Предпоследний выход

А коль в подключении вы становитесь действительно своими, почти родными, – тогда и токи вашего общения по любому поводу вашей жизнедеятельности внутри отлаженного устройства – достают вас, минуя совершенно никчёмную голосовую речь. Непосредственно.

Да, но, вставив слово «непосредственно», это мы сказали, не подумав. Ой, ведь всё ж наоборот, перетекание всего во всём, весьма и весьма опосредовано. Как же, как же. Нет ни единой лазейки в ладном устройстве бытия без вделанных туда посредников. Куда ни ткнись, ни просочись, ни проскользни, или ни спрячься вообще с глаз долой, всюду тебя встретит чуткий посредник. Да и сам ты посредник. Окружение, и есть посредство. Кольца, одно в другом. И верчение их, можно сказать, вселенское.

Поглядите: 1) кольцо вездесущего и несметного числом государственного чиновничества; 2) кольцо всевидящего наблюдения; 3) кольцо хитроумных стряпчих; 4) кольцо подобострастных оповестителей горячими новостями; 5) кольцо мудрёных переводчиков чего угодно, на что угодно; 6) кольцо ловких предпринимателей, крупных, мелких и мельчайших, вместе с вороватыми торговцами, тонко умеющими использовать вовремя наведённый нюх, да содержащими несметные богатства, причём только для вас придерживающими сей редкий товар. Помимо того, есть 7, 8 и 9, – пригоршни из колец умельцев в области чувственных и мыслительных услуг. По тем кольцам, прыгая из одного в другое, идут в оборот: 1) сокровенные и животрепещущие желания, 2) хитрые и простодушные предложения, 3) однозначные и иносказательные мысли, 4) подозрительные и благие намерения, 5) обольстительные и ответственные обещания, 6) злополучные и спасительные решения. Ещё есть 7, 8 и 9, – цепочки колец возделывания успехов, пересекающих цепочки предыдущие: 1) во всём существующем, 2) о чём ещё пока никто и представления не имеет, 3) в мыслимом и немыслимом, 4) в желанном и противном, 5) в любимом и ненавидимом, 6) в никому неведомом. И, кроме того, 7, 8, 9, – невидимые места колец загадок и таинственностей, играющих перечисленными кольцами: 1) дающих жизнь; 2) лишающих жизни; 3) того, что было; 4) того, есть; 5) того, что будет; 6) на чём сердце успокоится. И наряду с тем, 7, 8, 9, – пучки, совершенно неразличимого…

И зачем при всём при том голосовое общение? А? Спрашивается. Есть у вас напёрстник для покупок, есть вам ладонеглядка для связи. Им, чудесным приспособлениям говорить ничего не надо, они тебя понимают без слов. Первые попавшиеся желания и мысли переходят от человека к человеку без голоса и без письма. От каждого гражданина ко всякому гражданину. Радуйся и наслаждайся. Одна забота – не забывай платить. Всему есть своя цена. Рынок неиссякаем.

Тем не менее, случаются люди, чуждающиеся любого подключения, или временно отключённые. Тогда и происходят речи лицом к лицу в собраниях голосового общения. Большей частью там показываются госиждивенцы. Те на рынке лишь покупатели, игроки в одни ворота. Им выложить на продажу нечего. У них нет прав на заработок. Вот они и говорят без деловой пользы, то есть, по пустякам. Правда, и бесполезные пустяки – тоже необходимо нажить нерядовым устройством ума. Лишь чудаки могут себе такое позволить. И вольнополучники. А государство относится к тому человечно и доброжелательно.

Но надо ли там появляться господину Ятину?

Любомир Надеевич ковырял вилкой слипшиеся сладости. Её зубья прогибались и проминались, не нарушая сцепления бывших отдельных комочков: будто левашней, леденцов, а то и мазуни с засохшим вареньем. Конечно, легче действовать пальцами. Нет, лучше немедля надавить на данную мешанину собственными зубами. Таковое и осуществил утренний посетитель одной из многочисленных лавок, торгующих странствиями. Неудобно. А, и ладно. Всё равно съедим. Зато руки свободны. «Позвоню племяшке». Пришлось прибегнуть к помощи лавочника. Тот показал, как это делать, а заодно и научил управлять ладонеглядкой. Ятин оказался способным учеником. Ткнув о «бугор любви» мизинцем, он вызвал на ладонь изображения записанных людей для связи. Взглядом выбрав одно из них, а именно племяшку, он стряхнул остальных лиц беглым движением руки. Племяшка на том конце долго не понимал спросонку, чего от него хотят, и сообщил: «сам свяжусь, позже». Новый получатель пособия, нажав на отбой, потёр в воздухе щепоткой пальцев. Затем щёлкнул ими. Ладонь обнаружила на себе исчерпывающий состав предоставляемых услуг. Выбрав те, что заказал здесь, в лавке, остальное легонько скинул. Сопоставив цены и удобства, он обозначил два, на его взгляд наиболее подходящие общественные присутственные заведения. И оба на улице Фёдора Конюхова. Одно – по странствиям меж мест, обустроенных продвинутым человеческим обществом, другое – по местам соприкосновения с диким естеством. А остальные стряхнул. Заправски так скинул, будто упражнялся подобными движениями с младенческой поры. Подробно изучил те и другие условия путешествий и оставил на ладони пока первое (обустроенные места), а второе (дикие области), пригасил большим пальцем. «Покатаюсь немножко средь себе подобных».

Убедительно. Выйти за пределы благоприятного человеческого сообщества успеется. И подготовиться надо. Неизвестность, как-никак. Обстоятельное мероприятие с бухты-барахты не делается. Повременим. С дикостью погодим пока. Владелец лавки между тем терпеливо и безмолвно выжидал, когда посетитель обратится к нему за помощью и в таких делах. Вида не подавал, хотя его учреждение, кроме готовых сведений, предполагало продажу полезных советов. Лавочник ведь – признанный знаток, умеет безошибочно выбирать не просто так, а – на самом деле. Но устав того же заведения запрещает что-либо навязывать посетителям против их воли. Так лавочник, по-видимому, ничего и не дождался, оставаясь без добавочного заработка. Он вздохнул и отвернулся от будущего путешественника. А тот поднялся из-за столика и вышел на улицу, с удовлетворением спеша к одному из выбранных домов странствий на ней, чуть подальше собрания голосового общения. Проходя мимо того здания, ненадолго приостановился, уставившись на кончики изображения своей обувки да скоротечно смекая: заходить туда или ну его? Едва слышно посвистев, он двинулся прямо, как говорится, впрокид к цели собственной. «Чиновники мне не указ; когда нужда настигнет, зайду без приглашения».

Подле заведения по путешествиям, ко входу тянулась длинненькая очередь. Оказывается, не один Любомир Надеевич здесь умный, выбрав наилучшее учреждение обслуживания странников. Но и тут повезло. Госиждивенцы принимаются без очереди. Он проник туда без ощутимых препятствий, зато снова почувствовал неудобство. Неудобно и неловко ощущать себя льготником. Но тотчас удалось одолеть новую неприятность недавно приобретённым и непоколебимым присутствием духа. Оно, дающее всюду о себе знать, прочно засело под изображение одежды, под кожу, под рёбра.

В приёмной красовалось огромное полотно, живописующее землю со всех четырёх сторон, в мельчайших подробностях. Поглядим.

На изображении земли северной стороны, как бы видом сверху, занимая почти весь вид, извилисто очерчено величайшее государство в мире, напоминающее чрезвычайно толстую подкову, огибающую малый остаток великого моря. Оно окрашено в меру сочным и в меру нежным зелёным цветом посудного стекла. Посередине внутреннего остатка великого моря, точно на остии Севера сверкала звёздочка – столица государства.

Слева, у концов немереной подковы приткнулось ещё одно заметное пятно, многократно меньшее, похожее на листок вяза, синего цвета с россыпью поблёкших золотистых звёзд. Остальное окружение представляло собой чёрно-белое кружево с пометками и сносками. А для каждой неповторяемой сноски давалось приложение с доскональными предупреждениями, записанное не словами, а условными знаками видом хитроумных зёрнышек. Сии примечания считываются ладонеглядкой; тот передаст их вам либо сжатым смыслом, либо развёрнутым содержанием. Как вы того захотите. Приложения с предостережениями – неодинаковые. Где – малое, из одного-двух зёрнышек, а где – их изобилие насилу вмещалось в многочисленные завихрения.

Поясним сразу: всё цветное – Гужидея, а черно-белое – Подивозь. О Гужидее рассказывается, о Подивози предупреждается.

Так. Остальные три стороны изображения земли тоже подразделялись на цветные и черно-белые доли. Вот западная, вот восточная и вот южная, то есть, видами с двух боков и снизу.

Западная сторона, иными словами, вид с левого боку, то есть, бывшая американская часть света, – по значительному преимуществу черно-белая. Только некрупные области пустынь и высокогорий выглядели мелко-лоскутным цветастым представлением.

Восточная сторона, иначе говоря, вид с правого боку, в основном занята цветными великими державами: вся северная Африка, Аравия, Персия и Центральная Азия, горные местечки и пустыни вокруг Тибета, почти целиком Австралия. И здесь черно-белый рисунок имел преобладающее положение.

На южной стороне изображения земли, иными словами, видом снизу, красовалась бывшая Антарктида, исполненная цветом бледного кирпича. Эдакий блин. Буде поменьше северной подковы, но тоже впечатляет. Черно-белого узора на всём изображении низа земли – не уловить без усердия. Таковой рисунок размётан по кускам иных материков, окружающих бывшую Антарктиду: частично в Австралии, Южной Америке да южной Африке. Но все – сплющенные, из-за приёма шаровидный образ переводить в плоский очерк.

В целом, общее представление Земли со всех сторон – красиво и наглядно. Обозревая цветное полотно, любой малограмотный путешественник способен различить Цивэс то есть, Гужидею, иным словом, «продвинутого миропорядка» от Силэс, проще, Подивози, или ещё проще, «Дикарии». Гужидея состоит из государств, окрашенных своим неповторимым цветом, где к его услугам высвечиваются до удивления разные по величине роги изобилия предложений. Подивозь – сплошь черно-белая, где доступно приставлены исчерпывающие о ней предупреждения. И любой дурачина-простофиля способен по нехитрым подсказкам найти себе предпочтение меж мест одного и иного мира. Но не беритесь их смешивать. Запрещено. Потому-то и нет возможности в одном учреждении обслуживать одновременно нечто противоположное. В данном заведении, например, обслуживаются только любители мира цветного. Вот почему о нём всюду рассыпано известий несть числа. И вот почему иной мир нарочно выставлен черно-белым кружевом с кипами тревожных предупреждений, – оттенить чтобы основное поле предпочтений.

Любомир Надеевич настроил ладонеглядку на сжатый смысл и устремил мизинец левой руки на одно из предупреждений дикой среды, состоящее из нескольких зёрнышек. Пока что из простого любопытства. Ведь всё равно здесь не купишь путёвку в тот мир. И получил ощущение боязни умеренной тяжести. Потом ещё поводил пальцем туда-сюда, по небольшим кучкам зёрнышек. Ощущение испуга слегка изменялось по силе. В крупные предупреждения он палец не совал. А наиглавнейшее из них само бросается в глаза и гласит о наисильнейшем ужасе: за то, что если кто-либо когда-нибудь осмелится совершить попытку смешать между собой противоположные миры человеческого обитания, путешественник навсегда лишается прав покидать страну личной приписки, и насильственно в неё возвращается. Подле этого главного предостережения, на удобно обозримом месте, крупно выставлено вселенское соглашение двух миров, больше, для красоты, чем для напоминания. Потому что его знает наизусть всякий учащийся начального образования. Его смысл насаждается в головы людей, так сказать, с пелёнок. Впрочем, единственно, где нет опасности смешивания миров, так на Луне. Там все обитания на редкость одинаковые.

Изображение нашего ближайшего небесного тела и вечного спутника тоже не забыто. Оно выставлялось отдельно. Две стороны: глядящая на Землю, и отвёрнутая от Земли. Цвет на обеих половинках означал принадлежность наделов к соответствующим государствам на Земле, и на глазок, всех поровну. Казалось бы, ничего здесь нет любопытного по сложности или запутанности. Но разительно иное: заметно выявляется тут странное поведение густоты заселения. На обратной стороне, то есть, изнанке, что никогда не видима с Земли, обжито исключительно лишь тонкое колечко по её краешку. И на лицевой стороне, всегда наблюдаемой нами в полнолуние, в серёдке одна-вторая точечка, да ещё несколько мелких пятнышек. А преимущественно освоенными местами оказались те, что размещены тоже по краю лунного круга, но потолще. Настойчивое такое кольцевое предпочтение, как объяснили Любомиру Надеевичу, продиктовано главным счётом – видом из окон. Чтоб Земля висела по возможности ниже, а лучше – вовсе лежала бы на краешке, дабы казалось, будто при случае доступно было бы до неё дойти пешком. А в остальное время, когда нет никакого воображения, желательно видеть её прямохонько из окна. Тогда не придётся голову задирать, если возникнет мысль о путешествии домой, и при вообще любом помышлении, готовом прорваться на поверхность сознания. Кстати, зачем Любомиру Надеевичу знать подробности забот лунных жителей? Туда собираться и думать не думалось. Нет ему дела до обеих половинок. Видимой и невидимой. Даже если кое-кто и находит для себя на них занимательные приключения. Так спросил, из нашедшего откуда-то любопытства.

Любомир Надеевич Ятин живёт не в столице, но и не в глубинке. Хороший город на стойком камне у моря. Город со славными боевыми, трудовыми, научными и художественными обычаями, город, обросший тайными слухами, правдивыми сказаниями, возвышенными преданиями, достойными былинами и всякими байками. И веселья с избытком хватает: от привычных событий до происходящего ежечасно обновления. А что до столицы, так она восседает на верхушке земной оси в окружении вод многих, прямо в средоточии остатка Северного великоморья. Место, что ни говори, значимое, и вообще значительное сверх меры. Намыта надежная льдина, толщиной в тысячу ростов человека, и твердо сцеплена тысячами крючков с дном великоморским. Подобных льдин даже дикая природа создать не смогла за тьмы тем лет. А наши люди смогли. Величественная державная льдина продолжает увеличиваться. В ширину и в глубину. Для того назначен выделенный столичный налог для поголовного населения. На любой непредвиденный случай. Столица тоже растёт. Ятин как-то бывал в престольном граде, на кончике земной оси. Без особой охоты. Однажды по делам, потом просто так. Нет, несмотря на очевидную привлекательность, негоже всё-таки проводить своё дорогое время в том державном обиталище. Суетно. Правда, – побогаче и повеселее. Тем более, негоже. Москва всегда Москва.

Ятин, не без потаённой надсады, согласился с собой по поводу решения пока повременить с выходом в ту часть света Божия, что обозначена таинственным и завораживающим черно-белым кружевом на каждом из выставленных здесь изображений земли, а на Луне – вовсе отсутствующим. Да и после горячего омовения он давно прохладился телом и умом. Чистое решение подождёт. Тем временем, ещё продолжалось поёживание верхней области тела от полученных через мизинец ощущений опаски с различными привкусами. И ноги слегка трясли коленками. А изображение одежды на Любомире Надеевиче усиливало и углубляло рисунок этих движений туловища игрой переменчивых складок. Нет, все прочувственные предупреждения о мире дикости со своими ужастями не доставили дополнительных сомнений в принятии нужных решений. Будет поездка, точно будет. Непременно. Ведь ничто не способно заградить господина Ятина от выхода именно туда. Но, потом. Всё-таки, немного погодя. Стоит, по-видимому, учинить недолгое переходное состояние и поездить по цветным государствам. Да. Без такой поры нельзя. Выйти из одной среды в другую без полноценной среды перехода отсюда туда равнозначно быть выкинутым. Слишком губительно. Не ровен час, – можешь оступиться. Сгинуть понапрасну. Пока немного погуляем по Гужидее. Надо развеяться, побывать меж людей чужих, и с их помощью увидеть себя, как говорится, со стороны. Тоже любопытно. Недурственно, в конце концов, воочию познать на лице земли те неповторимые государства, о существовании которых свидетельствуют цветные их изображения на стенах заведений для путников. Самому всё это увидеть, а не поддаваться сведениям о них от бесчисленных источников мирового оповещения. Посметь бы, да наладить занятные знакомства на естественном уровне, а не через всякие посредничества, в том числе и ладонеглядки. И невесту отважиться подыскать. Мало ли. Кто знает, где судьба скрывает свои богатства. А потом… потом… как знать… загадывать не станем. Не станем, дабы попросту не мучить себя жгучими сомнениями. И во тьму представлений неизвестности, где прячутся страхи неиспытанной силы, тоже сходу не будем проваливаться. Время само подойдёт, предстанет в упор. Тогда и рванём. Главное, намерение не растерять, не удалиться от задуманного. А пока, прежде всего, и немедленно – двинемся на южную оконечность земной оси, на её противоположное к нам острие, как говорится, в Америку.

Получив подорожную грамоту для посещения шести иностранных государств «Гужидеи» и оплатив дорогу в семь концов, Любомир Надеевич покидает улицу Фёдора Конюхова. На вопрос о бронировании гостиниц он ответил отрицательно. «Довольно побывать там по одному деньку, – сходу подумал Ятин, – и подешевле будет». Вот он скоренько садится в повозку первичного движения и задаёт ей путь.

Глава 3. Высоколёт

Самолёт семейства высоколётов, с безупречной точностью, по расписанию, то есть где-то в пределах установленной четверти стрика туда-сюда, взмыл над макушками изумительного места земли, приютившегося на едином, необозримом камне подле моря. Бело-сине-красные национальные знамёна, венчающие обширные каплевидные городские уезды, быстро-быстро сжимались вдали и затем пропадали за размытой риской, соединяющей и разделяющей землю и небо. Далеко внизу, благодаря длинным утренним теням, едва-едва, различались иные скопления иных городских уездов в виде каплей ртути на бескрайних ледяных и снежных столах, разбавленных матово-тёмными зеркалами проталин всевозможных величин и очертаний.

Высоколёт набрал полную расчётную высоту и полную расчётную скорость, уверенно устремляясь к своему конечному назначению. Начинающий путешественник облегчённо вздохнул, ощутив свой прежний вес. За снятие переживания по поводу увеличения собственного веса во время ускорения при подъёме – доплачивать не хотелось. И пришлось напрягать волю, чтобы до конца перетерпеть неудобство утяжеления.

Всюду внизу, – впереди, позади, слева, справа, – раскидывалась бесконечная снежная пустыня, усеянная блестящими капельками городских поселений. Виднелись и возвышенности да горы, столь же усеянные почти незаметными городами. А навстречу стремительно подступали матово-белые цепи искусственных ледяных гор, высокие, больше похожие на стены, нежели на естественные возвышения. От них тоже стелились длинные, но прозрачные тени по белым полям равнин и возвышенностей. Граница. Здесь «Гужидея» заканчивается. Пройдя над ледяным хребтом, путники видят уже другую сторону границы, сплошь земляную. И та живописно обрисовывает проглядываемые далее дымчато-зелёные ковры лесов, разрезанных извилистыми трещинами многочисленных рек. Это явилась ближайшая «Подивозь». Поблёскивающие потоки, уширяясь, притыкаются в подножия ледяных стен и пропадают в обширных глубинах невидимых пещер. А размашистые и взвихривающиеся перья облаков заслоняют всю целомудренную наготу бескрайнего лесо-речного тела земли. Наверное, прячут они тайну естества от слишком любопытных взоров пролетающих над нею чужаков.

С высоты нескольких десятков тысяч ростов человека, земля казалась цельным и неохватным шаром, вертящимся навстречу. На ней нет ничего похожего на полотно, её изображающее в приёмной заведения для обслуживания путников. Не видать заметного различия меж иными «Гужидеями» и «Подивозями». Цвет кругом одного свойства. Не слишком разный и не слишком черно-белый. Красивый. И, можно сказать, необъяснимо дорогой. Потому-то и на Луне, – всегдашний вид из окна в сторону Земли, восседающей прямо на краю, – ценится дороже остального богатства. Существующего и мнимого.

Любомир Надеевич поначалу охотно переживал восторженное ощущение от зрелища за окошком высоколёта, и крепко сопрягал с ним не до конца осознанное чувство свежести обновлённой жизни. Полнился бездонным восхищением. Затем совершилась попытка отвлечься от изобилия возбуждающих волнений. Ятин принялся тюкать ладонеглядку, чтоб воспроизвести художественное произведение. Но тот не включался. Вспомнил, что так и не удалось познать хитроумного устройства включения и выключения. Не позвонил тогда сынку племяшки. Вздохнул и немедленно задремал без сновидения. А ладонеглядка не вознамерился включать себя сам, и проиграть выдающиеся произведения вообразительного искусства. По-видимому, запомнил недовольство собственника. Или всеобщая посредническая связь отключилась из-за соображений безопасности полёта.

Спустя прохождение времени около пары осьмушек вырезки суточного круга, если отсчитывать его от начала взлёта, приключилось крутое приземление. Любомир Надеевич, из-за перемены свойства движения, снова обнажил сверкающие глаза и устремил взгляд за окошко. Вскоре обозначилась риска, соединяющая и разделяющая небо и землю, а перед ней, вдали сначала показалась граница моря и суши, а затем возникли остроконечные круглые клинья громадных небоскрёбов, увенчанных звёздно-полосатыми знамёнами. Они, связанные между собой густой паутиной всевозможных сообщений, бесчисленным сонмом блестели на обширной каменистой пустыне, утыканной редкими пятнами замёрзших озёр.

Также точно по расписанию, высоколёт удачно приземлился под воодушевлённые рукоплескания путников в нём.

Глава 4. Антаркти-да-Америка

Выйдя из поблёскивающей искорками наземной повозки, Ятин оказался на краю пространства, отдалённо напоминающего улицу, запруженную плотным шествием. Здесь одновременно звучало несколько щегольских напевов: у начала улицы, в середине и в конце. Восторженный люд, осаждающий обе кромки пространства, и высовывающийся из окон домов, развеивал над головами цветные бумажки и кидал живые цветы в гущу стройных рядов боевых молодцов. Всё видимое взором и пока сокрытое от глаз воинское шествие вместе с его сопровождением, а также зрительские толщи, видимые и невидимые, были воистину великолепны, до того восхитительны, что это увлекательное действо достаточно обозначить одним единственным словом: блеск. И только. Блестящие шеломы на слаженных доблестных бойцах, уверенно держащих блестящие сверхсовременные клинки в руках, облачённых в перчатки, блестяще сшитые, как и прочие доспехи, по последнему зову ратной необходимости блистать везде и всюду. Блестящие взоры доблестных начальников из-под блестящих навесцев военных головных уборов с блестящими знаками отличия, отражающиеся в поблёскивании погон и пуговиц блестящих нарядов от блестящих портных. Блестящая медь игрунов на изысканных орудиях во главе с блестящими знаменитостями водырьского братства, с блеском подбрасывающими в воздух конские хвосты на блестящих древках, где мелкими точечками отражается весь блеск сиюминутно происходящего блистательного события. Блестящие девушки, особо блистая коленками, с искуснейшим блеском вертящие блестящие жезлы. Блестящая уличная мостовая, по которой ступают начищенная до блеска обувка. Блестящие улыбки простого народа на блестящих лицах. Разноцветные плетеницы блестящих воздушных шаров, блестяще подпрыгивающих в руках блестяще упитанных детишек, которые с блеском дурачатся с края мостовой, блестяще защищённые блестящими ограждениями от случайного падения в блестящие лужи. Богато представленные блестящие вельможные приборы для еды, венчающие блестяще исполненные столы на блестяще открытом воздухе, и те, без сомнения, с блеском вписаны в дорогостоящую отделку блестящих подстенков домов. И гурьба блестяще отобранных подавальщиков, без суеты, но не без блеска вертящаяся вокруг блестящего общества за столами. Вездесуще поблёскивающие повозки, призывающие в поход к блестящим трудам и увеселениям в любую точку любого клиновидного небоскрёба, в любой миг и на любых условиях. Наконец, уходящие в удаленье блестящие уличные стены домов с зеркальными окнами, за которыми взметается блеск нескончаемых охватов блестящих услуг для поддержания блеска поголовно всего населения блестящей страны. Одним словом, – Америка.

Ятин, сощуриваясь и протирая глаза, не помышлял о ближайшем будущем, и вошёл в первое попавшееся блестящее заведение для путешественников. Предъявил взору, уставшему от блеска, собственную ладонь со скромным и тускловатым ладонеглядкой. А тот вынужден был показывать в заморской стране только время (уже на четыре осьмушки вниз от востока), да налаживать связь. Никаких полезных и насущных сведений бесплатно через него не получишь. Взгрустнулось. И необъяснимая сиротливость всплыла на поверхность глаз Любомира Надеевича. Он поглядел на спасительный напёрстник. Сие устройство признаётся действительным в любой точке любой цветной страны в «Гужидее». Правда, его небогатые запасы не позволят разгуляться. Тем паче, блеск, вообще-то, дороговат. А Любомира Надеевича терзало простое любопытство. Ещё с высоты полёта, глядя на приближающуюся землю, он задал себе вопрос: а где толстенные ледники? Куда подевались? Любопытно ведь, чёрт побери. Или мы не туда едем? О том он и подал вопрос в «global information». И получил исчерпывающий ответ. «Ледники когда-то, в первые годы становления новой Американской народности, были для нас топливом, деревенщина необразованная, чистейшее и лучшее на ту пору топливо, и давно потрачено для блага народа. А в наше время наилучшим топливом является песок, понимаешь, тупица неотёсанный. Хотя, зачем тебе это надо знать на твою толстую задницу»? После получения такой справки Любомир Надеевич оглядел себя сзади и нашёл тамошнюю выпуклость вполне изящной. А когда взглянул на левую руку, заметил знак внимания: на его напёрстнике осталось меньше половины вещественных запасов. Так что побережливей, побережливей веди себя. Тем более, и без того ему знакомы государственные отличия в манере добывать жизненную силу. Россия, например, это делает путём отбора тепла у воды. Тепло у воды отбирается и доставляется потребителю, а вода становится льдом. Задумка весьма простая, но способы чрезвычайно замысловатые и. затейливые. Тогда как мудрецы Антаркти-да-Америки – наоборот – хитра на выдумку накапливать запасы жизненной силы при изготовлении воды изо льда, путём отнятия большего количества тепла у того, кто этот лёд растапливает. Вот почему внутри новой России уготовились прочные ледяные поля и вокруг неё поднялись высокие цепи ледяных гор. А здешние ледники бывшей Антарктиды – полностью потрачены. Нынче и пески в ход пошли. Теперь жизненная сила добывается из песков. Имеются свои пески, свежеобразованные из обнажившихся камней. Но от них мало толку. Поэтому закупаются они в иных странах, в основном, жарких. Американская жизнь требует наигромаднейших сил.