Журнал 64

Но именно тот момент надолго запомнился ей.

Она вошла не в тот лифт. Если бы Нэте выбрала лифт в противоположном конце отдела, то могла бы продолжать свою прежнюю жизнь. Она попала бы под защиту авторитетов Нёрребро.

Женщина покачала головой. Теперь все изменилось. С тех самых роковых секунд существование Нэте Росен было прервано. Она оказалась мертва, изгнана, уничтожена. Теперь она вновь стала Нэте Германсен. Девушка со Спрогё красноречиво заявила о своем воскрешении.

Со всеми вытекающими последствиями.

Спустя восемь недель после несчастного случая ее выписали из больницы, не устраивая особой сцены прощания, и в течение нескольких месяцев Нэте в одиночестве жила в Хавнгорде. Адвокаты работали не покладая рук, так как наследство было приличное; иногда им даже удавалось заметить сидящих в засаде по канавам или в кустарнике фотографов. Когда в автомобильной аварии разбиваются видные представители датского бизнеса, необходимо продавать эту новость на первые полосы – а что может способствовать успеху продаж больше, нежели изображение вдовы на костылях, убитой горем? Однако Нэте задернула шторы и предоставила обществу возможность неистовствовать без ее участия. Она прекрасно знала, что думают люди. Дамочка, проделавшая путь от исследовательской лаборатории до постели шефа, по их мнению, не заслуживала милости. Окружение в течение долгого времени пресмыкалось перед ней исключительно из-за ее богатого мужа, не из-за чего больше.

Это ощущалось до сих пор. Даже кое-кому из сиделок не удавалось скрывать презрение; впрочем, таких она быстро заменяла.

За долгие месяцы рассказы о роковой аварии Андреаса Росена обросли изрядным количеством слухов и свидетельств очевидцев. Стало раскрываться прошлое Нэте, и, когда ее повезли в полицейский участок в Марибо, провинциальные жители стояли у окон и улыбались. К этому моменту все в городке уже были в курсе, что жители дома, расположенного напротив места аварии, заметили какую-то потасовку в салоне автомобиля непосредственно перед тем, как машина проломила бурелом и полетела в воду.

Но Нэте не сдалась и не призналась в грехе ни обществу, ни высшей инстанции. Лишь самой себе.

Нет-нет, ее не смогли застать врасплох, ибо она давным-давно научилась держаться, даже если вокруг бушевала буря.

И ей удалось избежать неприятностей.

Она медленно разделась, стоя у окна с видом на озеро, и спокойно опустилась на стул перед зеркалом в спальне. Шрам внизу живота теперь, когда лобковые волосы сильно поредели, стал более заметен. Почти невидимая глазу узенькая бледно-лиловая полоска, обозначившая границу между счастьем и падением, между жизнью и смертью. Шрам, оставшийся после стерилизации.

Нэте принялась тереть свой бесплодный обвисший живот, стиснув зубы. Она терла его до тех пор, пока кожа не покрылась потом, ноги не задрожали, а дыхание не усилилось и мысли не смешались.

Всего четыре часа назад она сидела на собственной кухне, держа в руках каталог из универмага, и влюбилась в розовый джемпер с пятой страницы.

«Каталог „Весна 1987“», – дразнила надпись. «Модный вязаный узор», – гласил заголовок на одной из следующих страниц. Она посмотрела на это розовое чудо взглядом, чуть затуманенным кофейными парами, и подумала, что такой джемпер с фигурной вязкой в комплекте с блузкой от «Пинетта» с подплечниками немного приободрит ее перед вступлением в новую жизнь. Ибо, несмотря на то что горе огромно, впереди еще много лет жизни, и Нэте все-таки хочет их прожить.

Именно поэтому около двух часов назад женщина очутилась в лифте с новой покупкой и ощущала большую радость. Ровно один час пятьдесят девять минут назад лифт остановился на четвертом этаже и вошел высокий мужчина, встав настолько близко к ней, что она даже ощутила его запах. Он не удостоил ее взглядом, но зато Нэте посмотрела на него. Она рассматривала его, затаив дыхание и беспомощно вжавшись в угол, с горевшими от гнева щеками и надеялась, что он не обернется и не увидит ее лица в зеркале.

Он явно был доволен миром и самим собой. У него все в шоколаде, как говорится. И настоящее, и будущее, даже несмотря на его довольно преклонный возраст.

Подонок.

Один час пятьдесят восемь минут и сорок секунд назад он вышел на третьем этаже, оставив в лифте задыхающуюся Нэте со сжатыми от бессилия кулаками. Время для нее исчезло. Она так и каталась в лифте вверх-вниз, не реагируя на встревоженные вопросы посетителей универмага. Успокоить сердцебиение и собраться с мыслями ей было ох как непросто.

Когда Нэте оказалась на улице, пакета у нее не было. Кому понадобится розовый джемпер и блузка там, куда она собиралась отправиться?

И вот теперь женщина сидела на пятом этаже в своей квартире, обнаженная, с опозоренной жизнью и запятнанной душой, и размышляла, кому и каким образом ей мстить.

На мгновение Нэте улыбнулась. Возможно, это не она так несчастна, вдруг пришло ей в голову. Возможно, сама судьба позволила нечистому встретиться ей на пути в почти счастливый момент ее жизни.

Такие мысли проносились у нее в голове в первые часы после того, как Курт Вад в очередной раз вторгся в ее жизнь.

* * *

С приходом лета появлялся и кузен Таге. Несносный парень, с которым не могли справиться ни школа, ни улицы Аксена. «Слишком много мышц и слишком мало мозгов» – так говорил ее дядя, но Нэте любила, когда Таге приезжал. С ним было не скучно, долгие недели проносились, словно часы. Кормить кур она могла, но для всего остального была маловата. А Таге, кажется, нравилось пачкать пальцы в навозе, так что на это время свинарник и небольшой коровник становились его владениями. Только когда у них гостил Таге, она ложилась в постель, не ощущая боли в руках и ногах, и потому Нэте его любила.

Возможно, любила даже чересчур.

– Кто научил тебя этим глупостям? – ворчала учительница после школьных каникул.

Да, именно после летних каникул Нэте чаще всего попадало, ибо любимые слова Таге типа «трахаться», «дрючиться» и «ванька-встанька» казались слишком грубыми для чопорной учительницы.

Именно подобные слова да веснушчатая беспечность Таге подтолкнули на путь к Курту Ваду.

Ох, какие скользкие камешки…

* * *

Она поднялась с унитаза и принялась одеваться, а список тем временем уже формировался у нее в голове. От раздумий Нэте покраснела, у нее обозначились морщины на лбу.

Есть люди, которые не заслуживают права жить. Они смотрят только вперед и никогда не оглядываются. Она знала кое-кого из таких. Вопрос состоял лишь в том, как отомстить…

Нэте вышла в длинный коридор и направилась дальше – до самой последней комнаты, где стоял стол, унаследованный ею от отца.

Не менее тысячи раз она принимала за этим столом пищу, а рядом ел отец. Молчаливый, удрученный, уставший от жизни и от боли. Изредка он поднимал глаза и пытался улыбнуться ей, но даже это не придавало ему сил.

Если бы не дочь, он бы задолго до того, как все случилось, нашел себе веревку и повесился – настолько его замучили подагра, одиночество и пустота в мыслях.

Нэте погладила краешек старого стола, где всегда лежала его рука, а затем скользнула пальцами к середине, где с того самого дня, как она сюда переехала чуть менее двух лет назад, занял место коричневый конверт. Он был помят и истрепан от бесчисленного количества открываний и просмотров содержащихся в нем документов.

«Фрекен Нэте Германсен, лаборант, Технический колледж Орхуса, Хальмстадгэде, Орхус-Норд», – было написано на конверте. В почтовом отделении красным цветом подписали номер дома и индекс. Она не уставала благодарить за это служащих почты.

Женщина осторожно провела пальцем по марке и штампу с датой. Минуло почти семнадцать лет с тех пор, как оно упало в ее почтовый ящик. Целую жизнь назад.

Затем она открыла конверт, вынула и расправила письмо.

Дорогая Нэте,

помню, как ты с улыбкой махала нам на прощание из поезда на станции в Бредебро. Это было довольно сложно, но мне все-таки удалось приподнять завесу над всем, что происходило с тобой впоследствии.

Знай – все, что мне теперь известно о твоей жизни за минувшие шесть лет, порадовало меня настолько искренне, что я даже не могу описать это.

Теперь-то ты поняла, что ты нормальная, правда? Что с любыми сложностями можно справиться и что для тебя тоже есть место в мире. Да и какое! Я так горжусь тобой, милая Нэте! Аттестат с лучшими оценками. В Техническом колледже Обенро ты стала лучшей в классе подготовки лаборантов и вот теперь скоро получишь специальность лаборанта биологического направления в Орхусе – просто великолепно! Наверное, ты ума не приложишь, откуда мне все это известно. Сообщу забавную новость: АО «Интерлаб», компания, где ты работаешь с 1 января, была основана моим старым другом Кристофером Хале. Больше того, его сын Даниэль – мой крестник, так что мы регулярно видимся; последний раз встречались в первое воскресенье Адвента[6], на наших ежегодных семейных посиделках, посвященных вырезанию рождественских сердец и лепке хвороста.

Я поинтересовался у своего друга, чем он занимался в последнее время, и, представь, он только что пересмотрел невероятное количество заявок и показал мне ту, что выбрал. Да-да, можешь себе вообразить, с каким удивлением я обнаружил на ней твое имя. И прости бестактность, но я прочитал эту заявку с изложением твоего жизненного пути. И признаюсь честно, проронил слезу радости. Ну вот, Нэте, не смейся над старческой сентиментальностью, но просто знай, что мы с Марианной невероятно рады за тебя. Ты с уверенностью можешь выпрямить спину и прокричать всему миру ту короткую фразу, какую мы разучили вместе много лет назад: «Я совершенно нормальная!»

ПОМНИ об этом, девочка моя!

Мы желаем тебе удачи и счастья в твоем дальнейшем продвижении по жизни.

Искренне твои,

Марианна и Эрик Ханстхольм Бредебро, 14 декабря 1970 года

Она трижды перечитала письмо и все три раза уделила особое внимание словам: «Теперь-то ты поняла, что ты нормальная».

– Я нормальная! – громко произнесла она после, представив себе смешливое лицо Эрика Ханстхольма.

Впервые она услышала эти слова в двадцать четыре года, а теперь ей пятьдесят. Столько лет прошло! Надо было созвониться с ним в свое время.

Нэте глубоко вздохнула, наклонила голову и вгляделась в наклонный почерк, прописные буквы и небольшие кляксы, которые оставляла ручка, когда он делал паузы в письме.

Затем вынула из конверта другую бумагу и какое-то время рассматривала ее со слезами на глазах. С тех пор она получила множество дипломов и прошла немало экзаменов, но этот был самым первым и самым главным в ее жизни. Его сделал Эрик Ханстхольм, спасибо ему!

«ДИПЛОМ», – гласил заголовок, написанный аккуратными печатными буквами, а ниже в четыре строчки на весь лист: «Того, кто в состоянии прочитать это, нельзя назвать неграмотным».

Вот и все содержание бумаги.

Нэте вытерла глаза и сжала губы. Как бездумно и эгоистично, что она так с ним и не связалась… Как бы сложилась ее жизнь, если бы не он и не его жена Марианна? А теперь уже слишком поздно. «Смерть после продолжительной болезни», – гласил некролог трехлетней давности.

«После продолжительной болезни», что бы это ни значило.

Она писала Марианне Ханстхольм, чтобы выразить соболезнование, но письма вернулись обратно. Возможно, ее тоже уже нет на свете, подумала тогда Нэте. И кто же теперь остался среди ее знакомых, помимо тех, кто разрушил ей жизнь?

Никого.

Нэте сложила письмо и диплом и сунула обратно в конверт. Затем подошла к подоконнику, взяла оловянную тарелку и опустила на нее коричневый конверт.

Когда она подожгла его и дым волнами заструился к оштукатуренному потолку, она впервые после аварии избавилась от чувства стыда.

Подождав, пока погаснут угольки, Нэте перетерла их в порошок. Отнесла тарелку к подоконнику в гостиную, на какое-то мгновение замерла перед растением с липкими волосками. Теперь оно пахло не так резко.

Затем высыпала пепел в цветочный горшок и повернулась к бюро.

На верхней полке этого занятного предмета интерьера лежала стопка конвертов с прилагающимися к ним листами разноцветной писчей бумаги. Разновидность подарков для хозяйки, столь же неизбежных, сколь неизбежны ароматические свечи. Она отсчитала шесть конвертов, после чего устроилась за письменным столом и написала на каждом по имени.

Курт Вад, Рита Нильсен, Гитта Чарльз, Таге Германсен, Вигго Могенсен и Филип Нёрвиг.

По одному имени на каждый из периодов, когда жизнь ее устремлялась в ложном направлении.

Будучи написанными, эти имена совсем не казались какими-то значительными. Они словно были ее подчиненными – людьми, которых можно стереть из своей жизни единственным росчерком пера. Однако в реальности дело обстояло совершенно не так. Имена эти абсолютно не были пустым звуком. И суть заключалась в первую очередь в том, что эти люди, если они еще живы, разгуливают на свободе точно так же, как Курт Вад. Даже если не углубляться в ее прошлое и всю ту мерзость, какую они сотворили с ее жизнью.

Но Нэте должна заставить своих врагов взглянуть на содеянное. Причем совершенно особым образом.

Итак, женщина сняла телефонную трубку и набрала номер Национального регистра населения.

Ее первая фраза звучала так: «Добрый день, я Нэте Германсен. Не могли бы вы подсказать мне, каким образом я могу отыскать нескольких человек, чьи адреса в моей записной книжке, кажется, уже устарели?»

7

Ноябрь 2010 года

Ветер был переменчивым, и еще издалека Карл ощутил повисший в сыром осеннем воздухе запах трупа.

За парой бульдозеров с опущенными ковшами стояли в белых одеждах сотрудники из отдела по расследованию убийств и беседовали с судебными экспертами.

Значит, дело уже раскрутилось, раз появился «Фальк» и санитары из судмедэкспертизы.

Терье Плуг стоял с папкой под мышкой неподалеку и попыхивал трубкой, а Маркус Якобсен дымил сигаретой, но это мало помогало. Бедняга, погребенный весьма неподобающим образом, давным-давно разложился, а такие трупы воняют довольно сильно. Поэтому большинство присутствующих зажали себе носы.

Карл подошел ближе, зажав ноздри, и взглянул на ящик, все еще находившийся в земле, но практически полностью выкопанный и с открытой крышкой. Он оказался не таким большим, как предполагал Карл. Всего три четверти метра в ширину, длину и высоту, однако, для того чтобы вместить грамотно разделанное тело, оказался достаточным. Он был прочным, сколоченным из старых лакированных половых досок с пазами и гребнями. Совершенно очевидно, что ящик мог бы пролежать в земле долгие годы, прежде чем начать гнить.

– Почему они не зарыли тело прямо в землю? – спросил Карл, стоя на краю ямы. – И почему именно здесь? – Он жестом обвел окружающую территорию. – Мест вокруг много, правда?

– Мы поднялись наверх и осмотрели половицы, выломанные из барака. – Начальник отдела по расследованию убийств прижал носовой платок поплотнее к воротнику кожаной куртки и показал в направлении кучи досок, валявшихся позади строительных рабочих в оранжевых комбинезонах. – Так что теперь нам практически доподлинно известно, где именно ящик опустили в подпол, – продолжал Маркус Якобсен. – Это произошло почти в самом углу у южной стены. Там поработали циркулярной пилой сравнительно недавно – по словам техников, не более пяти лет назад.

Карл кивнул:

– Так. То есть жертву убили и расчленили где-то в другом месте, а затем перенесли сюда.

– Да, судя по всему, – подтвердил шеф, поморщившись от сигаретного дыма, повисшего над головой. – Возможно, угроза Георгу Мэдсену, чтобы он в большей степени владел собой, нежели тот несчастный, который тут лежит.

Терье Плуг согласился.

– Техники говорят, ящик поместили в прорезанное пилой отверстие в полу гостиной. Насколько я могу судить из предварительного рапорта, – он указал на план помещений у себя в журнале, – этот участок располагался ровно под стулом, где вы нашли Георга Мэдсена с гвоздем в черепе. Там, где вас застигли врасплох.

Карл выпрямился. Как ни крути, день получился напряженный. Было очевидно, что впереди их ждут сотни часов исследовательской работы и перелопачивания фактов, о которых Карл предпочел бы забыть. Будь его воля, он бы немедленно исчез отсюда. Махнул на площадку для гриля близ Каструпа и умял бы пару жареных колбасок с хлебом и кетчупом. В тишине и спокойствии выждал бы три-четыре часа, а потом бы отправился домой и переоделся, чтобы успеть к Моне на жареного гуся.

Плуг уставился на него так, словно прочитал мысли.

– Ладно, – выдавил из себя Мёрк. – Значит, нам известно, что бедолагу убили где-то в другом месте и, вероятно, похоронили под полом гостиной Георга Мэдсена при полной осведомленности последнего. Каких же подробностей нам не хватает?

Карл почесал щеку и ответил себе сам:

– Ах да. Нам неизвестно, кто убийца, и мы не знаем причины преступления? Какая ерунда! Ты ведь запросто справишься с этими вопросами, Плуг, не так ли? – проворчал он, ощущая, что дискомфорт только укрепляет свои позиции.

Здесь, на этом черном участке земли, он едва не распрощался с жизнью всего пару лет назад. Именно отсюда врачи «скорой» вынесли труп Анкера и искалеченное тело Харди. Здесь Карл предал своих друзей и лежал парализованный на полу, похожий на испуганное животное, в то время как вершилась короткая расправа над его товарищами. И когда этот ящик буквально через мгновение окажется в руках судмедэкспертов, все материальные свидетельства о тех событиях будут стерты с лица земли. Все – и хорошие, и плохие. Разом.

– Скорей всего, Георг Мэдсен знал о том, что должно произойти, однако, если захоронение трупа должно было послужить ему предупреждением, можно с большой долей уверенности сказать, что он не прислушался к угрозе.

Карл устремил взгляд мимо Маркуса Якобсена – на открытый ящик.

Череп лежал боком на одном из черных мешков для мусора. В них были упакованы другие части тела. Судя по размерам черепа, отметинам на челюсти и переломанной сросшейся переносице, речь шла не просто о мужчине, а о человеке, прошедшем через многое. И вот теперь он лежал перед ними, беззубый, с разложившимся скальпом, так что волосы почти все облезли, а сквозь склизкую массу гнили виднелся пронзивший голову крупный оцинкованный гвоздь. Гвоздь, видимо схожий с теми, что обнаружили в голове Георга Мэдсена и двух механиков из автомастерской на Сорё.

Шеф отдела по расследованию убийств снял защитный костюм и кивнул фотографам.

– Через пару часов мы изучим ящик в судмедэкспертизе, после чего станет ясно, можно ли зацепиться за что-то, чтобы установить личность убитого, – подытожил он, направляясь к своему автомобилю, припаркованному неподалеку на гравийной дорожке. – Плуг, ты пишешь отчет! – крикнул он напоследок.

Карл отступил на пару метров и попытался отогнать от себя трупный запах, глубоко втянув дым чадящей трубки Плуга.

– С какой целью меня сюда затащили, Терье? – спросил он. – Ты хотел посмотреть, сорвусь ли я?

Плуг отреагировал на вопрос мрачным взглядом. Ему явно было абсолютно наплевать, сорвется Карл или нет.

– Насколько я помню, соседний барак находится довольно близко, – сказал он, указывая в направлении еще одного пустыря. – Наверняка сосед должен был видеть или слышать, как в соседнюю постройку втаскивали такой большой ящик, а потом еще и принялись выпиливать циркулярной пилой дыру в полу жилища Георга Мэдсена, как думаешь? Ты не помнишь, что сосед говорил по этому поводу?

Карл улыбнулся:

– Дорогой Плуг. Во-первых, сосед мог проживать там в течение всего десяти дней к моменту убийства Георга Мэдсена и не знать этого человека. Насколько я и технические специалисты можем судить по зловонным останкам, труп пролежал под землей не менее пяти лет, то есть в течение трех лет до убийства Георга Мэдсена, – и с какого рожна соседу знать что-то об этом? И вообще, разве не ты отвечал за расследование, после того как меня отправили в больницу? Ты сам беседовал с соседом?

– Нет, мужчина свалился с сердечным приступом чуть позже в тот же день и умер неподалеку на тротуаре, когда мы собирались уезжать. Видимо, убийство и все связанные с этим обстоятельства, равно как и присутствие кучи полицейских, слишком сильно потрясли его.

Карл покачал головой. Вот как! Получается, не так уж мало жизней на совести этого ублюдка со строительным пистолетом…

– Ты, кажется, не в курсе. – Плуг вытащил из заднего кармана записную книжку. – Видимо, ты также не знаешь о том, что в последнее время мы получили информацию о целом ряде схожих убийств в Нидерландах. В мае и сентябре прошлого года в Шидаме, одном из районов многоэтажек поблизости от Роттердама, были обнаружены двое мужчин, также приконченных с помощью гвоздезабивателя. Нам прислали множество фотографий оттуда.

Он раскрыл папку и указал на снимки двух мужских черепов. В это время двое полицейских натягивали оградительную ленту вокруг места находки.

– В их виски были засажены девяностомиллиметровые гвозди «Паслод», как и в головы жертв, обнаруженных здесь, в Зеландии. Сегодня я пришлю тебе копии материалов. Пора мне вернуться к работе. Скоро ожидается рапорт из судмедэкспертизы.

«Ладно, – подумал Карл, – мозгам Харди будет над чем потрудиться».

Он обнаружил Лизу у кабинета Розы. Сложив на груди руки, она поддакивала Розиным мыслям вслух о мире в целом и о жизни в подвале в частности. До него донеслись фрагменты фраз про «кошмарные условия», «ужасное настроение коллег» и «забавные манеры шефа», и Карл был абсолютно согласен со всем, пока до него не дошло, что Роза говорит о нем самом.

– Кх-кх, – откашлялся он в надежде, что это одернет Розу, но она не удостоила его даже взглядом.

– Чудо Господне собственной персоной, – бесцеремонно заявила она, протягивая ему какие-то бумаги. – Взгляни-ка на заметки, которые я сделала, изучая дело Риты Нильсен, и поблагодари судьбу за то, что в этой дыре еще остались сотрудники, выполняющие свои обязанности, пока кое-кто другой прохлаждается где-то под открытым небом.

О боже. Вот, значит, до чего дошло? То есть скоро опять объявится ее близняшка Ирса…

– Ты поднимался наверх и искал меня, – сказала Лиза, когда Роза скрылась в кабинете.

– Я тщетно пытался найти своего кузена Ронни и подумал, что…

– А, вот в чем дело. – На секунду она не смогла скрыть разочарования. – Бак в двух словах рассказал нам, что там за история. Я сделаю все, что смогу.

Лиза одарила его ядовитой улыбкой и прошествовала к архиву.

– Погоди минуту, Лиза, – остановил ее Карл. – Что за чертовщина стряслась у вас там с Сёренсен? Она вдруг стала такой… да, я чуть было не сказал доброжелательной.

– Она пошла на НЛП-курсы.

– НЛП-курсы? Что за…

В этот момент у Карла зазвонил мобильник. «Мортен Холланд», – оповестил дисплей. Какого черта понадобилось его квартиранту именно сейчас?

– Да, Мортен, – сказал он, кивнув Лизе.

– Я не помешал? – осторожно спросил звонящий.

– Разве айсберг помешал «Титанику»? А может, Брут помешал Цезарю? Выкладывай, что случилось? Что-то с Харди?

– Ну, в некотором смысле. Вообще-то, с «Титаником» вышло неплохо, ха-ха! Но Харди хотел бы с тобой поговорить.

Он услышал, как трубка приблизилась к подушке Харди. У Мортена и Харди появилась одна дурная привычка. Прежде Харди было вполне достаточно вечерних бесед с Карлом, когда тот приходил с работы и присаживался на край кровати, но теперь Харди перестало это устраивать.

– Слышишь меня? – Карл отчетливо увидел перед собой крупного бородатого мужчину, пока Мортен держал телефонную трубку у уха Харди.

Полуприкрытые глаза, морщины на лбу и пересохшие губы. В голосе ощущалось скрытое волнение. Значит, уже поговорил с Терье Плугом.

– Звонил Плуг, – сказал он. – Ты ведь уже знаешь, о чем идет речь, правда?

– Да.

– Хорошо, так и о чем же идет речь?

– Речь идет о том, что люди, подстрелившие нас, – хладнокровные убийцы и насилием и властью они пытаются удерживать порядок в собственных рядах.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду другое.

Дальше последовала пауза. Не из приятных. Из тех, что обычно предвещают стычку.

– Знаешь, что я думаю? Я считаю, что Анкер был по уши вовлечен в это дерьмо. Он знал, что в бараке находится труп, еще до того, как мы туда отправились.

– Ага. И на чем строятся твои догадки, Харди?

– Я просто чувствую. Он во многих отношениях изменился в тот период. Начал тратить больше денег, поменялся в личном плане… И все пошло не так.

– Что ты имеешь в виду?

– Он ходил к соседу, чтобы допросить его, до того, как мы вошли в дом Георга Мэдсена. Однако каким образом мы могли знать заранее, что обнаружим там тело?

– Ведь именно сосед обратился в полицию.