Тарас Шевченко та його доба. Том 2

Почти четыре года (1829 – 1833) поэт пробыл на Кавказе, участвуя в боях в Дагестане и Чечне. Вырвавшись из казармы и тюрьмы, поэт жил несколько вольнее в походах и на стоянках в станицах кубанских, терских и гребенских казаков, вслушиваясь в их песни, что отразилось в стихотворениях «Ночь на Кубани», «Казаки», «Русские песни». Впечатления войны отражены в кавказских поэмах «Эрпели» (1830) и «Чир-Юрт» (1832), почти документальных по своей правдивости и реализму. В лирических стихах «Герменчугское кладбише» (1833), «Акташ-Аух», «Мёртвая голова» и других поэт остаётся глубоко человечным в своих чувствах к порабощаемому населению Чечни и Дагестана. Поклонник Дж. Байрона в своих антивоенных призывах Полежаев верен завету великого поэта «заставить говорить кровавые обломки и камни». Одно из лучших стихотворений Полежаева – «Чёрная коса»:

Там, где свистящие картечиМетала бранная гроза,Лежит в пыли на поле сечиВ три грани чёрная коса…

Полежаев ввёл в русскую поэзию образ рядового солдата. Большое место в его наследии занимают поэтические переводы, преимущественно из французских писателей: Вольтера, А. Ламартина, В. Гюго, К. Делавини и др. Наиболее значителен перевод «Прощания с жизнью» Вольтера. В октябре 1831 г. за участие в боях под Гимрами, проявив «отличное мужество», Полежаев был представлен к производству в офицеры, однако «высочайшего» утверждения не последовало. Возвращение с Кавказа в Москву в 1833 г. не оживило в Полежаеве прежних надежд на освобождение от солдатчины. Преследования продолжались. Доносы, предательства чередовались с омертвляющей работой цензуры. Литературный труд составлял единственную радость поэта: «Одно под сердцем есть добро – неочинённое перо», – говорил он своим друзьям. Цензурой изуродованы были прижизненные книги стихов Полежаева. Несколько лет цензура запрещала сборники «Разбитая арфа» (опубликован под названиев «Арфа», 1838) и «Часы выздоровления» (1842). Большая часть литературного наследия Полежаева сохранена его другом А. П. Лозовским. Муштра, военный суд, годичное заточение в подземелье положили начало развитию чахотки. Самовольный побег из полка на несколько дней завершился жестоким наказанием розгами. В сентябре 1837 г. Полежаев был отправлен в Лефортовский военный госпиталь, где через несколько месяцев скончался. Похоронен на Семёновском кладбище. Могила не сохранилась.

Место Полежаева в русской поэзии – между творчеством декабристов и гражданской лирикой М. Ю. Лермонтова и Н. А. Некрасова. Песни и романсы Полежаева многократно привлекали внимание русских композиторов. Популярнейший «Сарафанчик» известен с музыкой А. А. Алябьева и А. Л. Гурилёва. Тексты Полежаева обрабатывались в гитарных песенниках. Способствовали распространению стихов Полежаева и сведений о его судьбе А. И. Герцен и Н. П. Огарёв в своих зарубежных изданиях. После Октябрьской революции поставлены памятники Полежаеву в городах Саранске (1940) и Грозном (1950). (Краткая литературная энциклопедия. Т. 5. Стб. 838 – 840.)

223

Критские, братья: Василий (1810 – 1831), Михаил (1809 – 1836) и Пётр (1806 – после 1885) – основатели политического кружка. (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 456.)

224

Очевидно, имеется в виду так называемый «сунгуровский заговор» 1831 г., – дело, по которому была осуждена группа студентов Московского университета, обвинявшаяся в недонесении правительству о намерении Н. П. Сунгурова создать тайное революционное общество. (Там само. С. 430.)

225

Виділено нами. – Автори.

226

Осип (Юлиан) Иванович Сенковский (1800 – 1858) – русский писатель, журналист, востоковед. Член-корреспондент Академии наук (с 1828 года). Родился в старинной польской шляхетской семье. После окончания Виленского университета (1819) совершил путешествие по Ближнему Востоку и Африке. Блестяще изучив многие восточные языки, Сенковский с 1822 по 1847 год был профессором Петербургского университета по кафедре арабского, персидского языков. Позднее он изучил китайский, монгольский, тибетский языки. Сенковский опубликовал ряд работ по истории, этнографии, филологии мусульманского Востока на французском и польском языках и переводы арабских классиков. В юности Сенковский был близок к деятелям польского освободительного движения: А. Мицкевичу, А. Снядецкому, И. Лелевелю. Сотрудничал в первой половине 1820-х гг. в альманахе «Полярная звезда» А. А. Бестужева и К. Ф. Рылеева.

В 1834 – 1847 гг. (номинально – до 1846 г.) Сенковский редактор и издатель журнала «Библиотека для чтения», в котором печатал под псевдонимом Б арон Брамбеус свои художественные произведения и статьи. В 1856 – 1858 гг. вёл в журнале «Сын отечества» отдел «Листок барона Брамбеуса». В 1858 г. незадолго до смерти начал редактировать журнал «Весельчак».

Личность Сенковского противоречива и сложна. Один из основателей русского востоковедения, путешественник и дипломат, предприимчивый журналист-коммерсант, Сенковский вместе с тем известен пренебрежительным отношением к воле авторов, печатавшихся в его журнале. «Библиотека для чтения» положила начало т. н. «торговому направлению» в русской журналистике, завоевав популярность преимущественно в провинциальных читательских слоях многообразием и пестротой публикуемых материалов, лёгкостью и занимательностью изложения. Ещё до «Библиотеки для чтения» в польской газете «Balamut», издаваемой в Петербурге в 1830 – 1836 гг., создателем которой был Сенковский, проявились характерные для него черты журналиста-сатирика. Иронический непринуждённый слог, характерный для этой газеты, перешёл затем в беллетристическое творчество Сенковского, когда он стал писать на русском языке. Сенковский писал «восточные», светские, психологические, сатирические повести, очерки о путешествиях по азиатским и африканским странам. Сторонник экспериментального естествознания, он создал жанр научно-философской повести. Тонкий критик и эссеист, Сенковский по двум прочитанным главам «Пиковой дамы» оценил прозу А. С. Пушкина как начало новой эпохи в русской литературе. Сенковский настаивал на опубликовании комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума», много лет ходившей в списках. Обладая литературным талантом, эрудицией, лёгкостью слога, он, однако, не создал ничего долговечного в художественной литературе.

В многочисленных литературных критических статьях и рецензиях Сенковский обнаружил консервативность воззрений. Будучи сторонником теории «чистого искусства», отрицательно относился к Н. В. Гоголю и реалистическому направлению. (Краткая литературная энциклопедия. Т. 65. Стб. 759 – 760.)

227

В 1834 г. О. И. Сенковский основал ежемесячный журнал «Библиотека для чтения», издателем которого был А. Ф. Смирдин.

228

Приветствие Николаю, напечатанное Пушкиным, – стихотворение «Герой» («Да, слава в прихотях вольна»), поводом для которого явилось прибытие царя в Москву во время холерной эпидемии 1830 г. Два политических стихотворения – «Бородинская годовщина» и «Клеветникам России». (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 430.)

229

«Выбранные места из переписки с друзьями».

230

Нечто вроде Латинского квартала, где живут главным образом литераторы и артисты, не известные в других частях города. (Примітка О. І. Герцена.)

231

Пётр Яковлевич Чаадаев (1794 – 1856) – русский мыслитель. Из дворян (мать – дочь историка князя М. М. Щербатова). В 1808 – 1811 гг. учился в Московском университете, где сблизился с А. С. Грибоедовым, И. Д. Якушкиным, Н. И. Тургеневым. В 1812 г. поступил в лейб-гвардию; участник Бородинской битвы и заграничного антинаполеоновского похода. Подобно многим будущим декабристам прошёл через масонство; в 1821 г. согласился вступить в Северное общество декабристов; в марте 1820 г. приветствовал бескровную революцию в Испании. Облик и умонастроения Чаадаева на рубеже 1810 – 1820 гг. частично отразились в стихотворении «К портрету Чаадаева» и трёх поэтических посланиях (1818 – 1824) А. С. Пушкина, с которым он подружился в 1816 г. Многие факты биографии Чаадаева остаются загадочными: уже при жизни о нём ходили противоречивые легенды и слухи, чему способствовал сам характер и образ жизни Чаадаева, человека гордого и замкнутого. В 1820 г. он неожиданно подал в отставку; по свидетельству близких пребывал в состоянии «гипохондрии»; в 1825 г. уехал в Европу; в 1825 г. встречался и вёл философские беседы с Ф. Шеллингом (его «философия тождества» и учение о свободе воли воздействовали на убеждения Чаадаева). В 1826 г., через 8 месяцев после разгрома декабристов возвратился в Россию и вёл затворническую жизнь до 1831 г.; в этот период завершилось становление нового религиозного мировоззрения Чаадаева.

В 1829 – 1831 гг. написал «Философические письма» (1-е опубликовано в журнале «Телескоп», 1836, № 15; 6-е и 7-е в России впервые опубликовано в «Вопросах философии и психологии», 1906, кн. 92 и 94, а 2 – 5-е и 8-е лишь в 1935 г. в «Литературном наследстве», т. 22 – 24). За 1-е письмо, прозвучавшее, по выражению автора, «обвинительным актом» против России, Чаадаев «высочайше» объявлен сумасшедшим и лишён права печататься. Письмо исполнено пессимистических мотивов в оценке прошлого, настоящего и будущего России, в суждениях о её социальном, умственном и духовном состоянии (акцентированы: неразвитость представлений о «долге, справедливости, праве, порядке» и отсутствии какой-либо самобытной общечеловеческой «идеи», содействующей мировому прогрессу: «ни одна великая истина не вышла из нашей среды»). В последующих письмах раскрыты истоки чаадаевского отрицания – его религиозные, философские, историософские и социальные идеи в их единстве (последнее станет характерной чертой русской философской мысли.

Первоосновою и лейтмотивом суждений Чаадаева является «христианское учение», но не столько его метафизическая и трансцедентная сущность, сколько его социально-устроительная роль (историческое становление «земного царства») и прежде всего – в историческом развитии Запада, достигшего высокого уровня культуры (мысли и нравственности) и цивилизации («свободы и благосостояния»), – отсюда исходит предпочтение католицизма православию. Чаадаев усматривает в христианстве также глубину постижения добра и зла в человеке, дух самоотвержения, преодоление индивидуализма («уничтожение своего личного бытия и замена его бытием социальным»), враждебность всякому рабству, «отвращение от разделения, страстное влечение к единству» всех людей, сословий, наций и, наконец, утверждение возможности и долга человеческой личности преобразоваться посредством свободной «самодеятельности». Такое истолкование христианства (А. И. Герцен называет его «революционным католицизмом») послужило Чаадаеву основой тотальной критики всей истории и всего строя России: от принятия православия до «громадного несчастья» – декабристского восстания, от полного подчинения всей духовной жизни политическим властям до «физического рабства» (крепостничества), от «порабощения личности и мнений» до «пустоты души», «умственного бессилия» и «мёртвого застоя» современной России.

Впрочем, пафос обличения России перед лицом христианского Запада, доходящий до национального «самоотрицания» в 1-м письме и других письмах трактата и особенно в дальнейших суждениях Чаадаева («Апология сумасшедшего», 1837, в России опубл. в 1906 г., переписка 1830 – 1840 гг. с русскими и зарубежными современниками) умеряется критикой современной западной культуры, а с другой стороны – нахождением потенциальных преобразующих сил России. В современной Европе Чаадаева настораживает нарастание «груды искусственных потребностей», хаоса частных интересов, позитивистских концепций человека (как существа обособленного и конечного, «т. е. «насекомого-подёнки»). В духовном же (религиозно-нравственном и психологическом) образе русских он открывает (не без воздействия своих оппонентов-славянофилов) ряд достоинств, точнее, позитивные стороны тех качеств, которые прежде казались ему преимущественно негативными для исторического творчества и самобытности «социального принципа»: способность к «отречению» во имя общего дела, «смиренный аскетизм», «бескорыстие сердца», «личная совестливость» и простодушие. В самой социально-исторической незначительности прошлого и неразвитости современной России он видит негативные приметы «непочатости» и нераскрытости её сил; а что силы таятся немалые – свидетельствует явление трёх гениев – Петра I, М. В. Ломоносова и А. С. Пушкина – в течение одного века. К тому же русское общество не сковано многовековыми традициями и может воспользоваться всеми достижениями Европы – залог широкого выбора завтрашнего исторического пути. Из всего этого Чаадаев выводит возможность всемирных, даже мессианских свершений России в недалёком будущем: «…Мы призваны решить большую часть проблем социального порядка, завершить большую часть идей… ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество…» Но непременным условием пробуждения России и осуществления её призвания Чаадаев всегда полагал освоение достижений европейской культуры, духовное единение с католическим Западом и созидание новой религиозно-философской системы (наподобие шеллингианской сочетавшей, по Чаадаеву, «откровение», философию и науку).

Проникнутое утверждением единства духа и материи, религии и философии, общества и природы, вечности («божественного промысла») и истории, и одновременно – жаждой практического всемирного единения народов при сохранении самобытности их социальноисторического облика, умозрение Чаадаева оказалось необычайно синкретичным. Оно непосредственно пробудило два влиятельнейших противоборствующих направлений русской идеологии – западничество и славянофильство, которые с равным правом могут считать его «своим» и «чужим» (в частности «духовный» Запад Чаадаева противоположен светскому, в основе – просветительскому Западу русских «европейцев»); оно выдвинуло ряд кардинальных проблем, над разрешением которых будут биться многие крупнейшие представители русской общественной мысли (в том числе революционные демократы В. Г. Белинский и А. И. Герцен), философии (в том числе К. Н. Леонтьев и особенно В. Соловьёв), литературы (Пушкин, Достоевский).

Верность христианской первооснове определила художественные пристрастия Чаадаева. В античном искусстве, начиная с Гомера, ему претит «гибельный героизм страстей, грязный идеал красоты, необузданное пристрастие к земному (подобные пороки Л. Н. Толстой найдёт в новоевропейском искусстве – трактат «Что такое искусство?»); возрождение современного человечества невозможно, по Чаадаеву, без разрушения всемирного культа «нечистой красоты», созданного античной традицией. Культуру Возрождения за «возврат к язычеству» он называет историческим заблуждением. Просвещение критикует за религиозную индифферентность, отсутствие историзма и мрачные домыслы, искажающие высокую культуру средневековья. Для объяснения и подкрепления заветных идей Чаадаев прибегал к авторитету Платона, Данте, Т. Тассо, Б. Паскаля, к ссылкам на И. В. Гёте, немецких романтиков. В русской литературе высоко чтил заслуги Н. М. Карамзина (в том числе его «Историю…»), Н. В. Гоголя («резко высмеивал нашу грешную сторону») и особенно Пушкина – его «грациозный гений» и историческую мысль (в том числе в стихотворениях «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина».

Чаадаев явился первым самобытным властителем дум мыслящей России, до него ориентирующейся на авторитеты Запада. Сильное воздействие на самосознание русского общества оказали не только его «Философические письма», но и живое слово его «салонного просветительства», дружеских бесед, эпистолярных излияний (ср. аналогичное влияние Н. В. Станкевича, позже Ф. И. Тютчева); его убеждения, как и вся его личность, пробуждали у современников стоицизм, «любовь к высокому» (Пушкин), стремление к нравственной свободе, способствовали повышению духовной атмосферы общества в мрачную эпоху официального благополучия. Под влиянием Чаадаева складывалось мировоззрение Пушкина; его облик и идеи явились «прообразами» Евгения Онегина (его ирония и «резкий охлаждённый ум», – одноименный роман Пушкина), Чацкого («Горе от ума» Грибоедова), Версилова («Подросток» Достоевского). Чаадаевские моменты ощутимы в гражданской лирике, в романе «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова («Дума», «Родина», образ Печорина). Многие идейно-тематические линии романов Достоевского могут быть поняты только с учётом его отношения к Чаадаеву: имя Чаадаева не раз возникало в качестве прообраза героя в замыслах писателя («Бесы», «Подросток», поэма о «великом инквизиторе», замысел «Жития Великого Грешника»).

Испытавшие влияние Чаадаева не стали его последователями; он явился для них и для всей русской мысли не «учителем», а мощным «катализатором» идей и убеждений». (Краткая литературная энциклопедия. Т. 8. Стб. 417 – 420.)

232

В «Философическом письме» Чаадаев писал: «Мы жили, мы живём, как великий урок для отдалённых потомств, которые воспользуются им непременно, но в настоящем времени, что бы ни говорили, мы составляем пробел в порядке разумения». (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 430.)

233

Имеется в виду послание Ф. Ф. Вигеля, занимавшего в то время должность управляющего департаментом духовных дел иностранных вероисповеданий, митрополиту Серафиму, написанное по поводу публикации «Философического письма» Чаадаева. Это послание носило характер политического доноса. (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 430.)

234

Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805 – 1827) – русский поэт, критик. Родился в старинной дворянской семье. Получил отличное домашнее образование. Серьёзно занимался музыкой и живописью. В качестве вольнослушателя посещал лекции в Московском университете.

Сдав экзамены в университете в 1824 г., поступил на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел. В октябре 1826 г. переведен на дипломатическую службу в Петербург, где и умер. Необычайная одарённость Веневитинова проявилась очень рано и поражала современников своей глубиной и разносторонностью. Веневитинов был одним из инициаторов «Общества любомудрия» (основано в 1823 г.), занимавшегося изучением философии, главным образом немецкой (Ф. Шеллинг, Л. Окен и др.). В 1826 г. Веневитинов разработал план литературно-философского журнала нового типа, частично реализованный в журнале «Московский вестник»; вместе с А. С. Пушкиным он был одним из участников первого номера (1827). Небольшое по объёму литературное наследие Веневитинова выделяется среди романтической поэзии 1820-х гг. своей философской направленностью и социальной значительностью. По характеристике В. Г. Белинского «в его стихах просвечивается действительно идеальное, а не мечтательно-идеальное направление; в них видно содержание, которое заключало в себе самодеятельную силу развития». В поэзии Веневитинова отразились вольнолюбивые идеи эпохи декабристов («Песнь грека», «Освобождение скальда», «Евпраксия», «Смерть Байрона»). Тема древней новгородской вольницы отражена в стихотворении «Новгород», дважды запрещавшемся цензурой. Цикл стихов посвящён культу дружбы – чувству, которое Веневитинов возвышал до всеобъемлющей любви к людям-братьям. Высокому назначению поэзии и поэта посвящены многие стихи и теоретические высказывания Веневитинова в его статьях. Философские мотивы лирики Веневитинова получили дальнейшее развитие в поэзии Б. А. Баратынского, М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева. Веневитинову принадлежат переводы в стихах и прозе с латинского (Вергилий), французского (Ж. Б. Грессе, Ш. Мильвуа) и немецкого языков (Э. Т. А. Гофман и др.). Лучшими являются переводы Веневитинова из Гёте (отрывки из «Фауста», из трагедии «Эгмонт», драмы в стихах «Земная участь художника» и «Апофеоз художника»). Среди критических статей Веневитинова выделяется «Разбор статьи о «Евгении Онегине», высоко оценённый А. С. Пушкиным. Веневитинов писал также о живописи, музыке. В эстетике он выдвигал идею исторического усложнения форм искусства, противостоя нормативности эстетики классицизма. Выступая за народность и самобытность искусства, он призывал поэта к гражданскому служению (статья «Ответ г. Полевому» и др.). В философских статьях («О состоянии просвещения в России», опубликованной под названием «Несколько мыслей в план журнала», 1831) Веневитинов оперирует диалектическими категориями, видя в борьбе противоречий источник движения и развития. Ранняя смерть Веневитинова, «задушенного» по словам А. И. Герцена, «грубыми тисками русской жизни», вызвала поэтические эпитафии А. А. Дельвига, А. В. Кольцова, А. И. Одоевского, Лермонтова и др. Н. Г. Чернышевский писал о нём: «Проживи Веневитинов хотя десятью годами более – он на целые десятки лет двинул бы нашу литературу…» (Полн. собр. соч., т. 2, 1940, с. 926). (Краткая литературная энциклопедия. Т. 1. Стб. 910 – 912.)

235

Цитата из трагедии французского драматурга Ротру «Венцеслав». Была использована в качестве эпиграфа в некоторых списках стихотворения М. Ю. Лермонтова «Смерть поэта». (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 430.)

236

Стихи, посвящённые Лермонтовым памяти князя Одоевского, одного из осуждённых по делу 14 декабря, умершего на Кавказе солдатом. (Там само. С. 225.)

237

Стихотворения Лермонтова превосходно переведены на немецкий язык Боденштедом. Существует французский перевод его романа «Герой нашего времени», сделанный Шопеном.

238

Имеются в виду сентиментально-любовные романсы и псевдонародные песни, созданные Н. П. Николаевым, И. И. Дмитриевым, Ю. А. Нелединским-Мелецким и другими. (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 431.)

239

Имеется в виду известная античная скульптурная группа (I век до н. э.), изображающая смерть жреца Лаокоона и его двух сыновей, обречённых велением богов на неизбежную гибель, – задушенных змеями. (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 437)

240

Русский дипломат времён Алексея, отца Петра I; опасаясь преследований царя, и был обезглавлен в Стокгольме за убийство. (Примітка О. І. Герцена.)

241

Близкие по смыслу высказывания содержатся у Гоголя в «Мёртвых душах» (часть I, гл. 7), в «Театральном разъезде после представления в новой комедии» и в «Развязке «Ревизора». (А. И. Герцен. Собрание сочинений: в 30 т. Т. 7. С. 431.)

242

Начальник главного штаба князь П. М. Волконский (1776 – 1852)… генерал-фельдмаршал (1843). С 1801 г. занимал ответственные штабные должности… После Тильзитского мира 1807 г. командирован во Францию для ознакомления с организацией франц. генштаба и управлением армией… Поддерживал передовые взгляды на ведение войны против Наполеона. В Отечественную войну 1812 г. находился при императоре для выполнения особых поручений. В заграничном походе 1813 – 1814 гг. был начальником штаба при М. И. Кутузове, а после его смерти – при Александре I. Участвовал в работе Венского конгресса 1814 – 1815 гг. С основанием в 1815 г. Главного штаба первый его начальник… (Советская военная энциклопедия. Т. 2. М., 1976. С. 335 – 336) писал тогда П. Д. Киселёву, что «государь остался весьма доволен ясным изложением всех подробностей этого дела»… Декабрист Н. И. Лорер сообщает, что Александр I, прочитав доклад Пестеля, сказал с гордостью: «Вот какие у меня служат в армии полковники…»

К характеристике ума и одарённости Пестеля, составленной Пушкиным, можно прибавить подобные же отзывы участников Тайного общества. Н. В. Басаргин писал: «Павел Иванович Пестель был человек высокого, ясного и положительного ума. Будучи хорошо образован, он говорил убедительно, излагал свои мысли с такою логикою, такою последовательностью и таким убеждением, что трудно было устоять против его влияния…» «Я узнал его коротко и могу сказать про него, что он был один из замечательнейших людей своего времени… Пестель имел громадную память» (см. «Записки декабриста Н. И. Лорера». М., 1931. Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. М., 1951. Т. 2. С. 168).

243

Див.: Практические начала политической автономии. Там само. С. 9 – 72.

244

«Русская Правда» П. И. Пестеля – большой труд социально-политического содержания, над которым он работал приблизительно 10 – 12 лет. Пестель начал эту работу вскоре после окончания Отечественной войны 1812 – 1814 гг.: составлял наброски по отдельным частям будущей конституции России в самых различных областях экономической, политической, общественной и административной жизни страны. Затем отрывки стали превращаться в стройную систему. «Русская Правда» обсуждалась членами Тайного общества, Пестель принимал во внимание критические замечания, привлекал товарищей по Тайному обществу к участию в составлении проекта. То или иное участие в работе над «Русской Правдой» принимали Н. И. Тургенев, Н. С. Бобрищев-Пушкин, А. П. Юшневский, С. И. Муравьёв-Апостол, Н. А. Крюков, В. Н. Лихарев, Н. Ф. Заикин. Сам Пестель заявил во время следствия, что составить «Русскую Правду» его особенно приглашали Е. И. Оболенский и М. П. Муравьёв-Апостол…