Трактир

– Родион? Черт-те что… – Глеб помотал головой, прогоняя остатки сна. – Нечаянно задремал – и такой ужас приснился!

– Прости, брат, я не заметил, сколько времени прошло…

– Да ладно тебе! – прервал Глеб его извинения. – Но нам действительно пора ехать: негоже опаздывать на собственную свадьбу.

– И зачем надо было устраивать ее где-то в провинции? Почему не у нас?

– У Мани там полно родни, а нас с тобой всего двое…

– Целых двое!

– К тому же это весьма приятно – исполнять мечты тех, кого любишь, – назидательно продолжил Глеб. – Повзрослеешь, поймешь.

– А кто-то всего полчаса назад твердил, что я уже взрослый…

Глеб нарочито выпучил глаза:

– Ты – взрослый? Чушь собачья! Не-е, пока не женишься, ты еще пацан. Или пока не выучишься на кого ты там хочешь.

– Как скажешь, падре… – Родион не верил своим ушам. – Ой, прости, вырвалось!

– Да ладно, мне даже лестно, – неожиданно улыбнулся Глеб. И сразу стало видно, что он сам еще очень молод – лет тридцать, не больше. – Родька, давай ты снова сядешь за руль, а? У меня что-то голова тяжелая.

– Конечно! Ты отдыхай, а то явишься к невесте выжатый как лимон…

Глеб подошел к стойке, чтобы расплатиться с хозяевами.

– Береника, Марк, благодарю за всё! – он слегка поклонился

обоим и направился к выходу. Цепкий взгляд дельца скользнул по надписи над дверью, на губах мелькнула улыбка.

Младший брат вышел следом, ничего не заметив.

Когда ровный гул отъезжающего автомобиля затих вдалеке, Марк повернулся к жене:

– Береника?! Ну надо же…

– Ты тоже чуть не спалился… Аврелий! – невозмутимо парировала хозяйка, заправляя за ухо прядь светло-пепельных волос.

– И то верно – что-то я засуетился… Может, прогуляемся до озера?

– С непоседой сеттером? – усомнилась Вероника. – Чтобы он там всех уток перепугал до смерти?

Она повернулась к двери на кухню, где оставался Рекс, и ахнула: массивный черный лабрадор смотрел на хозяев с легкой укоризной.

Глава 4. Барышни-спортсменки

«Начинай уже сейчас жить той жизнью, какой ты хотел бы видеть ее в конце.»

Марк Аврелий

Когда четверо девиц, гогоча и топоча, словно рота солдат, ворвались в трактир, Вероника была уже на позиции – за барной стойкой. Встречал посетительниц Марк. Но даже внушительная стать трактирщика меркла перед общей массой девчат, мгновенно заполнивших собой пространство холла. Хотя были они не сказать чтобы сильно рослые, да и молоденькие совсем, лет по четырнадцать-пятнадцать.

– Четыре кока-колы! – запыхавшись от быстрой ходьбы, выпалила та, что ввалилась первой. Ее короткие густые волосы были выкрашены во все цвета радуги, начиная с красной пряди над левым ухом и заканчивая фиолетовой над правым.

Вероника успела подумать, что для полноты образа можно было бы прицепить еще серьгу в виде фазана. Но ответила гостье с обычной любезностью:

– Добрый день. У нас нет кока-колы.

– Нет?! – девица изумилась так, словно ей сообщили о наступлении конца света. – А пепси?

– Тоже нет. Как и прочих подобных напитков.

– Жесть! – возмутилась радужная. – На фига тогда мы вообще сюда перлись?

– Реально надо было оставаться на трассе, – поддакнула вторая, невысокая, но фигуристая не по годам, с пышной каштановой копной на голове. – Я же вам говорила, давайте голосовать!

– Ты че, Светка, батяня сказал дожидаться другой машины!

– Так ведь целых два часа ждать! – перешла на крик фигуристая Светка. – Так и подохнуть можно…

– А что у вас есть? Ну, попить? Соки там или минералка? – догадалась спросить третья девица, весьма строгого, даже сурового вида. Возможно, она и не была такой по натуре, просто широкие, будто сажей нарисованные брови придавали тонкому бледноватому лицу устрашающе воинственный вид.

– Могу предложить свежевыжатый сок, – сказала Вероника. – Или домашний лимонад.

– Домашний – это как? – удивилась Светка.

Но радужная не нуждалась в объяснениях.

– Давайте уже ваш лимонад! – решила она за всех и повернулась к бровастой: – Лилька, суточные у тебя? Заплати.

– Присядьте, пожалуйста, за столик, – перенял эстафету Марк, пока жена доставала кувшин из холодильника. – Я принесу ваш заказ.

Девчонки направились к ближайшему столику и шумно задвигали стульями.

– Позвольте, я возьму ваши куртки, – предложил Марк.

– Да ладно, у вас тут не больно-то и жарко, – отмахнулась радужная. Затем все же повернулась к хозяину и пояснила: – Наш бусик сломался. Можно, мы у вас подождем, пока другой пришлют?

– Разумеется. Желаете перекусить? Горячие бутерброды, салаты, сырный пирог?

– Сырный? Это типа хачапури?

– Вроде того.

– О, класс! Всем по хачапури? – радужная окинула взглядом компанию. Никто не возражал. – Да, давайте четыре.

– А мороженое у вас есть? – спросила фигуристая.

– Разумеется, – кивнул Марк. – Фруктовое, карамельное, шоколадное…

– Мне шоколадное!

– Светка, хорош лопать сладкое! Наберешь лишнего – батяня вмиг выгонит из команды, – вмешалась строгая Лилька.

– Да и цены здесь наверняка до небес! – поддакнула радужная.

– Наши цены вас вполне устроят, барышни, – пообещал Марк. – Желаете что-нибудь еще?

Пожеланий больше не было, и он вернулся к стойке, где Вероника уже ставила тарелки на поднос.

– Слышали – «барышни»! – прыснула фигуристая Светка, едва Марк отошел от столика.

– А что, приятно… – впервые подала голос высокая, худая девчонка, до сих пор не проронившая ни слова.

– Ага, мы тут все прям такие леди-миледи! – съязвила радужная. – Может, ты, Мышка, еще и туфли на шпильках напялишь? И айда десять кругов вокруг стадиона! – она захохотала, остальные вторили.

Только та, которую подруги называли Мышкой, не засмеялась, а снова замкнулась в себе. Она и вправду была похожа на мышь: неопределенного цвета волосы, собранные в тощий хвостик, острый нос, плотно сжатые бесцветные губы. Живыми казались только глаза – большие, темные, блестящие. Девочка с безучастным видом потягивала через трубочку лимонад, однако пристальный взгляд из-под ресниц говорил, что она не теряет бдительности.

Она первая заметила сквозь стекло приближение еще одной гостьи и подала знак подругам, вовсю уплетавшим горячие хачапури. Когда дверь, тихонько звякнув, отворилась, уже вся четверка дружно глазела на вошедшую.

Посмотреть было на что. Девушка лет двадцати с небольшим будто сошла с рекламного щита – чего-то вроде дорогого парфюма или автомобилей класса люкс. На ней было длинное платье, подчеркивающее идеальную фигуру, сизо-синее, под цвет глаз, жемчужно-серый палантин, небрежно перекинутый через плечо, и лаковые туфли-лодочки. Золотистые прямые волосы были собраны на затылке в длинный хвост, лишь тонкие прядки у висков обрамляли выразительное лицо с неброским романтическим макияжем.

Она направилась через холл прямо к стойке, улыбаясь хозяевам, однако не забыла кивнуть и девчонкам в обеденном зале. Те, засмущавшись, тут же опустили глаза. Но ненадолго. Как только новая посетительница повернулась к ним спиной, юные спортсменки опять уставились на нее.

– Ну ни фига себе! – пронзительный шепот девицы с радужной челкой прервал тишину, воцарившуюся за столиком. – Вот вам и леди-миледи…

– Ага, зарулила за тыквенным латте по дороге в Париж! – добавила Светка.

– В Милан, – поправила ее Лилька. – Теперь они туда за шмотками гоняют.

Однако девушка, с ходу причисленная спортсменками к неким полумифическим им, попросила лишь стакан воды с каплей вишневого сиропа. Четверка слышала, как в ответ на предложение хозяина пообедать или хотя бы выпить кофе, она сказала тихим четким голосом:

– Благодарю, я всего на пару минут… – и грациозно присела на край высокого табурета у стойки.

А в следующее мгновенье наблюдательницы дружно ахнули: откуда-то слева вдруг появился гигантский черный пес, неторопливо подошел к гостье и замер, преданно глядя ей в глаза. Девушка улыбнулась, протянула руку, и зверюга тут же пристроил огромную голову ей на колени, явно ожидая ласки. Одной рукой поглаживая собаку, девушка приняла поданный хозяйкой стакан, кивком поблагодарила и сделала несколько глотков. Затем повернулась к широкому окну, словно высматривая во дворе кого-то, вздохнула, рассеянно обвела глазами зал и остановила взгляд на пианино в дальнем углу.

– Можно? – кивнув на инструмент, спросила она Марка.

– Нужно! – хмыкнул тот.

Девушка встала, не спеша пересекла зал и снова села, теперь уже за пианино. Гигантский пес последовал за ней, даже не обратив внимания на девчонок, которые испуганно съежились, когда он шествовал мимо. Тихонько клацнула блестящая черная крышка, тонкие пальцы приветственно пробежались по желтоватым от времени клавишам и тотчас, почти без перехода, зазвучала нежная мелодия.

– Ну разумеется, Шопен… – вздохнула Вероника, опустилась на свой стульчик за стойкой и прикрыла глаза, вслушиваясь в переливы ноктюрна.

Марк с довольным видом поглаживал короткую курчавую бороду, однако бдительности не терял, то и дело поглядывал на четверых посетительниц в зале. Те тоже слушали музыку, каждая по-своему. Строгая Лилька облокотилась на столик и недоуменно хмурила боевые брови. Фигуристая Светка не переставала жевать; она даже не заметила, как доела свою порцию и принялась за стоявшую рядом. Девица с радужной челкой откровенно скучала, вздыхала, ерзала на стуле, но шуметь не смела. А молчаливая Мышка, казалось, и вовсе уснула: сомкнутые ресницы, неожиданно длинные и густые, смягчили острые черты лица, голова чуть склонилась набок, плечи расслабленно опустились.

Нет, она не спала. Она смотрела живую картину, которая разворачивалась перед ее закрытыми глазами, следуя чарующей мелодии ноктюрна №20.

***

Поначалу кино кажется вполне романтичным: парень и девушка, молодые, красивые, влюбленные. Эдна и Шон – нередкие имена в Ирландии середины девятнадцатого века. Они помолвлены, собираются поженится, как только Шон достроит домик на задах отцовского участка. Их семьи небогаты, выращивают овощи на арендованных землях, в основном, конечно же, картофель: им засажена, считай, половина Изумрудного острова.

Однако в то лето от заразы гибнет весь урожай картофеля. По всей стране.

– Эдна, давай по-быстрому обвенчаемся и уплывем в Америку! – упрашивает Шон невесту. – Маккензи уже отбыли, всей семьей, О’Конноры тоже собираются, с ними молодой Джеллет. Его старшие братья уже год как обосновались на восточном побережье, ты же знаешь; пишут, что непросто там, конечно, но жить можно!

– А как же свадьба, Шон? – растерянно моргает Эдна. – Мать уже материю на платье купила…

– Какая свадьба, милая! – парень старается сдерживать негодование: неужто она не видит, что вокруг творится? – В газетах пишут, что в центральных графствах люди уже мрут от голода. Надо уезжать, пока не поздно, пока есть возможность!

– Америка… Это же другой край света, никого из родных! – Эдна никогда не ездила дальше соседнего городка, она ужасно боится чужих людей, чужих обычаев.

– Но я же буду с тобой, моя маленькая трусишка! И вообще, говорят, ирландцев там уже больше, чем негров!

Все уговоры напрасны. Родители Эдны поддерживают страхи дочери, уповая на милость Всевышнего: даст бог, жизнь скоро наладится. Увы, небывалые морозы лишь усугубляют положение. Эпидемия тифа косит обессилевших от голода людей. Шон снова настаивает на эмиграции в Штаты. Эдна снова отказывается: после смерти матери младшие сестры остались у нее на руках. Шон уплывает один, пообещав вернуться за ними, как только устроится.

Проходит еще один страшный год «картофельного голода» – An Gorta Mor, Великого Голода, в итоге унесшего миллион человеческих жизней. Отец и сестры умирают от холеры – очередной кары божьей. Эдна выживает лишь благодаря надежде, что Шон вот-вот заберет ее к себе. Увы, от него давно нет вестей. Как и от других знакомых, уехавших следом. Старые посудины, битком набитые эмигрантами, не зря называют «плавучими гробами»: далеко не всем пассажирам удается живыми пересечь океан. Но это не останавливает бегущих от голодной смерти. За четыре года Ирландию покидает более миллиона человек.

Маленькая трусишка Эдна уходит из жизни в самом начале второй волны холеры, почти обезумев от горя, страха и постоянного чувства голода. А Шон, пройдя полосу тяжелых испытаний, встает на ноги, начинает свое дело. Правда, он так и не женится, остается бездетным. Зато усердно помогает семье своего друга Уильяма, с которым познакомился на «гробовозе», что доставил обоих в Америку. Теперь у Уилла своя ферма в окрестностях Детройта. Генри, сын того ирландского фермера-иммигранта, позже станет изобретателем и промышленником, основателем «Ford Motor Company»…

***

…Какое грустное кино! Еще печальнее осознавать, что трусишка Эдна – это она сама, Мышка. Эта история приключилась именно с ней. Откуда она это знает? Да ниоткуда, просто знает, и все. А еще знает, что несчастная Эдна твердо-натвердо заучила урок: нужно быть сильной, целеустремленной, не бояться риска и самой прокладывать свой путь, ни на кого не полагаясь – ни на родителей, ни на мужа! И поэтому теперь, в следующей жизни, она активно занимается спортом, превозмогая собственную хилую природу, и борется со своими слабостями, воспитывая в себе решительность и силу воли…

Тогда почему ей это все не в радость? Почему не хочется вставать по утрам, порой даже видеть никого не хочется?.. Может быть, смысл урока был в чем-то другом? Ведь если бы Эдна сразу доверилась своему жениху и уехала с ним еще до начала катастрофы, их жизнь наверняка сложилась бы счастливо?..

Музыка плавно смолкла. Мышка открыла глаза – и увидела Шона: он стоял в нескольких шагах от нее, прислонившись спиной к стене, сложив руки на груди – тоже слушал Шопена. Тут парень выпрямился, повернулся к ней лицом, и чувство разочарования больно стиснуло сердце: нет, не Шон! Это был совсем другой парень, ну может, чуточку похож на Шона из ее странного видения: такой же гордый взгляд, волевое лицо, сильное тело. И одет он был по-другому, элегантно, словно танцор или музыкант: брюки, жилет, белая сорочка. Вот только рукава сорочки были закатаны по локоть, а верхние пуговицы расстегнуты.

Едва красавица убрала руки с клавиш, молодой человек быстро пересек обеденный зал и протянул ей руку:

– Я поменял колесо. Можем ехать, Полина.

Девушка встала, опираясь на его руку, и вдруг рассмеялась:

– Герман, ты похож на трубочиста!

В руке Полины откуда ни возьмись оказался белоснежный носовой платочек – из рукава, наверное, как у фокусника. Привстав на цыпочки, она вытерла почти незаметное пятнышко у парня на виске. А парень поймал ее руку и на мгновенье нежно сжал.

Трепетно-интимная сцена, хоть и мимолетная, не осталась незамеченной: теперь юные спортсменки пялились на парочку с удвоенным любопытством. И не без зависти.

Провожаемые четырьмя парами блестящих глаз, Герман и Полина вернулись к барной стойке и о чем-то заговорили с хозяевами. О чем, девчонки не расслышали, так как в этот момент запиликал телефон строгой Лильки.

– Да? Что? Уже?.. Ага, идем… – бормотала она. – Выбегаем, говорю!

– Батяня, что ли? – радужная вскочила с места. – Так быстро?

– Другой бусик подъехал. Велено через две минуты быть на шоссе!

Лилька направилась к стойке, чтобы расплатиться за всю команду – шаг решительный, нелепые брови недовольно сдвинуты к переносице. Заметив на полу белый платочек, оброненный Полиной, она молниеносно нагнулась, схватила его и спрятала в карман спортивных штанов. Невесомая кружевная тряпица источала тонкий цветочный аромат. Остальные вроде ничего не заметили.

– Что ж, велено, так велено… – фигуристая Светка поднялась из-за стола вслед за подругами, однако не забыла прихватить с собой кусок сырного пирога, к которому так и не притронулась молчаливая соседка. – Мышка, ты че расселась? Бегом марш!

Но Мышка продолжала сидеть, устремив затуманенный взгляд на старинное пианино, которое так и стояло с открытой крышкой, маня и соблазняя всеми пятью октавами: ну же, сыграй!

– Жека, ты уснула, что ли? – Светка толкнула подругу в плечо.

– Давай быстрее, Мышь! –нетерпеливо обернулась радужная. – Опоздаем из-за тебя – всем влетит!

– Я не Мышь, – большие темные глаза на бледном заостренном личике горделиво вспыхнули. – И не Жека.

– А кто? – опешили подруги.

– Меня зовут Евгения. И я не поеду на сборы.

– Ты че, совсем рехнулась? – цветная челка колыхнулась и встала дыбом. – Тебя же попрут из команды!

– Я сама ухожу. Совсем!

Прошло минут десять после того, как три девчонки с мерным топотом умчались в сторону шоссе, а Евгения, которую прежде звали Мышью, все продолжала сидеть за столиком и смотреть на пианино. Она очнулась, лишь когда Полина легонько тронула ее за плечо.

– Поехали, Евгения. Мы тебя подвезем.

Девочка не стала отказываться. Просто встала и пошла к выходу вслед за Полиной. Герман придержал для них створку двери. Уже с порога Евгения вдруг обернулась – хозяева провожали ее одинаково теплыми взглядами.

– Спасибо, – сказала она.

– В добрый путь! – прозвучал ответ в два голоса.

Позже, уже сидя в машине рядом с Полиной, укутанная в ее благоухающий палантин, Евгения доверчиво поведала незнакомой красавице о своем решении снова заняться музыкой. Ведь до того как удариться в спорт, она успела окончить пять классов музыкальной школы. Мама только обрадуется, она ведь сама преподаватель сольфеджио. Папа тоже не будет против – спортсменов в доме и так хватает, братья-то без ума от футбола.

– Музыка – это хорошо, – одобрила Полина. – А чего ты еще хочешь? От жизни?

– Стать такой, как вы, – зардевшись, призналась девочка. – Такой… красивой.

Полина тихонько рассмеялась. Даже Герман за рулем на миг обернулся через плечо:

– А чем тебя собственная красота не устраивает?..

***

Вероника и Марк сидели в своей маленькой уютной кухне, недоступной для посетителей, и пили чай. Рыжий кот довольно урчал на коленях у хозяйки, а пес снова отправился за кресло у камина – бдеть.

– Хороший был день, правда? – Марк первый прервал задумчивое молчание. – С братьями вроде все получилось. А с девчонками… Думаю, одна из четырех – тоже неплохо.

– Две, – поправила его жена. – Лилия уйдет из спорта сразу после сборов.

– Та, что с ужасными бровями?

– В ее понимании это модно, – снисходительно пожала плечами Вероника. – Девочка давно мечтает стать моделью и сегодня окончательно определилась.

– Из огня да в полымя…

– Не так все плохо, милый. Она начнет заниматься пластикой, учить языки. Только ее не возьмут в модели. А вот в стюардессы – возьмут. Лилия практически спасет жизнь двум сердечникам. И примет роды у итальянки, которой приспичит произвести на свет сына в небе над Альпами… и вскоре выйдет замуж за брата этой женщины!

– Уже лучше, – согласился Марк. – Надо полагать, девочка проживает свою первую жизнь, ей хочется всего и сразу.

– Все так начинают. А потом исправляют ошибки… – Вероника встала из-за стола, согнав кота на пол. – Поздно уже, пойдем искать Алису. А Герман, надо полагать, вернется только под утро?

– Да, наверняка захочет проводить Полину.

Вероника протяжно вздохнула:

– Я так скучаю по ней…

Марк тоже встал, обнял жену, успокаивающе погладил по плечу:

– Она там, где должна быть. Хорошо еще, что находит возможность нам помогать – сегодня она была неотразима!

– А все же удивительно, что никто не распознает в них брата и сестру! – сквозь слезы улыбнулась Вероника. – Они ведь так похожи, если присмотреться.

– Каждый видит то, что хочет видеть, – усмехнулся в ус Марк. – Тебе ли не знать этого, о лучшая из жен?

Глава 5. Треск в конце тоннеля

Не смерти должен бояться человек; он должен бояться никогда не начать жить. (Марк Аврелий)

Колокольчик над дверью затренькал в начале пятого. На дворе было еще совсем темно – осень, как-никак. Тихонько поднявшись, Марк включил свет на обоих этажах. Теперь дом будет сиять издалека. А в холле лампы и так никогда не выключались, ведь гости могли нагрянуть в любую минуту. Вот как этот.

Жену будить он не стал, нутром чуял: снова его очередь. Спустившись в зал, первым делом подкинул сухих поленьев на подернутые золой угли в камине. Рекс, зевая, вылез из своего укрытия за креслом и ткнул массивной головой ему под дых. Пес по-прежнему был размером с теленка, но уже не лабрадором – догом. Причем довольно редкого для догов окраса: серого с голубым отливом. Стальные мускулы играли под лоснящейся шкурой, белая отметина на груди смахивала на манишку в вырезе фрака.

– Ну ты и расфрантился, приятель! – Марк погладил пса. – Что, нравится быть большим и сильным? Понимаю. Рекс, то бишь король, а приходится тявкать в облике шпица или таксы. Что поделать, работа у нас такая – под каждого подстраиваться!

Пес мотнул головой, то ли соглашаясь с хозяином, то ли вежливо возражая: дескать, благородную суть в любой оболочке видно. И вдруг застыл, резко повернувшись в сторону входа.

Дверь распахнулась. Увидев вошедшего, Марк полностью одобрил выбор своего пса.

Новый гость и сам напоминал крупную служебную собаку: высокий, под два метра, поджарый, широкоплечий. Бледно-голубые глаза, воспаленные от нехватки сна, ярко выделялись на уставшем загорелом лице. Темный бобрик волос был влажным от дождя. Держался парень очень прямо и уверенно. Одет был просто: черные джинсы, такая же куртка, под ней водолазка. Офицер, хоть и в штатском, сходу определил Марк. Боевой офицер.

– Здравствуйте, к вам можно? – проговорил гость хрипловатым усталым голосом. – Я подумал, раз трактир, значит, круглосуточно…

– Так и есть. Добро пожаловать. Меня зовут Марк.

– Константин.

Марк шагнул навстречу посетителю, Рекс тоже.

– Ого, серьезная у вас охрана! – Константин ни капли не испугался, наоборот, улыбнулся. – Высший класс!

– У нас здесь всё по высшему разряду… – жестом велев собаке вернуться на место, Марк прошел за барную стойку и осведомился тоном заправского трактирщика: – Чего желаете, сударь?

– Кофе, да покрепче – чуть не уснул за рулем. Сделаете?

– Всенепременно, – кивнул Марк. – Хотя я бы посоветовал сначала вздремнуть хотя бы полчасика, затем душ, горячий завтрак, а тогда уже кофе.

– Ха! И сколько мне будет стоить такое благолепие? – гость огляделся, слегка прищурившись. – Больно уж фешенебельное у вас заведение…

– А я сделаю вам скидку как первому сегодняшнему клиенту, хотите?

Посетитель сразу напрягся:

– Я в состоянии заплатить за себя!

– Ничуть не сомневаюсь, – примирительно развел руками Марк и потянулся к ящику стола. – Вот вам ключ от комнаты. Но сначала присядьте туда, ближе к камину, а я сделаю вам стакан грога: отлично способствует расслаблению.

– А давайте, – легко согласился Константин. – И вправду надо хоть немного поспать, иначе могу и не доехать…

Развернувшись, он прошел в левую часть зала и опустился в глубокое кресло перед камином.

– Уф, хорошо, когда в доме живой огонь… Правда, охранник? – Константин подмигнул псу, который последовал за ним и уселся напротив.

Рекс коротко гавкнул в ответ.

– Тише, приятель, всех постояльцев перебудишь… Много у вас постояльцев, хозяин? – поинтересовался гость, когда Марк подошел к нему со стаканом горячего золотистого напитка, в котором плавала долька лимона. Запах гвоздики приятно щекотал ноздри.

– Достаточно, – кивнул Марк. – Только успевай крутиться.

Было видно, что Константину с трудом дается вежливая беседа, настолько он был измотан. Опустошив стакан, он тяжело поднялся.

– Благодарствую. Теперь бы еще до постели дойти…

– Наверх и налево, вторая дверь, – Марк кивнул в сторону лестницы. – Отдыхайте. Душ в номере.

– Разбудите меня в семь… нет, в половине седьмого, ладно? Ух ты, а это что за зверь?

На нижнем столбике перил сидел рыжий кот. Соизволил-таки явиться, бродяга. И даже разрешил гостю себя погладить, мало того, громко заурчал, что в принципе с ним случалось нечасто.

– Уйду в отставку, заведу себе такого же, – проговорил Константин, почесывая кота за ухом.

– А что сейчас мешает? – поинтересовался Марк.

– Так у меня пока что и дома нет: месяц там, два – сям…

– Могу одолжить нашего на пару часиков, если хотите.

– Хочу! – Константин потянулся к коту. – А ты хочешь?

Рыжий не колеблясь запрыгнул гостю на руки и дал себя унести.

Дождавшись, пока захлопнулась дверь наверху, Марк опустился в кресло, где только что сидел посетитель. Полтора часа пробегут быстро. А что дальше? Трудно сказать. Пока всё идет гладко. Слишком гладко для столь непростого клиента…

В начале седьмого явилась Вероника, свежая и жизнерадостная, сварила кофе. Марк поведал жене о новом госте.