Голубь с зеленым горошком

– Так, а как потом добираться из Санто-Порто? – я уже просчитывала возможные варианты.

– Порто-Санто, – поправил меня сосед. – Плыть.

– В каком смысле плыть? – Сил противостоять нервному смеху больше не было. Мы пошли на четвертый разворот.

– На пароме. Пожалуй, это уже рекорд.

– А долго плыть? Вы сейчас о каком рекорде?

– Не очень. Около двух часов. Знаете, за всю свою жизнь я садился здесь максимум с третьего раза. А сейчас уже четвертая попытка.

– Мои поздравления… – невнятно промямлила я.

Мне казалось, что встроенная прямо в обрыв полоса станет неотъемлемой частью моих кошмарных сновидений. Пятый круг… Пятый… Ну, давай же… Я уже готова была плыть хоть десять часов, лишь бы не кружить в небе под оханье перепуганных пассажиров.

– А неудачные посадки здесь были? – Черт дернул меня за язык.

– Да, но мало, – кивнул сосед. – Пилоты, которым разрешено совершать посадку в аэропорту Мадейры, получают специальную лицензию. Они – великие профессионалы. В 1977 году произошла крупнейшая авиакатастрофа в истории португальской авиации. Во время третьего захода на посадку боинг врезался в гору. Часть его отвалилась и рухнула с обрыва прямо на пляж. Погиб сто тридцать один пассажир. В том же злополучном году еще один самолет сел прямо на воду. Погибло тридцать шесть человек. Говорят, это случилось из-за оптического обмана. Затем наши власти пришли к выводу, что полосу необходимо продлить.

– Я поняла, спасибо…

Мы сели с шестого раза. С ШЕСТОГО! Не помню, чтобы я когда-либо так громко хлопала. Когда мы получали багаж, а экипаж скромно проходил мимо наших выживших чемоданов, весь терминал зааплодировал на бис. Как же здорово смотрелась команда «TAP Portugal», шагающая в одинаковой униформе на фоне сурового океана! Это были люди, которые с помощью опыта и идеальных расчетов постоянно вступали в борьбу с мощнейшей стихией и противостояли ее изощренным прихотям.

Первым делом я позвонила Жоржу – владельцу квартиры, которую я сняла через AirBnB. По телефону мы говорили впервые, и я не была уверена, как правильно произносить его имя – Хорхе или Жорж.

– Жорж?

– Джулиа? – ответил приятный мужской голос. – Ты уже в Фуншале или вас вернули в Лиссабон? Сегодня жуткий ветер.

– Да, Жорж, спасибо, все в порядке. Сели с шестого раза. Я, правда, не знаю, в Фуншале ли я. Аэропорт находится в каком городе?

– В Санта-Круз.

– Тогда и я в Санта-Круз. На сайте написано, что чек-ин в 14.00. Я сейчас возьму такси, приеду в Фуншал и где-нибудь погуляю.

– Не выдумывай. У тебя было не самое легкое утро. Квартира давно готова. У тебя остался адрес, который я скидывал?

– Конечно.

– Едь по этому адресу и жди меня возле входа в музей. Надеюсь, что доберусь туда раньше, чем ты.

– Не спеши, пожалуйста. Спасибо, что не заставляешь меня ждать до двух часов дня. До встречи.

В английском языке размыта разговорная граница между обращением на «ты» и «вы», поэтому у меня сразу же возникло ощущение, что с Жоржем мы знакомы всю жизнь. Когда таксист мчался по красивейшим горным дорогам, периодически заныривая в таинственные тоннели, я себе и близко не представляла, какую роль Жорж и его квартира сыграют в моей судьбе.

С моим счастьем, водитель такси перепутал музей. Castada de Santa Clara – одна из самых исторических улочек Фуншала, узкая и непревзойденная в своей уникальности. Моя квартира находилось напротив дома-музея «Frederico de Freitas», но мы с чемоданом по ошибке оказались возле «Museu da Quinta das Cruzes».

– Жорж, это снова я. – Оставив багаж возле кованых ворот музея, я разгуливала с айфоном взад-вперед. – У тебя же дом номер 16, верно? Мне кажется, что меня высадили чуть выше. Музей другой.

– Я понял, где ты. Жди там, мне нужно сделать небольшой круг.

Честно говоря, я высматривала юношу-португальца на дребезжащем мотороллере. Почему-то у меня были связаны именно такие ассоциации с непринужденной островной жизнью. Когда ко входу в музей подъехала вылизанная до блеска BMW моей любимой серии, я подумала, что такие модерновые машины прекрасно гармонируют с античными двухэтажными домами и мозаичной парковкой. За рулем сидел импозантный мужчина в темно-синем костюме и что-то оживленно обсуждал по телефону.

«Интересно, что он делает возле закрытого в воскресенье музея? Наверное, ему сейчас откроют ворота, он припаркуется во дворе и направится в расположившийся неподалеку особняк», – предположила я.

К моему грандиозному удивлению, мужчина вышел из машины, приветливо махнул рукой кому-то из охраны и одарил меня жемчужной улыбкой:

– Джулия! Я – Жорж. Надеюсь, что не заставил тебя ждать.

Я заулыбалась, стараясь скрыть легкое смущение – уж больно не совпадал реальный образ владельца моей квартиры с лохматым юнцом на поцарапанном скутере.

– Очень приятно, Жорж.

Он ловко забросил в багажник мой чемодан и приоткрыл пассажирскую дверь.

– Добро пожаловать домой, мисс. Мы почти на месте.

После такого приветствия и внешнего вида владельца моего будущего жилища сомнения в соответствии качества квартиры идеальным фото на AirBnB сразу же отпали. Жорж протянул метров сто по обворожительному переулку, остановил машину прямо на проезжей части и, выскочив на минуту, открыл дверь одного из двухэтажных домов:

– Квартира на втором этаже. Дай мне несколько секунд. Я припаркуюсь у церкви и все тебе покажу. Мне еще нужно захватить из багажника пару вещей.

Ширина улицы едва достигала двух метров. Интересно то, что вход в дом находился прямо на проезжей части, по которой то и дело шныряли различные автомобили. Тротуар и пешеходная зона располагались с противоположной стороны переулочка. Другими словами, если бы архитектор допустил незначительную оплошность, то я бы выходила из подъезда, сбивая дверью зеркала скатывающихся вниз машин.

Поднимаясь по дубовой лестнице на второй этаж, я обратила внимание на фантастические орхидеи и стрелиции в огромных глиняных горшках. Место с душой поразительной чистоты…

Жорж присоединился ко мне через считаные минуты. Распахнув темно-зеленые ставни, он открыл мой новый волшебный мир: льющийся из окон свет подчеркивал каждую созданную со вкусом деталь интерьера. Безупречность – вот единственная подходящая характеристика для этой квартиры. Если бы я заново создавала дом моей мечты, то скорее всего он был бы именно таким.

– Жорж, как же мне нравится! А эта тихая терраса и вид на горы с черепичными домиками…

– Ночью все будет в огнях. – Жорж сиял. – Тебе понравится еще больше, и я надеюсь, что ты найдешь вдохновение для своей книги. Я был тронут твоим сообщением и сразу подтвердил бронирование. Теперь смотри… Это кухня: здесь есть все. Вот ножи для рыбы, вот штуковина для экзекуции над лобстерами. Таблетки для стиральной и посудомоечной машины. Капсулы для кофемашины. Не знал, какой кофе ты предпочитаешь, поэтому купил четыре вида. Еще кое-что. Я переживал, что ты не успеешь позавтракать – в холодильнике семь разновидностей джема, масло, соки и молоко. Здесь – тостер и тостовый хлеб. Я купил тебе хлопья, круассаны и две упаковки воды…

Он продолжал говорить бесконечно, а я словно прилипла к дубовому паркету, застыв в абсолютной растерянности. Мой опыт съема жилья через AirBnB не отличался особой скромностью: Стамбул, Берлин, Гамбург, Дюссельдорф и не только. Все квартиры были прекрасными, все владельцы – милыми интересными людьми, но чтобы кто-то проявлял такую заботу, не видев тебя ни разу в жизни… Комплимент во время «новоселья» стандартно ограничивался бутылкой вина и коробкой конфет, а дальше – каждый по своей программе.

– Джулия, это десятилетняя мадера. Ее лучше всего потягивать с сыром, который лежит на второй полке. Вот аптечка на случай, если ты заболеешь. А это противопожарный набор: специальная огнеустойчивая накидка и огнетушитель.

– Клянусь, Жорж, у меня просто нет слов. Поверь, я не буду готовить в твоей квартире. Она уже слишком дорога моему сердцу.

Бросив на меня серьезный взгляд, Жорж сказал:

– Вообще-то ты должна знать, как пользоваться огнетушителем. Этим летом у нас аномальная жара и никто не застрахован от пожаров. Средняя температура на острове 24–25 градусов, вчера она достигла отметки 37. Ветер ты, к сожалению, прочувствовала в самолете.

– Спасибо тебе. Невероятное спасибо. Здесь столько души и света…

– На первом этаже почти такая же квартира, но пока у тебя нет соседей. Дней через десять туда заедет польская пара британцев.

– Смешно сформулировал, – рассмеялась я. – Так это твой дом? Кто создавал всю эту красоту?

– Когда-то одну из квартир снимала моя мама. Они с бабушкой жили в другой части острова, и маме было далековато добираться на учебу. Постепенно бабушка скопила денег и выкупила квартиру под тобой. В то время здесь все было иначе. Затем мама встретила папу и переехала к нему. Но она так дорожила этим местом, что мой отец приобрел перед свадьбой целый дом.

– Впечатляюще… Так здесь жили твои родители?

– Не совсем. У папы был бизнес в Венесуэле, и маме пришлось уехать с ним. Вскоре на свет появился я. Мама ненавидела Каракас, поэтому папа купил нам дом в Майами.

– Знаешь, я могу понять твою маму. Каракас – не лучшее место для женщины с маленьким ребенком. В Берлине со мной учился парень по имени Хосе. Он из очень обеспеченной венесуэльской семьи. Так вот, Хосе похищали такое количество раз, что родители сбагрили его в Европу. Он постоянно болтался между Цюрихом, Женевой и Берлином. Это было гораздо целесообразнее в экономическом плане, чем раз в месяц выкупать ребенка у киднепперов.

– Не позавидуешь, – улыбнулся Жорж. – Мы какое-то время сдавали этот дом местным, но вскоре закрыли лавочку из-за их слишком халатного отношения. В Португалии всю ответственность за происходящее несет владелец помещения.

– То есть?

– То есть, если у тебя в три часа ночи перегорит лампочка, ты имеешь право мне позвонить и пожаловаться. – Жорж многозначительно закатил глаза.

– Черт возьми… Это не мой вариант, поверь. – Я на секундочку представила, как в четыре утра звоню сорокалетнему бизнесмену в костюме от «Бриони» и жалуюсь на погасшую в ванной лампочку.

– Во всяком случае, я буду рад тебе помочь. В любое время дня и ночи – все, что угодно. А теперь тебе пора отдыхать. Мне кажется, я тебя заговорил.

– Напротив. Мне очень приятно. Я не ожидала, что все будет именно так.

Мы с Жоржем незаметно проговорили два с половиной часа. Перед тем как меня оставить, он продемонстрировал расположенную этажом ниже квартиру. Она действительно очень походила на мою, но все-таки в чем-то ей уступала. На прощание он снабдил меня паролем от wi-fi и по-португальски расцеловал в обе щеки.

После расставания с Жоржем я немного пробежалась по старому городу, обнаружив, что Атлантический океан находится в трех минутах ходьбы от моего нового, столь уютного дома. Остров сводил с ума. Мне понадобилось менее шестисот секунд, чтобы осознать простую истину: если в нашем мире и существует рай, то имя ему – Мадейра. И да, это рай для людей со вкусом. Я прошлась по парку «Санта-Катарина», где ручные лебеди с королевской осанкой расхаживали по зеленым лужайкам и плавали в лазурных прудиках. С обрыва четко просматривались иссиня-черная гавань, белоснежные парусники и разнокалиберные яхты. Бордовый музей-отель «Криштиану Роналдо», сказочная набережная и пестрая крепость с оттенками гоголя-моголя – какие краски!.. Этот остров рисовал сам Бог. Он тщательно поработал над каждым манговым деревцем, каждым экзотическим цветком, над лианами со свисающими плодами киви, над точеными формами гор и белоснежной океанической пеной. Чуть позже мне предстоит узнать, что все это – результат бесконечного труда местных жителей и волшебной природной силы. А пока… пока мне было очень тяжело после трех часов сна и шести заходов на посадку. Я на скорую руку перекусила в рекомендованном Жоржем ресторане «Dos Combatentes», дважды подставила щеку расцеловавшему меня интеллигентному официанту и, захватив по пути пару паков ягодного сока, отправилась отсыпаться. Малиново-ежевичный нектар я возненавидела навсегда, потому что он в буквальном смысле слова отравил мое первое утро на Мадейре. Впрочем, я сама была во всем виновата…

Проснувшись часов в девять утра в мягкой постели, я лениво потянулась и направилась в сторону кухни. В холодильнике было все для шикарного завтрака, кроме пака столь понравившегося мне сока. Я вспомнила, что оставила его на террасе, и распахнула дверь балкона. Неожиданный поток воздуха сдул меня обратно в квартиру. Да что за чертовщина? Прошлым вечером ветер стих настолько, что можно было различить среди тишины прыжки мадейрских котов, шныряющих между пальмовых деревьев, высаженных во внутреннем дворике. Ладно… Попытка номер два. Я снова открыла дверь и резко шагнула на балкон. Волосы рассыпались по лицу, закрыв полноценный обзор, что спасло меня от первого шока и накатившего ужаса. Сок был везде, кроме крохотного деревянного столика. Кроваво-алые пятна лишь выигрывали на контрасте с белыми стенами террасы. Деревянные стульчики, зеленые ставни, смежная с будущими соседями стена – залито было абсолютно все. Не знаю, с какой неистовой силой ветер метал по балкону картонную коробку, но казалось, что кто-то попросту стрелял виноградом из автомата Калашникова и делал все для того, чтобы от мишени осталась крохотная горстка пепла. Первая пришедшая в голову мысль сопровождалась слезами и эмоциями: «Что ты, идиотка, натворила? Человек сюда душу вкладывал…» Вторая мысль была более рациональной: «Что мне делать?» Я дрожала от злости и обиды, пытаясь разработать хоть какой-то план действий. В квартире Жоржа можно было найти все: сто видов мочалок, моющих средств, новеньких тряпочек, швабр и веников. Я испробовала разнообразный арсенал оружия: пятна не оттирались. Они намертво въелись в краску и дерево и собирались там жить до ближайшего апокалипсиса. Последняя надежда – Google. Но что я у него спрошу? Как вывести пятна на Мадейре, если ты – дура и по привычке никогда не закручиваешь крышку на коробках с соком? Google сжалился и благосклонно посоветовал «соль». Соль. Жорж, ну, у тебя же должна быть соль? Да. В огромной стеклянной банке. Крупная, добротная соль.

Возможно, если бы на моем месте оказались португальцы, они бы позвонили владельцу квартиры и сказали: «Знаете, ветер разнес в клочья пак с малиново-ежевичным нектаром и забрызгал весь ваш дом. Сожалеем». Но я была другой. И воспитывали меня иначе. Натворила – разгребай. Безмерное уважение и симпатия по отношению к Жоржу достигали таких высот, что, похоронив мысли об экономии в противоположном углу квартиры, я высыпала на хлопковое полотенце внушительные горсти белых крупинок и изо всех сил втирала их в ненавистные пятна. У меня была непростительно нежная кожа, и с каждым новым движением я ощущала, как она слазит с костяшек пальцев, разрывая их в кровь. Как же пекли пострадавшие участки! Я улыбалась сквозь слезы, вспоминая слова старой кабацкой песни: «Не сыпь мне соль на рану, она еще болит…» Но пятна сдавались, и я побеждала.

Пять с половиной часов борьбы. Стертые к чертям руки и мой личный триумф. Мне даже удалось отмыть стену соседей, ювелирно орудуя шваброй сквозь решетки ограждений. Совершенно не приспособленная к быту и домашнему труду, я заслуживала награды, поощрения и аплодисменты.

Именно по этой причине безжалостный ночной ветер, окровавленные пальцы и отвратительное настроение приведут меня в отель «Reid’s», где навсегда изменится моя жизнь.

* * *

Примерно в такое же время года, когда я бросала все силы на борьбу с изувеченным экстерьером, только с разницей в сто восемьдесят лет, человек по имени Уильям Рейд ступил на землю острова Мадейра. Не имея ни гроша за душой и испытывая большие трудности со здоровьем, Уильям скопил денег на билет в один конец. Поговаривают, что в этом сыну шотландского фермера помогли чуть более состоятельные друзья. Чистый воздух и благоприятные климатические особенности острова способствовали относительному выздоровлению, и Рейд принял решение остаться здесь навсегда. Сперва он занимался продажей свежих булочек, что не приносило ощутимых доходов и морального удовлетворения.

Ближе к середине девятнадцатого века на Мадейру постоянно прибывали богатые англичане, которым нравилось отдыхать в своих многочисленных колониях. Если они возвращались домой с берегов Южной Африки, то непременно задерживались на острове на три-четыре недели, чтобы последующая акклиматизация не доставляла слишком больших неудобств. Мадейра служила своеобразным перевалочным пунктом и престижным местом сезонного отдыха. Проблема заключалась в том, что состоятельные люди не могли быстро снять достойную виллу, а вынуждены были проводить несколько дней на так называемых постоялых дворах, лишенных лоска и привычных удобств. Уильям смекнул, что это та самая ниша, в которую можно нырнуть и сколотить приличный капитал. Он заранее бронировал виллы, чтобы богачи могли оказаться в пристойной обстановке сразу же по прибытию на остров. Имея представление о том, что такое спрос, предложение и цена, Рейд моментально сообразил, чего не хватает прекрасному острову. Отеля. Роскошного, дорогого и элегантного. Места, где люди будут чувствовать себя, как дома. Обладая неплохой смекалкой, Уильям присмотрел кусок земли над обрывом и выкупил его за очень большие деньги у местного зажиточного врача. До открытия своего детища Рейд не дожил лишь год, и его сыновья, одержимые страстной идеей отца, поставили красивую точку в завершении его длительного кропотливого труда. Розовое здание на скале с огромными буквами «REID’S» всем своим видом давало понять, почему Черчилль, Рильке и Бернард Шоу выбирали именно его из десятка альтернативных пятизвездочных вариаций. Потому что есть «Reid’s», а есть все остальное.

Думаю, не стоит больше вдаваться в подробности и объяснять, почему я заказала ужин в этом отеле в качестве вознаграждения за все мои утренние мучения. К «Reid’s» относился мишленовский ресторан «Villa Cipriani». Жорж рассказал мне, что там очень прилично кормят, но столик, естественно, лучше бронировать заранее. И желательно на 19.15 или 19.30, чтобы не пропустить багровый закат солнца над океаном.

Перед тем как переступить порог уютного лобби, я на секунду замерла на парковке отеля. Гуляющие мимо туристы оцепили «Rolls Royce Dawn» и не скупились истратить на фото весь заряд батарей всевозможных смартфонов. Машина действительно давала почву для размышлений о собственной нищете и несостоятельности. Цвет океанических глубин и ярко-оранжевый кожаный салон убивали наповал, не оставляя никаких шансов на выживание. Неожиданно для себя я вздохнула и, не в силах оторвать взгляд от авто, зашагала дальше. На рецепции меня встретил внушительного возраста португалец – обладатель безукоризненной внешности со звездами «Michelin».

– Я могу вам помочь, мисс? – засияла искренняя улыбка.

– Да, пожалуйста. Мне бы хотелось заказать столик в «Cipriani».

– Конечно, сейчас посмотрим, что я могу вам предложить.

– Я хочу заказать лучший столик, если можно… И закат – это очень важно.

– Вам можно все, – рассмеялся сотрудник отеля.

Мне хватило и дня, чтобы понять, какое впечатление мои длинные рыжие волосы производят на местных жителей. Приблизительно, как кусочек сыра на мышку Джерри. Мужчины просто таяли на глазах, одаривая меня безграничным теплом и нежностью.

– В 19.30 подойдет? Сегодня у нас, на удивление, есть места. Всему виной жара и сильный ветер.

– О да… С вашим ветром я близко познакомилась. Мы прямо породнились. – Я вспомнила утренний инцидент и содрогнулась. – Спасибо вам! Скажите, а я могу спуститься на пляж?

– Можете. Вы проживаете в нашем отеле?

– Нет. – Это был тот редкий случай, когда я не смогла соврать.

– Вообще-то, это платная услуга, но… – снова последовала улыбка, – спускайтесь. Сегодня там никого нет. Наши гости в большинстве своем – люди в возрасте, и океанический шторм не для них. Будьте осторожны.

– Обещаю. Спасибо. – Я механически приложила руку к левой груди, как будто португалец не знал, с какой стороны находится сердце.

На пляже не оказалось никого, кроме парочки укутанных в полотенца сверстниц Бернарда Шоу. Под синей разлетайкой на мне был красочный раздельный купальник, купленный на просторах Вегаса, поэтому соблазн нырнуть в океан победил даже самые высокие волны. Ну что же… Посмотрим, что это такое… Я уже собиралась спуститься в воду по искусственной каменной лесенке, когда меня тормознула группа спасателей в униформе с логотипом отеля.

– Мисс, пожалуйста, не стоит. Сегодня очень сильный шторм.

– Я хорошо плаваю, правда.

– Мисс, мы не можем этого допустить. Риск слишком велик, – тараторили они по очереди.

Я замерла на ступеньках в полном непонимании, что мне делать. Вдалеке я заметила фигуру, которая вытворяла сумасшедшие номера на водном мотоцикле. Jet-Ski – вот что было моей страстью и вечным экстазом. Как он это делал, как рассчитывал повороты, силу и настроение волн?!

– Но ведь вы даже водные мотоциклы выдаете в такой шторм! – запротестовала я.

– Это частный мотоцикл.

– Но вы же пустили его в воду? Почему мне нельзя?

– Потому что это опасно.

– Я справлюсь.

– Нет… Мисс, пожалуйста, выходите из воды. Сегодня купаться запрещено.

Не двигаясь с места и закипая от негодования, я наблюдала, как то, что еще каких-то двадцать секунд назад казалось мне точкой на водном скутере, приобретает очертания необыкновенно красивой мужской фигуры. Так двигается лев, охотник: пластика, раскованность и идеальный расчет.

– Мисс, пожалуйста, – снова подал голос один из спасателей «Reid’s».

Я больше их не слушала, не видела, не замечала. Придерживаясь левой рукой за веревочный канат и уворачиваясь от разбивающихся о камни волн, я смотрела на приближающегося к нам человека с огромным шрамом на шее. Он оккупировал все мое внимание, он закрыл собой небо и затмил головокружительный шарм океана. В тот самый миг столь понятный и знакомый мне мир раздробился и вывернулся наизнанку.

Женева, книга, самолет, глаза… Твои холодные-холодные глаза.

Стамбульские чаевые

Похищена при неизвестных обстоятельствах из хранилища Центра Помпиду в 2001 году.

Текущий статус: в 2014 году картина была перехвачена американской службой таможни на пути из Бельгии. Ее передавали почтовой службой «FedEx» в качестве рождественской открытки стоимостью $ 37. Возвращена Франции.

Спасатели «Reid’s» быстро потеряли ко мне всяческий интерес и переключили внимание на моего женевского «знакомого». Можно было, конечно, воспользоваться благоприятной возможностью и нырнуть в океан, но меня словно пригвоздили к ступенькам лестницы. Не знаю, каково бы мне было, окажись я в воде, но волны били по телу с таким диким остервенением, что сделать шаг в сторону оказалось невозможно, даже ухватившись за прикрепленный к скалам трос. Синяки, однозначно будут синяки из-за низких тромбоцитов. Появление мужчины из самолета не прибавило мне ни сил, ни уверенности. Он обратился по-итальянски к одному из членов спасательной команды и попросил, чтобы они разобрались с его водным мотоциклом. Я очень давно не практиковалась в разговорном итальянском, но языки давались мне с неприличной легкостью, и словарный запас позволял понять каждое произнесенное ими слово:

– Конечно, синьор Инганнаморте, мы все сделаем. Дайте знать, когда снова захотите поиздеваться над стихией. Как тест-драйв? Мощный аппарат, верно?

– Неплохой. Но хотелось бы, чтобы он был мощнее.

– Но мощнее не бывает. Это самая последняя модель. – Итальянец активно жестикулировал в свойственной его нации манере. – В прошлом году у вас была модель послабее.

Синьор Инганнаморте собирался что-то ответить спасателю-итальянцу, но в этот момент заметил мою скромную фигурку. Сперва он просканировал черты лица, затем пробежался глазами по верхней составляющей части яркого купальника и на секунду задержал взгляд на моем мерседесовском шраме – пожизненном сувенире от семнадцатилетней печени, которая в один не очень удачный день отказалась работать. Мерсовский значок очень выгодно смотрелся на фоне моего пресса и бледноватой, еще не успевшей загореть кожи.

Какие же у него были глаза… Холод, лед и расчетливость, утонувшие в самом сердце бесконечности. Я пыталась хоть примерно определить его возраст, но бесполезно. Смуглая, с бронзовым оттенком кожа, легкая седина на висках, подкачанное тренированное тело – ему можно было дать от сорока до сорока восьми. О таких людях обычно говорят: красивый до безобразия. Ничего, абсолютно ничего в его мимике, реакции и поведении не выдало ни замешательства, ни удивления. По всей вероятности, он просто-напросто меня не узнал, что в глубине души немного ранило и расстраивало. У меня же сомнений не оставалось: из Женевы мы летели одним и тем же самолетом. Ладно мой шрам и перерезанный вдоль и поперек живот… Но как же ты заполучил свой от шеи до самой груди? Это явно не хирургических рук вмешательство.