Полная версия
Сахарские новеллы
– Иди сюда, садись! – голая женщина, сидевшая в углу комнаты, подвинулась и освободила мне место.
– Спасибо большое, я постою.
Даже если бы не было так горячо, я все равно не отважилась бы усесться на залитый грязной жижей пол.
Я заметила, что в руках у каждой женщины был плоский камень, который они окунали в воду, а затем скребли им по телу. Каждый скребок оставлял на коже темную полоску грязи. Мылом они не пользовались, да и воды расходовали немного. Сначала они соскребали с себя грязь, затем смывали ее водой.
– Четыре года! Четыре года я не мылась. Живу далеко в пустыне, в хайме, – весело сказала мне одна из женщин. У меня перехватило дыхание. Женщина подняла ведро и окатила себя с головы до ног. Сквозь пар я увидела, как стекшая с нее черная вода подбирается к моим чистым босым ступням. Меня слегка замутило, но я прикусила язык и стояла не шевелясь.
– Ты чего не моешься? Вот тебе камень, поскребись. – Добрая женщина протянула мне свой камень.
– Я не грязная, я дома мылась.
– А раз не грязная, зачем пришла? Я вон моюсь раз в три-четыре года. – Даже помывшись, она все еще казалась грязной.
Комнатка была совсем крошечная, без окон; над котлом с горячей водой клубился пар. У меня участилось сердцебиение, пот лил градом. Народу было много, спертый, насыщенный телесными запахами воздух не давал дышать. Мне стало нехорошо. Я прислонилась к мокрой стенке и обнаружила, что она покрыта толстым слоем чего-то сопливо-склизкого. Кусок этой массы прилип к моей спине. Сжав зубы, я стала отчаянно оттирать спину полотенцем.
Здесь, в пустыне, свои представления о красоте. Красивыми здесь считают полных женщин. Обычным женщинам приходится делать все от них зависящее, чтобы располнеть. Как правило, выходя из дома, женщины поверх платья плотно заматываются с головы до ног в большой кусок ткани. Те, кто помодней, надевают еще и большие солнцезащитные очки. За всем этим совершенно невозможно рассмотреть, как они на самом деле выглядят.
Я так привыкла к упакованным «мумиям», что вид больших голых тел совершенно меня поразил. Верно говорят, что купание обнажает истинную природу людей. Я чувствовала себя былинкой, жалкой и бледной, выросшей на лугу, где пасется стадо дойных коров.
Одна из женщин, отскоблив с себя черную жижу, собралась было ополоснуться, как снаружи вдруг раздался плач ее малыша. Она, как была голая, побежала на крик и вернулась с младенцем на руках. Усевшись на полу, она принялась его кормить. Грязная вода струилась по ее подбородку, шее, лицу, волосам и стекала на грудь, смешиваясь с молоком, которое сосал младенец. От этого невыносимого зрелища у меня к горлу снова подступила тошнота, и я опрометью выскочила из парилки.
Добежав до предбанника, я набрала в легкие побольше воздуха и пошла к проволоке за своей одеждой.
– Говорят, ты не мылась, а только стояла и глазела. На что глазеть-то? – полюбопытствовала хозяйка.
– Интересно посмотреть, как у вас моются, – с улыбкой ответила я. Хозяйка вытаращила глаза.
– И за это ты выложила сорок песет?
– Оно того стоило!
– Здесь у нас моются снаружи, а ведь изнутри тоже надо себя промывать, – сказала хозяйка.
– Изнутри? – не поняла я.
Жестами она изобразила, будто вытаскивает из себя кишки. Я обомлела.
– А где такое делают? – Мне было и страшно, и интересно; я даже пуговицы перепутала, одеваясь.
– На побережье. Поезжай в Бохадор, там каждую весну ставят хаймы, приезжаешь и моешься семь дней подряд.
Вечером за ужином я сказала Хосе:
– Она говорит, изнутри тоже моются. Надо ехать в Бохадор, на побережье.
– Ты точно не ослышалась? – удивился Хосе.
– Точно, она еще руками вот так показала. Давай съездим поглядим, – стала упрашивать я.
Из нашего городка Эль-Аюна до Атлантического побережья ехать не так уж и далеко, меньше четырехсот километров в оба конца, можно обернуться за день. О том, что в Бохадоре есть бухта, мы слыхали; остальное побережье Западной Сахары, протяженностью почти в тысячу километров, сплошь скалистое, без пляжей. Мы ехали к морю по оставленным на песке следам шин и ни разу не заплутали. И еще час – вдоль каменистого берега в поисках Кабо-Бохадора.
– Смотри, это вон там, внизу, – сказал Хосе.
Мы остановили машину у утеса. Внизу, на глубине нескольких десятков метров, синяя прозрачная вода омывала берега полукруглой бухты, а рядом, на песчаном пляже, раскинулись несчетные белые шатры, между которыми безмятежно расхаживали и мужчины, и женщины, и дети.
– Оказывается, и такая жизнь бывает в этом безумном мире, – вздохнула я с завистью. Вот он, «персиковый источник»[6], настоящий рай.
– Здесь не спуститься. Все осмотрел, в скале ни единого выступа, ногу поставить некуда. У местных, видимо, есть своя тайная тропинка, – сообщил Хосе, вернувшись с разведки. Он достал из багажника новенькую веревку, привязал ее к бамперу, затем притащил большой булыжник и подсунул под колесо, заклинив его, после чего затянул узел и сбросил веревку вниз.
– Делай, как я: не повисай всем телом на веревке, упирайся ногами в скалу. Веревка нужна только для устойчивости. Боишься?
Я слушала его, стоя на краю утеса и дрожа от ветра.
– Страшно? – снова спросил он.
– Очень, – призналась я.
– Тогда я полезу первым, а ты за мной.
Перевесив фотоаппарат через плечо, Хосе спустился вниз. Я сбросила обувь и босая повисла на веревке. На полпути надо мной стала кружить какая-то странная птица; я испугалась, что она выклюет мне глаз, и принялась судорожно работать ногами. Отвлекшись, я и не заметила, как оказалась на земле, позабыв про всякий страх.
– Тсс! Сюда! – позвал Хосе, притаившийся за большим валуном.
Тут я увидела несколько совершенно голых женщин, носивших воду из моря. Притащив ведро на берег, они выливали воду в большую бадью, к низу которой был прилажен шланг из кожи. Одна женщина улеглась на песок, другая ввела в нее шланг, как клизму, и подняла бадью, так что вода перетекала прямо в кишки лежавшей.
Я тихонько толкнула Хосе и указала ему на объектив для дальней съемки. Он так опешил от этого зрелища, что совсем забыл про фотоаппарат.
Когда бадья опустела, вторая женщина вновь наполнила ее морской водой и продолжила процедуру. После трех таких вливаний женщина застонала, а когда приступили к четвертому – закричала от боли. Мы смотрели на нее из-за валуна, перепуганные до чертиков.
Наконец, шланг извлекли наружу и ввели для промывки кишок следующей женщине. А той, которую только что накачивали водой, стали вливать воду через рот. Если верить хозяйке «Источника», такую «промывку» полагалось делать трижды в день в течение семи дней кряду. Вот она, «весенняя чистка»[7] во всей красе! Подумать только, сколько воды способен вместить в себя человек!
Спустя какое-то время наполненная водой женщина тяжело поднялась и заковыляла в нашу сторону. Усевшись на корточки, она начала испражняться прямо на песок. Бесконечный поток бог знает каких нечистот извергался из ее недр. Наложив кучу, она отступила на несколько шагов и продолжила облегчаться, зачерпывая руками песок и присыпая им свои испражнения. В общей сложности она наложила больше десятка куч и все не могла остановиться.
Сидя на корточках, женщина внезапно запела. Тут я не выдержала и расхохоталась. Очень уж потешно все это выглядело, любой бы на моем месте покатился со смеху. Хосе проворно закрыл мне рот ладонью, но было поздно.
Голая женщина обернулась и увидела нас за валуном. Лицо ее от ужаса перекосилось. Разинув рот, она отбежала на несколько десятков шагов и завопила истошным голосом.
Услышав ее крик, мы выпрямились и увидели, как из шатра выбегают люди. Женщина показала им на нас, и разъяренная толпа ринулась в нашу сторону.
– Хосе, бежим! – закричала я, срываясь с места. Мне было и страшно, и смешно. – Держи покрепче фотоаппарат!
Мы добежали до болтавшейся веревки. Хосе с силой подтолкнул меня, и я, сама не знаю как, вмиг вспорхнула на утес. Хосе быстро вскарабкался следом. Но – о ужас! – наши преследователи были тут как тут. Как они поднялись на утес без веревки, по какой неведомой тропинке?..
Мы вытащили камень из-под колеса. Отвязывать веревку времени не было. Я запрыгнула в машину, и она пулей рванула вперед.
Прошло больше недели. Я все еще горько оплакивала свои любимые сандалии, брошенные на злополучном утесе, но ехать за ними было боязно. И вот я услышала, как вернувшийся со службы Хосе разговаривает за окном с нашим приятелем из местных.
– Тут, говорят, какая-то азиатка ходит и подсматривает за купающимися. Уж не вы ли это? – испытующе спросил приятель.
– Впервые слышу. Моя жена сроду не бывала в Бохадоре, – ответил ему Хосе.
О боже, подумала я. «Здесь не зарыты триста лянов серебра»[8]. Сейчас этот кретин выдаст нас с потрохами.
Я мигом выбежала из дому.
– Что ж тут гадать? Я знаю, кто эта азиатская женщина, – объявила я, широко улыбаясь. Хосе оторопел.
– На прошлой неделе здесь приземлился самолет с японскими туристами. А японцы обожают изучать, как люди моются. Особенно японки! Ходят везде и вынюхивают, где можно помыться.
Разинув рот, Хосе вытянул в мою сторону палец. Я отпихнула его руку. Услышав мои слова, наш приятель просиял, словно у него пелена с глаз упала.
– Вон оно что! Так это была японка? А я-то вообразил… – Он посмотрел на меня, и лицо его залилось краской.
– А ты-то вообразил, что это я, не так ли? Но у меня только и забот, что рис варить да одежку стирать. А все остальное мне по барабану. Так что ты промахнулся, дружище!
– Промахнулся! Виноват! – Он еще гуще покраснел. Подождав, пока он отойдет подальше, я привалилась спиной к двери, улыбнулась и блаженно зажмурилась.
И тут мне прилетел подзатыльник от Хосе.
– Хватит витать в облаках, мадам Баттерфляй! А ну бегом рис варить!
В поисках любви
Семь или восемь месяцев назад по соседству с нами открылся крошечный продуктовый магазинчик. В нем продавали все необходимое – для нас, живущих за пределами поселка, это было чрезвычайно удобно: мне больше не приходилось тащиться издалека под палящим солнцем с тяжелыми сумками в руках.
В магазинчик я заходила по четыре-пять раз на дню. Случалось, что я срывалась туда прямо от плиты, чтобы срочно купить сахару или муки. Но вот беда: то внутри толпился народ, то у хозяина не было сдачи – секунд за десять мне не удалось обернуться ни разу, и это плохо вязалось с моей импульсивной натурой.
Проходив туда неделю, я предложила продавцу, молодому сахрави, отпускать мне продукты в кредит. Каждый вечер я бы подсчитывала стоимость всего, что накупила за день, и, как только наберется на тысячу песет, расплачивалась за все сразу. В ответ на мое предложение молодой человек сказал, что посоветуется со старшим братом. На следующий день он объявил, что с радостью откроет мне кредит, вот только писать он не умеет; он подарил мне большую тетрадь, куда я собственноручно записывала свои долги. Так мы и познакомились с Сейлумом.
Обычно Сейлум сидел в лавке один. У брата была другая работа, и он лишь утром и вечером ненадолго туда забегал. Каждый раз, когда я приходила рассчитываться, Сейлум наотрез отказывался проверять мои записи, а если я из щепетильности настаивала, он заливался краской до ушей и лепетал что-то невнятное. В итоге я перестала просить его проверять мои счета.
Поскольку он доверял мне, я считала крайне аккуратно, чтобы ненароком его не подвести. Он не был хозяином лавки, но очень ответственно подходил к работе. Вечером, закрыв магазин, он не возвращался в поселок, а сидел в одиночестве на земле и глядел в темное небо. Он был простодушен и честен и за месяц работы в магазине так ни с кем и не подружился.
Как-то раз я пришла в магазинчик, чтобы рассчитаться, отдала ему деньги и собралась было уходить, но Сейлум, опустив голову, все мусолил мою тетрадку. Было ясно, что он не забыл ее отдать, а хочет о чем-то со мной поговорить.
Я подождала пару минут, но он все молчал. Тогда я взяла из его рук тетрадь.
– Ладно, я пошла! Спасибо тебе! До завтра! – Повернувшись, я двинулась к выходу.
Тогда он поднял голову и окликнул меня:
– Сеньора Кэро…
Я остановилась и стала ждать, что он скажет дальше, но он снова замолчал. Лицо его заливала краска.
– Ты что-то хотел сказать? – ласково спросила я, но он только еще больше смутился.
– Я хотел… я хочу попросить вас написать очень важное письмо, – выпалил он наконец, не решаясь взглянуть на меня.
– За чем же дело стало? Кому письмо? – спросила я его. До чего же застенчивый парень!
– Моей жене, – потупившись, произнес он так тихо, что я с трудом расслышала.
– Ты женат? – изумилась я. Сейлум целые дни проводил в магазинчике, и ел там, и спал. Родителей у него не было, семья старшего брата особо о нем не заботилась, мне и в голову не приходило, что у него есть жена.
Он кивнул, волнуясь так, словно выдал мне великую тайну.
– Где же твоя жена? Почему она не здесь?
Я понимала, что творится у него в душе. Начать разговор он не решался, но явно ждал моих расспросов.
Так и не ответив, он огляделся и, убедившись, что в магазине никого кроме меня нет, достал из-под прилавка цветную фотографию, сунул ее мне и снова опустил голову.
На фотокарточке с истрепанными углами красовалась арабская женщина в европейском наряде, с правильными чертами лица и большими глазами. Ее уже немолодое лицо было покрыто толстым слоем разноцветной косметики. Одета она была в открытую блузку без рукавов и мини-юбку давно вышедшего из моды яблочно-зеленого цвета. Талию обвивала медная цепь, а полные ноги были втиснуты в высоченные желтые ботфорты на каблуках, зашнурованные крест-накрест до самых колен. Половина черных волос была зачесана наверх, образуя подобие птичьего гнезда, другая половина ниспадала на плечи. Все это великолепие дополняла дешевая бижутерия и сверкающая лаковая сумочка из черного кожзаменителя.
От одного взгляда на эту фотографию у меня зарябило в глазах. В жизни, сбрызнутая духами, эта особа, наверно, выглядела еще ослепительней.
Я посмотрела на Сейлума. Он с замиранием сердца ждал моей реакции. Мне не хотелось его огорчать, но трудно было подобрать слова для восхищения этим пышным фальшивым розаном. Я аккуратно положила фотографию на прилавок.
– Какая модница! Не чета местным девушкам, – осторожно произнесла я, стараясь и чувств его не задеть, но и душой особо не кривить.
Услышав мои слова, Сейлум обрадовался и подхватил:
– Да, она модная и очень красивая, местные девушки с ней не сравнятся.
– Где же она? – спросила я с улыбкой.
– Сейчас она в Монте-Карло. – О жене он говорил так, словно она была богиней.
– Ты был в Монте-Карло? – Я подумала, что ослышалась.
– Нет, мы поженились в Алжире в прошлом году, – ответил он.
– Почему же она не приехала с тобой в Сахару после свадьбы?
Услышав мой вопрос, он помрачнел, и вся его восторженность улетучилась.
– Саида велела мне вернуться, пообещав приехать через несколько дней вместе со старшим братом. А потом… в общем…
– …так и не приехала, – закончила я вместо него. Он кивнул, глядя в пол.
– Давно это было? – снова спросила я.
– Больше года назад.
– Что же ты раньше ей не написал?
– Я… – у него словно защемило в горле. – Кому же я мог об этом рассказать? – Он тяжело вздохнул.
А мне, постороннему человеку, взял и рассказал, подумала я.
– Покажи-ка адрес. – Я решила помочь ему.
Он дал мне адрес. Действительно – Монако, Монте-Карло, а никакой не Алжир.
– Откуда он у тебя? – спросила я.
– Я ездил за ней в Алжир три месяца назад, – сказал он, запинаясь.
– Ай-я, что ж ты сразу не сказал? Из тебя лишнего слова не вытянешь. Значит, ты уже ездил к ней?
– Ее не было. Брат сказал, что она уехала, дал мне эту фотографию и адрес и велел возвращаться домой.
Проехать тысячу верст ради фотокарточки какой-то вульгарной особы?! Вздохнув, я посмотрела в правдивое и доброе лицо Сейлума.
– Скажи, Сейлум, а сколько ты заплатил семье невесты? – Я вдруг вспомнила о свадебном обычае жителей пустыни.
– Много. – Он вновь опустил голову – мой вопрос явно затронул его за живое.
– Сколько именно? – понизив голос, спросила я.
– Больше трехсот тысяч.
Я оторопела.
– Не может быть! Откуда у тебя столько денег? – с сомнением спросила я.
– Да-да, честное слово! – стоял он на своем. – В позапрошлом году отец перед смертью оставил мне денег, можете брата спросить.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Речь идет о начале 1970-х, когда курс американского доллара к тайваньскому составлял 1:38.
2
«Сумеречная зона» – американский телесериал, выходивший с 1959 по 1964 г. Каждая серия представляет собой отдельную историю, связанную с необычными и паранормальными явлениями при вхождении в «сумеречную зону».
3
«Речные заводи» (автор Ши Най-ань) – роман XIV в. о похождениях благородных разбойников. Один из четырех классических китайских романов.
4
Сунь У-кун – главный персонаж романа У Чэнь-эня «Путешествие на Запад», одного из четырех китайских классических романов.
5
Сань-мао цитирует трактат китайского философа Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.) Подробнее см. Комментарии-1.
6
«Персиковый источник» – название утопической поэмы китайского поэта Тао Юань-мина (365–427), китайская метафора райского уголка.
7
Накануне Праздника весны (Нового года по лунному календарю) принято избавляться от всего старого и проводить генеральную уборку.
8
Китайская поговорка, ведущая происхождение от предания о человеке, зарывшем в землю свое богатство. Боясь, что его сокровище украдут, рядом он поставил табличку с надписью: «Здесь не зарыты триста лянов серебра».