Белая крепость

Егор Калугин

Белая крепость

Глава 1. В которой случается невероятное

Черная карета, поскрипывая рессорами, свернула в узкую улицу. Возница натянул вожжи, останавливая коней. С запяток спрыгнули двое, огляделись настороженно. Один сбросил с упора зазвеневшую пружиной ступеньку. Другой лег перед каретой в грязь.

– Можно выходить, госпожа, – произнес первый.

Дверца кареты приоткрылась. Показался подол платья и легкая ножка в замшевом сапожке опустилась на ступеньку, другая повисла нерешительно над спиной лежащего.

– Можно выходить, – повторил мужчина.

На его локоть легла узкая рука в коричневой перчатке. Сапожок, не коснувшись спины лежащего, прочертил короткую дугу, и девушка в черном широком плаще легко спрыгнула на мостовую.

– Здесь принято наступать на слугу, – прошипел мужчина. – Вы нас выдаете с головой.

– Куда идти? – послышалось из-под капюшона.

– Прошу, госпожа, – произнёс он, вытянул руку. – Нам сюда.

Кучер соскочил на мостовую, скрутил кнут в ладонь и двинулся узким проулком вниз. За ним женщина в плаще, а следом ехавшие на запятках, придерживая хорошо заметные под плащами сабли. С первого взгляда было заметно, что они торопятся. Идущие позади часто оглядывались, будто опасались преследования.

В самом конце улицы возница стукнул трижды рукоятью кнута в неприглядную дощатую дверь с тисовым веночком. Изнутри послышался кашель. Возница, не ожидая приглашения, вошел. Пробыл там недолго, дверь распахнулась и показалась его рука. Девушка подала ему ладонь и скрылась за дверью. Остальные отступили в тень, оглядывая улицу.

В доме было жарко натоплено, трещали дрова, и огонь колыхался по стенам багровыми отблесками. У очага сидела горбатая старуха с крючковатым большим носом в бородавках, седая и безобразная, в цветастом халате. Она заскрипела недовольно:

– Я говорила – не опаздывать! Времени нет. Совсем!

Возница, в свете очага оказавшийся рыжим конопатым парнем, шагнул к двери:

– Удачи, княжна, пусть сладится всё. А мы сдюжим, не сомневайся…

И в глазах его светло-голубых искоркой сверкнула слеза.

– Быстрее переодевайтесь! Быстрее! – скрипела своё старуха.

– Спаси Бог тебя, Ерёма. Всё сладится, я верю, – произнесла гостья.

Рыжий кивнул и вышел, скрипнув дверью. Старуха растирала в ладонях и бросала в огонь пучки травы. Комната скоро наполнилась едким дымом:

– Тяга сильна, тяга идёт. Ох, ух! Чую, чую! Близка, близка темень! По земле бежит, по воде течёт, по воздуху несётся! Темень близится. Темень!

Гостья сбросила плащ и оказалась совсем молоденькой девушкой с копной темных вьющихся волос и синими глазами.

– Ох, темень близко, чую я, – старуха скакала на одной ноге, припевая своё. – Тяга сильна. Тяга идёт, идёт! Темень близится, вижу! Будет у тебя, дева, суженый, вижу его, вижу! Сила в нём тайная, сила темная!

Сухо хлопнул за дверью выстрел, кто-то закричал, и старуха засуетилась, заохала:

– Темень, темень! – швырнула в огонь несколько снопиков травы и комнату заволокло чадом, так что и огня уже было не различить. – Тяга сильна! Ах! Ух!

За дверью зазвенели сабли, захлопал кнут, дробно посыпались выстрелы.

– Ух! Ах! Отворись протока, – завыла старуха, – подхвати листок, закрути по воде, унеси далёко на брега светлые, потаённые! Уходи! Уносись!

Дверь с грохотом слетела с петель, выпуская, словно в трубу, густой дым из комнаты. И оказалось, что старуха осталась одна. Она поглядела хитро на вошедшего мужчину в черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном и захохотала, заливаясь, показывая ему язык:

– Не успел! Не успел! Бе-бе-бе!

Гость сдвинул капюшон, обнажив длинный узкий нос и холодные бледные глаза:

– Ниварья.

На улице послышался звон и в комнату влетели разом четыре короткие стрелы. Мелькнули стальным оперением и отбросили старуху к стене.

Мужчина прикрыл глаза и повел носом, принюхиваясь чутко, словно зверь:

– Она только что была здесь. След ещё виден. Пускайте за ней пса.

Глава 2. В которой друг бросает друга в разгар кавалеристской атаки

На белых крепостных стенах тревожно алел закатный свет неба.

– Гусары! Гусары идут! – закричал Олег, подняв саблю.

Сабля была спортивная, с обломанным острием.

– Где? – вытянул шею Вовка.

– Видишь, там? – Олег клинком указал в край пустыря, где кончались черные кусты и виднелся край заснеженной дороги. – Разворачиваются лавой!

Вовка пригляделся, но ничего кроме зелёного «Жигули» с горящими фарами не увидел.

– Точно? – спросил он с сомнением.

– Не видишь? – разгоряченно крикнул Олег. – А крылья у всадников не видишь? А лес поднятых копий?

И вскочил на кромку снежного редута:

– Сомкнуть ряды! Колья ставь!

Вовка был единственным, кому команда могла предназначаться, и он только сжал крепче толстую палку, служившую ему оружием.

– Чего застыл? – обернулся к нему Олег. – Вперёд редута становись! Пушки – то-о-о-овсь!

Вовка бросил палку и сел в снег.

– Намётом пошли! – вглядывался вперёд Олег. – Уже «Dalej!»[1] кричат! Слышишь?

– Не слышу, – внятно проговорил Вовка.

– Да как не слышишь? – снова обернулся к нему Олег. – Ты чего?

– Ничего, – буркнул Вовка.

– Пехота, прикрывай редут! – грозно махнул саблей Олег. – Сейчас ударят! Рысью идут, ну!

Вовка вздохнул:

– Никого там нет.

– Что? – поднял брови Олег.

– Надоело, понял? – Вовка поднялся. – И не пехота я тебе…

– Как не пехота? – ахнул Олег такому нарушению дисциплины перед летящей в атаку конницей.

– А так, – неприятно усмехнулся Вовка. – Как дурачки, всё в войнушку играем…

– Это не войнушка! – нахмурился Олег. – А историческая реконструкция!

– С палками, что ли? Вдвоём?

Вовка с неприятной усмешкой принялся деловито отряхивать рукавицами снег с куртки:

– Чего-то выдумываем всё, играемся… люди уже смеются…

– Это, что за люди смеются?

– Наташка… и вообще… все в школе нас дурачками считают…

– Вообще у нас с тобой клуб исторической реконструкции, забыл?

– Ага, из двух человек… клуб, ха-ха…

– Есть ещё Колька, – машинально бросил Олег. – Вот выздоровеет и придёт…

– Да он соврал, что болеет. Сам в кино в Томкой пошел.

– Врёшь!

– Да чего ему врать? Он нас с Наташкой звал. На «Человека-Паука» в три «Дэ».

Усмешка не сходила с его губ и здорово раздражала Олега.

– Мы ведь договаривались, – проговорил он подрагивающими от обиды губами. – Соберём оружие, пошьём форму, пищали сделаем, как у стрельцов… будет настоящий клуб! Будет! Главное – начать. А?

Вовка слизнул снег с рукавицы:

– Детство всё это, – вздохнул, – взрослеть пора… уже десятый класс, ей-богу, а всё как дети.

– Да этим и взрослые занимаются!

Вовка совсем язвительно поглядел:

– Вот и этим… взрослым твоим тоже… пора взрослеть. Делом бы занялись, а то игрушки всё… пушечки, сабельки.

И пошёл.

– Ты куда? – ошеломлённо выкрикнул Олег ему в спину.

– Домой, – бросил тот, не обернувшись.

– А гусары? – в голос Олега прорвалась обида. – Атака ведь идёт! Порубят нас!

Вовка махнул рукой. И пошёл дальше.

– Меня ведь убьют! – громче крикнул Олег. – Слышишь?

– Не убьют! – крикнул тот. – Выдумывай меньше!

И обидно рассмеялся.

Олег смотрел ему в спину, пока Вовка не скрылся за деревьями. Всё ждал, что тот одумается. И только когда остался один на пустыре, сел на край снежного редута, который вдвоём с другом нагребали полдня.

Оглянулся туда, где только что разворачивалась для атаки грозная хоругвь крылатых гусар. Там ничего уже не было. Только кусты, только снег. Край черной дороги с нечищеными обочинами. Желтый автобус третьего маршрута, такой обыкновенный, что хотелось закрыть глаза и уснуть. Улететь куда-нибудь.

Небо затянули сиреневые сумерки, зажглись в парке фонари. Тянуло влажным весенним ветром. Полетел лёгкий, словно пух, снежок. Автомобили на дороге разъехались куда-то. Было безлюдно и тихо.

Домой идти не хотелось совсем. Едва он представил, что поплетётся сейчас один через тёмные дворы со сломанной саблей в руке, что как обычно будет пить чай и сядет за компьютер изучать старинное вооружение, и будет всё как всегда, словно в обыкновенный будничный день, ему стало тошно.

«Буду сидеть, пока не замёрзну, – решил про себя. – Друзья, называется…»

И самым обидным было, что он чувствовал – прав был Вовка. В какой-то неприятной и пока неприемлемой части был прав. Получалось, он ушел взрослеть, а Олег остался. Зачем?

С пугающим удовольствием он отметил про себя, что промокшие в сапогах ноги прилично озябли.

– Замёрзну, – проговорил он и расстегнул бесстрашно куртку, – будет знать тогда…

Что будет знать Вовка, когда он замёрзнет, Олег придумать не успел.

Глава 3. В которой происходит совсем непонятное

В небе над пустырём раскатился дикий вскрик:

– И-и-и-и-и-и!

И прямо в самую серёдку наметённого редута с этим визгом что-то рухнуло так, что снег взвился столбом.

Едва снежная пыль рассеялась, оторопевший Олег увидел, что это была темноволосая девушка. Она огляделась и охнула:

– Ну ничего себе!

– Ничего себе, – повторил машинально Олег.

– Ай! – вскрикнула от испуга девушка.

– Ой! – с перепугу подпрыгнул Олег и съехал с борта редута к самым её ногам.

С минуту они таращились друг на друга. Олег успел разглядеть, что у неё синие большие глаза и девушка очень даже ничего. Только костюм довольно странный – платье средневековое и плащ за спиной до пола, словно она тоже участвовала в исторической реконструкции.

– Привет, – сказал Олег и улыбнулся.

Прямо над ними в небе послышался рёв, как у пикирующего бомбардировщика.

– Это пёс! – взвизгнула девушка и припустила с неожиданной спринтерской скоростью. – Беги!

– Чего? – ахнул Олег.

С оглушительным шлепком в снежный сугроб рухнуло нечто увесистое. Снова весь мир заволокло снежным облаком.

Олег замер, раскрыв рот.

– Беги-и-и! – кричала откуда-то уже издалека девушка.

Олег выставил клинок вперёд, как учили на фехтовании, и принялся пятиться. В клубах снежной пыли ворочалось какое-то тёмное пятно, урчало и хрюкало. И вдруг, разрывая снежную завесу, с быстротой молнии бросилось на Олега. Едва Олег разглядел его морду, покрытую густой шерстью, четыре маленьких, светящихся яростью глаза, пасть с рядами острых зубов и кривые козлиные рога, как уже бежал от него быстрее ветра вдоль улицы и кричал от ужаса.

И вдруг провалился в пыльный узкий лаз. Скользнул, будто с горки, и вылетел, головой вперед, как торпеда, в кучу тряпья.

– Апчхи! Ап… ап. – Пылью забило горло.

За спиной послышался грохот и удивлённый рёв – рогатый, похоже, провалился в ту же дыру, а значит, приближался сейчас со скоростью пушечного ядра. Эта мысль придала Олегу ускорение. Вынырнув из тряпья, Олег бросился в открытую дверь и помчался узким проулком. И скоро выскочил к небольшой площади, где стояла черная, запряженная двойкой унылых лошадей карета. У кареты стоял такой же, как и лошади, унылый мужик с франтоватыми короткими усиками, с массивным ружьем на плече и узкой кривой саблей на боку.

– Стоп, кумпель![2] – поднял он ему навстречу руку.

Позади в проулке взревел рогатый – его приземление вышло, видимо, не таким мягким, как у Олега. И вне всяких сомнений, злости ему прибавило. Потому объясняться с усачом Олег и не подумал. Набрав скорость, рухнул на бок, проехался по слабому ледку под каретой и дунул дальше.

Мужик крикнул ему вослед:

– Прежештань, бо штрелям![3]

И тут же взвыл:

– Матка Бозка! То Демон! Демон!

Хлопнул выстрел, загремело что-то, и усач бросился за Олегом, да так резво, что почти обогнал. Им встретились ещё трое с ружьями.

– То Демон! – прокричал им усач. – Демон!

– Демон! – закричал и Олег, тараща глаза. – Демон!

Стрелки оказались не робкого десятка. Опустились на колено, защелкали курками, пропустили бегущих и грянули залпом.

– Матка Бозка! – заорали слаженно, выхватывая клинки.

Усач вспомнил о своей сабле, развернулся и бросился к ним на помощь. Олег не останавливался, лёгкие ноги сами несли его вперёд. Ему удалось пробежать ещё пару тёмных улиц, прежде чем он окончательно выдохся и уперся ладонями в каменную кладку тупика, глотая воздух с натугой. В голове у него тут и помутилось совсем. Хотелось домой, хотелось понять, что такое происходит. Мужики с ружьями, рогатые собаки… И куда он мог провалиться прямо на выходе из городского парка?

Где-то наверху скрипнула ставня, и его окатили помоями. Так просто, безо всякого повода. С макушки до пят. Олег пригладил волосы и принюхался – кажется, рыбный суп. И, кажется, несвежий. Впрочем, расстроился не то чтобы очень. Впечатлений и так было достаточно.

Запахнул куртку и побрел. Сыпал легкий снежок. Темные улицы были безлюдны, ни огонька. Олег долго петлял проулками и снова вышел к черной карете. Унылые лошадки спали, опустив головы. Усача не было.

Олег проковылял дальше и вышел к дому, в который, судя по обрывкам воспоминаний, он и провалился из парка. Снег прекратился, тучи разошлись, и серебристая луна осветила выбитую дверь с приколоченным веночком.

Олег вошел. На стене напротив двери висела на стене безобразная старуха, точно такая, какой рисуют в сказках Бабу Ягу – вся из морщин, с провалившимся подбородком, с крючковатым в бородавках носищем. Олег оглядел её без интереса. Прошелся по комнате. Окон нет. Дверь да очаг. Не в трубу же они с рогатым влетели. Или в трубу?

И тут заметил, что старуха со стены следит за ним хитрым красным глазом. И обомлел.

Она вдруг вскинулась, будто сорваться со стены норовила:

– Бе-бе-бе!

Олег от испуга оступился и упал в тряпьё. И пол под ним расступился знакомо – кажется, он снова угодил в тот же узкий лаз. Полетел, зажмурившись, а вслед ему, как в колодце, дробилось эхом старушечье карканье:

– Испугался, бе-бе-бе, испу… гался… гался…бе…бе… бе…

Глава 4. В которой герой сомневается

Очнулся в своей постели под писк будильника, похожего на повторяющееся далёкое «бе-бе-бе».

Покряхтывая сел, упираясь руками в спинку кровати. Он всё ещё был одет, как вечером в парке. С волос осыпалась рыбья чешуя. На полу валялась сабля. Постель и одежда оказались в щедрой размазне сажных пятен и рыжей глины.

– Олежка-а, – позвала из коридора привычно мама.

– А? – Он быстро прикрылся одеялом и зажмурился.

– Я побежала! Завтрак на столе, пока!

– Пока, – отозвался едва.

Полежал, прислушиваясь к треску замка и удаляющимся шагам. Осторожно откинул одеяло. Не показалось. Одет. Хорошо, что без ботинок. А – нет, ботинки тоже тут.

Почесал лоб. Вспомнил, как был вчера на пустыре с Вовкой. Потом крик и девушка – бум, с неба. Потом собака, которая совсем не собака. Потом… проход через канализацию, что ли… куда ещё можно было провалиться на пустыре… Вечно люки не закрывают. Потом – бабка на стене, её «бе-бе-бе» и… всё, пустота. Ничегошеньки в памяти.

Будильник снова запищал. Олег машинально нащупал кнопку выключения, поднялся и побрёл в ванную.

Поглядел с опаской в зеркало. Оттуда на него смотрел горящими влажными глазами испуганный молодой человек с взлохмаченной шевелюрой, украшенной рыбьими очистками.

Вспомнил, как его облили супом в каком-то проулке.

Олег пустил воду в ванну, скинул перепачканную одежду на пол и забрался под горячий душ. Под ним сразу образовалось мутная жижа стекающей грязи.

Намыливаясь, Олег сто раз, наверное, прокрутил в памяти всё, что случилось с ним вчера. И с каждым разом произошедшее помнилось всё хуже, будто его смывало горячими струями душа.

Одевшись в чистое, Олег решил вдруг, что все его воспоминания могут быть просто реакцией на холод. Хотел замерзнуть – факт! А кто не знает, что замерзающим начинают сниться всякие фантастические вещи? Значит – замерз до умопомрачения. И потом как-то домой всё же добрался. В умопомрачении. Потому и не помнит ничегошеньки.

Эта мысль его немного успокоила. Не то чтобы совсем. Но другого логичного объяснения он не нашел.

Когда через пять минут Олег вошел в школу, в коридоре ему встретился завуч, Василь Петрович:

– Печегин, – сказал он строго (он всегда говорил строго, даже когда поздравлял на линейке первоклашек с Днём Знаний), – что с тобой? Ты в порядке?

– А что со мной? – пролепетал Олег, ощупывая непослушными пальцами узел галстука.

– Ты в зеркало с утра глядел? Да на тебе лица нет!

Олег посмотрел в своё отражение на стеклянной двери. Лицо было. Бледное пятно с мечущимися, лихорадочно сверкающими глазами.

– Ты не заболел? У тебя не грипп? – ещё строже спросил Василь Петрович (он больше всего боялся эпидемии, так как из-за неё каждый год ниже общерайонных показателей падали посещаемость и успеваемость).

– Нет, – пробормотал Олег, пробираясь вдоль стеночки к своему классу, – не грипп.

А сам подумал: «Точно! Когда грипп, то температура – будь здоров! Вот они оттуда, галлюцинации, и лезут! Замёрзнуть всё хотел, ха-ха. Вот и получил».

– Печегин! – поднял палец завуч. – С вирусом не шути! Немедленно в медпункт!

Под его пристальным взглядом Олег прошел мимо класса к двери с красным крестом.

– Та-ак, – прищурилась на него доктор Людмила Игоревна, едва он переступил порог медпункта, – симулянт?

Олег пожал плечами:

– Меня Василь Петрович прислал.

– Диагноз? – сухо уточнила доктор.

– Говорит, что на мне лица нет.

– Ну-ка, подойди.

Олег подошел. Людмила Игоревна ощупала ему щёки, подбородок, шею. Заглянула в один глаз, потом другой. Оттянула уши и тоже заглянула в них по очереди.

– Типичное отсутствие лица, – проговорила спокойно, – сейчас дадим укольчик, и лицо вернётся, куда денется!

Поднялась и вынула из шкафчика толстый стеклянный шприц:

– Хороший укольчик, эффективный. Правда, больно будет.

– Вы шутите, что ли? – Олег отодвинулся к двери.

– А ты не шутишь? Придумал тоже – лица нет. Здоров как бык!

Теория с высокой температурой и галлюцинациями рассыпалась на глазах.

– Точно – здоров? – ухватился Олег за последнюю надежду.

– Здоровее не бывает.

– Вы ведь мне даже температуру не измерили, – проговорил он подозрительно.

– Кто тут доктор – ты или я? – рассердилась Людмила Игоревна и спрятала шприц обратно в шкафчик. – Иди, Печегин!

Олег вышел, но сразу же просунул голову обратно в кабинет:

– Людмила Игоревна!

– За уколом вернулся, Печегин? – нахмурилась доктор. – Сейчас оформим!

– А если у меня грипп?

– Нет у тебя гриппа.

– А если в скрытой стадии?

– Я тебя осмотрела. Ты – здоров.

– А вот если вдруг грипп, может человек вдруг – раз, и ничего не помнить?

– Иди, Печегин! На занятия иди!

Глава 5. В которой герой встречает красавицу

Олег в класс не торопился. Сел на подоконник и вынул из портфеля планшет. Написал в строке поиска: «Потеря памяти и галлюцинации».

– Ничего, разберёмся, как-нибудь и без докторов, – пробормотал.

И углубился в чтение. Результаты не радовали. Если принять во внимание, что вчера он никаких неразрешенных лекарств не принимал, выходило, что у него прогрессирующая шизофрения в какой-то опасной стадии. Рекомендовалось срочно сдаваться психиатру на стационарное лечение.

– Извините, а где здесь библиотека? – послышалось.

Так как голос был женский, Олег посчитал, что обращаются не к нему. И только когда услышал снова то же самое, поднял глаза. Перед ним стояла та самая девушка, что прилетела вчера на пустырь, и вежливо улыбалась.

В голове его все мысли мгновенно улетели, будто сорванные ураганом.

– Не подскажете, это на первом этаже? – уголки её губ поползли вверх, её явно забавляло молчание Олега.

Он кивнул. Смог. Сжал в руках планшет. Красавица склонила голову к плечу:

– А налево или направо?

Олег снова кивнул. Она тихонько засмеялась, так, чтобы не обидеть. Подняла брови:

– Так налево, – указала тоненьким пальчиком, – или в другую сторону?

Олег только смотрел на неё и хлопал ресницами. Красавица улыбнулась ему тепло, будто старому знакомому, и проговорила просто:

– Я – Люба.

– А… лег. Олег, – поправился сразу. – Это – Олег, – ткнул себя пальцем в грудь, – Олег. Меня зовут так.

– Я здесь новенькая, – поглядела она доверчиво. – Первый день всего. Расскажешь, как у вас тут живётся?

«Так не бывает», – очнулся кто-то внутри него. Олег украдкой щипнул себя за колено так больно, что едва не вскочил с подоконника.

– К-конечно, расскажу. – Тут Олег вспомнил того испуганного некрасивого молодого человека, который смотрел на него утром из зеркала, и паника захлестнула его на мгновение. Но Олег собрался, как перед прыжком в воду и мужественно продолжил. – Я в десятом «вэ», а ты?

– Я только приехала. Издалека.

– Не распределили ещё? – подхватил он. – Тоже в десятый?

– В десятый.

– Давай к нам, – воодушевился он. – В «А» одни зануды, в «бэ» двоечники, а у нас – цвет этой школы. Да что там школы – всего города. Вот я, например, президент городского… нет, районного клуба исторической реконструкции «Стопами истории». Название, конечно, не просто глупое. Оно – очаровательно глупое. Дурацкое, по сути, – Олег чувствовал, что уже не контролирует, что говорит. – Однако наш губернатор считает его запоминающимся. И с этим трудно не согласиться. Верно?

– Да уж, – Люба вдруг залилась таким чудесным смехом, что у него в груди сердце встрепенулось от мысли, что она, эта красавица, вероятно, кокетничает с ним.

– О, этот мощный старик, покою нам не дает. – Олег чувствовал уже воодушевление, как идущий в бой солдат. – У нас вчера был слёт. Так вот губернатор был, лично. Командовал отрядом артиллеристов. Чудесный старик! На редут забрался, саблей спортивной махал. Как ребёнок, честное слово!

Люба почему-то снова засмеялась, и Олега понесло:

– Вот меня от занятий освободили, жду директора школы, нужно кое-какие формальности утрясти, бумаги подписать. Впереди масштабная реконструкция, взятие Парижа, – соврал, не моргнув глазом. – Но и кроме меня, в нашем золотом десятом «вэ» одни оригиналы. Как в «Люди Икс». У каждого своя фишка. А учителя! Что за мощные старцы!

Он глядел в синие искрящиеся глаза и врал напропалую. Придумывал всякие прозвища и одноклассникам, и учителям, слету рассказывал о них целые истории. Потому что отчаянно боялся замолчать. Олег знал, чувствовал, как только замолчит – она уйдёт.

Так и случилось. Олег замолк, набирая воздуха, и вдруг с ужасом понял, что рассказал всё, что знал и что не знал, и даже что-то из фильмов приплёл, кажется. Лихорадочно принялся искать в памяти занятные случаи, и тут увидел, что девушке, кажется, неловко рядом с ним. И что уже началась перемена и одноклассники его все уже в коридоре, и все они смотрят на них с Любой. Вернее, на неё. Как смотрят провинциалы на вошедшую в автобус кинозвезду – в легком замешательстве и глубоком восхищении.

И Олега вдруг снова захватил ступор. Он только пробормотал:

– Вот так, в общем.

И зачем-то протер вспотевшей ладонью экран планшета. Только разводы оставил.

Люба кивнула (ему показалось – снисходительно):

– Спасибо, Олег. Ты так здорово мне всех представил, что мне кажется, я давно здесь учусь.

«Вежливая», – подумалось ему и стало тоскливо.

– Не за что, – обронил только.

Она, как и ожидалось, посмотрела на часики на запястье:

– Ой, как незаметно время пролетело. Мне пора бежать.

– Да, понимаю, конечно. – Олег глядел в пол, чувствуя себя вдруг некрасивым и неинтересным.

– Здорово было поболтать с тобой. – Она сделала шаг назад.

– Да, мне тоже, – кивнул Олег и покраснел зачем-то. – С тобой поболтать здорово.

– Нужно идти…

– Понимаю. Библиотека тут… там, на втором, сразу у лестницы, – снова кивнул.

И она задержалась. Всего на какую-то долю секунды задержалась перед следующим шагом, и Олег понял, что она ждет его слов, и это единственный шанс что-то сказать. Сердце от испуга бухнуло в ребра и, бледнея, Олег промямлил:

– Может, вечером сходим куда-нибудь?

И поднял на неё глаза.

– Давай, – ответила она просто.

Сердце бросилось тарахтеть, словно заяц лапками по пеньку.

– У нас сегодня шесть уроков, – выдохнул. – Давай в четыре на выходе внизу?

– Давай, – улыбнулась она мягко, как старому знакомому и пошла между остолбенелыми одноклассниками по коридору.