Союз трёх императоров

Военно-морской флот Австро-Венгрии, официально именовавшийся Императорским и Королевским (Kaiserlich und Koniglich – в честь монарха, который одновременно являлся австрийским кайзером и венгерским королём), к сентябрю 1915 года имел в своём составе четыре новейших дредноута, 9 линкоров старых типов, 12 крейсеров, в том числе три броненосных, 19 эсминцев, 83 миноносца, 12 подводных лодок, три броненосца береговой обороны и около 40 кораблей и судов других классов. В постройке находились три сверхдредноута с 350-мм артиллерией (ожидалась закладка четвёртого), 7 миноносцев и 4 подводные лодки. В численном отношении австро-венерский флот уступал и Италии, и Франции, но был хорошо сбалансирован и представлял собой определённую силу. Ряд кораблей собственной постройки – например, линкоры типа «Вирибус Унитис», лёгкие крейсера типа «Адмирал Шпаун», эсминцы типа «Татра» – по совокупности своих характеристик превосходили боевые единицы аналогичных классов, имевшиеся у итальянцев и французов.

Организационно «императорско-королевский» флот состоял из 1-й и 2-й эскадр линкоров, флотилии крейсеров, двух флотилий миноносцев, специальной группы береговой обороны, пяти отрядов обороны военно-морских баз и Дунайской речной флотилии. На 370-мильном Адриатическом побережье имелось достаточное число хорошо оборудованных баз и пунктов базирования: Пола, Фиуме, Каттаро, Триест, Себенико, Спалато, Порто-Ре. Правда, командовал флотом адмирал Антон Гаус – человек очень осторожный и не склонный к решительным действиям. В Берлине и Санкт-Петербурге не без оснований полагали, что с таким военачальником австрийский флот будет обречён на пассивность.

Германский Кайзерлихмарине в основном был сконцентрирован в базах Немецкого, то есть Северного моря, а на Средиземном море его представлял лишь отряд контр-адмирала Вильгельма Сушона в составе линейного крейсера «Гёбен» и лёгкого крейсера «Бреслау». Собственно говоря, этот отряд, официально именовавшийся «дивизией», на Средиземноморье оказался случайно. С началом войны Сушону стало ясно, что прорваться в Германию ему вряд ли удастся, и оставался единственный выход – следовать в один из австро-венгерских портов. Немецкие крейсера благополучно ушли от охотившихся за ними англичан и вскоре прибыл в Полу. Адмирал Гаус желал видеть «Гёбен» и «Бреслау» в составе своего флота, но Сушон получил из Берлина разрешение действовать самостоятельно. Пользуясь этим правом, он впоследствии совершит много славных дел, достойных быть вписанными в историю морских войн золотыми буквами. Но об этом речь впереди…

Французский флот в течение всего XIX века прочно занимал второе место в мире, уступая лишь британскому. Но в начале 1900-х годов ситуация резко изменилась. Некомпетентность политиков, ответственных за кораблестроение (среди них выделяют морского министра, одновременно писателя и социалиста Шарля Камиля Пельтана, прозванного «разрушителем флота»), привела к тому, что Франция тратила огромные средства на постройку морально устаревших линкоров, больших, но слабо вооружённых броненосных крейсеров и многочисленных немореходных миноносцев, в то время как другие страны вводили в строй крупные серии однотипных линейных кораблей, лёгких крейсеров, эсминцев. Результаты оказались плачевными. Франция позже всех приступила к строительству дредноутов, утратила первенство в области подводного флота (в мае 1914 года командование ВМС вынуждено было списать сразу 21 устаревшую подлодку – более чем треть находившихся в строю субмарин), а турбинных крейсеров у неё не было вообще. В 1911 году французскую общественность шокировали опубликованные цифры: оказывается, за 15 предшествовавших лет Германия потратила на флот примерно 100 миллионов фунтов стерлингов и стала второй морской державой мира. Во Франции за это же время аналогичные расходы составили 152 миллиона фунтов, но при этом её флот переместился со второго места на четвёртое!

Определенные шаги по усилению Армэ Наваль (Armee Navale – так официально именовался французский флот) были предприняты лишь в последние пять-шесть лет до начала войны. Энергичный адмирал Буэ де Лапейрер, занявший в 1909 году пост морского министра, добился увеличения расходов на флот с 333 миллионов франков в 1909 году до 567 миллионов в 1913-м. Согласно принятой в 1912 году внушительной кораблестроительной программе, французские ВМС за последующие восемь лет должны были пополниться 28 линкорами, 10 лёгкими крейсерами, 52 эсминцами и 94 подводными лодками. В 1914 году в дополнение к ней предполагалось построить 8 линейных крейсеров. Но всем этим планам не суждено было сбыться…

Организация французского флота к осени 1915 года была следующей: три дивизии линкоров, одна «специальная» дивизия из двух старых линкоров и семи крейсеров, две «лёгкие» (крейсерские) дивизии, флотилия эсминцев и флотилия подводных лодок. Общая численность корабельного состава: 7 линкоров-дредноутов (один из них ещё проходил испытания), 18 линкоров-додредноутов, 35 крейсеров, 36 эсминцев, 57 подводных лодок. Командовал флотом вице-адмирал Огюст-Эммануэль-Юбер-Гастон Буэ де Лапейрер, покинувший в 1911 году пост морского министра и вернувшийся на флагманский мостик.

До вступления в войну Италии почти все силы Армэ Наваль (за исключением одной «лёгкой» дивизии) были сосредоточены на Средиземном море. Но в октябре 1915 года 1-ю дивизию линкоров, включавшую все семь дредноутов, и три дивизиона эсминцев перевели на Атлантический океан, в Брест. В Париже посчитали, что имевшихся на Средиземноморье англо-

итальянских линейных сил достаточно, чтобы противостоять германо-австрийскому флоту. Французские же дредноуты предназначались для усиления британского Гранд Флита в случае генерального сражения с германским Хохзеефлотте.

Основу итальянского Королевского флота – Реджа Марины – составляли две боевые эскадры. В первую (её возглавлял главнокомандующий адмирал Луиджи ди Савойя – герцог Абруцкий) входили 1-я и 3-я бригады линейных кораблей, 5-я бригада броненосных крейсеров и внушительная разведывательная дивизия, в которой числились лёгкие крейсера, эсминцы, миноносцы и подводные лодки. 2-я эскадра (командующий

– вице-адмирал Пресбитеро) включала 2-ю и 6-ю бригады линкоров-додредноутов, 4-ю бригаду броненосных крейсеров, 2-й и 5-й дивизионы эсминцев, 4 минных заградителя и один торпедный транспорт. 1-я эскадра базировалась в Таранто, 2-я

– в Бриндизи.

Помимо двух боевых эскадр имелось ещё одно довольно многочисленное соединение – так называемые Морские силы Венеции, находившиеся в распоряжении главнокомандующего итальянской армией. Они имели в своём составе 3 устаревших броненосца, 2 крейсера, 2 дивизиона эсминцев, дивизион мореходных миноносцев, отдельную бригаду номерных миноносцев и 3 дивизиона подводных лодок. Командовал Морскими силами Венеции контр-адмирал Патрис.

В сумме Реджа Марина насчитывала 6 линкоров-дредноутов (один из них ещё не был полностью готов), 8 линкоров-додредноутов, 22 крейсера, в том числе 10 броненосных, 45 эсминцев, более 60 миноносцев, 27 подводных лодок и несколько десятков прочих судов. В стадии постройки находились четыре мощных линкора-сверхдредноута, 20 эсминцев и 24 подлодки. Численно итальянский флот превосходил австро-венгерский, однако построенные на Апеннинах корабли по боевым качествам нередко уступали своим противникам. Итальянцам остро не хватало современных лёгких крейсеров – это было серьёзное упущение при разработке предвоенных судостроительных программ. Кроме того, изготовленные в Италии артиллерийские снаряды оказались менее эффективными, чем германские и австрийские.

Кроме французского и итальянского флотов, на Средиземном море находилось ещё одно грозное соединение – британская эскадра под командованием адмирала Арчибальда Бёркли

Милна. Она включала три линейных крейсера («Инфлексибл», «Индомитебл» и «Индефатигебл»), 7 линкоров-додредноутов, 4 больших броненосных крейсера, 8 лёгких крейсеров, 20 эсминцев и 3 подводные лодки. Старина Арки-Барки – так звали адмирала Милна на флоте – главной угрозой средиземноморским коммуникациям считал линейный крейсер «Гёбен» и, особо не надеясь на французов и итальянцев, рассчитывал нейтрализовать противника собственными силами. Однако в первую же неделю войны он потерпел фиаско. Несогласованность действий разрозненных отрядов и пассивность младшего флагмана контр-адмирала Трубриджа, встретившего отряд Сушона, но не рискнувшего вступить с ним в бой до подхода подкрепления, позволили немцам беспрепятственно укрыться в Адриатике, предварительно обстреляв алжирские порты и сорвав тем самым перевозку войск из Африки во Францию. Игра в «кошки-мышки», навязанная Сушоном его противникам, продолжалась в течение нескольких месяцев и во многом определила характер последующих боевых действий на театре.

Наконец, следует упомянуть, что у Антанты имелся ещё один союзник – Турция, флот которой при помощи Англии и Франции был основательно модернизирован и после долгих лет пребывания в спячке возрождался из пепла. В его составе значились два новейших дредноута, три старых броненосца, два крейсера, три минных крейсера, 8 эсминцев и 10 миноносцев. Правда, у турок совсем не было подводных лодок, да и основные силы их флота базировались на Чёрном море. Любопытно, что противостоявший им русский Черноморский флот, как и османский, тоже располагал лишь двумя дредноутами. Однако он имел ещё пять линкоров-додредноутов, два старых броненосца, два крейсера, 22 эсминца, 8 миноносцев, 10 подводных лодок и три гидроавиатранспорта. То есть превосходство России над противником в лёгких силах было весьма существенным, и лишь по такому показателю, как суммарный вес бортового залпа, у турецких дредноутов имелось некоторое преимущество. И оно должно было сохраниться до ввода в строй третьего из строившихся в Николаеве линкоров – «Императора Александра III».

* * *

На Чёрном море войну начала именно Турция. Честно говоря, для России это оказалось полной неожиданностью: в Петер-

бурге пребывали в уверенности, что султан Мехмед V никогда не решится напасть первым. Однако российские дипломаты не учли важных изменений, произошедших в Османской империи. С приходом к власти «младотурок» султан Решад Мехмед V фактически остался не у дел. Политику «Блистательной Порты» отныне определяли «силовики» – молодой и амбициозный военный министр Энвер-паша, министр внутренних дел Талаат-паша и морской министр Джамаль-паша. «Три паши – трепачи!» – презрительно отозвался о них министр иностранный дел Сазонов. Но он явно недооценивал их власть. Российское внешнеполитическое ведомство повторяло ошибку десятилетней давности, столь же наивно полагая, будто Япония никогда не отважится замахнуться на великую империю.

Но английские дипломаты переиграли русских. Глава Форин Офис сэр Эдуард Грей лично прибыл в Константинополь и убедил Энвер-пашу в том, что война Турции со странами Тройственного Союза неизбежна, и самое лучшее в данной ситуации – нанести удар первым. В качестве доказательств он предъявил похищенный британской разведкой секретный договор Николая с Вильгельмом и Францем-Иосифом о будущем Черноморских проливов. Несмотря на возражения султана и великого визиря, Энвер-паша принял решение начать боевые действия против России и её союзников. Он уже видел себя «османским Наполеоном» и рассчитывал в ближайшее время окончательно избавиться от султана как от лишнего груза.

Внезапное нападение на черноморские порты было тщательно спланировано английскими советниками. В ночь на 4 октября турецкие эсминцы «Гайрет» и «Муавенет» обстреляли Одессу и потопили торпедой брандвахтенную канонерку «Донец». Также получили повреждения канонерская лодка «Кубанец», минный заградитель «Бештау» и четыре торговых парохода. Одновременно по Новороссийску открыли огонь крейсер «Меджидие» и торпедные канонерки (по-нашему, минные крейсера) «Берк» и «Пейк». От их снарядов в нефтяном порту возник крупный пожар. Отделившийся от них крейсер «Гамидие» сначала выставил минное заграждение в Керченском проливе, а затем обстрелял Феодосию, потопив там каботажный пароход и парусную шхуну. Основные же силы турецкого флота в составе новейших дредноутов «Решадие», «Султан Осман I», минного заградителя «Нилуфер» и четырёх эсминцев направились к Севастополю. После того,

как на внешнем рейде было выставлено минное заграждение, командующий эскадрой Ариф-паша приказал открыть огонь по городу и его береговым укреплениям. Расчёт был прост: заставить русские дредноуты выйти из бухты и заманить их на минное поле – подобно тому, как удалось адмиралу Того под Порт-Артуром проделать то же самое с броненосцем «Петропавловск». Но разбуженный канонадой командующий флотом адмирал Андрей Августович Эбергард до выяснения обстановки в море решил не выходить. Впоследствии из-за этого в общем-то разумного решения он станет объектом ожесточённой критики в прессе…

В довершение всех неприятностей турки захватили два наших торговых парохода – «Иду» и «Великий князь Константин», а на рассвете эскадра Ариф-паши случайно встретилась с отрядом русских кораблей в составе минного заградителя «Прут» и трёх миноносцев. Русские моряки проявили подлинный героизм – особенно экипаж миноносца «Лейтенант Пущин», ринувшегося в самоубийственную атаку на турецкие линкоры… Однако в целом итог первого дня войны был печален. Отважные действия экипажей «Прута» и «Лейтенанта Пущина» не смогли предотвратить гибель этих кораблей. Очень неприятный факт: враг нагло напал на великую империю, причинил ей определённый ущерб и при этом сам не понёс никаких потерь.

Турецкая агрессия произвела колоссальный резонанс. Она была воспринята как звонкая пощёчина Черноморскому флоту и России вообще. Чтобы успокоить общественное мнение, государь император распорядился отправить в отставку командующего флотом адмирала Эбергарда. А на его место он назначил энергичного сорокалетнего Александра Васильевича Колчака, занимавшего должность начальника минной дивизией Балтийского флота. Уже 9 октября нового командующего торжественно встречали на перроне севастопольского вокзала. На кителе гостя, которому предстояло стать здесь хозяином, красовались золотые погоны с двумя чёрными орлами – Высочайшим указом Колчаку досрочно присвоили звание вице-адмирала. Он стал самым молодым командующим флотом в истории России.

Любопытно, что в контр-адмиралы Колчака произвели всего два с половиной месяца назад. То есть совсем недавно он был лишь штабным работником в чине капитана 1-го ранга – спо-

собным, но не слишком выделявшимся из массы своих сослуживцев. Теперь же он делал просто фантастическую карьеру.

* * *

Из «Летописи Великой войны. В лето от Рождества Христова 1915, от сотворения мира 7423».

«Вероломное нападение турецкого флота на мирные российские города заставило Русский народ всколыхнуться. Безвинная кровь, пролитая в Одессе, Феодосии и Новороссийске, возбудила в Русских сердцах великий гнев. Османским детоубийцам и их британским покровителям не уйти от ответа за свои преступления.

В разных местах столицы коленопреклонённое население пело слова молитв и Отечественный гимн: Боже, Царя храни! Многие со слезами радости, как священную реликвию, целовали слова Высочайшего манифеста об объявлении войны врагам Белого Русского Царя и нашей горячо любимой Родины.

Любо было смотреть на лихих молодцов – русских орлов, призванных из запаса с разных концов России к своим частям. Лихо заломивши шапки, группами идут они по улицам. Сзади тянутся провожающия их жёны с грудными ребятами, но без слёз; дома остались у каждаго до три-четыре карапуза мал мала меньше, а они, голубчики, подхватили боевую солдатскую песню и готовы идти хоть на край света, лишь бы пустили их бить турка».

(Комментарий из другой эпохи: и ещё кто-то утверждает, что профессию журналиста выхолостили и идеологизировали большевики?!)

* * *

Выдержки из петербургских газет и журналов:

«В Зимнем дворце состоялся Высочайший выход, и было отслужено торжественное молебствие о даровании победы над врагом христолюбивому Русскому воинству».

«Французская нация вырождается. По сообщению швейцарской газеты «Трибюн-Диманш», в наши дни французская армия представляет собой жалкое зрелище. Каждый пятый солдат имеет рост менее 152 сантиметров, каждый третий не верит в Бога, каждый второй страдает алкоголизмом. До начала войны средний француз выпивал 162 литра вина в год, а некоторые рабочие, трудившиеся на рудниках и в шахтах, – по

6 литров в день. На учебных стрельбах больше половины мобилизованных из-за постоянной дрожи в руках не смогли попасть в мишень с двадцати шагов».

«Разведывательный дозор, состоящий из четырёх донских казаков во главе с Кузьмой Крючковым, внезапно налетел на элитный отряд французских кавалеристов в золочёных кирасах и сверкающих шлемах с конскими хвостами. Отряд состоял из 27 человек. Несмотря на восьмикратное превосходство противника, казаки пришпорили лошадей и лихо ринулись в атаку. От неожиданности французы растерялись. Воспользовавшись их замешательством, Кузьма Крючков на своей резвой лошади первым врезался в неприятельский отряд. Вот как он сам рассказал о той жаркой схватке: «Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заклинило, а француз рубанул меня по пальцам руки… Схватился за шашку и начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течёт, но за каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого враг ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому схватил их же пику и ею поодиночке уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали двадцать четыре трупа, да несколько не раненных лошадей носились в испуге». Итог боя: из двадцати семи кирасир, сражавшихся с четырьмя донскими казаками, удалось спастись бегством только троим. Остальные были убиты или тяжело ранены. Наши герои все остались живы, хотя и получили многочисленные ранения. Кузьма Крючков, лично сваливший 11 французов, стал первым Георгиевским кавалером нынешней победоносной кампании».

«Приближение русско-германских войск к Парижу вызвали в столице Франции панику. Правительственные учреждения спешно вывозятся в Бордо. Краса Парижа – Булонский лес – вырубается, и на его месте возводятся укрепления».

«Столичный журнал «Сатирикон» опубликовал новую осовремененную версию пушкинской «Сказки о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде» под названием «Сказка о Пуанкарэ и его слуге Бальдэ». Публикация, высмеивающая президента Франции и его окружение, восторженно встречена российскими читателями».

Корсары Тихого океана

На Тихом океане последняя мирная неделя 1915 года прошла под флагом российско-германской дружбы. Во второй декаде августа в китайском порту Циндао, являвшемся главной военно-морской базой кайзеровского флота на Дальнем Востоке, не смолкала музыка, пестрели парадные мундиры, сверкали огни фейерверков. Сюда прибыл отряд кораблей русской Сибирской флотилии во главе с её командующим – вице-адмиралом Михаилом Фёдоровичем фон Шульцем. В гавани ошвартовались крейсера «Аскольд», «Муравьёв-Амурский» и «Жемчуг». Расцвеченные флагами корабли хозяев – крейсера «Шарнхорст», «Гнейзенау», «Эмден», «Нюрнберг» и «Лейпциг» – стояли на бочках в бухте. Между ними и берегом покачивался на волнах ещё один почётный гость – старый австро-венгерский крейсер «Кёнигин Элизабет», совершавший кругосветное плавание с кадетами военно-морского училища.

Несмотря на дождливую погоду, в городе царила атмосфера праздника. Офицеры русских и германских кораблей каждый вечер ходили друг к другу в гости, и принимающая сторона каждый раз пыталась удивить приглашённых размахом и хлебосольством. Апофеозом праздненств стал приём, организованный экипажем «Муравьёва-Амурского» в честь моряков с крейсера «Эмден».

На палубе «Мур-Мура» под тентом установили столы, вскоре заполнившиеся изысканными деликатесами и батареей запотевших бутылок. Дичь, балычок, полупрозрачная сёмга, розовая ветчина с тонкими прослойками жира, паштет из рябчика, зернистая лососёвая икра, искусно разделанная селёдка с пучками зелёной петрушки во рту, салаты, овощи… Из напитков преобладали «смирновская» водка, мадера и шерри. «Эмденцы» по достоинству оценили кулинарное искусство русских коллег и, изрядно загрузившись яствами и алкоголем, начали благодарить за ужин, собираясь уходить, но были остановлены удивлённым командиром крейсера:

– Что вы, какой ужин? Это были всего лишь холодные закуски! Ужин у нас ещё впереди!

Вестовые быстро сменили скатерти, и перед ошарашенными немцами предстал роскошно сервированный стол с горячим из семи блюд, водкой, коньяком и шампанским. Пир с пафосными тостами, музыкой и, разумеется, обильными возлияниями продолжался до самого утра.

Любопытно, что мичману Аренсу за столом довелось пообщаться с командиром «Эмдена» фрегаттен-капитаном Карлом фон Мюллером. Тогда он и представить не мог, что его собеседник – довольно простой и открытый человек – через несколько месяцев станет национальным героем Германии. Впрочем, о своих будущих испытаниях и приключениях Роман Аренс тоже ничего пока не знал…

– Объявляю наши крейсера – «Эмден» и «Муравьёв-Амурский» – кораблями-побратимами! – торжественно провозгласил командир «Мур-Мура» капитан 2-го ранга Алексей Никанорович Щетинин и выпил с фон Мюллером на брудершафт. Все присутствующие встретили эти слова бурной овацией и троекратным «Ура!».

* * *

Туманное утро 15 августа заставило всех протрезветь и стать серьёзными: в Циндао пришло сообщение о событиях на станции Куаньченцзы и о разрыве дипломатических отношений с Японией. Вице-адмирал фон Шульц отправился на крейсере «Аскольд» во Владивосток настолько поспешно, что даже не успел нанести прощальный визит к старшему начальнику – немецкому вице-адмиралу Максимилиану фон Шпее. Покидая Циндао, командующий Сибирской флотилией приказал командирам крейсеров «Муравьёв Амурский» и «Жемчуг» оставаться для возможных боевых действий совместно с германской эскадрой. Это было вполне разумно, так как надводные силы Сибирской флотилии были слишком слабыми, чтобы бороться с японским флотом в одиночку.

Шульц успел вернуться во Владивосток вовремя – буквально через день после его возвращения подходы к порту заблокировали японские корабли. Теперь два крейсера из четырёх, имевшихся в составе Сибирской флотилии, «Аскольд» и «Адмирал Невельской», оказались запертыми в бухте Золотой Рог.

…Лёгкие крейсера «Муравьёв-Амурский» и «Адмирал Невельской» строились в Германии на верфи «Шихау» специально для Сибирской флотилии. Предполагалось, что в мирное время они будут выполнять представительские функции, служить учебными кораблями и использоваться для борьбы с браконьерами в Охотском и Беринговом морях; в случае войны им поручалось патрулирование в Японском море и постановка оборонительных минных заграждений. Нормальное водоизмещение каждого из крейсеров составляло 4300 тонн, паротурбинная установка мощностью в 28 тысяч лошадиных сил обеспечивала кораблю максимальную скорость в 28 узлов. Паровые котлы могли отапливаться углём и нефтью, однако дальность плавания – 4500 миль экономическим ходом – по меркам дальневосточного театра оценивалась как весьма скромная. Вооружение включало восемь дальнобойных 130-мм орудий Обуховского завода, четыре зенитки и четыре пулемёта. А вот защита была очень слабой: в отличие от большинства современных крейсеров, броневой пояс на «Невельском» и «Муравьёве-Амурском» отсутствовал, а толщина палубы составляла всего 20 мм и лишь на скосах в районе машинно-котельных отделений увеличивалась до 40 мм. Самая толстая броня прикрывала поперечные траверзы, боевую рубку и привод рулевой машины, но и в этих местах её толщина не превышала 80 мм. В общем, для использования в роли океанских рейдеров новые корабли мало подходили, а уж для артиллерийского боя с японскими или английскими крейсерами – и подавно. Но как часто бывает, в ходе войны морякам приходится выполнять именно те задачи, о которых меньше всего думали в мирное время…

Надо отметить, что внешне «Невельской» и «Мур-Мур» были очень красивы: длинный корпус с острыми обводами и прямым форштевнем без таранного образования придавал его силуэту стремительность, а щёгольская светло-серая, почти белая, окраска делала их похожими на роскошные яхты. Три дымовых трубы крейсера первоначально были невысокими – задание на проектирование предусматривало «одновидность» силуэта нового корабля с эсминцами типа «Новик». Однако на испытаниях выяснилось, что короткие трубы не обеспечивают котлам необходимую тягу, и высоту труб увеличили. В эстетическом плане это пошло на пользу: внешний вид крейсеров стал ещё более пропорциональным и гармоничным.

* * *

Как уже упоминалось, Германия объявила войну Японии 20

августа. Вечером того же дня «Муравьёв-Амурский», как самый быстроходный из находившихся в Циндао крейсеров, вышел а море. Ему была поставлена задача отвлечь японский дозорный крейсер «Хирадо». Последний погнался за русским кораблём, и перед заходом солнца они оба скрылись за горизонтом. Тогда гавань покинули и остальные корабли эскадры Максимилиана фон Шпее. Построившись в две кильватерные колонны и прикрыв ходовые огни маскировочными экранами, крейсера «Шарнхорст», «Гнейзенау», «Эмден», «Нюрнберг», «Лейпциг» и «Жемчуг» вместе с тремя пароходами-угольщиками взяли курс на зюйд-зюйд-ост. Утром в заранее назначенном квадрате к ним присоединился «Мур-Мур», успешно оторвавшийся в темноте от преследователя-японца.