Записки на кухонном полотенце

– Слушай, ты, может, еще тут посидишь? Нищенствовать у тебя неплохо получается. Могла бы сделать карьеру. Говорят, клошары неплохо в Москве зашибают, – весело загоготал Гоша и скинул меня с насиженного места. – Пойдем уже, горе.

Закинув чемодан в вагон метро так, что рессоры жалобно скрипнули и прогнулись, благоверный по-джентельменски пихнул меня в спину и только потом ввалился сам.

– Все, пять остановок и мы на месте, – вдохнул он и уставился на электронную карту. Счастье переполняло меня, по-детски озираясь по сторонам, и я не сразу заметила озадаченное выражение, поселившееся на любимом лице.

– Все, выходим, – отсчитав пять остановок, засуетился Гоша, бегая глазами.

Оказавшись на перроне, он повел себя еще более странно.

– Что-то случилось? Да что с тобой? – бегала я за мечущимся по перрону мужем.

– Тут это… Такое дело… – мычал благоверный, ввергая меня в панику. Я поездом ошибся, походу.

– Ух, – выдохнула я. – Ну и подумаешь. В первый раз, что ли? Не в другой же город уехали.

– Ну, так-то да, – повеселел Гоша.

Тут стоит сделать отступление, дорогие читатели. Путешественники мы с Гошей знатные. Помимо географического кретинизма, присущего нам обоим, мы страдаем еще и рассеянностью. Человек рассеянный с улицы Бассейной по сравнению с нами сопливый дилетант, завистливо курящий в углу. Мы уезжали в Ганновер вместо Гамбурга, перепутав скоростные поезда. Оставались на маленьких, занюханных станциях, отбившись от локомотива, проходящего мимо раз в пятилетку. Нас забывал рейсовый автобус в лесном туалете возле городка с чудесным названием Козявкино. А на теплоходе плавать нам вообще противопоказано, потому что вернуться к отплытию мы не успеваем никогда. А тут метро. Тьфу, ерунда какая.

Гостиница мне понравилась: чистенькая светлая она встретила нас кондиционированной прохладой и улыбками рецепционисток.

– Как не бронировали номер? – брызгал ядовитой слюной Гоша через минуту. – Я лично бронировал через интернет!

Я стояла в сторонке и старательно прикидывалась ветошью.

– Не нервничайте, сейчас все решим, – пообещала девушка и запорхала пальчиками над клавиатурой.

– Конечно решите, – насупился мой благоверный, как бык, раздувая ноздри. – Моя жена, между прочим, иностранка, чтобы вы знали. Иди сюда, – махнул он рукой в мою сторону, – скажи им!

– Не нужно, – пискнула служащая, глядя на меня с плохо прикрытой жалостью.

– Спасибо, – одними губами сказала я. Она поняла и улыбнулась, протягивая бобошку с ключом от номера новому постояльцу.

– Ну вот мы и в Москве. Ты счастлива? – спросил Гоша, оказавшись в номере.

– Да, – шепнула я, с ужасом наблюдая, как муж достает из сумки огромный кипятильник.

Часть 8. Берег мой, покажись вдали…

– Идем уже, – сказал Гоша и дернул меня за руку. Купив билеты до Саратова, мы брели по улице в неизвестном направлении, не имея абсолютно никакой цели. До поезда оставалось десять часов.

– Я устала, – заканючила я. – Пить хочу и писать. И вообще, поезд вечером. Может отдохнем где-нибудь? Зря ты из гостиницы выписался.

– Ага, зря. А платить за сутки, это тебе как? Гуляй, давай. Когда еще Москву посмотришь?

– Да я насмотрелась уже. Ну, Гошенька, ну родной. Давай присядем, – Москва утомила меня, не привыкшую к большому городу, своей громадой, большим количеством людей и постоянным гулом.

– Ладно, – сдался супруг, уткнувшись взглядом в монументальный кинотеатр, выросший перед нами, словно из-под земли. – В кино пойдем. Я тоже что-то притомился.

О, смотри, «Обитель зла». Прям про квартиру нашу, – хохотнул муж и твердым шагом двинул в цитадель культурного развития.

– Не хочу боевик, – тут же заныла я.

– А чего же еще-то смотреть? – удивился Гоша. – Уж не мелодраму же?

– А мелодрама чем плоха?

– Думай, что говоришь, женщина, – хмыкнул благоверный, и я подчинилась авторитету галантного кавалера Гоши.

Билетерша скучала. Явно и откровенно. Окинув тоскливым взглядом брутального Гошу и растрепанную меня, она хмыкнула, блеснув золотой коронкой, и выдала нам билеты.

– Попкорн хочу и колу, – уставилась я на мужа просящими глазами.

– Куплю. Иди, пописай сначала, хотела же.

Гоша встретил меня возле входа в кинозал, улыбаясь от уха до уха. Под мышкой он держал двухлитровую бутылку колы и пакет кукурузных палочек.

– Тут магазин через дорогу, – пояснил он. – В кинотеатре покупать – сплошная антисанитария да и дороговизна жуткая.

– Но я хотела попкорн, – заныла я, в душе смиряясь с перспективой пить колу из горла.

– Да какая фиг разница. Кукуруза, она и в Африке кукуруза, – вызверился любящий муж и сунул мне в руки лакомство. – Нет бы спасибо сказала, что я о тебе позаботился. Все недовольна.

Зря Гоша говорил, что я не довольна. Я была до ушей рада. В зале было прохладно, кресла удобные. Даже кукурузные палочки оказались страшно вкусными, от души посыпанными сахарной пудрой.

– Бум, бах, – грохотал фильм, взрываясь и стреляя, и потому я расслабилась и пропустила момент, когда Гоша закрыл ясные глаза. Потому, услышав первые громовые раскаты храпа, я даже не сразу поняла, что это. Мила Йовович, взглянув с экрана бесподобными глазами, замерла в нерешительности. Грохотнул взрыв, заглушаемый моим мужем.

– Агрх, – старался Гоша.

– Бум, – грохотали взрывы.

– Во дает, – восхитился сидящий на заднем ряду парень.

– Хороший фильм, динамичный, – подвел итог благоверный, когда я его все же растолкала. По экрану бежали заключительные титры.

– Да, и о чем он? – с интересом спросила я.

– О жизни, – уклончиво ответил Гоша. – Не приставай.

До вечера мы мыкались по улицам столицы. Я ныла. Гоша скрежетал зубами.

– Пошли на вокзал, – решил он в конце концов. В зале ожидания перекантуемся раз ты такая слабачка.

Зал ожидания Павелецкого вокзала к отдыху не располагал.

«Интересно, кто придумал эти сиденья? Ему бы пыточные орудия для инквизиторов создавать. Цены бы не было человеку. Ладно, хоть Гошик не заснет. Наверное…» – отрешенно думала я, стараясь угнездиться на неудобной лавке. Гоша молча ерзал рядом и дико вращал глазами – первый признак бешенства.

В поезд мы, как всегда, ввалились в последний момент. Супруг мой все же уснул, а я, старательно притворяясь, что не знаю этого храпящего монстра, прощелкала момент его побудки. Грохоча чемоданом по перрону, который, к слову сказать, чуть не забыли в камере хранения, мы, как два рысака, неслись к своему вагону, рассекая Московский воздух грудью, заскочив в него уже на ходу.

– Вот ни в чем на тебя положится нельзя, – задыхался муж, резво перебирая ногами. – Неужели нельзя было за временем следить?

–А нефиг храпеть, как бегемот, – огрызалась я, поправляя на плечах лямки любимого рюкзака, куда Гоша переложил гантелю. Гантеля подскакивала и больно била меня по спине, вышибая дух.

– Ага, и поэтому ты смылась через три ряда. Мужа стесняешься. А обещала чего? В горе и радости…. Коварное ты существо, – краснел лицом благоверный, но в глазах его читалась неприкрытая любовь. Мужу было стыдно, но он никогда бы, даже под пытками, в этом не признался.

Спали мы, как убитые, не слыша, как несчастные из соседнего купе колотили нам в стену всем, что подвернулось им под руку, чтобы уменьшить звук Гошиного храпа. Как ломилась в дверь проводница, устав от жалоб пассажиров и головной боли вызванной раскатами грома, несущимися из вверенного ей объекта.

Утром нас провожали овацией. Люди, оглушенные и деморализованные, вытирали слезы радости. Кто-то даже плясал.

Родной Саратов встретил нас порывами ветра, швыряющего в лицо клубы пыли и рваные пакеты. Гоша радостно улыбался и восторженно смотрел по сторонам, не замечая неудобств.

– Ну вот мы и на родине. Нюська, ты чувствуешь? – сказал любимый, тайком растирая рукавом слезу по чумазому от пыли лицу. – Воздух родной земли.

Я только закивала головой, выпутывая из волос подозрительного вида замасленную бумажку и борясь с хрустящей на зубах пылью. Но Гоша не видел заплеванного перрона, спящего у входа на вокзал вшивого бомжа и другой неприглядной истины. Он был дома. Он был в восторге.

Я прижалась к мужу и поняла, что тоже счастлива, еще не зная, что меня ожидает в ближайшем будущем.

Часть 9. Вот моя деревня …

Мне всегда интересно, кто дает название отечественным автомобилям? Ну вот подумайте, как можно назвать грохочущий и разваливающийся на ухабах сарай, полный болтов и шурупов, Газелью? Газель – грациозное животное, с которым поэты сравнивали восточных красавиц, а никак не этот рычащий, плюющийся выхлопными газами монстр. – О чем задумалась? – спросил муж, бодро подпрыгивая на рваном, протертом сотнями поп сиденье.

– Да так. Гош, долго еще? У меня все внутренние органы оторвались уже, наверное.

Газель тряслась и натужно ревела, рискуя развалиться на исковерканной ухабами дороге, но неслась вперед вопреки всем законам физики и здравого смысла.

– Часа полтора, думаю, – икнул благоверный и едва не свалился с сиденья, влекомый силой инерции. Скрипнули тормоза, и монстр замер возле чахлого леска.

– Сцыте, идите. Больше остановок не будет, – ощерился выглянувший в салон барыжьего вида водила. – Бабы влево, мужики вправо, – отдал он распоряжение и закурил прямо в салоне вонючую сигарету, разбавляя амбре выхлопных газов, которые почему-то поступали прямо в салон, вместо того, что бы искать выход наружу. Народ засуетился и, согнувшись в три погибели, двинул к выходу.

– И чего ты дергаешь? – вызверился шофер на плюгавого мужичка, пытающегося открыть «портал» в природу. – Себя за что-нибудь так подергай.

Народ высыпал на улицу, словно горох, и рассыпался по леску, прячась за чахлыми деревцами.

– А вы чего сидите? Сказал же, останавливаться не буду больше, – удивленно уставился на нас шофер блеклыми глазками и пообещал: – В штаны будете ссать.

– Тут женщины, вообще-то, – процедил сквозь зубы Гоша и сжал мочку уха пальцами.

«Ну, все, – подумала я, зная этот жест своего супруга, выражающий крайнюю степень раздражения. – Что-то будет».

– Ты бабу свою поучи, как тебе давать правильно, – щербато заулыбался противный мужик.

«Зря он», – мелькнула в моей голове шальная мысль.

– Иди, лапа, пописай, – спокойно посмотрел на меня благоверный, но глаза его метали молнии.

– Гошик, родной, не надо, – пискнула я и вцепилась мертвой хваткой в мужа. – И в туалет я не хочу. Совсем. У меня почки тоже оторвались, когда ехали.

– Иди, я сказал, – ровным тоном сказал Гоша. – Только далеко не уходи, а то заблудишься.

Вытолкнув меня из Газели, супруг ботнул за моей спиной дверцей так, что деревца закачались, и с них вспорхнула стайка ошалевших воробьев.

Люди безропотно мялись возле чуда отечественного автопрома, ожидая отбытия. Я пинала камушек носком кроссовка, стараясь не думать, что происходит за закрытой дверью.

«Ну, посадить не посадят – мы, все-таки, граждане другого государства. Но помотают все равно. Ладно, мама поможет. У нее прихваты в полиции остались», – логично рассуждала я, надеясь, что любимый не сильно покалечит нахала.

– Заходите, – гаркнул Гоша, распахнув скрипящую дверь. – Дальше поедем с комфортом. Да? – угрожающе рявкнул он в сторону водилы.

– Конечно, конечно, Георгий Николаевич, – залебезил тот, держа ладонью начинающую наливаться прекрасной синевой скулу, подтверждающую, что объяснения были более чем доходчивы.

Остаток пути шофер был сама любезность, фонтанировал пошлыми шутками и останавливался по первому требованию, при этом довезя нас до места за час вместо обещанных полутора. А потом еще долго махал нам в след рукой, утирая скупую мужскую слезу.

– Хороший парень, но дурной, – резюмировал Гоша, волоча потерявший колеса еще в Москве чемодан по грязному, ухабистому асфальту, испещренному глубокими трещинами. – Да, дороги здесь, конечно, не располагают к шоферской интеллигентности, – резюмировал он, – хуже, чем у нас.

А я шла рядом и думала: повезло мне с мужем – за ним как за каменной стеной.

Родителей дома не оказалось. Я вновь и вновь набирала телефонный номер мамы, потихоньку впадая в панику, мало ли – люди в возрасте. Гоша злился и играл желваками. – Говорил тебе, предупредить нужно. А ты – сюрприз, сюрприз.

– Так ты же сам про сюрприз придумал, – вякнула я, желая вцепиться любимому в волосы.

– А у тебя самой ума не хватает, что ли? – тут же нашелся он, по всей вероятности разделяя мои желания.

– Чего орете? Сейчас полицию вызову. Замучили, наркоманы поганые, – высунулась из соседней двери соседка. – Инка, ты, что ли? А я думаю, что за придурки под дверями воюют. Подожди, ключи вынесу.

– Точно, ключи! Мать же их всегда тете Гале оставляет, – озарило меня.

– А сразу допетрить тебе, конечно же, не позволил живой аналитический ум, не так ли? – издевательски зашептал Гоша.

– Вот ключи, – радостно сообщила тетя Галя и протянула связку. – А вы чего тут? Мать с отцом в Болгарию усвистали, а вы по обмену опытом, что ли? – засмеялась соседка, бесконечно довольная своей шуткой.

– Как в Болгарию? – икнула я.

– Как-как? Жопом об косяк. К морю рванули. Дураки они, что ли, по-вашему, тут сидеть? Сюрприз вам сделать хотели, болезные. Эх, я б тоже хотела – к морю-то, – элегически протянула тетя Галя.

Оглушенные новостью мы ввалились в квартиру родителей и упали на диван.

– Поели, блин, пельмешек, – задумчиво протянул Гоша, глядя на висящее напротив фото, с которого на него строго смотрела теща, одетая в форму майора милиции.

– Ага, – кивнула я головой. Говорить больше было не о чем. Так мы и сидели: молча, слушая тиканье настенных часов.

Телефонный звонок разорвал звенящую тишину резким дребезжащим звуком. Мама до сих пор пользуется дисковым аппаратом, похожим на черный гроб.

–Возьми трубку, – шепнул муж, будто кто-то на том конце провода мог его услышать.

– Может ты, а? Ты же мужик, – затрепыхалась я, с надеждой глядя на любимого.

– Вот уж, фиг, – побледнел лицом мужчина. – Твоя мама, тебе с ней и разговаривать.

Я обреченно сняла трубку.

– Здравствуй, доча, – тихим голосом начала родительница. – Как вы там? Устроились?

– Угм.

– Удобно ли? Покушать купили? – лелейно продолжила мамуся. Но обмануть меня своим тоном у нее не получилось. Перед глазами встала мелкая мамина фигура с всклокоченной химической завивкой, выпускающая из носа дым от вечно вонючей папиросы.

– Ауы.

– Два дурака! – наконец взревела трубка. – Какого хрена вы нас не предупредили, а? Дети одни дома, голодные, холодные. Жорик, как бомжонок – только что не побирается. Квартира запущенная, грязью поросла, а они путешествуют! Хорошо я, прежде чем в ваш бедлам ехать, в магазин заглянула, хлорки купила, соды каустической и покушать. Сейчас пельменей налеплю. Отдыхать к вам ехала, а не квартиру драить, – несло мамулю по кочкам.

– Мам, я перед отъездом все вычистила, – залебезила я. – И дети сытые, мы и денег им оставили и наготовили.

– Наготовили они. Не взглянешь! Пельмени разного размера, в пирожках капуста в кашу перемолота. В помойку все. Короче, некогда мне лясы с вами точить. В морозилке котлеты и перцы фаршированные. Надеюсь, сообразите как приготовить. И, боже вас упаси, мне кухню засрать, убью!

И я поняла: точно убьет.

– Мамусь, ну не злись. Вы-то сами нас не предупредили о приезде.

– Ты мать еще поучи! – взревела мама, не желая признавать ошибки, и бросила трубку.

– Орала? – сочувственно поинтересовался Гоша, сверхъестественно боящийся тещи. – Мама у тебя – ураган.

Моя мама и вправду необыкновенная. Ее невероятность поглощает любого, кому выпала честь познакомиться с ней. Даже шапочного знакомства хватает, чтобы запомнить мелкую, полутораметровую женщину с огромной душой и длинным ядовитым языком навсегда. Всю свою жизнь она прослужила в милиции, воспитывая несчастных освободившихся по УДо зеков, которые трепетали от одного только вида тонкой маленькой фигурки. Мама ботает по фене так, что любой зоновский авторитет бы удавился от зависти, слушая выражения, несущиеся из прекрасных женских уст инспектора милиции. Мата мамуля тоже не гнушается и могла бы легко переплюнуть в матерном баттле любого составителя нецензурных словарей. А еще моя родительница владеет восточными единоборствами, без труда бросает через бедро двухметрового отца, своего мужа, лихо водит мотоцикл и до дрожи любит своих внуков, за которых порвет на тряпки любого. В общем, не мама, а супергерой в юбке. Кстати, юбки она не переваривает, предпочитает армейские штаны и растянутые на пузе футболки, не стесняющие движений.

– Квартиру чистить собралась, ничего не найдем потом. Снова нам с тобой придется детей на диету сажать и отучать материться, – ответила я Гоше и пошла на кухню жарить замороженные мамой котлеты, думая, как бы сделать так, чтобы не забрызгать маслом плиту.

– Может, я за чистящим средством метнусь? Плиту потом почистим? – спросил муж. – А то жить очень хочется. А завтра тестю позвоню. Рыбачить поедем. Согласна?

– Согласна, – кивнула я головой и подумала: как хорошо, дети под присмотром, родители тоже. А мы с Гошей вдвоем. Это ли не счастье?

Мамы троих детей меня поймут. Мы никогда не бываем одни, не можем уединиться. Секс для многодетных родителей – непозволительное удовольствие. Даже простой поцелуй невозможен под взглядами перекосившихся от отвращения детских мордашек. Они считают нас старыми, отжившими свой век мамонтами, не имеющими чувств и желаний. Кроме желания угождать им. Но, сколько счастья и радости они приносят в нашу жизнь, наполняя ее смыслом и искрящимся светом необъятной любви.

– Я тоже скучаю по детям, – тихо сказал Гоша, читая меня, словно открытую книгу. – Завтра на рыбалку съездим и домой.

Часть 10. Один день из жизни отдыхающих, или почти медовый месяц

Проснулась я от грохота, похожего на лязганье рыцарских доспехов, и не сразу поняла, где нахожусь. Уткнувшись взглядом в смутно знакомый потолок, затянутый сизо – серым густым дымом, я элегически потянулась, но тут же в ужасе вскочила и порысила на мамину кухню, откуда доносились лязг и завывания, которые Гоша почему-то называет пением. Сегодня он исполнял основную тему из фильма «Гарри Поттер» – свою любимую.

– Мама тебя убьет, – констатировала я, оглядывая кухню, по которой словно прошел ураган. Ну или неунывающие американцы прицельно сбросили бомбу с каким-нибудь милым названием, типа «Малыш».

– Нет, не убьет. Потому что мы ей не скажем, кто готовил. А калечить родную кровинушку, да тем более единственную, рука у нее не поднимется, – весело хмыкнул муж и сунул мне под нос огромную сковородку исходящую умопомрачительным ароматом. Рот тут же наполнился слюной. – И кстати, сковородку, ну ту гранитную, тоже ты спалила. Так, на всякий случай, если что, – закончил Гоша.

«За сковородку точно убьет», – грустно подумала я, вспоминая, как мама покупала ее за какие-то бешеные деньги, а потом ходила с ней наперевес и всем хвалилась.

– Как же ты гранитную-то спалить умудрился, ирод?

– Да дрянь китайская, горит, как пластмассовая. То ли дело наши – чугунные, – мечтательно закатил глаза благоверный.

Надо отметить, что с кухонной утварью Гоша не очень дружит. Особенно со сковородами и тем, что имеет хоть какое-то покрытие. Тефлон слетает с несчастной посуды, как осенние листья в конце ноября. Он сходит пластами, сдаваясь сразу и безоговорочно на волю победителя, то есть Гоши, который силиконовой лопаткой способен в раз ухайдокать сковороду ценой в хороший кухонный комбайн. Катюшка и мама, зная эту его особенность, прячут ценный хабар в труднодоступные места в ожидании гостя. В этот раз мамульке не повезло.

– Ты куда? А завтракать? – крикнул муж мне в спину.

– Зубы почищу и вернусь, – буркнула я, подсчитывая убытки. Покупки сковороды не избежать, иначе не выжить.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.