Полная версия
Принц из сети
«Идеальная совместимость» значилось рядом с аватаркой какого-то «Спайдера» и «Шурой из деревки» со статусом: «лечу в Лондон».
19:28. У меня тоже билет до Лондона. Как раз прошел на посадку. Мы случайно не в одном самолете? – не дождавшись ответа, прилетело еще одно сообщение.
«А ведь могли бы быть и в одном. Судя по времени, рейс как раз мой», – сквозь подступившие слезы усмехнулась я иронии судьбы.
19:28. Нет, мы точно не в одном самолете, – зачем-то ответила, надеясь, что на этом «моя идеальная пара» успокоится.
19:29. Откуда такая уверенность? – тут же пришло в ответ.
19:29. Я уже никуда не лечу, – написала честно.
19:29. Что-то случилось? – тактично поинтересовался мой новый знакомый.
19:30. Папа умер. Теперь об учебе заграницей не может быть и речи. Я нужна здесь, – ответила тому, кого совсем не знала. Но он хотя бы ради приличия поинтересовался моими делами, чего не сделали и более близкие люди.
Что ж, после такого, вряд ли этот парень, который летит в Лондон, продолжит писать какой-то Шуре из деревки, да еще и с кучей проблем. На таких сайтах знакомятся для легкого общения, а в дальнейшем и приятного времяпровождения.
«И зачем я вообще ему ответила? Дура! Тебе сейчас не об этом нужно думать», – корила себя я, а телефон снова пропищал.
19:35. Прими мои соболезнования. Поверь, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Два года назад я потерял маму. Если нужна поддержка, можешь на меня рассчитывать. Просто пиши о том, что у тебя происходит. Будем на связи, Саша, – неожиданно ответил Спайдер, и его слова наполнили каким-то особым теплом мое сердце.
19:36. Спасибо, – ответила я, взглянув на на наше общение совсем с другой стороны.
Провалившись в сон, я перенеслась в свои детские воспоминания. Отец смеялся и кружил меня на руках, подбрасывая под самый потолок. Мой радостный визг закладывал уши, а в стороны разлетались тонкие косички с яркими бантами. Но в следующую секунду все померкло, и я очутилась совсем одна в беспросветной темной комнате. Именно тогда, впервые, мне и приснился друг, лица которого я не могла рассмотреть. В своей крепкой мужской руке он уверенно сжимал мою ладонь, а я ощутила поддержку и опору, в которых так отчаянно сейчас нуждалась.
Глава 6. Считай повезло
Просыпаться и вылезать из постели совсем не хотелось. Едва открыв глаза, я понимала, новый день будет не на много легче предыдущего.
Сегодня мы должны были покинуть наш дом, который каким-то образом оказался в залоге у банка, и переехать неизвестно куда на окраину в социальное жилье.
«Заботливый» Илья Ильич уверял, что это временная мера и нам пойдет на пользу новая обстановка. К тому же пронырливые репортеры уже с самого утра атаковали наши ворота, а встречаться и тем более давать какие-то комментарии никому из нас не хотелось.
Мама не вставала. Даже если она лежала с открытыми глазами, то мыслями была далеко от нас. Склонившись над ней, я припала к ее груди и расплакалась, шмыгая носом, но она даже не пошевелилась. Ей и прежде до меня не было особого дела, вот и сейчас, даже находясь рядом, боль потери каждый из нас переживал в одиночестве.
Пока Мила готовила к переезду Ванюшкины вещи, мы с Клавой упаковывали обширный мамин гардероб. После двух часов изнурительной работы я думала, что десятый громоздкий чемодан будет последним, но нет. К тому моменту мы только добрались до верхней одежды.
Когда судебный пристав, контролирующий наши сборы, потребовал оставить на местах предметы искусства и полотна именитых художников, которые отец всю жизнь собирал в свою коллекцию, а главное, шкатулку с ювелирными украшениями, так как их стоимость пойдет в погашение долга, мама неожиданно ожила.
– Да как вы смеете! Там же фамильные драгоценности и подарки моего покойного мужа!
Непробиваемая женщина в форме смерила маму презрительным взглядом и с нескрываемой насмешкой ответила:
– Вся эта шикарная жизнь была подарком вашего мужа. Вот только, покинув свою семью, он забыл расплатиться по счетам, – ответила гадина, отставляя в сторону мамину увесистую шкатулку. – И не надо так на меня смотреть. Обручальное кольцо и серьги я разрешаю оставить, для светлых воспоминаний о муже будет вполне достаточно.
Из техники нам позволили забрать только холодильник, якобы без кофеварки, микроволновки и стиральной машины можно вполне обойтись. Из мебели взяли с собой лишь стол со стульями, шкаф, комод и две кровати: двуспальную для нас с мамой и детскую для Ванюшки.
– Остальное туда просто не влезет, – объяснил Илья Ильич, а я уже боялась представить куда же нас переселяют.
Время прощаться с близкими людьми и родными стенами, где прошла вся моя жизнь, которая сейчас казалась особенно счастливой и беззаботной, настало слишком быстро. Рабочие грузили вещи в машину, приставы готовились опечатывать дом, а все мы собрались на крылечке, включая маму, которая все-таки поднялась с постели и теперь стояла рядом с отрешенным взглядом, но зато при полном параде и на высоченных шпильках.
– Ну, пока, Ванюшка, – плакала Мила, не желая расставаться со своим любимцем.
Сонный братишка в голубом комбинезончике улыбнулся ей в ответ и что-то проагукал, прежде чем оказаться в моих руках.
– Если что, звони мне сразу или пиши, – переживала Мила, которая перед этим распиналась целый час, рассказывая мне в тонкостях, как правильно вводить в рацион малыша фрукты, овощи и каши.
– Хорошо, – пообещала я. – Спасибо за все, – обняла свободной рукой Ванюшкину сердобольную няню.
Когда пришла очередь прощаться с Клавой, та, предварительно оглянувшись на приставов, незаметно сунула мне какой-то листок.
– Что это? – спросила шепотом.
– На днях твой отец велел бабушкино кольцо отправить ювелиру на реставрацию, а забрать не успели. Вот и заберешь по-тихому, тогда никто о нем и не узнает. Там за работу уже оплачено, – подмигнула мне Клава.
– Спасибо за все. Даже не знаю, чтобы мы без вас делали, – поблагодарила свою верную помощницу.
За воротами началось какое-то движение и Рекс, наш ротвейлер, подбежал поближе к забору и принялся лаять на чужаков.
– А его то куда?! – со всеми этими происшествиями о собаке мы совсем и не подумали.
– Пристрелить или сдать в питомник, – без промедления ответил Илья Ильич, которого пес с самого начала невзлюбил, а как-то раз даже тяпнул за лодыжку.
Все дружно, включая маму, оглянулись в сторону гада с одинаково осуждающими взглядами.
– Если вы не возражаете, я могу забрать Рекса, – предложил дядя Федя, наш водитель, который, как и все остальные, приехал попрощаться, а еще абсолютно бесплатно предложил свою помощь с переездом. – Мы с ним подружились. А я с семьей живу в частном деревенском доме за городом, там псу будет вольно.
– Спасибо. Вы нас очень выручите этим. Не хотелось бы отдавать верного друга в чужие руки, – поддержала его инициативу.
– Надеюсь, вы помните, что Рекс питается исключительно индейкой и отборной говядиной, – неожиданно вступилась мама.
– Мам, перестань, пожалуйста.
Поймав мой укоризненный взгляд, она лишь тяжело вздохнула и отвела свои потухшие глаза. Ванюшка в моих руках, радуясь прогулке и оживлению вокруг, снова что-то залепетал.
«И почему меня все время не покидает ощущение, словно мама здесь я, а та, которая должна ей быть, ведет себя словно неблагодарный избалованный подросток?»
До своего нового жилища по московским пробкам мы добирались целую вечность. Братишка успел хорошо выспаться и выдул полную бутылочку смеси. Спасибо Миле, которая все предусмотрела перед дорогой.
Районы становились все более серыми и мрачными, что-то похожее на город осталось далеко позади, пока наконец машина не остановилась у старенького покатого одноэтажного домишки.
– Приехали, – озвучил дядя Федя, паркуясь во дворике, по которому вместе с кошками бегали еще и куры.
Следом за легковушкой, на которой мы приехали, остановилась и грузовая газель со всем нашим ценным имуществом.
Мама в туфлях на шпильках, едва выйдя из машины, тут же увязла в грязи, перемешанной с куриным навозом. К единственному подъезду с покосившейся крышей вела небольшая дорожка из утоптанной щебенки, но и туда ступать ей не хотелось, не желая испортить обувь. Об асфальте или дорожной плитке в этом месте словно и не слышали. Мне в привычных кроссовках и джинсах было и здесь комфортно. Главное, Ванюшка на руках и мама рядом.
Не успели мы войти внутрь, как нас вышла встречать дородная женщина с проседью в заляпанном цветастом переднике.
– А вот и новые жильцы пожаловали! – пробасила она, ту же потянув к Ванюшке мокрые руки и что-то засюсюкав.
– Здравствуйте, – миролюбиво улыбнулась я и покрепче обняла братишку. – Не стоит, он не очень любит чужих. Вот обвыкнется…
– Да какие ж мы чужие? Здесь все свои. Звать-то как?
– Саша.
– Сандра, – тут же исправила подоспевшая мама, с брезгливостью поглядывая и на свои перепачканные туфли и на радушную соседку.
– А сыночка твоего? – снова обратилась ко мне женщина.
– Это мой братик, Ванюшка, – улыбнулась я, – мне еще рановато детей заводить.
– Дело молодое да не хитрое, – усмехнулась соседка, махнув рукой. – Не успеешь влюбиться и своих заведешь.
– Идем, Сандра, – потянула меня раздраженная мама.
– А вас-то как по батюшке? – не унималась соседка.
– Анна Дмитриевна Апраксина, – гордо подняв голову, представилась мама.
– Что ж, теска значит! А я баба Нюра, – загоготав, представилась женщина, довольная таким совпадением и неожиданно хлопнула по маминой спине увесистой ладонью. Та пошатнулась и брезгливо сморщила нос, с неприязнью осматривая обшарпанные стены и грязные облезлые полы с давно облупившейся краской. – Последняя дверь в конце коридора и есть ваши апартаменты. У меня гораздо меньше. А другие соседи тут и вовсе не живут, за ними комната лишь числится, а так, стоит закрытая. Считай повезло! Кухню и ванну с туалетом только с вами и будем делить, – радостно повествовала баба Нюра, а я притормозила рядом с мамой на случай, если от услышанного она снова грохнется в обморок.
Держа на руках братишку, я вошла в комнатку, которая и должна была стать на ближайшее время нашим домом. Старые половицы отозвались противным скрипом. Сквозь небольшое окно с треснувшим стеклом и прилично затянутым паутиной света проникало совсем мало.
Мама было прислонилась к стене, но приглядевшись, тут же от нее отпрянула. С потолка со следами умерщвленных комаров свисала одинокая лампочка, озаряя серо-зеленые обои в мелкий цветочек, из-под которых местами проглядывали пожелтевшие газеты.
От размеров комнаты хотелось плакать. Уже тогда я понимала, что если расставить всю нашу мебель, то на проходы места совсем и не останется. А куда приткнуть десяток маминых чемоданов я и вовсе не представляла.
За нашими спинами тут же появились грузчики с детской кроваткой и Илья Ильич с неожиданным предложением.
– Ну как, остаетесь? – прозвучало словно издевка, ведь других вариантов попросту не было.
Наших наличных денег едва ли хватило бы на аренду приличного жилья в столице даже на месяц, хотя сначала такой вариант я тоже рассматривала. А еще нам троим надо было на что-то питаться, покупать Ванюшке подгузники и смеси.
– Если хотите, можете переехать ко мне, – вдруг озвучил он и у мамы тут же загорелись глаза. – У меня, конечно, не такой большой и роскошный дом, как был у вас, а всего лишь четырехкомнатная квартира в центре, и нет обслуги. Но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. И в благодарность я многого не попрошу. Сандра могла бы взять на себя обязанности хозяйки, будить меня по утрам и заваривать кофе, а вечерами встречать с ужином и делать массаж. Отец рассказывал, что ты заканчивала какие-то курсы. Ведь мы не чужие люди… – его пальцы потянулись к моему лицу, убирая за ухо, выбившуюся из хвоста прядь, а сальный взгляд прошелся по телу так, что волоски встали дыбом.
Я резко дернулась от его руки, как если бы это была гремучая змея, а на моем лице, надеюсь, этот гад успел рассмотреть тошнотворное выражение.
– Нет, спасибо, мы не хотим никому быть обузой! – ответила я, пока мама ничего не ляпнула. А она как раз собиралась.
– Сандра, но как же так?! Чего тебе стоит? – искренне возмутилась она. – Не хочешь думать обо мне, подумай о брате!
– Мы справимся сами. А Ванюшке и здесь будет хорошо. Вот кроватку соберем и пойдем гулять. На окраине и воздух чище.
Илья Ильич промолчал, но наградил меня весьма говорящим злорадным взглядом. Мол, посмотрим еще, сколько вы здесь протянете. Время придет, сама на коленях приползешь.
Ага, разбежался! Как бы не так! Да я скорее уборщицей пойду работать, чем у тебя на хлеб попрошу и массаж сделаю, урод!
Пока я руководила сбором и расстановкой мебели, мама в коридоре, думая, что никто не слышит, еще и извинилась перед Ильей Ильичом за мою несговорчивость.
«Похоже, когда надо, она вполне даже соображает, а значит, пришло время рассказать ей всю правду о слизняке. Не думаю, что после этого мама согласится жить с ним под одной крышей, да еще и подталкивать меня в его удушающие объятья», – решила я.
Но, видит Бог, как же я ошибалась! Когда мы, наконец, остались одни в комнате, заваленной вещами под самый потолок, я и начала этот непростой разговор.
– Сандра, ты что-то путаешь! Не нужно искать виновных среди тех, кто готов нам помочь. Тем более следователь подтвердил, что это было самоубийство, – отнекивалась мама, не желая замечать очевидного.
Первым делом она заняла горизонтальное положение на кровати, а к голове приложила детскую пеленку с завернутыми в нее кусочками льда, профессионально имитируя умирающего.
– Мама, да открой ты уже глаза! Следователь – лучший друг слизняка, они и не скрывали этого! Он сказал бы нам все, что угодно. Пойми же ты, папа не собирался умирать, и не мог быть банкротом. Он не отправлял бы меня в Лондон, зная, что не сможет оплачивать обучение. А значит, здесь что-то не так. Нас подставили!
– Единственный, кто нас подставил, это твой отец! – выдала мама и отвернулась к стене. Только на нее в этой комнате она и могла смотреть без видимого отвращения, долго и мучительно развешивая на гвоздики, на которых когда-то крепился ковер, белую шелковую простынь. – Посмотри, во что превратились Апраксины! Благодаря ему мы оказались на самом дне.
– Не говори так, отец ни в чем не виноват. И я еще докажу это. Пока не знаю как, но обязательно докажу.
На этом наш разговор и закончился, каждый остался при своем. Ванюшка тихонько посапывал в своей кроватке, раскинув ручки. Вскоре засопела и мама, напившись своих чудодейственных снотворных.
Я же отжала почерневшую тряпку в тазу, любезно выделенном соседкой, и продолжила отмывать окно. Трещину заклеила скотчем. Света стало больше, пыли меньше. Жить можно. Лишь бы никаких слизняков поблизости.
– Баб Нюр, а воду-то когда дадут? Часто здесь ее отключают? – поинтересовалась я из общей ванной комнаты, когда соседкины запасы в ведрах стали подходить к концу.
– Нет, не часто, – успокоила подошедшая соседка. – Один раз отключили три года назад из-за какой-то аварии, с тех пор никак и не дадут.
Я чуть не упала от услышанного, так и застыла над своим тазом с грязной водой.
– Как же так?! А жаловаться куда-то пробовали? И как теперь мыться, стирать? Где вы воду берете?
– На колонку с ведрами хожу. И жаловаться пробовали, милая, а как же! Столько порогов обили, но всем плевать. Говорят, эти дома под снос готовят, а здесь какой-то бизнес центр хотят построить. Вот тогда сразу все и подведут по новым трубам. А жизнь десятка семей на окраине там, наверху, разве кому интересна? – развела натруженными руками женщина.
– Ясно… И далеко эта колонка?
– Нет, недалече, всего через пять домов рядом с супермаркетом. А там нагреем, накипятим, вот и намоетесь, – излучая позитив, вещала бабка Нюра, негласно взявшая надо мной шефство.
Глава 7. За каменной стеной
Поздним вечером в кармане джинсов завибрировал смартфон, и я даже вздрогнула от неожиданности.
23:15. Привет, Саша! Чем занимаешься? – писал Спайдер. А я вдруг задумалась, сказать ему правду или как?
Пальцы едва шевелились от проделанной работы. Было странно, но маникюр, напоминающий о прежней счастливой жизни, в отличие от меня все еще стойко держался. Рядышком на старенькой плите грелась вода в огромной эмалированной кастрюле.
«Для него я Саша из деревни. Но теперь ничто не мешает мне быть в этой переписке предельно честной. Моя нынешняя жизнь вполне соответствует его ожиданиям. А если испугается столь суровой реальности, то и не друг вовсе», – так я для себя в тот день и решила.
23:16. Привет! Вот натаскала шесть ведер воды с колонки. Руки отваливаются, жуть. Теперь жду, когда нагреется, пойду братишку купать. А у тебя как? – написала я, с интересом ожидая, как ему такое.
СТАНИСЛАВ– Вам какой прожарки? – не отставала улыбчивая официантка.
Не мудрено, за такие деньги, которые берут за обычный стейк с овощами в этом лондонском ресторанчике, куда меня затащил старый знакомый, а ныне бизнес-партнер, лучше переспросить десять раз, лишь бы угодить.
– Medium well, – ответил я, и это было гораздо проще, чем придумать то, что написать Саше.
За панорамными окнами последние солнечные лучи золотили верхушки деревьев. Лондон в это время года был невероятно хорош собой, казался каким-то особенно теплым и уютным. Но насладиться его красотами, прогуливаясь по улицам, из-за большого объема работы мне пока так и не удавалось.
Только час назад договор, к которому я шел несколько месяцев, наконец, удалось подписать. Теперь, казалось бы, можно выдохнуть и позволить себе немного расслабиться. Вот и Уильям на радостях размахивал перед носом пригласительными на какую-то закрытую тусовку для избранных. Но меня упорно не оставляло чувство, что все это какое-то ненастоящее. И я, сказавшись на усталость, отказался составить ему компанию.
– Стас, не дури! Я тебя совсем не узнаю. С каких пор ты ведешь жизнь затворника? Пойдем, пообщаемся.
– Я уже общаюсь, – усмехнулся, показав другу Сашину аватарку с венком полевых цветов на голове в надежде, что он отстанет. И это сработало.
– Ну, тогда ясно. Удачи! – отсалютовал бокалом Уильям, прежде чем оставить меня одного за столиком.
То, что где-то там, чтобы искупать братишку, эта хрупкая девушка до позднего вечера носила воду ведрами, не укладывалось в голове.
20:21. Мне жаль, что тебе приходится выполнять такую тяжелую работу. Если бы я только мог тебе чем-то помочь, – ответил я Саше.
«А ведь она могла сейчас быть здесь, рядом со мной. Если бы с ее отцом ничего не случилось», – мелькнула странная мысль.
20:23. Ты уже мне помогаешь. С тобой я не чувствую себя такой одинокой. Лучше расскажи, как там Лондон? – прилетел от нее ответ.
20:24. Из-за работы город я почти и не видел, но съездил не зря, компания подписала долгожданный контракт.
20:24. Поздравляю! Руководство, наверное, тобой гордится?
Хотелось ответить, что в моей фирме я и есть сам себе руководство. Но невольно вспомнился последний разговор с Сенькой, который и зарегистрировал меня в приложении. А еще он выторговал обещание, что не стану искать встреч с незнакомкой из клуба, а здесь представлюсь обычным смертным. Встреч я и не искал, но тот поцелуй отчаянно не желал выходить из головы.
20:25. Сегодня гордится, а завтра заставит работать без сна и отдыха. Но я стараюсь не разочаровывать, – отписался, как какой-нибудь офисный планктон.
20:25. Вот и молодец. Так и до директора дорастешь, – подбодрила Шура, заставив меня улыбнуться.
«Добрая, чуткая, искренняя… Это ты нуждаешься в заботе и поддержке, а не я», – рассуждал, в очередной раз любуясь ее фотографией на аватарке.
Цветы и светлые волосы, рассыпанные по плечам, в лучах яркого солнца отливали золотом. Казалось, стоит ее позвать, и девушка на фото повернется. Только в этот момент моя фантазия упорно дорисовывала черты лица совсем другой белокурой красавицы. И на меня, как наяву, смотрели голубые глаза той, которая уж точно не станет носить ведра с водой из колонки, а почти наверняка снова развлекается где-то со своими богатенькими подругами.
Интересно, какая ты на самом деле, моя Саша?
САШАПодходила к концу третья неделя с момента переезда и жизнь постепенно входила в новое русло. Мама ожидаемо замкнулась в себе и почти все время спала. Успокаивало лишь то, что препараты, прописанные доктором, стремительно заканчивались, а на новые у нас не было ни рецепта, ни денег. Я видела, как она страдает и зовет во сне отца. Но это был не выход, ведь в реальности в ней нуждался Ванюшка, который все эти дни полностью оказался на моем попечении.
Если госпожа Апраксина и вставала, то только для того, чтобы поесть или принять ванну. К этому времени я старалась натаскать побольше воды с колонки и подогреть. Мама принимала мою заботу как должное. А оказавшись в ванной комнате, которую я насколько могла отчистила до блеска, лишь раздраженно гремела тазами, рыдала и чертыхалась, сетуя на жестокую судьбу и вселенскую несправедливость.
– Кажись, Анна Дмитриевна встать изволили? – по-доброму подшучивала соседка, намешивая в огромной кастрюле редкостную вонючую дрянь из объедков со стола, зелени и каких-то круп для своих курочек-несушек.
– Не говорите так, прошу. Маме сейчас тяжелее всех, она очень переживает потерю папы, – заступилась я за родительницу, продолжая в игровой форме скармливать кашу братишке, пристегнутому к стульчику для кормления. – Открываем ротик, летит самолетик. Вот и молодец! И еще ложечку за маму…
Ванюшке нравилось есть за стульчиком, это было весело. Особенно когда удавалось добраться маленькой ручонкой до тарелки и от души повозиться в теплой жиже. А еще лучше, перевернуть ее себе на голову, пока нерасторопная сестра отвернулась всего на секунду в поисках злосчастного слюнявчика.
Последнее время с бабой Нюрой мы часто пересекались на кухне. Стоило скрипнуть дверью, она была тут как тут со своими советами, рецептами советских времен и бесконечными разговорами. Не совсем опрятная, а порой и любящая приложиться к рюмке с самогонкой, пожилая женщина подкупала своей чистосердечностью и бескорыстием.
– Эх, дочка, золотое у тебя сердце, всех по себе и судишь. Только люди вокруг совсем не такие, а в основном без стыда и совести. За кусок хлеба горло перегрызут, а друг на друга плевать, – поучала баба Нюра, намекая на то, что мама гораздо больше переживает совсем по другому поводу.
Я и сама это с горечью признавала, но вида подавать не хотела. Что бы там ни было, они с Ванюшкой для меня самые близкие на свете люди, а родных принимают и любят такими, какие есть.
– Когда папа был жив, чувствуя в нем защиту и опору, мама была совсем другой.
– Вот и тебе такого надо, как мой Алешка, – снова сватала меня баба Нюра за своего внука, который на днях должен был вернуться из армии, где служил по контракту, и разговоров о нем с каждым часом становилось все больше. – С настоящим мужиком ничего не страшно, будешь как за каменной стеной!
Я лишь неловко улыбалась и отводила глаза. В такие моменты невольно вспоминалась Дюймовочка и полевая мышь, которая видела для нее хорошую партию в старом кроте. От подобной навязчивой заботы мне становилось неуютно. Ощущая это, женщина всякий раз старалась сменить тему, пока не перегнула палку. Но начинался новый день и без упоминаний об Алешке и его неоспоримых каменных достоинствах у нас не обходилось.
Как только кухню покинула соседка со своим вонючим варевом, в дверях показалась мама в халате из натурального шелка и в белых тапочках.
– Что это? – недовольно спросила она, приподняв край вафельного полотенца, которым я прикрыла свежую выпечку.
– Пирожки из пекарни с яблоками и капустой. Очень вкусные!
– Сандра, ты же знаешь, я такое не ем! Там содержится глютен! – мама раздраженно тряхнула головой, позабыв о тюрбане на голове из пушистого полотенца, и тот съехал набекрень.
– Мам, бросай свои модные заморочки. У тебя нет непереносимости глютена, а значит, ты вполне можешь позволить себе съесть пирожок. Только попробуй, хрустящая корочка и еще теплый, – нахваливала я, подхватив один из них и с аппетитом вонзив в него зубы.
От вида ароматной выпечки, в которой она всегда себе отказывала, у мамы потекли слюни.
– А больше на завтрак ничего нет? – поинтересовалась она, соблюдая какие-то непонятные условности в своей голове, с робкой надеждой, что я отвечу «нет».
– Если хочешь, могу сварить тебе гречку, там глютена нет, – ответила я с набитым ртом, запивая вкуснейший яблочный пирожок горячим чаем.
