Полная версия
Золото Колчака
Олег Будницкий
Золото Колчака
Введение. ГДЕ ДЕНЬГИ?
15 января 1920 года в 9:55 вечера на станции Иннокентьевская близ Иркутска союзники передали бывшего «Верховного правителя России» адмирала Александра Колчака уполномоченным иркутского эсеро-меньшевистского Политцентра. Вместе с адмиралом в руках Политцентра оказалась часть золотого запаса Российской империи, вошедшая историю под названием «золота Колчака». Вскоре и адмирал, и золото оказались в распоряжении большевиков. В ночь на 7 февраля 1920 года Колчак был расстрелян, а золото на общую сумму 409 625 870 золотых рублей, не считая копеек, доставили в Казань. Что же стало с остальным золотом? Ведь противникам большевиков летом 1918 года досталось золотых слитков, монет, кружков и полос на общую сумму 645 410 000 золотых рублей. Нетрудно подсчитать, что разница составляет без малого 236 миллионов.
Кое-что о судьбе колчаковского золота стало известно из публикаций, появившихся в начале 1920‐х годов и исходивших из враждебных лагерей.
4 июля 1920 года в газете «Нью-Йорк таймс» была опубликована сенсационная статья «Приключения российского золотого запаса и его современное состояние». Компетентность автора сомнений не вызывала, ибо им был не кто иной, как В. И. Новицкий – бывший заместитель министра финансов колчаковского правительства. Он еще не раз появится на страницах этой книги. В следующем году статья Новицкого в существенно дополненном виде была напечатана в журнале «The Russian Economist / Записки русского экономического общества в Лондоне».
В статьях Новицкого в общих чертах была раскрыта судьба «золота Колчака». Всего с мая по сентябрь 1919 года французам, англичанам и японцам было продано 3232 пуда (пуд = 16,38 кг). золота на общую сумму 35 186 145 долл. Еще 6002 пуда на сумму 65 342 940 долл. было депонировано в различных зарубежных банках. Из них 16 330 291 долл. – в обеспечение японского кредита на 30 млн иен, 46 835 277 долл. – под заем у синдиката англо-американских банков и, наконец, 2 177 372 долл. – под покупку в США винтовок и пулеметов.
Что побудило Новицкого раскрыть «тайное тайных» белой дипломатии и насколько можно доверять приведенным цифрам? Во-первых, для большевиков история отправки золота за границу тайной уже не была, ибо в их руки попали архивы колчаковского правительства. Во-вторых, в конце 1919 – начале 1920 года в политике Англии по отношению к России произошли резкие изменения. Помощь антибольшевистским силам была прекращена, и правительство Д. Ллойд Джорджа взяло курс на нормализацию отношений с Советской Россией, рассчитывая за счет торговли с ней улучшить собственную экономическую ситуацию. В Лондон зачастили большевистские эмиссары – Л. Б. Красин, Л. Б. Каменев, чего раньше невозможно было и представить. Публикуя данные о количестве проданного и депонированного за границей золота, Новицкий хотел продемонстрировать англичанам, да и другим потенциальным охотникам торговать с большевиками, что платежные возможности борцов с мировым капиталом весьма ограничены: кроме золота, стране с разрушенной экономикой нечего было предложить Западу за его товары.
Что же произошло с деньгами, полученными от реализации золота и в результате «золотых займов»? Сведения, добытые большевиками в колчаковских архивах, были представлены ими на конференции в Генуе в меморандуме, озаглавленном «Претензии Советского государства к странам, ответственным за интервенцию и блокаду». Меморандум был составлен профессором Н. Н. Любимовым, заместителем директора Института экономических исследований при Наркомате финансов РСФСР (экспертом советской делегации в Генуе).
В меморандуме, распространенном 8 мая 1922 года, говорилось:
Точное количество золота, которое правительство Колчака перевело за границу на счета своих финансовых агентов в уплату частным фирмам, нам в настоящее время не известно… Всего по данным Кредитной канцелярии в г. Владивостоке на 8 июля 1920 г. на счетах финансовых агентов Колчака в разных городах числилось свыше 60 млн зол. руб., а именно:
У Миллера в Токио …… иен 6 660 273
долл. 170 000
фр. 424 000
ф. ст. 25 000
мекс. долл. 450 000
шанх. таэлей 1 695 797
У Самена 2 …… в Лондоне ф. ст. 606 644
в Париже фр. 21 279 482
У Угета в Нью-Йорке …… амер. долл. 22 500 000
У Крживицкого в Шанхае …… мекс. долл. 30 000
Кроме того, в распоряжении Кредитной канцелярии находилось:
В Индо-Китайском банке …… фр. 15 680 000
В Русско-Азиатском банке в Шанхае …… амер. долл. 1170
ф. ст. 3570
шанх. дайян 246 226
В банке Ландманс …… дат. крон 9 000 000
В Иокогама Спеши банке и Чосен банке …… иен 818 657
У генерала Подтягина, бывшего военного атташе
Омского правительства в Японии …… иен 6 255 000
С 8 июля 1920 г., согласно книгам Кредитной канцелярии, не было сделано никакой записи на вышеозначенные счета.
В последние дни существования Омского правительства по распоряжению Министерства финансов все суммы были переведены на личные счета финансовых агентов. Возврат этого золота со счетов частных лиц, не представляющих никакого правительства, явится лишь запоздалым актом справедливости.
Сходные данные были приведены в вышедшей в 1924 году в Харбине монографии «Денежное обращение и денежные знаки Дальнего Востока за период Войны и Революции» А. И. Погребецкого, бывшего управляющего финансами иркутского Политцентра, а затем финансовым ведомством Временного правительства Дальнего Востока – Приморской областной земской управы. Погребецкий среди прочего сообщал, что в последние дни своего существования Омское правительство, «опасаясь возможного перехода этих ценностей к революционной власти, сделало распоряжение за границу о перечислении всех сумм на личные счета финансовых агентов».
Что же стало с немалыми суммами, оказавшимися на счетах различных финансистов за рубежом? Ведь правительство адмирала Колчака пало в январе 1920 года, не успев потратить миллионы фунтов стерлингов, долларов и иен. На протяжении десятилетий этот вопрос волновал историков и финансистов, породив обширную литературу, и не только научную. Так, английский писатель Брайан Гарфилд выпустил роман «Золото Колчака» (1974), где изобразил поиски нацистами якобы спрятанного где-то в шахте в Сибири золота, а затем борьбу за колчаковские сокровища ЦРУ и КГБ. Через двадцать лет другой британец – историк Джонатан Смил – посвятил проблеме колчаковского золота обширную статью под названием «Золото белых: золотой запас Российской империи на антибольшевистском Востоке», в которой справедливо назвал историю колчаковского золота «незавершенной главой» русской Гражданской войны.
Еще в 1929 году парижская газета «Возрождение» писала, что, по слухам, золото, не попавшее в руки большевиков, было разделено на четыре части и где-то в Сибири зарыт клад на сумму 20 млн золотых рублей. Сообщения об экспедициях, время от времени отправляющихся на поиски «золотой шахты» или чего-то подобного, до сих пор появляются на страницах газет и журналов.
В 1990‐х на страницах российской печати появилось множество публикаций о царском и колчаковском золоте, которое якобы находится в английских и японских банках и при помощи которого Россия сможет погасить свой внешний долг. Планировалось даже создать специальное агентство по розыску русского золота за рубежом. В начале XXI века страсти по золоту не утихают. Несколько лет назад была выдвинута версия, что эшелон с «золотом Колчака» утонул в озере Байкал, энтузиасты усмотрели на дне озера что-то блестящее и собирались спуститься туда в батискафе. Но так и не собрались.
Человеку, знакомому с историей русской Гражданской войны и русской эмиграции, на ум приходит мысль о том, что колчаковское «наследие» было потрачено на поддержку Белого движения (оно ведь продолжалось еще год после падения Колчака) и затем на помощь беженцам. Однако одно дело предполагать, другое – знать. Отсутствие достоверных данных позволяло некоторым российским историкам (вероятно, судившим о нравственности российских финансовых агентов по поведению отдельных современных банкиров) писать, что деньги финансистами Белого движения были просто «приватизированы».
Чем же объяснялось отсутствие достоверных сведений о судьбе колчаковских денег в российских архивах? Дело в том, что лица, причастные к хранению и расходованию казенных сумм, в последнюю очередь передавали в архивы финансовые документы, это «тайное тайных» российской «дипломатии в изгнании», причем в архивы, находящиеся как можно дальше от Москвы. В Русском заграничном историческом архиве в Праге нет документов, относящихся к деятельности эмигрантских финансистов. Лица, причастные к хранению и расходованию государственных средств, стремились хранить документы подальше от любопытных глаз. Ведь деньги, как мы увидим из дальнейшего изложения, тратились на протяжении длительного времени.
Уже после Второй мировой войны бывший российский посол в Вашингтоне Б. А. Бахметев писал К. В. Деникиной, вдове одного из вождей Белого движения, по поводу намерения дочери М. В. Бернацкого – министра финансов Деникина и Врангеля, – продать (или сдать на хранение) его архив в Колумбийский университет в Нью-Йорке:
Опасаюсь, насколько можно судить, что документы в руках дочери М. В. [Бернацкого] относятся к области делопроизводства официальных эмигрантских установлений, действовавших за границей после большевистского переворота. В значительной мере, как я полагаю, документы эти касаются распоряжения бывшими государственными суммами. Для историков документы не интересны. Но в руках большевиков или их друзей это будет чудный материал для демагогических выступлений и пропаганды.
Бахметев считал, что судьбу документов необходимо решать с участием сотрудников Бернацкого, «которые живы и находятся в Париже и Лондоне», а доступ к ним может быть открыт не ранее чем через пятьдесят лет.
В конечном счете архив Бернацкого все-таки оказался за океаном, в Бахметевском архиве русской и восточноевропейской истории и культуры при Колумбийском университете. Еще ранее российские дипломатические архивы стали направляться в Гуверовский институт войны, революции и мира при Стэнфордском университете в Калифорнии (тогда он назывался Hoover War Library – Гуверовская военная библиотека). Здесь же оказались архивы Белого движения на Юге России, вошедшие в фонд их последнего «владельца» – генерала П. Н. Врангеля, а также архивы российских посольств в Париже и Вашингтоне, личный фонд российского посла в Париже в 1917–1924 годах, а затем председателя Эмигрантского комитета В. А. Маклакова и многие другие материалы, без которых невозможно изучать историю русской Гражданской войны и эмиграции. Документы, относящиеся к интересующей нас проблеме, рассредоточены по различным фондам, которые находятся в основном в американских и британских архивах. Если бы кто-нибудь хотел специально запутать исследователя, он бы, наверное, не смог придумать ничего лучше того, что сложилось «естественным путем».
Смысл настоящего исторического «расследования» не только в том, чтобы поставить точку в затянувшихся дебатах о судьбе колчаковского золота и сэкономить время и силы энтузиастов, надеющихся отыскать сокровища где-нибудь в тайге или на дне Байкала. История колчаковского золота – это стержень, на который будут нанизаны проблемы истории Белого движения и его заграничного финансирования, взаимоотношений белых и союзников, российской «дипломатии в изгнании» и некоторые другие.
В конечном счете, это еще одна попытка ответить на ключевой вопрос российской истории ХХ столетия: почему в Гражданской войне победили красные, а не белые?
«История денег» – предмет увлекательный, но он не является для нас самоцелью. «История денег» – это история людей, их взаимоотношений по поводу денег. Проблемами финансирования антибольшевистского движения, а затем помощи русской эмиграции занимались люди, оставившие немалый след в российской истории. Это были не только профессиональные финансисты вроде бывшего министра финансов Российской империи П. Л. Барка или агента российского Министерства финансов в Париже А. Г. Рафаловича. Среди них были генералы и общественные деятели, предприниматели и адвокаты, дипломаты и публицисты.
Проблема заграничного финансирования и снабжения Белого движения не сводится к истории колчаковского золота. Еще одним важным ресурсом было заготовленное, но так и не отправленное в Россию имущество, находившееся в США. Достаточно сказать, что его общий вес составлял около 500 тыс. тонн. За рубеж белые правительства отправляли не только золото, но и платину, серебро, меха, вино, табак, зерно. Однако вырученные средства от эпизодических продаж не шли ни в какое сравнение с суммами, полученными в результате реализации золота. В настоящем издании я затрагиваю эти сюжеты косвенно, концентрируясь на истории «золота Колчака» и вырученных от его продажи денег. А история эта оказалась неожиданно долгой.
Для меня поиски «золота Колчака» начались случайно. Разбирая бумаги российского (досоветского) посольства в Вашингтоне, хранящиеся в Архиве Гуверовского института войны, революции и мира при Стэнфордском университете, я обнаружил папку, содержащую телеграммы, которыми обменивались российские финансовые агенты в Вашингтоне и Токио весной 1921 года. В телеграммах речь шла о продаже золота. Вскоре я выяснил, что переговоры велись о продаже оставшейся части «золота Колчака». Я работал в то время над историей русской «дипломатии в изгнании», однако пройти мимо такой находки оказалось невозможно. Кто из нас не читал в детстве «Остров сокровищ»? И что может быть увлекательней, чем поиски пропавшего золота?
Разгадка «тайны века» содержалась в архивах, прежде всего в Гуверовском архиве в Калифорнии и в Бахметевском архиве при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Именно туда, подальше от докучливых советских агентов, отправляли секретные документы многие деятели Белого движения и русской эмиграции. Кроме того, в Государственном архиве Российской Федерации хранятся документы правительства Колчака, а также материалы эмигрантского Пражского архива. Важные документы фонда Госбанка РСФСР содержатся в Российском государственном архиве экономики. Однако исследования, проведенные в перечисленных архивах, не позволяли полностью восстановить историю «золота Колчака». Помогла нежданная находка в неожиданном месте. Разбирая вместе с Ричардом Дэвисом, хранителем Русского архива в Лидсе (Великобритания), бумаги парижского Земгора (еще не описанные и не каталогизированные), я обнаружил папки с надписью Michelle de Giers. И вскоре понял, что передо мной не что иное, как считавшаяся пропавшей часть архива парижского Совета российских послов! Его председателем был бывший посол в Риме Михаил Гирс, а после его смерти – бывший посол в Париже Василий Маклаков. Среди его бумаг нашлась розовая папка с несколькими машинописными листочками и записями, сделанными чудовищным почерком Маклакова. В них содержалась информация о том, что произошло с остатками денег, вырученных от продажи золота Колчака, после Второй мировой войны. После смерти Маклакова его бумаги оказались в архиве Земгора, а затем, в составе его коллекции, – в Лидсе. Это было недостающее звено.
Поиск пропавших сокровищ оказался делом весьма увлекательным. Но главное – обнаруженные материалы представляют в новом свете многие аспекты финансовой, дипломатической и политической истории Гражданской войны.
Глава 1. ДЕНЬГИ ДЛЯ «БЕЛОГО ДЕЛА»
Pecunia nervus belli.
Деньги – нерв войны.
Марк Туллий ЦицеронВоюющим странам денег всегда остро не хватает. Что же говорить о войне гражданской, которая наносит еще больший урон финансовой системе, чем война с внешним противником. В русской Гражданской войне положение белых было, с одной стороны, гораздо хуже, чем положение красных: под контролем большевиков оказались промышленный центр страны и ее основные транспортные артерии. С другой – в руки колчаковцев попала бóльшая часть российского золотого запаса на сумму более 645 миллионов золотых рублей.
ЗАГРАНИЧНЫЕ «ПУТЕШЕСТВИЯ» РУССКОГО ЗОЛОТА. ВНЕШНИЕ ЗАЙМЫ
Накануне Первой мировой войны императорская Россия занимала третье место в мире по размерам золотого запаса, уступая США и Франции. На 1 января 1914 года золотой запас России оценивался в 1695 млн руб. (без учета так называемого «золота за границей», хранившегося на счетах в иностранных банках для обеспечения расчетов и поддержания курса рубля). На январь 1915 года золотой запас Франции оценивался в 168 млн ф. ст., России – 150 млн, Англии – 90 млн.
Золотое содержание рубля, согласно Монетному уставу 1899 года, составляло 0,77423 грамма чистого золота.
Физически основная часть российского золота – в монетах и слитках – находилась в хранилищах Государственного банка в Петербурге, переименованном в 1914 году в Петроград. С началом Первой мировой войны, продолжавшейся вопреки ожиданиям не месяцы, а годы, начались и путешествия российского золотого запаса. Часть золота была отправлена в Англию, для поддержания курса фунта стерлингов; в этой валюте кредитовались союзники Великобритании. Несмотря на переход на золотой стандарт, при международных расчетах рубль практически не использовался, в то время как фунт стерлингов обслуживал около 80% мировой торговли. Российское золото фактически служило обеспечением кредитов, и нетрудно было предположить, что в страну оно уже не вернется: больно велики были заимствования, и России было бы чрезвычайно затруднительно вернуть долги в срок.
Финансовую политику союзников по отношению к истекающей кровью России и современники, и большинство исследователей оценивали как по меньшей мере сомнительную в моральном отношении. «Значит, с ножом к горлу прижимают нас добрые союзники – или золото давай, или ничего не получишь. Дай Бог им здоровья, но так приличные люди не поступают», – говорил на заседании Совета министров 19 августа 1915 года государственный контролер П. А. Харитонов. На некорректность поведения союзников указывал и главноуправляющий землеустройством и земледелием А. В. Кривошеин: «Они восхищаются нашими подвигами для спасения союзных фронтов ценою наших собственных поражений, а в деньгах прижимают не хуже любого ростовщика». Союзники, подчеркивал он, ведут себя «чересчур благоразумно» за счет России. Однако дело обстояло не так просто. «Мы тоже, – возражал Кривошеину министр иностранных дел С. Д. Сазонов, – благоразумно отступаем, когда наши неисчерпаемые резервы допускают риск сражения, даже не одного, а нескольких. У французов же все в окопах, резервов у них нет, и риск для них равносилен гибели». Харитонов, заметив, что неплохо было бы «поприжать» союзников, отметил ради справедливости заслуги Англии: «Без ее флота Петроград давно бы не существовал».
Министр финансов П. Л. Барк стремился вернуть своих коллег от морально-теоретических дискуссий к более земным проблемам. Он указывал, что речь идет о платежах в США, куда союзники сами вывозят золото, и что если «мы откажемся вывезти золото, то мы ни гроша не получим в Америке и с нас за каждое ружье американцы будут требовать платы золотом». Отвечая на реплику князя В. Н. Шаховского, считавшего вывоз золота недопустимым, так как это поведет к расстройству денежного обращения, Барк говорил: «Стоимость рубля находится в зависимости не от обеспечивающего его золота, а от перегруженности страны бумажными знаками и, больше всего, от удачливости военных действий. Охрана золотого запаса при запрете свободного размена – фетишизм». Итог дискуссии подвел Харитонов: «Несостоятельность России по американским платежам повлечет за собою такое падение курса, что рубль наш и 10 копеек не будет стоить. Как ни печально, но в данном вопросе приходится идти в хвосте у англичан и французов».
Автор исследования по финансовой политике России в период Первой мировой войны С. Г. Беляев справедливо замечает, что «принципиальная договоренность о вывозе золота в Англию была достигнута еще на парижской конференции союзников в начале 1915 г., что было продиктовано затруднительным положением Банка Англии, а не желанием английского правительства воспользоваться трудностями своего русского союзника, которые тогда еще не усугубились до такой степени, как летом 1915 года».
Критика в адрес союзников раздавалась и позднее, когда состав кабинета министров существенно изменился, а вопрос об отправке золота возник вновь в связи с новыми заимствованиями российского правительства в Англии. В ходе заседания соединенного присутствия Совета министров и комитета финансов претензии Англии квалифицировались как «домогательства союзной державы», а участники заседания князь Шаховской, Н. Н. Покровский и С. И. Тимашев предсказывали, что золото в Россию уже не вернется. Одним из аргументов против отправки золота, выдвигавшимся российской стороной, было несоблюдение принципа финансовой солидарности Францией, которая не направила в распоряжение Английского банка золото в соответствии с Булонским соглашением министров финансов России, Англии и Франции. Российским финансистам также представлялось, что уровень «безопасности» устойчивости фунта, определенный Английским банком и Минфином, завышен.
Справка, предоставленная британским правительством в сентябре 1916 года, рисовала несколько иную картину: из общего количества отправленного в США золота на сумму свыше 220 млн ф. ст. менее 100 млн было внесено Россией, Францией и Италией, а на долю собственно английских запасов приходилось более 120 млн. Британское посольство 20 сентября (5 октября н. ст.) 1916 года передало российскому правительству записку, в которой сообщалось, что «вклад» России составлял всего 28 млн ф. ст. Для выполнения Францией и Россией своих обязательств в полном объеме первая должна была передать в распоряжение Английского банка в общей сложности золота на 105 млн ф. ст., а вторая – на 68 млн. При этом кредиты России были «почти в два раза больше, чем кредиты Франции».
С начала войны по 1916 год Франция вывезла в Нью-Йорк, Лондон и Мадрид золота на сумму почти миллиард франков. Масштабы были весьма внушительны и существенно превышали вклад России. Таким образом, обижаться не приходилось, тем более что нужда в валюте становилась все острее. В результате за годы войны в кладовые Английского банка было доставлено русского золота на 68 млн ф. ст. (из них на 8 млн ф. ст. было продано), и российский золотой запас значительно «похудел».
Шансов на возвращение золота было немного. Российский Государственный банк получал за отправленное золото беспроцентные обязательства английского казначейства, депонированные в Банке Англии. Их погашение предусматривалось в период с 5 января 1919 года по 8 декабря 1921-го. Вряд ли Россия смогла бы выкупить «одолженное» золото, даже если бы большевистского переворота не случилось. Если бы она оказалась полноправным участником мирных переговоров, возможно, встал бы вопрос и о реструктуризации ее долгов. Однако это лишь воображаемые возможности, реальность оказалась страшнее любых фантазий, а проблема золота и внешних заимствований разрешилась совершенно неожиданным образом.
Собственными силами обеспечить снабжение армии и промышленности Россия не могла. Для закупок вооружения, боеприпасов и других предметов снабжения в сентябре 1914 года в Лондоне был создан Англо-Русский комитет, преобразованный в октябре 1915‐го в Русский правительственный комитет, начальником которого был назначен генерал-лейтенант, инженер по образованию, Э. К. Гермониус (впоследствии возглавивший Управление заграничного снабжения армий белых). Закупки производились в кредит. Британская промышленность не могла справиться с обеспечением всем необходимым помимо собственной армии еще и двух союзных – французской и русской. Все больше заказов союзники начали размещать на американском рынке; причем если англичане могли кредитоваться напрямую, то Россия расплачивалась за заказы в основном британскими кредитами.
Российский золотой запас сократился с 1208 тонн в конце 1914 года до 850 тонн в феврале 1917-го. Накануне Октябрьского переворота Временное правительство отправило золота на 5 млн руб. в Швецию.
Итоги заграничного кредитования царского и Временного правительств выглядят следующим образом. Львиная доля средств была заимствована в Англии – 582,2 млн ф. ст. (5 506,2 млн зол. руб.). Другими кредиторами России были Франция – 4250 млн фр. (1 593,8 млн зол. руб.), США – 273,7 млн долл. (531 млн зол. руб.), Япония – 296,5 млн иен (287,2 млн зол. руб.), Италия – 36,1 млн лир (13,5 млн зол. руб.). Всего военные долги России составили 7 931,7 млн зол. руб. Приведенные цифры являются наиболее достоверными, ибо подсчеты произведены лицами, непосредственно занимавшимися вопросами получения и распределения кредитов, а именно последним директором Особой канцелярии по кредитной части Министерства финансов Российской империи, а затем Временного правительства Конрадом Евгеньевичем фон Заменом и его бывшими сотрудниками А. Э. Ломейером, Ю. С. Павловским и П. К. Фетерлейном.