Разреши себя любить

– Я… – пискнула Мари.

– Дед, не трогай ее, – попытался я отбить гостью из его сильных лап.

– Вольфганг! – сделала ему замечание бабушка.

– Папа! – в один голос воскликнули мама и тетя Ингебора.

– Дед, – влез я между Мари и дедушкой. – Не трогай ее. Ей и так вчера досталось. – Я дернул вверх рукав водолазки, демонстрируя ему синяки на предплечьях. – Она даже с полицией подралась.

Мари дернула руку, чтобы спрятать следы вчерашней битвы, но дед успел ухватиться за нее быстрее. Бросил беглый взгляд на сиреневые пятна, отодвинул меня в сторону и крепко обнял девушку:

– Наша порода.

Черт, я с ним на кладбище отправлюсь гораздо раньше назначенного срока.

– А, ну, пристал, старый черт, к ребенку! – замахнулась на него бабушка полотенцем. – Мария, девочка, иди сюда, садись вот тут. Не обращай внимания на дурака. Дэн, что ты стоишь, как будто к ногам якоря привязали? Иди ешь, я кому завтрак грела? Давай, моя хорошая, кушай, – гладила она Мари по голове, – и будем решать, кто что делает. Ты не переживай, вернут нам детей. Знаешь, какой дед у нас настойчивый. Ох, с ним вообще лучше не связываться – себе дороже выйдет.

Мы с Мари переглянулись и уткнулись в свои тарелки.

План деда был простой, гениальный и не сулил нам ничего хорошего. Мы с Мари, мамой, дедом и адвокатом должны были поехать в Югендамт и поговорить с начальством бератора, которая вчера забрала детей, а все остальные родственники должны были привезти туда же свидетелей, которые бы подтвердили, что дети росли в любви и заботе. Тетю Хелен снарядили за риэлтором, который подбирал для нас квартиру и который согласился подтвердить, что я вынул ему все мозги, требуя найти жилье со всеми благами специально с учетом близнецов. Клауса и Софи послали в агентство по подбору персонала за менеджером, который подгонял мне нянь. Ради «дорогого клиента» с ним согласился поехать сам директор агентства. Я уже мысленно подсчитывал дополнительные комиссионные. Тетя Ингебора и дядя Герман должны были поговорить с соседями, а Анна обещалась привезти из магазина хоть какого-нибудь продавца, который готов доказать, что мы с Мари регулярно оставляли там крупные суммы на еду и детские вещи. Бабушка взяла на себя самое ответственное дело – притащить в Югендамт медсестру, которая курировала близнецов.

– Скажешь, что он твой муж, – тыкнул в меня пальцем дед. – Живете только без росписи.

– Да вы что? А если они узнают? – возмутилась Мари.

– А кто узнает? – щурился дед. – Давно живете вместе, а тут поссорились. Ну ты обиделась и ушла. Сейчас вы помирились и вот все ждали, когда на новую квартиру переедете, чтобы детям было удобно. Почему поругались? Потому что работал много, на гастролях постоянно, но сейчас ты сидишь дома и всячески помогаешь ей с детьми, понял?

– Дед, это бред! – воскликнул я.

– Что в документах написано? Ничего. Она родила, когда ты был на гастролях, вот и обиделась. Бабы – дуры. Сейчас вы переезжаете на новую квартиру и расписываетесь.

– Простите, герр… – попыталась мягко возразить Мари.

– Зови меня дедом.

– Ээээ… – покосилась она на меня. Я лишь пожал плечами. – А если они потом захотят проверить, действительно ли мы расписались?

– Это будет уже потом. А сейчас нам надо детей забрать. И ты будешь при мужике. – Дед гордо треснул мне по плечу. – Дэн, езжай в банк, возьми выписку со счета. Нам надо подтвердить, что у тебя были существенные расходы на твоих детей.

– Ээээ… – в свою очередь промычал я.

– Ну, шевелись же, увалень! – командным голосом рявкнул на меня дед, и я не посмел ослушаться.

Следующие несколько часов ада я бы не хотел пережить больше никогда в жизни. Более того, я бы не желал их пережить даже своему самому злейшему врагу. Это было несколько часов унижения и форменного насилия над психикой. Я миллион раз поблагодарил бога и своего болтливого брата, что жил с Мари в одной квартире десять лет, знал все ее привычки, включая на каком боку она засыпает и какие позы предпочитает во время секса. Мари была какой-то застывшей, с совершенно непроницаемым лицом и жестким взглядом. Она говорила мало, вела себя спокойно, а когда я обнимал ее в коридоре, то чувствовал, как дрожит тонкое тело. Дед шумел, кричал и стучал кулаками. Мама и бабушка истерили. Обе тетки орали. Югендамт вешался от нашей семьи. Мы заставляли бераторов выслушать наших свидетелей, которые как один долдонили, что мы с Мари самая лучшая пара на всей Маловер штрассе, что я заботливейший из отцов, а Мари – примернейшая мать. Адвокат давил на нарушение закона и несоблюдение прав личности. Дед звонил в Лейпциг (мэр города был его школьным приятелем), просил поддержать «тяжелой артиллерией». Я уже знал, что были звонки из Министерства образования и прокуратуры Берлина, звонили из правительства и еще откуда-то. Мы давили со всех сторон. Бераторы не сдавались. Когда все рычаги давления были использованы, Йоахим, мой адвокат, задумчиво почесал затылок и вышел на улицу покурить.

– Есть у меня одна идея, – тихо сказал он, выпуская дым. – Она не очень хорошая. И тут фифти-фифти выгорит или нет. У меня друг работает в полиции, в специальном отделе. И он на короткой ноге с прокуратурой и налоговой. В общем, я могу ему позвонить и инициировать прокурорскую и налоговые проверки деятельности этого отделения и законности его действий.

– Окей, сколько это будет стоить?

– Я не знаю. Югендамт имеет право держать у себя детей сорок восемь часов, потом должен быть семейный суд. Выходные выкидываем, получается, что по вашим детям суд будет в понедельник. Учитывая, что судья годами работает с этими людьми, скорее всего дети будут отправлены в киндерхайм, а оттуда в приемную семью, откуда ты их никогда не достанешь. Ты же понимаешь, какое это бабло, и никто от него не откажется добровольно.

– Звони.

– Даниэль, мы можем проиграть. Это серьезный риск. Тогда вы тем более потеряете детей.

– Звони. Ты видел дело?

– Да, именно поэтому я думаю, что можно сейчас воспользоваться помощью друга. Наше счастье, что они детей забрали вчера в ночи, а мы приехали сегодня с утра. У них просто не было времени нормально подготовиться. В действиях бератора полно нарушений, но они тоже могут быть обжалованы только в суде. Марии же не дали никаких документов по поводу изъятия детей? Они не провели никакого внутреннего расследования, пришли и забрали детей. Там только заявление от Тины Хелзет и скрин странички в интернете, что Мария продает своих детей. И всё. Одно заявление и скрин. Больше ничего – ни опроса соседей, ни врачей, ничего, никакой проверки.

– А страница такая существует? – скрипнул я зубами.

– Да, существует, я проверил. Ты уверен…

– Я уверен. Это подстава. Последние недели я вдалбливал брату, что он нужен своим детям. Видимо, он рассказал об этом Тине. Она угрожала Мари, звонила…

– Отлично. Смс были?

– Не знаю.

– Не важно. Распечатку звонков я сделаю. У меня к тебе предложение. Оно не очень законное, но это единственный способ доказать, что Марию подставили.

Я посмотрел Йоахиму в глаза.

– У меня есть ключи от дома Тиля.

– Вот и отлично. Вали к Тилю, а я буду звонить другу, делать распечатку звонков. И моли бога, чтобы Тина Хелзет не удалила свою страницу с того сайта.

Не буду говорить, какими словами меня встретила Сью… Я влетел в квартиру и в поисках ключей от дома Тиля выпотрошил все ящики трюмо в прихожей. Сьюзен кричала, заламывала руки, даже разрыдалась, но мне было не до нее. Поцеловав ее в щеку, я умчался к Тилю.

Дом сиял чистотой. Везде стояли охапки белых роз. Все вокруг украшено шариками и явно ждало молодых. Я метался по комнатам, в поисках ноутбука Тины. Куда же она его дела? Так… Думай, Дэн… Спальня? Я быстро заглянул везде, где Тина могла оставить ноут. Нет. На стене висел большой фотопортрет фрау Хелзет. Я как-то растерянно глянул на постель, усыпанную лепестками роз. Постель Мари и Тиля… Твою мать… Его дети в приюте, а он веселится… Я подцепил портрет Тины. Снял его со стены. Бросил на кровать. Взял первую попавшуюся вазу и с размаху швырнул ее на улыбающуюся рожу бывшей секретарши. Выпотрошил стеклянные осколки на покрывало, разорвал в клочки фотографию и подкинул их вверх. Нескучной ночи, мерзкая сука.

Ее ноут я нашел в кабинете брата. Взял, как самую большую драгоценность, и понес в машину. Надеюсь, Тина не изменила своим привычкам и до сих пор не ставит нигде пароли. Да и страничку ту секретарша вряд ли удалит – она нужна, чтобы отнять у Мари детей.

Я припарковался у здания Югендамта, из машины заметив, что Йоахим и половина моей семьи нервно курят на крыльце. Все смотрели на меня с такой надеждой, словно я крестная-фея, которая сейчас будет превращать тыкву в карету. Будет очень смешно, если мы с Йоахимом ошиблись…

– Даниэль Шенк? – вышел из толпы офицер полиции.

Сказать, что я очканул, значит, ничего не сказать. Проникновение в чужое жилище… Порча, пусть мелкого, но имущества… Воровство…

– Здравствуйте, я Петер Фиц. Йоахим просил меня помочь вам.

Мы обменялись рукопожатиями. Он смотрел на меня с интересом. Я бы даже сказал – рассматривал, как рассматривают человека, о котором много слышали, но никогда не видели.

– Моя первая любовь была фанаткой вашей группы, – тихим доверительным тоном произнес он. Я криво улыбнулся. – Она заставляла меня ходить на ваши концерты, чтобы посмотреть на своего любимого «Дэнни». Однажды мы даже ездили во Францию… Вся ее комната была обвешана вашей рожей. Она была везде – на стенах, полу, потолке и в туалете. Я ненавидел вас так сильно, как, наверное, никто вас не ненавидел, потому что она мечтала лишиться невинности только со своим драгоценным «Дэнни».

Я внимательно посмотрел на мужчину, раздумывая, как бы покорректней отказаться от его услуг.

– Очень приятно.

Он хохотнул и подмигнул мне.

– А теперь спустя пятнадцать лет я помогаю своему злейшему врагу Даниэлю Шенку вытащить его детей из приюта! Какой парадокс, а! Йоахим рассказал мне вкратце о произошедшем, я поговорил с вашей семьей. Если вы привезли то, что надо, не думаю, что у господ из ювенальной полиции возникнут дополнительные вопросы.

Я протянул ему ноутбук:

– Если вы поможете своему злейшему врагу, обещаю, в долгу не останусь.

– Бросьте. Будем считать это маленькой местью моей первой девушке. – И почти прошептал мне в ухо: – Если бы она тогда знала, что я буду стоять вот так рядом с вами, она бы лопнула от зависти пятнадцать лет назад и не разбила мне сердце.

Странный тип.

Когда мы всей толпой опять зашли в кабинет начальника Югендамта, бедную фрау Инку Альбрехт аж передернуло от ужаса. Она набрала в легкие побольше воздуха, чтобы выгнать нас вон, однако Петер вышел вперед, очаровательно улыбнулся, представился и поставил на стол перед ней ноут Тины.

– Фрау Альбрехт, у нас есть все основания подозревать, что фрау Хелзет намеренно ввела в заблуждения вашу службу, оклеветав фрау Ефремову. Вот распечатки ее звонков и смс-сообщений фрау Ефремовой с угрозами.

– Мы с братом близнецы, – пояснил я. – Фрау Хелзет считает, что ее жених встречался с моей супругой и является отцом моих детей, поэтому она угрожала Марии расправой. Именно из-за этого фрау Ефремова на время моего отсутствия уехала из дома, пока я был на гастролях с группой. Она опасалась преследования со стороны фрау Хелзет.

Родственники загалдели, подтверждая мои слова.

– От фрау Ефремовой поступало два заявления о преследовании, – положил Фиц на стол перед женщиной ксерокопии заявлений. – Дело было урегулировано в досудебном порядке, однако фрау Хелзет не так давно снова начала преследовать фрау Ефремову.

– Почему вы не сказали об этом сразу? – строго спросил фрау Альбрехт, глянув на Мари.

– Я не знала, по чьей вине пострадали мои дети, поэтому не посчитала важным сразу же поставить вас в известность о действиях этой особы. Естественно, когда стало известно, что это именно она оклеветала меня, мы попросили господина Фица вмешаться и подтвердить мою невиновность.

Петер включил ноутбук Тины.

– Сейчас на ваших глазах в присутствии, – он окинул взглядом толпу моих родственников, – множества свидетелей, мы проверим, кто же на самом деле предлагал детей к продаже.

Система запустилась. Петер достаточно шустро подключил вай-фай.

– Фрау Альбрехт, прошу обратить внимание на пользователя, от имени которого запускается интернет, – Тина. У меня есть основания полагать, что владельцем ноутбука и пользователем интернета является именно Тина Хелзет. Мы сделаем запрос в компанию-провайдер, чтобы уточнить, на чье имя зарегистрирован аккаунт с данным IP-адресом

Петер зашел в журнал последних записей. Йоахим протянул ему адрес проклятой страницы.

– Фрау Альбрехт, прошу обратить внимание, что страница автоматом выпала в адресной строке, то есть ее набирали до меня. Так же обратите внимание, что в журнале записей данная страница впервые появилась две недели назад. То есть еще две недели назад пользователь этого компьютера создал ту самую конфликтую страницу.

Женщина кивнула.

– Вы видите, страница загрузилась в режиме личного кабинета, в котором возможно редактирование и добавление других записей к уже существующей странице о продаже детей?

– Да, но откуда я знаю, что это не ноутбук фрау Ефремовой?

– Почта! – с волнением подсказала Мари. – У нее подпись всегда была на личном ящике.

Петер снисходительно глянул на Мари и перешел на почтовый сайт. Он открывал личные письма и мои письма по работе с указаниями, увидел письмо с сайта знакомств, щелкнул на него и выскочил на личную страничку Тины с ее фотографиями. Везде присоединен ее личный мобильный, подпись, название компании, общие телефоны.

– Как видите, компьютер принадлежит Тине Хелзет. Мои специалисты подготовят для вас отчет с подробной раскладкой, кто, когда и каким образом отправил информацию на тот сайт.

– И дети это не мои! Мои маленькие, им только три месяца, а на фотографии малыши уже сидят! – воскликнула Мари. Родня тут же одобрительно загудела.

Фрау Альбрехт несколько секунд размышляла, потом набрала короткий внутренний номер:

– Моника, позвони в киндерхайм, попроси подготовить детей фрау Ефремовой. За ними сейчас приедут. – Мари взвизгнула и от радости кинулась на шею маме. Фрау Альбрехт недовольно покосилась на нас и положила трубку. – Подойтите к Монике, она расскажет вам, как забрать детей.

– Фрау Альбрехт, мы хотели бы забрать у вас это дело на расследование с последующей передачей в суд за клевету и преследование.

– Конечно, герр Фиц, мы все для вас подготовим, от вас нужен будет официальный запрос.

– По полной форме, – кивнул Петер.

– Инка, – по-отечески похлопал дед фрау Альбрехт по плечу. Та аж в лице изменилась от подобной фамильярности. – Сделай мне копии этого заявления и этой странички, будь любезна.

– Дед, пойдем, – от греха подальше потянул я его за рукав. В кабинете остались только мы с дедом, адвокат и полицейский.

– Подожди. Ведь это та женщина, на которой сегодня женится твой брат? Я так понимаю?

– Ну, – раздраженно скривился я.

– Инка, сделай мне копию заявления и той странички, будь любезна, – настырно попросил дед. – Уважь старика.

– Я попрошу секретаршу, – дежурно улыбнулась фрау Альбрехт.

– Спасибо, Инка, – он как-то рассеянно еще раз провел по ее плечу и вышел из кабинета.

Мимо нас с дедом пролетели к выходу толпой все наши женщины с горящими глазами.

– Дэн, вы езжайте тогда за детьми, мы тут с Петером дела доделаем, – Йоахим вышел от фрау Альбрехт. – И в понедельник с утра подъезжайте с Мари в полицейский участок. Надо оформить всё как следует. Петер сегодня договорится, кому дело передать, что вообще делать. Ну, он тебе сам все скажет в понедельник.

– Спасибо.

– Давай, а то твои без тебя сейчас уедут. – Улыбнулся и добавил с издевкой: – Папаша!

Мы шли с дедом по коридору. Он аккуратно складывал два листа – копию заявления Тины и скрин странички из интернета. Убрал их во внутренний карман пиджака. Рука задержалась у груди.

– Дед, может, ты домой поедешь? Отвезти тебя? Устал ведь. Сердце болит? Врача вызвать?

– Нет, все нормально. Надо внучат забрать. Сказал же, что отобьем и отбили. Да и посмотреть я на них хочу. Родные же, как ни как.

Родственники рассосредоточились по машинам. Мы с дедом присоединились к Мари, маме и отчиму за рулем. Я устало вытянулся на заднем сидении, чувствуя, как силы медленно покидают меня. Мари сидела напряженная, как струна. Она вцепилась в подголовник отцовского сидения и, кажется, мысленно вела машину сама. Мама курила. Дед угрюмо молчал.

– А откуда вылезли эти заявления? – спросил я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Я опять что-то пропустил?

– Пока ты ездил, Петер посоветовал написать. Йоахим его ввел в курс дела, тот посоветовал написать заявления о преследовании. Мы их отксерили там же в коридоре, – пояснила Мари.

– Зашибись, мы дело провернули! – засмеялся я. – Офицер полиции делает подлог документов, адвокат советует ограбить дом, деда чуть до инфаркта не довели, службу защиты детей обманули, вступив в коллективный сговор. Дайте-ка я угадаю, что нам всем за это будет?

– Главное, детей вернуть, – хмуро заявил дедушка.

– Дэн, можно я попрошу тебя об одном одолжении? – тихо произнесла Мари.

– Я даже знаю, о каком, – недовольно проворчал я, откидывая голову назад и закрывая глаза. Хорошо, я больше ни слова не скажу Тилю про детей, хорошо. Хочешь, как лучше, а потом ты ж и виноват.

– Вряд ли. Передай Тине… Ты ведь все равно так или иначе общаешься с Тилем? Так вот, передай Тине, что если она еще хоть раз сунется ко мне, я ее убью. Причем убью по-настоящему, насмерть. Вот что будет у меня под рукой, тем и буду убивать. Если ничего под рукой не будет, я ей глотку зубами перегрызу. Никто меня не остановит.

И я ей сразу же почему-то поверил. И дед поверил – я видел. Что же, если Тина хотела войны, она ее получила! И вряд ли я буду на нейтральной стороне.

Моя семья толпилась в холле небольшого киндерхайма, похожего на самый обычный детский сад. Дед и бабушка все порывались проникнуть сквозь стеклянные двери в длинный коридор и самостоятельно отправиться на поиски своих правнуков. Тетки решали, что лучше сделать – остаться ночевать в Берлине или поехать обратно в Лейпциг. Кузен, отчим и дядя Герман перетирали что-то свое, мужское. Мы с Мари сидели на банкетке. Она нервно дергала ногой, чем кошмарно меня бесила. Иногда устало терла лицо и вздыхала. Я только сейчас заметил, что она совершенно не накрашена, одета в черную водолазку и из-за этого выглядит как человек, только что похоронивший кого-то очень близкого.

– Не надевай больше эту кофту, – попросил я.

Она глянула на меня исподлобья и отвернулась.

– Несут! – с волнением воскликнула бабушка.

Мы с Мари подорвались с места и кинулись к дверям, расталкивая родственников.

По коридору шествовали три тетки, у двоих из них на руках были наши дети, орущие на весь киндерхайм. Третья тащила папку, судя по всему с документами.

– Кто… – открыла рот третья тетка, окинув толпу родственников колючим взглядом через маленькие круглые очечки.

– Я! – возникла перед ней Мари. Она потянулась к ближайшему ребенку. Я попытался забрать дальнего. Но обе служительницы слишком резво от нас отскочили. Если бы кто-то сзади не ухватил меня за рубашку, удержав тем самым от явного нападения, я бы забрал детей силой. Я заметил, что Мари тоже придержали за руку.

– Умерьте свой пыл, – осадила нас тетка в очках.

Дети орали так пронзительно, что я еле удерживал себя на месте.

– Конечно-конечно, – залебезила перед ними мама. – Молодые, глупые. – Она кинула на меня строгий взгляд, велев притормозить.

– Извините, жена очень нервничает, – схватил я Мари за плечи и заставил сделать шаг назад. Ее трясло настолько явно, что я не придумал ничего умнее, чем загородить Мари перед теткой собственной персоной, заключив в объятия. Она дернулась, но я удержал. – Спокойно.

– Фрау Ефремова? – еще раз голосом надзирателя из гестапо произнесла тетка.

– Да, это я, – тихо ответила Мари, выглянув из-за моего плеча.

– Вам надо расписаться. – Протянула ей папку, на деле оказавшуюся книгой. – Отойдите все! – рявкнула неожиданно громко.

Родственники отступили. Мари нервно поставила закорючку в указанном месте, даже не посмотрев под чем подписалась. Тетка кивнула своим подчиненным и те, наконец-то, передали нам детей. Мари забрала одного, второго у меня практически из рук выхватила бабушка. Обменявшись быстрыми взглядами, они обе рванули с такой скоростью к выходу, как будто у них сейчас снова отнимут близнецов.

Я нагнал их только у машин на стоянке. Мари судорожно прижимала к себе ребенка и рыдала в голос. Тот рыдал вместе с ней. Рядом бабушка старалась успокоить второго малыша. Вокруг суетились мама и тетки, делая робкие попытки унять истерику молодой матери, успокоить детей и явно едва сдерживаясь, чтобы не начать голосить вместе с ними. Я стоял, смотрел на них и не понимал, что делать.

– Дэн, в машине у нас… – вытащила меня из толпы мама. – Там в машине бутылочки с водой и едой. Принеси быстро. В моей сумке.

Я со всех ног кинулся к машине, быстро выудил из маминой сумки две бутылки с водой и две бутылки с кашей. На всякий случай захватил еще соски.

Минут через пять на стоянке стало тихо и спокойно. Моя мама сидела в теткиной машине и кормила одного ребенка, Мари сидела перед ней по-турецки на асфальте и кормила второго ребенка. Все вокруг улыбались и сюсюкались с детьми. Я присел на капот и затянулся. Очень хотелось отсюда побыстрее уехать, но женщинам явно была нужна передышка. В кармане завибрировал телефон. Сьюзен…

– Может быть, ты объяснишь, что вообще происходит и как это понимать? – Она говорила холодно и недовольно.

– Извини, малыш, у меня сегодня было много работы, – неуверенно соврал я.

– Не смей мне лгать! Тебя не было в офисе!

– Я на выезде был.

– Настолько на выезде, что даже домой вчера не приехал?

– Сью… Я вернусь и все расскажу.

– Тиль звонил всё утро и весь день! Ты даже проигнорировал свадьбу родного брата!

– Прости, малыш. Это было важнее какой-то дурацкой свадьбы.

– Хватит выдумывать оправдания! Мне осточертело твое вечное вранье! За кого ты меня принимаешь?

Я убрал трубку от уха, закурил новую сигарету и блаженно закрыл глаза, подставляя лицо ласкам легкого ветерка. Усталость опускалась на плечи. Перетянутые нервы потихоньку отпускали, а вместе с ними внутри что-то обмякало, высвобождалось, теряло форму. Я чувствовал себя постепенно сдувающимся воздушным шариком, в котором кто-то проделал малюсенькую дырочку.

– Дэн, поехали, – позвал Клаус.

Я кивнул. Поднес трубку к уху. И испытал просто таки физическое удовольствие, услышав короткие гудки. Все же женщины невыносимые создания.

Родственники тискали успокоившихся детей. Мари улыбалась, двумя руками прижимая к себе младенца, ни на секунду не выпуская из виду второго. Зато второго тетки старательно передавали по кругу, что-то говорили ему, смеялись, улыбались, целовали маленькие ладошки и терпеливо выпутывали попавшие в цепкие пальчики локоны. Я усмехнулся – «отцу-то» детей так и не дали подержать.

В машине дед сел рядом с Мари. Малыши уснули (мы так и не разобрались, кто из них кто, но дома мама обещала исправить это досадное недоразумение). Один спал у мамы на руках на переднем сидении. Второй – у Мари, схватив деда за палец. Дедушке явно было неудобно так сидеть, но он светился от счастья, что-то шептал Мари в ухо, та краснела, хихикала и что-то стыдливо отвечала ему также в ухо. Мы ехали к нам домой. Но на полпути, дед вдруг велел поворачивать и ехать в клуб, в котором Тиль праздновал свадьбу. Я почувствовал, как Мари рядом со мной выпрямилась, словно кто-то невидимый неожиданно натянул позвонки. Лицо тут же стало жестким, желваки заходили.

– Дед, это очень плохая идея, – зашипел я на него, придерживая Мари за руку.

– Папа, ты с ума сошел? – обернулась мама.

– Я сказал, поехали, – приказал он.

– Папа! – воскликнула мама.

– Поехали, – поудобнее устроился дед и улыбнулся. – Поехали.

Мари насупилась. В ней опять ожил вчерашний демон. И вот что я должен сделать, когда она будет убивать Тину? Я ж ей помогу! Чертов старый маразматик! На хрена он стравливает их? У Мари и так нервы в хлам убиты. Я достал телефон и посмотрел пропущенные вызовы. Тиль звонил раз двадцать, но мне было не до него, я не отвечал на звонки, а иногда просто их скидывал. Смс… Ничего нового и интересного, если не считать того, что к обеду я стал свиньей и мразью. Почему-то предупреждать брата о нависшей опасности в виде визита родного деда мне совершенно не хотелось. Раз уж стал свиньей и мразью, так придется поддерживать плохую репутацию.