Святилище

Игорь Власов

Святилище

Глава 1

– Идет! Идет!! – Колп заметался между разгорающимися кострами.

Рон и здоровяк Валу даже не взглянули в его сторону. Охотники, держа в руках по копью, с напряжением вглядывались в темнеющую стену Леса. На их лицах, то и дело освещаемых всполохами разгорающегося пламени, читалась сосредоточенная решимость.

«Эти не отступят!» – удовлетворенно отметил про себя Гунн-Терр. О смерти бывалый воин не думал – альварам не пристало занимать себя подобными мыслями накануне сражения. Каждый из них с детства знал, что рано или поздно настанет миг решительной битвы, когда потребуется проявить все свое мастерство, но даже это не гарантирует выживания. Как ни парадоксально, оно не было самоцелью. Можно уцелеть, просто уклонившись от боя, и в ряде случаев это вполне допустимо, если не идет вразрез с убеждениями воина. Ни один альвар не станет безрассудно кидаться на превосходящего числом противника только для демонстрации доблести. Степнякам, например, это могло бы показаться отвагой, но только не альварам. Они прекрасно понимали разницу между глупой бравадой и воинским искусством. Пасть на поле сражения, показав все, на что способен, – честь. Погибнуть, не сумев рассчитать силы в бессмысленной схватке, – равносильно трусливому бегству. Это несмываемый позор.

Единственное, о чем задумывался Гунн-Терр – безопасность Клео. Да и то, только до того момента, пока он сам способен держать в руках оружие. Когда судьбе будет угодно отпустить душу, разлучив ее с телом, альвар освобождался от любых клятв верности, как личных, так и своего народа в целом. Глупо заглядывать в будущее, в котором ты уже ничего не сможешь изменить.

Странный ритуал, в который втянул его подопечную старый отверженец, беспокоил Гунн-Терра едва ли не больше, чем приближающиеся орды лесных тварей. Происходило что-то недоступное пониманию альвара, ведь Клео вроде бы никуда не делась, как и остальные участники Круга, но даже слепому было ясно: они сейчас очень далеко отсюда. Чуть ли не впервые телохранитель дочери Верховного оказался в ситуации, когда не мог с уверенностью сказать, угрожает что-либо его подопечной, или нет. Гунн-Терр не заметил, как тяжело вздохнул – правду говорят, хуже неопределенности нет ничего.

От тягостных раздумий отвлек резкий, предупреждающий об опасности окрик. Первые твари уже показались между деревьями и успели пересечь зыбкую, колеблющуюся границу тени и света от костров. Их пламя не могло рассеять тьму до самых вершин исполинских деревьев, но и зеленоватого свечения Доминии хватало, чтобы заметить мелких проворных существ, снующих по ветвям. Казалось, Лес согнал сюда всю живность с ближайшей округи, желая стереть в порошок людишек, дерзнувших к нему обратиться. Еще не успело смолкнуть эхо от древнего боевого клича альваров, как поляна оказалась в плотном кольце окружения. Не стоило сомневаться, что любая пущенная наугад стрела нашла бы цель, но Гунн-Терр не привык действовать наобум. Одно из правил военного искусства его народа гласило: если врагов слишком много, каждая стрела становится золотой.

– Не атакуйте первыми! – послышался возглас Колпа, словно услышавшего мысли Гунн-Терра. – Тяните время. Скоро Лес начнет испытывать тех, кто составил Круг! Нельзя дать тварям добраться до них!! Рон, Валу! Медленно отступайте ближе к Шептуну, Ситу и девушке. Альвар, гляди поверх пламени от костров! Чую, твари полезут сверху, сбивай на подлете. Ни одна не должна прорваться в Круг, пока длится испытание! Все поняли свою задачу?

Принять или не принять чье-то командование в бою – каждый решает самостоятельно. Когда человек сражается в одиночку, он сам себе начальник, и никто не вправе распоряжаться его судьбой. Признать за боевым товарищем право командования – знак высшего доверия, которое только возможно среди воинов. Приказы для того и существуют, чтобы исполнять, не раздумывая, – от этого зависит исход сражения. Если оценивать каждое слово командира, прежде чем действовать, промедление погубит отряд. Гунн-Терр ничего не понимал в таинственном ритуале Круга, но остальные указания Колпа не противоречили правилам воинского искусства. Отступить от края поляны к ее центру, значит, сократить сектора обороны для каждого из бойцов. В случае с многократно превосходящими силами противника, это была лучшая тактика.

Охотники почти синхронно шагнули назад и, не опуская копий, стали медленно отступать. Альвар поднял вверх руку с зажатой в кулаке стрелой, показывая, что готов защищать поляну с воздуха. Расход стрел будет огромный, и работать следовало так, чтобы одним выстрелом поражать по две-три цели. Гунн-Терр пока не знал, на что способен противник, и в какой момент начнется штурм. Глазами бесчисленных тварей Лес будто вглядывался в приготовившихся к обороне людей, словно оценивал, насколько крепки духом защитники Круга. В действиях тварей просматривалась явная закономерность, и это не было похоже на поведение охотящихся зверей. В противном случае нападение произошло бы незамедлительно, и никто не позволил бы людям провести перегруппировку. Впрочем, пожелай противник атаковать всеми силами, это уже не сыграло бы никакой роли.

Стремительные тени метнулись с вершин деревьев, планируя прямо в центр Круга. Альвар заметил их даже раньше Колпа, и когда раздался предостерегающий крик Следопыта, Гунн-Терр уже натягивал тетиву. Ему раньше не приходилось видеть подобных тварей, похоже, умевших увеличивать дальность прыжка, растопыривая конечности. Кожистые складки на туловище помогали существам преодолевать значительные расстояния, не прилагая особенных усилий. Издали эти создания казались даже забавными, пока не приблизились достаточно, чтобы люди увидели длинные острые когти на лапах. Альвар сначала присел, выцеливая нападавших, а затем перекатился через плечо и вовсе улегся на спину в ногах у Клео. С новой позиции он посылал в воздух один метательный снаряд за другим, пробивая за раз по нескольку звериных тушек. Правило «золотой стрелы» требовалось выполнять неукоснительно.

Гунн-Терр не заметил, в какой момент вступили в бой другие защитники Круга. О том, что сражение закипело и на земле, свидетельствовали хриплые и отрывистые возгласы Рона и Валу, хруст тел, пробиваемых насквозь короткими копьями охотников, ругательства доносившиеся между щелчками его тетивы по рукавице. Колп, стоял в полный рост, прикрыв глаза и мерно раскачивался из стороны в сторону. Альвару показалось, что тот что-то бормочет себе под нос. «Сошел с ума!» – мелькнула на мгновение мысль, но тут же ушла далеко в подсознание. Гунн-Терр отбросил ее как ненужное. Его тело действовало всецело на рефлексах, отточенных годами тренировок и дюжинами боевых схваток. То, что это не люди, а лесные твари, для него не имело ни малейшего значения. Враг должен умереть!

Существа, порожденные Лесом, умирали молча, не издавая ни единого звука. Отчего происходящее навевало мысли о дурном сне, где врагам нет числа, но и боеприпасы тоже нескончаемы. То, что на реальность это не распространяется, альвар понял довольно быстро, стоило ощутить под правой рукой всего несколько стрел. Запас испарился, как и не бывало, а когтистые твари продолжали планировать с вершин деревьев. Гунн-Терр попытался собирать стрелы, выдергивая из ближайших поверженных существ, но и этого оказалось недостаточно.

Отбросив в сторону ставший бесполезным лук, альвар выдернул из костра увесистую головешку. Воин может иметь любимое оружие, с которым управляется лучше всего, но не должен пренебрегать любым подходящим для ведения боя предметом. Ловко орудуя тлеющей головешкой, как дубиной, Гунн-Терр старался сбивать нападавших налету, чье хрупкое телосложение не позволяло благополучно пережить даже один единственный удар. Пришлось, правда, подпустить врагов ближе, зато разлетались они далеко за пределы Круга. Краем глаза Гунн-Терр следил, с кем сражались его боевые товарищи. Лес послал в атаку не самых крупных и опасных созданий, не обладавших безусловно смертоносными клыками и когтями, хотя суммарное количество тварей вполне компенсировало недостаток вооруженности.

Охотникам все труднее становилось удерживать оборону. Взамен десятков убитых тварей на поляну из темноты выскакивали все новые и новые особи. Валу заметно прихрамывал на правую ногу. Лицо Рона было залито кровью, он то и дело смахивал ее рукавом, но она все продолжала натекать на глаза, мешая прицельно разить копьем.

Серый с удивительным проворством метался среди людей и наседающих на них врагов, отвлекая их на себя. Смышленый зверь молниеносно нападал и также молниеносно отскакивал в сторону, при этом умудряясь наносить противнику глубокие раны острыми, как бритва клыками.

Гунн-Терр покосился на все еще раскачивающегося из стороны в сторону Колпа. Тот, вытянув вперед руки, делал какие-то замысловатые пассы. Странно, но пока ни одна из летающих тварей до него так и не добралась. Напротив, многие, не долетев до Следопыта и нескольких шагов, вдруг резко меняли траекторию, садились на землю и, неуклюже переваливаясь, на когтистых лапах ковыляли прочь, словно утратив интерес к происходящему.

Вдруг что-то неуловимо изменилось. По кронам исполинских деревьев будто пробежал сильный порыв ветра. Где-то в темнеющей глубине чащи раздался пронзительный трубный вой. Его тут же подхватили тысячи многоголосий. Людей пробрало до самых костей. Казалось, что это завыл сам Лес.

– Испытание! – голос Следопыта сорвался на всхлип. Он жестом указал на лежавших в Круге людей. Их тела била крупная дрожь, казалось, пальцы на трясущихся от напряжения руках вот-вот разожмутся. Гунн-Терр оглянулся. Лица друзей посерели, под стать земле, на которой те лежали. Если бы не озноб, то и дело сотрясающий их тела, и выступивший на лицах пот, можно было подумать, что они безвозвратно мертвы. Колп усилием воли сумел взять себя в руки: – Не зевать! Сейчас начнется!

«Так это была только разминка? – Гунн-Терр тяжело облокотился на свою импровизированную дубину. – Если натиск еще хоть немного усилится, нас сметут за считанные мгновения».

Словно отвечая на его не высказанную вслух мысль, по кронам ближайших деревьев пробежала волна, а в следующее мгновение на поляну из темных зарослей стали выпрыгивать десятки быстрых теней. Друзья переглянулись. Рон, поддерживая под руку сильно хромающего Валу, отступил ближе к Кругу. Через секунду люди и твари, все смешались в один смертельный хоровод.

* * *

Глаза… глаза… глаза… Они были кругом, и невозможно спрятаться от этих взглядов. Любопытствующих, ожидающих чего-то, временами сердитых и требовательных. Сейчас он чувствовал себя товаром на ярмарочной площади, который разглядывают сотни покупателей, оценивая, насколько хороша предложенная продавцом вещь.

Казалось, колеблющееся марево состояло только из чьих-то внимательных глаз. Некоторые исчезали, оставляя после себя черные провалы, но на их месте тут же возникали новые. Человек не понимал, где находится, тщетно пытался отыскать хоть что-то знакомое в этом странном месте. Кто-то пристально изучал его, рассматривая со всех сторон, будто ребенок, держащий в руках пойманную древесную многоножку. Где-то в глубине сознания шевельнулся страх. Обычно дети ловят безобидных многоножек не для того, чтобы причинить им вред, а чтобы полюбоваться многоцветным, быстро пульсирующим мерцанием их маленьких телец в темноте. Бывает, что случайно ломают, или даже отрывают ножки. Не потому, что злые или дурно воспитаны. Просто так получилось…

Человек не чувствовал себя пленником, но догадывался, что свободно перемещаться здесь не сможет. Дело даже не в отсутствии ощущения верха и низа, постепенно пришло понимание, что его просто так не отпустят. Человеку показалось, что он вновь может ощущать свое тело. Хотя нет. Только руки. Почему-то они были расставлены в стороны, как делает канатоходец, удерживающий равновесие на тонкой веревке, переброшенной через глубокую пропасть. Вот теперь ему уже по-настоящему стало страшно. Он постарался пошевелить пальцами, но руки не слушались. Неожиданно пришла мысль, что сейчас это очень важно. Он повторил попытку и в кончиках пальцев наконец уловил едва заметное покалывание. В следующее мгновение человек почувствовал, что его с двух сторон крепко держат за кисти рук.

– Шепту-ун! Шепту-ун! – откуда-то издалека донесся до него слабый мальчишеский голос. Он показался ему смутно знакомым, но как ни пытался вспомнить, кому тот принадлежит, не мог. – Шепту-ун! – Уже слева от него вторил другой, на этот раз голос принадлежал девушке. В нем была тревога, смешанная пополам со страхом и отчаянием.

Человек дернулся. Завертел головой. Тело пробила крупная дрожь. В легких не хватало воздуха. Он ощутил укол чудовищной иглы в темя, пронзивший все тело до самого паха. У него вырвался глухой стон, кулаки сжались, но за болью уже накатывала пьянящая радостная легкость понимания.

– Круг! – Шептун, рванувшись что было сил, наконец вынырнул из глухого омута разбрасывая липкие ошметки окутавшей его трясины.

Он все вспомнил.

– Я здесь, – сказал он, отметив про себя, что голос прозвучал чисто, без уже давно ставшего привычным старческого клокотания в горле. – Я тут, с вами. – В подтверждении своих слов Шептун несколько раз ободряюще сжал ладони. Ответ не заставил себя ждать. Он не услышал, а скорее почувствовал радостный вздох облегчения.

– Шептун, – двойным эхом отозвались в его мозгу голоса друзей. – Наконец, ты вернулся…

«Что дальше?» – Шептун задумался. До этого ему один раз довелось принять участие в создание Большого Круга. Но тот был не чета нынешнему. Тогда собралась едва ли не дюжина сильнейших шептунов Прилесья. Готовились долго и тщательно. Подготовка к ритуалу заняла три дня. Лесу поднесли необходимые угощения, потом долго ходили, выбирая лучшее место для церемонии. Нараспев читали положенные слова…

Шептун помнил тот ледяной холод, пронзивший все его естество, когда Лес наконец откликнулся на их Зов. Они только крепче взялись за руки, чтобы, не дай Ушедшие, не разорвать Круг. Тогда это продлилось всего одно мгновение, во всяком случае, ему так показалось. Потом шептуны всю ночь сидели у костра, его жаром вытапливая, казалось, струившийся по костям холод, и каждый рассказывал, что ему ответил Лес. У каждого было свое видение, и старики пытались их сопоставить, чтобы правильнее интерпретировать Его ответ. Шептуну сказать было нечего. Кроме холода, он ничего не почувствовал и не увидел. Все только молча покивали понимающе – мол, помог удержать Круг, и на том спасибо.

Сейчас все было по-другому. Совсем по-другому. Холод сочился медленно, словно сгущаясь вокруг него. Обладая бесконечным запасом терпения, таинственное нечто ожидало от него каких-то действий, поступков. Любых. Ему было интересно наблюдать, только и всего.

«Ну, вот и свиделись», – мысленно вырвалось у Шептуна. Он долго ждал этого момента. Тысячи раз проговаривал про себя, думал, что скажет или сделает, когда вот так с глазу на глаз встретится с Ним. Больше всего Шептун боялся испугаться, выдать свое бессилие перед поистине исполинской мощью, которой несомненно обладал Лес. Но сейчас он не испытывал ни страха, ни ненависти к Нему. Пожалуй, только интерес. Шептуна вдруг охватил настоящий озноб. По всему выходило, что интерес был взаимный.

Глаза вокруг него на мгновение замерли, а затем снова пришли в движение. Теперь в их хаотическом мерцании прослеживалась определенная закономерность, пространство вокруг начало расширяться, увеличиваясь в размерах. Впереди серое марево бледнело, словно истончаясь и расползаясь в стороны. Через мгновенье перед Шептуном образовалась узкая, почти невидимая тропинка. Это было похоже на приглашение. Лес недвусмысленно предлагал ему пройти. «Ловушка? – Шептун с сомнением покачал головой. Чтобы уничтожить всех их, Лесу необязательно устраивать такие представления. – Однако…». Он все еще колебался.

– Сит, Клео, – Шептун мысленно обратился к друзьям. – Держите меня за руки крепко. Чтобы ни произошло, не разжимайте рук!

– Да, Шептун, – донесся до него слабый голос девушки.

– Ты вернешься, Шептун? – Сит, оказывается, чувствовал ситуацию лучше Клео.

– Обязательно, Сит, – у Шептуна сжалось сердце. Если он не вернется, то и им отсюда не вырваться.

– Обещаешь?

– Да, – как можно тверже произнес старик. – Обещаю. Мы выберемся.

* * *

Первый шаг дался особенно тяжело. Тропа слегка пружинила и прогибалась под ногами, словно моховое одеяло, наброшенное поверх губительной топи. Со всех сторон, окружая его, поднимался густой непроглядный туман, холодный, почти ледяной. Впереди, где-то совсем далеко что-то блеснуло. Шептун, прищурившись, всмотрелся. Сквозь серую хмарь, царствовавшую здесь повсеместно, пробивалось тусклое оранжевое свечение, точно фонарь во мгле. Он прибавил шаг, уже не смотря под ноги, лишь стараясь не выпустить из виду эту так неожиданно появившуюся путеводную звезду. По обе стороны от ведущей его тропинки ощущалось присутствие чего-то чуждого и опасного, точно изготовившегося к смертоносному прыжку.

Из чащи, с ветвей и из-под корней за ним следили сейчас сотни и сотни пристальных, холодных, алчущих взоров. Он чувствовал их очень хорошо, ясно, отчетливо, но узреть воочию никак не удавалось. Стоило ему повернуть голову и посмотреть обычным взглядом, зеленая чаща оборачивалась клубами серого мрака. Нечто неуловимое таилось там, скользящее по самой грани вещественности, нечто настолько тонкое, неосязаемое, что даже его чутья шептуна не хватало, чтобы понять, кто или что сейчас перед ним.

В спину подул теплый ветерок, как бы подбадривая, но в тоже время и недвусмысленно понукая двигаться вперед. Хотелось оглянуться, поискать глазами оставленных им Клео и Сита. «Как они там?». Но Шептун чувствовал, этого как раз делать не следовало.

А тем временем оранжевое сияние становилось все ярче и ближе. Шептун шел быстро, молодым пружинистым шагом, с удивлением отмечая про себя, что отдышка, его неразрывная спутница последнего десятка лет, как и постоянно сидящая в пояснице тихо ноющая боль, куда-то бесследно исчезли. Висевшая над головой серая мгла понемногу сгущалась и в какой-то миг обернулась просто облаками привычными и знакомыми. Сквозь пелену туч и туманов на самом горизонте начал робко проступать контур дерева с большой раскидистой кроной.

Шептун не сразу осознал увиденную картину. А когда понял, разом остановился. Матерь-Древо! Он, доживший до седых волос, встретив, ни мало ни много, вот уже шестой по счету Исход и представить себе не мог, что в этом мире его может что-то еще удивить. В голову сразу пришли легенды о Матерь-Древе, Дереве-Прародительнице или, как еще называли, Сердце Леса. Он никогда всерьез не воспринимал все эти истории, которые частенько звучали на привалах, когда охотники коротали время, греясь у разведенного костра. Казалось, что все эти рассказы не что иное, как аллегории, попытка людей обличить нечто непостижимое в понятный для всех образ. Сколько Шептун ни дознавался, а найти очевидца, человека, который лично своими глазами видел Матерь-Древо, так и не смог. Все ссылались на рассказы кого-то из знакомых или родственников, которым, конечно же, можно верить, как себе самому, – «Пусть заберет меня Лес, если я вру!». По всему выходило, что если и впрямь кому-то это и удалось, живым из Леса тот не возвращался. Можно было только гадать, как тогда вообще могли возникнуть такие истории. Однако Шептун в глубине души надеялся, что такое место все же существует. Не зря же и у человека, и у последней лесной твари есть сердце? Значит, и у Леса должно быть.

Шептун осмотрелся. Опасность, исходившая из серого тумана по обе стороны узкой тропы, где он стоял, никуда ни делась. Может, лишь чуть-чуть отступила в глубину. Затаилась, словно ожидая чьей-то команды. Впереди же, там где раскинулось исполинское Древо, сколько Шептун ни вглядывался, ровным счетом ничего подозрительного не видел. И тем не менее ему пришлось приложить внутреннее усилие, чтобы продолжить путь.

Показалось, что дорога займет внушительное время, но буквально с каждым шагом Матерь-Древо вырастало, поднималось перед ним во всей красе; исполинское, казалось, обнимающее ветвями все небо, пребывая разом и далеко и близко за тонкой почти не ощутимой пеленой реальности. Покрытые густой листвой ветви раскинулись от края до края горизонта, раздвигали клубящиеся щупальца сумрака. Теперь можно было рассмотреть узловатые сучья, провалы древних дупел, развилки, где свободно поместился бы родной поселок Шептуна. Но главное, от Древа мощным потоком лился Дар. Необязательно быть отверженцем, чтобы это почувствовать. Это как жар от полыхающего костра, не заметить невозможно.

Шептун даже не пытался от него закрыться. Куда там! В каждом бесплотном листе, в каждом изломе коры струилась великая мощь, не подвластная никому, дикая, неукротимая и неуязвимая, но при этом еще и ко всему равнодушная. Шептун чувствовал, как эта сила проходит сквозь него, растекаясь по телу, кружа голову и следуя дальше, не ведая преград.

Старик потряс головой, словно отгоняя наваждение. «Надо идти вперед!» – приказал он себе. В этом непонятном месте Дар был настолько силен, что мог не просто подчинить человека себе, а просто выпить его до дна, без остатка.

Не сводя взгляда с Матерь-Древа, Шептун начал отмерять шаги, двигаясь по щиколотку в сером тумане. Путеводная тропа так же неожиданно исчезла, как и появилась. Старик невольно глянул себе под ноги – на чем-то он ведь стоял, что-то его удерживало? Запоздало пришло понимание, что это все морок. На самом деле он сейчас лежал на земле, держась за руки с Клео и Ситом. Шептун только еще сильнее стиснул зубы и ускорил шаг.

«Иди вперед, Рич! – прошептал он себе. – Иди вперед, как ты умеешь, смотри только на Нее и никуда не сворачивая!»

Само Древо закрывало сейчас весь горизонт, казалось, что кроме него, тут больше вообще никого нет и никогда не было. Со всех сторон, окружая путника, поднимался густой непроглядный туман, холодный, почти ледяной. Вскоре видимой осталась лишь крона самого великого Древа, исчезающая в верхнем слое туч. Шептун шел прямо на него, не опуская глаз и почти не глядя под ноги.

Он старался сейчас вообще ни о чем не думать – ни о Лесе, ни о Сите с Клео, в одиночку держащих сейчас Круг, ни об охотниках с альваром, отбивающих в это самое время нашествие тварей. А то, что в оставленной им реальности идет бой не на жизнь, а на смерть, старик ни на мгновение не сомневался. Не заметил, как вокруг него неожиданно начало светать, а плотный поначалу туман стал распадаться на бесформенные клочья. Сквозь образовавшиеся разрывы, Шептун вдруг увидел небольшое озеро, прячущееся между исполинскими корнями Матерь-Древа. Еще дальше темнел какой-то пейзаж, с холмами и протоками меж ними.

Изрядно стоптанные сапоги Шептуна застучали по чему-то твердому. Он посмотрел вниз. К озеру вела неприметная, но чисто выметенная аккуратно замощенная дорожка. С трудом переборов очередной приступ страха от фантасмагоричности происходящего, Шептун продолжил свой путь.

Вокруг озера зеленела трава с вкраплениями простых полевых цветов, изредка перемежаемых невысокими зарослями кустарников. Идиллия, да и только. Такой ландшафт был обычным за Быстрой Водой, где-нибудь на просторах Срединных Земель, но не здесь, в полноправных владениях Леса, где все, от старого трухлявого пня до самой свирепой твари, представляло опасность для человека.

Дорожка закончилась. Шептун осторожно раздвинул руками кустарник, сначала привычно убедившись, что на стеблях нет ядовитых колючек, и вышел к воде. Между небольшими серыми валунами журчал ручей, и Шептун не сразу заметил на одном из них фигуру сидящего к нему спиной мальчика. Угловатый подросток, костлявый, длинноногий, с острыми плечами и локтями. Абсолютно голый. Мальчик сидел с поникшей головой, чуть сгорбившись, плечи опущены, казалось, он плачет. У Шептуна вдруг екнуло сердце. Он хотел окликнуть ребенка, но слова комом застряли в горле.

«Этого не может быть!» – промелькнула в голове невозможная мысль. Разум отказывался ее принять, а сердце бешено пустилось вскачь.

Шептун на негнущихся ногах приблизился к ребенку.

– Диго… – тихо позвал он. Голос получился хриплым, сухим.

Мальчик медленно повернулся. Короткие светлые волосы, чуть вздернутый нос, на лице россыпь до боли знакомых веснушек.

– Диго! – уже во весь голос вскричал Шептун, хотел броситься к нему, но, наткнувшись на пустой, отсутствующий взгляд, остановился, словно налетел на стену.

Со стороны озера пронесся легкий ветерок.

– Диго, мальчик мой, – Шептун заставил себя приблизиться, – тебе же, наверное, холодно, – он быстро стащил с себя плащ и накинул на голые плечи паренька.

– Холодно, – вдруг бесцветным голосом произнес тот. Было непонятно, то ли это было согласие, то ли он просто повторил вслед за Шептуном.