно отозвался тот, что помогал мне.

Вокруг нас полукругом остановились всадники. Вскинув голову, я уставилась заплаканными глазами на тех, что меня окружили. Десяток мужчин. Огромные, широкоплечие, в чёрных добротных кафтанах, подбитых мехом. Впереди стояли двое. Их красивые ухоженные лошади пританцовывали на месте. На теней или мертвяков они совсем не походили.

– Откуда ты? – спросил один из них, блондин с длинными, собранными в косу волосам и необычными ореховыми глазами. В них медленно разгорался красный легко различимый огонёк. – Я спросил, откуда ты?

В ответ я лишь моргнула, хотела хоть что-то вымолвить, но волна мгновенного облегчения заполнила душу дикой надеждой, что смогу пережить сегодняшний день. Не сдержав эмоций, снова залилась слезами.

– Интересно, что это с ней? Из леса как сумасшедшая вылетела, чуть под твоего коня не упала, – второй мужчина – пшеничный блондин – осмотрел меня с ног до головы. – Значит, местных тут намного больше, чем сказал Каил. Плохо наши искали, и видно, не там глядели, – протянул он и спешился.

Подавив очередной поток рыданий, я вытерла лицо рукавом. Мужчины не сводили с меня глаз. Словно диковинку увидели. Они казались суровыми, собранными и высокомерными. И чем больше я наблюдала за этими людьми, тем чётче осознавала, что они неправильные. Движения, внешность, даже манера говорить. Всё иное, хоть язык и наш, а словно акцент какой. Тянули они буквы как-то вычурно.

Подойдя ко мне, пшеничный присел и, ухватив меня за подбородок, повернул к себе лицом. Вглядевшись, вызывающе ухмыльнулся и погладил мою скулу большим пальцем.

– Брат, да она сияющая, – и вовсе рассмеялся он, заметив, что я покраснела от смущения. – Может, заберем её, а? Уверен, кому-нибудь да приглянется.

Услышав такое, я дёрнулась, как от удара, и, освободившись от захвата незнакомца, медленно отползла в сторону.

– Девушка, я ещё раз спрашиваю, откуда ты? – тот важный пепельноволосый блондин, что остался сидеть верхом, кажется, терял терпение.

Мне нужно было отвечать, но я бестолково моргала и непроизвольно оглядывалась на лес. Тени были всё ещё там. Поджав губы, перевела взгляд на чужаков.

– Из деревни, – тихо призналась я, – пошла в лес ловушки проверять.

Пшеничный слабо кивнул.

– А что тебя там так напугало? – прямо спросил он.

– Тени, – выдохнула я и указала пальцем в лес.

Воин проследил за моим жестом и ухмыльнулся.

– Смотри-ка, Вульфрик, неприкаянные. И много их тут? – это он спросил у меня. В ответ я слабо кивнула.

Мужчины, как по команде, уставились на лес. Тени шелохнулись и растаяли одна за другой. Мне стало совсем жутко. Кто же это такие, что их даже порождения тумана боятся?

– Отпустите меня, пожалуйста, – тихо прошептала я.

– Не бойся, – воин, что до этого молча собирал мои ростки крапивы, завязал платок и передал его мне, – сами не тронем и этим не оставим.

Жестом он указал на лес. Мне стало чуть спокойнее.

Подняв голову, я заметила на себе заинтересованный взгляд гиганта с пепельной косой. Он явно что-то обдумывал. Подавшись вперёд, в очередной раз оглядел меня и чудно принюхался. Затем быстро тряхнув головой, вернул лицу выражение полнейшего равнодушия.

И мне это не понравилось.

Я вообще не понимала, что это за люди, и откуда они могли взяться на этой дороге. Но проявлять любопытство побоялась. Ясно же, что не простые воины. Слишком грозные и высокомерные. Может, те самые пришлые, о ком так упорно ходили сплетни.

– Ладно, потом разберёмся, – пшеничный вернулся к своему гнедому коню и одним красивым движением забрался в седло. – Кьерн, возьми девчонку и отвези, куда скажет. Жалко, всё-таки сияющая.

Я совсем не поняла, что он имел в виду, но не это сейчас было важным. Кажется, смерть в этот раз обошла меня стороной. Пока я заторможено оглядывалась вокруг, сидя на земле и прижимая к груди узелок с крапивой и тушку птицы, воин встал и свистом призвал своего коня, того самого, что растоптал корзину.

Ни слова не говоря, мужчина подхватил меня за талию и усадил в седло. Испугавшись, я вскрикнула и неуклюже качнулась.