Ученье – свет, а богов – тьма

– Лиза-хян? Ау, ты здесь? – с усмешкой окликает меня Унгуц.

Я возвращаюсь в реальность.

– Угу… Старейшина, но что же мне теперь делать?

– А вот это хороший вопрос, – грустнеет Унгуц. – Хорошо бы попытаться поговорить с мальчиком. Объяснить, что он всё не так понял. Но это будет тяжело, даже если с тобой он в принципе согласен разговаривать. Азамата лучше пока вообще не тормоши.

– Но я же должна ему сказать, что его внешность тут ни при чём!

– Вряд ли он поверит, – вздыхает Унгуц. – Боюсь, что тебе придётся потерпеть его кислую физиономию до тех пор, пока Кир сам ему всё не объяснит.

– Это может быть ещё через полгода! – ужасаюсь я.

– Может, – кивает Унгуц. – Но если ты сейчас попытаешься всё объяснить Азамату, он только усвоит, что сам виноват в несчастьях ребёнка. Ты этого хочешь?

Я живо себе представляю, как Азамат кидается вымаливать прощения за свою нечувствительность и запугивает ребёнка так, что тот пешком уходит обратно в приют. И правда, пожалуй, нужно начинать с другого конца.

– Чем я ещё могу тебе помочь, доченька? – ласково улыбается Унгуц, следя за моими гримасами.

– Наверное, пока ничем. Попробую поговорить с Киром, если он явится к ужину, конечно. Спасибо вам, Старейшина, – с душой добавляю я. – Никогда больше не пренебрегу вашим советом.

– Да-а, – отмахивается Унгуц. – Ничего я тебе особенного не присоветовал. Азамат мог бы всё то же сказать, если бы своё детство вспомнил. Я ведь по нему сужу. Он хоть и не безродный, но у Аравата под палкой привык чувствовать себя виноватым во всех невзгодах. Ладно, иди, перебирай свою крупу, авось какая каша сварится…

Азамат на кухне за пиалой с перчёным чаем ковыряет упражнение на первое лицо глаголов.

– Какой-то у тебя странный язык, – говорит. – По законам всё складывается, а в словаре написано, что так не бывает…

– Что, например?

– Да вот, тут слова-исключения. Как это может быть, что нельзя сказать «я победю»? Что это за пессимизм такой?

Я начинаю смеяться.

– Надо просто как-нибудь в обход сказать, типа «одержу победу».

Азамат пожимает плечами.

– Или вот ещё. «Сосать» – «сосу», так почему не «пылесосу», а «пылесошу»?

– Потому что не «пылесосать», а «пылесосить», – хохочу я.

– Странный язык, – Азамат качает головой, глядя, как я угораю. – Но я рад, что тебя повеселил.

– Где тут у тебя завтрак? Или обед… Я готова к принятию пищи, – говорю, отдышавшись.

– На плите суп-пюре… только в большой кастрюле, а в маленькой – это обед Алэка остывает. – Азамат вдруг как-то мрачнеет и добавляет: – Кир отказался помогать его варить.

Я поджимаю губы. В принципе, логично, если он добивается, чтобы мы его вытурили.

– Я говорила с Унгуцем, – сообщаю. Азамат смотрит на меня с надеждой. – Он кое-чего предположил. Всё-таки Кир не думает о тебе так, как сказал. Он просто хотел тебя позлить.

Азамат склоняет голову и не отвечает.

– Послушай, – продолжаю. – Расскажи-ка мне поподробнее, из-за чего у вас вчера начался скандал?

– Да на пустом месте, говорю же, – Азамат нехотя отрывается от экрана. – Он плёлся за мной еле-еле, я его раз подогнал, два подогнал, а он всё сзади тащится. Я сбавил скорость, чтобы с ним поравняться, так он ещё сбавил. Я говорю, у меня нет столько времени, чтобы с твоей скоростью ползти до Жёлтых Камней, а он развернулся – и назад галопом.

Задумчиво киваю. Очень похоже на то, что говорил Унгуц. Азамат снова утыкается в свои упражнения.

Я ем в тишине, потом подкармливаю Алэка молочком. Режим летит к чертям. Муж напряженно долбит по клавишам, заполняя пропуски в предложениях. Мне больно на него смотреть. Не знаю, как высижу до тех пор, пока удастся поговорить с Киром.

– Пойду прогуляюсь, – говорю.

Азамат кивает, хотя я не уверена, что он меня услышал.

Я надвигаю высокие меховые сапоги, вставляюсь в короткую шубу и выхожу. На улице свежо, небо подёрнуто очень тонкой дымкой облаков, даже солнышко просвечивает. Ветра почти нет. Для прогулки хорошая погода. Я обхожу вокруг дома, проверяю, не выглядывают ли мамины растения из-под снега – кто-то из сыновей сторожа должен был их укрыть. Некоторое время торчу на берегу, любуясь Долом, прекрасным во все времена года. Потом разворачиваюсь и топаю по самой широкой тропинке просто потому, что она самая широкая. От нашего дома есть три тропы – на запад по берегу, на северо-восток в лес и на север к стоянке унгуцев, а оттуда в степь. Вот в ту степь я и ползу без особых идей.

Стойла, построенные в углу стоянки ещё до войны, открыты, лошадей в них нет. Оглядевшись, замечаю двоих серых слева, под крутым склоном. Они щиплют сухую траву, торчащую между камней. Видимо, их выпустили погулять. На горизонте в степи маячит третий, кажется, со всадником. Вот, значит, где Кир гуляет, когда возвращается домой в ночи. А ну-ка…

Я спускаюсь по склону туда, где топчутся серые кони. Один стоит довольно близко, и я его подзываю. В упор не помню, как подзывать муданжских лошадей, да и имён этих скотов я не уловила, поэтому обхожусь универсальным:

– Пс-ст!

Как ни странно, конь поднимает голову и подходит поближе. Склон достаточно крутой, чтобы я смогла залезть на спину лошади сверху, хотя, конечно, корячилась долго. Хорошо хоть вышла в штанах. Однако серая громадина вытерпела мои издевательства без возражений, и я всё-таки уселась верхом. Только теперь вспомнила, что управлять лошадью мне нечем. Мужики как-то их по шее хлопают… Ох, нашла я опять приключений на свой главный мыслительный орган!

– Давай-ка потихонечку во-он туда, за Киром, – негромко предлагаю я коню. Помню, что, если кричать, они ускоряются. – Только медленно, понимаешь, ме-е-едленно.

Конь некоторое время стоит в задумчивости, но я не помню, каким словом его запустить, так чтобы не сразу в галоп. Наконец он трогает шагом в нужном направлении, и я облегченно выдыхаю. Растопыриваю пятки, чтобы не дай бог не пришпорить это исполинское существо. Мне за его ушами цели-то не видно.

Однако конь подвозит меня ровнёхонько к Киру. Не знаю, понял ли он мою просьбу или просто пошёл к человеку, который может объяснить доступно, что мне нужно от бедного копытного. Кир смотаться не пытается: сидит верхом, повернувшись ко мне боком, и смотрит выжидательно.

– Привет, – говорю осторожно.

– Здравствуйте, – ещё осторожнее отвечает Кир.

А вот бы я ещё знала, как продолжить этот разговор. Ладно, попробуем в лоб.

– Кир, послушай. Если ты добиваешься, чтобы мы вернули тебя в приют, то зря. Мы никогда этого не сделаем.

Он сдвигает брови.

– Почему?

– Потому что за каждым нашим чихом следит вся планета. Все знают о тебе. Ты существуешь для огромного количества людей. Ты не можешь просто исчезнуть, как будто тебя никогда не было.

– А если я не хочу с вами жить?

– Почему не хочешь?

Кир отворачивается и молчит.

– Нет уж, дорогой. – Я складываю руки на груди. – Если ты хочешь каких-то изменений, будь добр, объяснись.

Ребёнок пару раз глубоко вздыхает и наконец выдаёт:

– Вы мне не нравитесь. Мне было лучше в приюте.

Он настолько откровенно врёт, что мне даже становится его немножко жалко. Наверное, ему было очень трудно это сказать.

– Чушь, – отмахиваюсь, и его лицо вытягивается. – Если ты хочешь заслужить расположение отца, никогда не ври.

– Я не хочу! Мне не нужно его расположение!

– Ещё как нужно, – возражаю я. – Ты просто отчаялся его получить. А зря. Азамата очень легко обрадовать. Но обидеть – ещё легче.

– Да он вообще сумасшедший! – выкрикивает Кир так истерично, что его конь делает пару шагов назад и прядает ушами. – Вы слышали, что он сказал?! Он хочет всё бросить и улететь отсюда из-за меня! Я его позорю! Почему он не может просто меня отослать?!

– Кир. Успокойся. У меня от твоих воплей лошадь нервничает. Азамат просто хочет, чтобы тебе было хорошо. Нормальные отцы обычно этого хотят. Он не понимает, почему ты не хочешь с ним общаться. Пойди и объясни ему всё, попробуй договориться.

Кир опускает глаза и закусывает губу.

– Он что, сам не понимает, что я ему не нужен?

– Ты ему очень нужен, – вздыхаю. – А вот быть Императором он никогда не хотел. Люди решили за него, и он не смог отказаться. Ему это тяжело даётся, он так же, как и ты, боится всех разочаровать. Ему гораздо интереснее с тобой кататься на лошадях, чем сидеть во дворце и составлять документы. Не усложняй ему жизнь, Кир, пожалуйста.

– Да это он всё усложняет! Что во мне такого интересного? Давно бы уже забыл про меня и горя не знал.

– Он не может про тебя забыть. Я же говорю, ты уже существуешь. Для него и для всех. Всё, пути назад нет, ты не можешь стать опять неизвестным и никому не нужным. Ты не можешь всё бросить и начать заново. У тебя нет другого выбора, кроме как помириться с отцом. Ты всё равно останешься с нами, как бы ты ни ругался и ни выпендривался. Ты только причинишь ему боль, как вчера, но это всё равно ничего не изменит. Так что перестань создавать всем проблемы, извинись перед ним и смирись с мыслью, что он хочет тратить на тебя время.

– А вы не можете… – Кир сглатывает, – убедить его меня выставить?

Я раздражённо вздыхаю.

– Максимум, что я могу тебе предложить, – это отправить тебя учиться на Землю, к моей маме. Может быть, на это он согласится. Но для того, чтобы туда поехать, тебе всё равно придётся сначала выучить два языка, законы, обучиться водить и ещё куче всего.

Кир таращится на меня огромными глазами.

– Вы думаете, я могу полететь на Землю?

– Если помиришься с отцом и сдашь экзамены, то да, – решаю я.

– И ваша… ваша мама разрешит мне там жить?

– Да она что угодно разрешит, – пожимаю плечами. – Вот уж кто не будет тебя донимать своей назойливой заботой.

Кир переводит дух, потом сужает глаза и косится в мою сторону.

– Вы на меня больше не сердитесь?

– Сержусь, – киваю. – Ты меня вчера очень, очень разозлил. Меня уже почти год никто так не злил.

– Тогда почему вы сюда пришли? – хмурится Кир.

– Потому что я, в отличие от тебя, знаю, что, если сидеть в углу и злиться, ничего не изменится. И пока ты не извинишься, я не хочу с тобой иметь никакого дела.

Кир набирает побольше воздуху и выдыхает:

– Простите, пожалуйста, я больше так никогда не сделаю!

– Да не передо мной, идиотина, – качаю головой. – Перед отцом извинись. Ты его обидел. Ты знаешь, сколько сил я потратила, чтобы убедить его не стесняться своей внешности? Сколько долгих-долгих разговоров, интриг и скандалов мне пришлось устроить, чтобы Азамат перестал считать себя хуже других. А ты вчера всё это уничтожил одним словом! Так что иди теперь и объясняй отцу, что ты просто хотел его позлить.

Кир слушает меня, пожёвывая губу, потом обречённо кивает и направляет лошадь к стойлам. Моя, к счастью, идёт следом.

На полпути нас накрывает большая тень. Задираем головы и видим, что на стоянку метит приземлиться какой-то незнакомый унгуц. Переглядываемся и прибавляем ходу. Лошади нервничают. Пока мы огибаем крутой склон и взбираемся по кривой тропинке, унгуц как раз садится, и из него вытряхивается Арон. О боже. Он ведь собирался прилететь, чтобы пойти на охоту. Я прямо чувствую, как у меня вытягивается лицо.

– Хотон-хо-о-он! – радостно приветствует меня деверь. – Никак встречаете?

– Честно говоря, мы тут просто гуляли… с Киром. Я даже не знала, что ты сегодня прилетишь…

– Как же! – Арон разводит руками. – Мы с Азаматом ведь договаривались. Он, что ли, забыл вам сказать?

Пожимаю плечами:

– Может, и говорил, да я забыла.

– Ну ничего страшного! – радостно отмахивается Арон. – Я пилота отпущу, как вы думаете? Вернёмся-то вместе, наверное?

Я мысленно кривлюсь, представив себе отпуск в одном доме с Ароном, ну да ладно, если сильно достанет, вызовем ему из столицы другого пилота, а то ещё этого придётся куда-то девать.

– Да, отпускай, конечно, – мило улыбаюсь я. – Что же ты собственным унгуцем до сих пор не обзавёлся?

Арон при помощи незнакомого мне пилота вытаскивает из багажника несколько огромных сумок с вещами. Не иначе зимовать тут собирается.

– Ой, да не люблю я все эти машины с кнопками, того гляди сломаются.

Я дёргаю Кира за рукав.

– Видишь, как твой отец своего брата разбаловал? – шепчу. – И тебя так же разбалует, потому что не может сказать «нет».

– Я не боюсь кнопочек, – ворчливо шепчет Кир.

– Зато ты боишься не оправдать его надежд.

Кир прожигает меня взглядом.

– Что? – оборачивается Арон.

– Я говорю, куда ты наволок столько одежды? – повышаю голос. – У нас тут и пойти-то в ней некуда.

– Ой, да я не глядя всё свалил, не на себе же тащить. Кир, сынок, помоги, а то рук не хватает.

Кир от такого обращения вздыбливает шерсть на загривке, но послушно шагает вперёд, подхватить последнюю сумку. Я его останавливаю.

– Вон лошадь возьми и навьючь, на неё всё сразу влезет.

– Ой, точно, – спохватывается Арон и принимается довольно бестолково вешать мешки на спину второго серого коня, который смотрит на него как на назойливое насекомое. Кир не выдерживает и всё-таки идёт помогать, а потом загоняет наших коней в стойло и закрывает. Я тем временем оставляю орнаментальный автограф на лобовом стекле унгуца, выслушивая медовые речи пилота, которому внезапно подвернулась счастливая возможность посмотреть на меня вблизи. Наконец можно идти домой.

Арон всю недлинную дорогу весело треплется о том, как замечательно выздоровела его дочка, хотя жена по-прежнему боится к ней подходить, о динамике цен на овец и дифжир, о погоде и поставках фруктов с юга. Я киваю и рассеянно поддакиваю. Как же он не вовремя…

Азамат удивлённо привстаёт из-за стола.

– Арон? Ты уже приехал? А я думал, ты только в первое новолуние соберёшься.

– Так ведь уже первое новолуние! – радостно улыбается Арон.

Азамат хмурится и прижимает какую-то кнопку на часах.

– Нет, до него ещё два дня.

– Да? – поражается Арон. – Ого, значит, я обсчитался? Вот это да! Ну это же ничего страшного, правда?

– Конечно, – улыбается Азамат. – Я всегда рад тебя видеть. Кира ты знаешь, так ведь?

– Да, да. – Арон рассеянно оборачивается к Киру. – Мы встречались.

– Замечательно. Ничего, если мы тебя положим на третьем этаже? Там мебели нет, зато просторно.

– А, я помню. Конечно, у меня даже собственные дифжир с собой, тебе вообще не о чем беспокоиться. У тебя тут подъёмник был, кажется…

Азамат напоминает брату, как пользоваться лифтом, и провожает его наверх со всеми сумками. Я только головой качаю. По-моему, на охоту с ним ходить небезопасно. Кир хмыкает, моет руки и принимается выгружать из посудомоечной машины чистые тарелки. Мне кажется, он начинает привыкать к чистоте, или ему просто нравится возможность пользоваться водой когда угодно и в любых количествах.

Однако Азамат, кажется, действительно рад приезду брата. Он оживляется, убирает со стола бук, расспрашивает о здоровье племянницы. Арон говорит без умолку, но Азамат с удовольствием слушает. Кир присаживается в углу комнаты и делает вид, что ковыряется в телефоне, но то и дело поглядывает на отца и дядю. Я играю с Алэком в манеже.

Азамат принимается готовить ужин под басни Арона о потрясающей похлёбке, что тот умеет варить из какой-то дикой птицы.

– Я их о прошлом годе подстрелил десять штук, представляешь? Десять! – обильно жестикулируя, рассказывает он. – Столько сразу ни за что не съесть, а замораживать жалко, они от этого портятся. Ну я уж и нажарил, и навялил, и засолил, руки уже отвалились мясо это разделывать. Пришлось из последней суп сварить. И ты знаешь, так здорово получилось! С тех пор только так их и готовлю. Даже Воробей хвалил, представляешь? Он в гости как раз зашёл тогда.

– А кто это, Воробей? – уточняет Азамат.

– Ты что, не знаешь Воробья? Это ж брат Старейшины Асундула, знаменитый охотник! Мы с ним ещё три года тому на медведя ходили, во-от это было дело…

К тому моменту, как ужин готов, меня уже мутит от бесконечных охотничьих рассказов про то, кто при каких обстоятельствах обделался со страху, какого лесного зверя как потрошат и кто нажрался медвежатины до отрыжки. Кир, однако, слушает раскрыв рот.

– Лиза, садись. – Азамат выдвигает мне стул у стола.

– Знаешь, я что-то не хочу. Я же недавно обедала.

Азамат сразу так расстраивается, что мне даже неуютно становится. Видно, он еле держится в приветливом настроении.

– Я чуть-чуть попозже присоединюсь, – обещаю. – Вот Алэка покормлю…

Сгребаю мелкого, который, впрочем, пока есть не просит, и ухожу подальше от застольного разговора.

Когда Алэк засыпает, я решаю, что достаточно проветрилась, чтобы пойти попить чаю, и двигаюсь к лифту, где налетаю на выскочившего с лестницы Кира, который светится как парадный диль.

– Отец возьмёт меня на охоту! – выпаливает он, едва завидев меня.

– Это очень интересно, – говорю. – А ты извинился?

– Нет, – тушуется Кир. – Ну, не буду же я при Арон-хоне…

– Кир, мне неинтересно, когда, где и в чьём присутствии ты будешь извиняться. Но пока ты не поговоришь с отцом, никакой охоты.

– Но отец уже сказал, что берёт меня! – возражает парень.

– Он-то, может, и берёт, а вот я не отпускаю.

И решительно иду вниз. Кир плетётся следом, поникший. Но меня печальными глазками не проймёшь. Азамату намного хуже, настолько, что он даже не подумал этого оболтуса наказать. Я строевым шагом врываюсь в кухню. Там густой запах жирной перчёной еды, мужики сидят потягивают хримгу. Вообще атас. Азамат пьёт только по праздникам.

– Дорогой, можно тебя на пару слов? – говорю негромко, но убедительно.

– Да, конечно, – рассеянно кивает он и с трудом встаёт из-за стола.

Мы выходим в коридор, где топчется унылый Кир.

– Во-первых, ты чего напиваешься? – спрашиваю.

Он пожимает плечами.

– Да так… Арон привез домашнюю хримгу, почему бы не выпить? Я с ним не так часто вижусь, тем более ужинаю.

– Понятно… Ладно, вот что. С какой стати ты берёшь Кира на охоту?

– Так давно же собирались…

– Да, и что, по-твоему, он заслужил?

– Ну ладно тебе, Лиза, – Азамат отмахивается. – Мы же всё обсудили вчера. Я сам виноват. Ну что тебе, жалко, что ребёнок погуляет немного?

– Я считаю, что после вчерашнего он не имеет права на развлечения.

– Ты очень строгая, – пьяно вздыхает Азамат. – Тебе-то он ничего не сделал, а я не сержусь.

– Я заметила, – цежу. – И меня это сильно печалит. Может быть, ты хотя бы поговоришь с ним сейчас? У него есть что тебе сказать.

– Зна-аю я всё, что он мне может сказать, – тянет Азамат. – И слушать этого не хочу. Лиза, мне уже всё равно, хочет на охоту – пускай идёт, может, не так сильно будет меня ненавидеть.

– Азамат! – ахаю я, но он уже идёт обратно в кухню. – Постой, мы не закончили! Ты рехнулся совсем, что ли? Я так ни одного из вас никуда не отпущу!

– Лиза-хон, что за шум? – пьяно скалится Арон из-за стола. – Присоединяйтесь!

– Азамат, это никуда не годится! – продолжаю я, игнорируя Арона. – Ты не можешь вот так ему всё позволять, просто чтобы ему понравиться. Хорошо, пусть будет другое наказание, но нельзя оставить всё как есть!

– А, так юный князь провинился? – доходит до Арона. – Так всыпь ему ремнём, как отец, бывало, и дело с концом.

Азамат вскидывается.

– Я никогда не буду бить своих детей! – рыкает он так неожиданно и громко, что мы все приседаем.

– Почему? – удивлённо спрашивает Арон. – Это очень здорово помогает.

– Потому! – продолжает Азамат тем же грохочущим голосом. – Тебя отец бил, может, раз в год. А меня несколько раз в месяц! Я знаю, каково это!

– Ох ты ж, – бормочет Арон, сползая немного по спинке стула. – Нет, ну дело твоё, конечно… А что он натворил-то?

– Да ничего особенного, – буркает Азамат. – Наговорил мне гадостей, повысил голос. Забудь. Всё в силе.

– Не-е-е, – внезапно возмущённо протягивает Арон и стучит кулаком по краю стола, с трудом попадая. – Ты что, брат! Если б мой мне нахамил, он бы ещё неделю сидеть не смог! Нетушки, такого засранца на охоту брать нельзя. Ты что, Азамат, совсем парня распустил. Я с ним вместе не пойду. Пускай сначала заслужит. А то ишь, глаза горят, пострелять охота! Никакой охоты!

Я даже не знаю, радоваться или нет, что Арон подключился к разговору. С одной стороны, он прав, и Азамату полезно напоминание, кто в доме хозяин. С другой, эти варварские представления… неудивительно, что сын Арона такой странный, если отец его регулярно избивает.

Азамат некоторое время мечется и хмурится, но в конце концов сдаётся.

– Ладно, всё отменяется. Кир, иди спать. Немедленно.

Ребёнок одаривает меня хмурым взглядом и уходит, не сказав ни слова.

– Азамат, я тебя очень прошу, поговори с ним, – напоминаю я.

– Завтра поговорю, – буркает Азамат. – Сейчас я слишком пьяный.

Я тяжело вздыхаю и иду к себе в кабинет за таблетками от похмелья. Вот уж не думала, что их надо держать в кухонной аптечке.

Спать Азамат ложится с краю кровати и отвернувшись от меня. Бормочет что-то про то, что я не люблю запах хримги, и засыпает. Мне ничего не остаётся, как последовать его примеру.

Меня будит радионяня. Спросонок оглядевшись и поняв, что Азамата рядом нет, я нашариваю тапки и несусь в детскую. Всё хорошо, малыш проснулся и требует завтрак и чистый подгузник. Однако муж меня разбаловал, я как-то привыкла, что по утрам деточку обслуживает кто-то ещё.

Когда я спускаюсь вниз и обнаруживаю, что на кухне даже не пахнет завтраком, у меня закрадываются неприятные подозрения. Азамат не обнаруживается ни в одной из комнат, и Кира тоже нет. На третьем этаже под восемью одеялами мирно дрыхнет Арон. Ну хоть этот никуда не делся. Снова спускаюсь вниз, накидываю куртку поверх себя и мелкого и тащусь на стоянку. Стойла закрыты, но в них только одна серая лошадь. Значит, поехали кататься. Ладно, может, поговорят. Возвращаюсь в дом и на всякий случай проверяю чулан – и высказываюсь, как Алэку лучше бы не слышать. Двух ружей нет, не считая того, что Кир утопил. Значит, Азамат вместо того, чтобы не брать Кира, решил не брать Арона. Отлично. Боже, лишь бы вернулись целыми. А то один психанёт, другой распереживается… Ну, муженёк, ну я тебе устрою…

Арон спит долго и спускается совершенно разбитый.

– Ох, ну я вчера и напился… – стонет он. – Хотон-хон, у вас ничего нет от головы?

Меня подмывает ему мстительно отказать за то, что мужа опоил, но выслушивать его стенания тоже не очень хочется, да ещё, не дай бог, испачкает мне пробковый пол…

– На, проглоти, запей водой.

После таблетки Арон быстро приходит в себя и начинает озираться.

– А где Азамат?

– Пошёл на охоту с Киром, – невозмутимо сообщаю я.

– Вот те раз! – восклицает Арон. – Ну он даёт. Вчера же договорились! А, вечно под ним гвоздь в подушке. Ну ладно, давайте я хоть завтрак сделаю…

Пока Арон готовит, я берусь за начатый гобелен. Не вязать же шарф Киру, когда он так себя ведёт! От гобелена у меня сделана треть – лента узора по краю, кусочек пейзажа и ноги. Весь день я маньячно строчу ряды, иногда прерываясь на попытки позвонить Азамату. Но он вне покрытия, а над ухом непрерывно зудит Арон – что-то рассказывает о своих детях, о детстве Азамата, о том, за что ему влетало и как именно, как страшно сердился отец… Судя по этим воспоминаниям, Ийзих-хон была права. Аравата и правда больше всего бесило, что Азамат не честолюбив.

Байч-Харахи возвращаются затемно. Я слышу ржание, беру сковородку поувесистее и встаю сбоку от входной двери. Увы, реакция у Азамата хорошая, и он ловит сковородку в воздухе, войдя первым.

– Он извинился! – быстро и весело говорит муж.

– Да ну! – поражаюсь я.

– Да-да, – часто кивает Азамат, и по тому, как светится в темноте прихожей его физиономия, я понимаю, что так и есть. – Мы всё очень подробно обсудили.

Кир топчется в дверях, тайком улыбаясь.

Я прищуриваюсь.

– Что, прямо утром встал и извинился?

– Лиза, ну что ты придираешься! – Азамат закатывает глаза. – Я тебе сообщаю факт: он извинился. И мы хорошо провели время. Тебе так принципиально, в какой последовательности?

Я вздыхаю:

– Ты неисправим. Чего наохотили-то?

– У-у… Всего-всего. Куропаток, фазанов, кроликов. – Он потрясает большим мешком, к счастью, непромокаемым. – А у Кира, вон, степная антилопа.

Я только теперь замечаю, что у Кира через плечо перекинута какая-то палка. При ближайшем рассмотрении это оказываются задние ноги с копытами.

– О боже, – отшатываюсь. – Ясно, я лучше на кухню не пойду.

– Сковородочку отдай. – Азамат тянет за ручку. – Нам пригодится.

И весело подмигивает, отчаливая в направлении кухни.