На ощупь

Так странно… Всю свою жизнь в этой бескрайней вселенной я находился один. Кружил между галактик, прекращал существование, вновь возрождался, и снова куда-то мчал, пойманный сетью Сансары[1]… Подхваченный ходом времени. И так уж сложилось, что в этой жизни я видел и понимал даже больше, чем мне бы того хотелось. Но я никогда не думал, что где-то рядом, в параллельных мирах существует тот, кто мне предначертан. Тот, с кем я зазвучу, как самая лучшая песня.

– Можно, доктор?

Её голос музыкой разливается у меня в ушах. Мое тело оживает, моя душа рвется к Тане навстречу.

– Проходите, пожалуйста. Как самочувствие?

– Я… Не знаю.

– Не знаете?

– Да… простите. Глупость такая… Нет времени остановиться и прислушаться к себе. У сына выпускной в школе… – добавляет она, словно это хоть как-то оправдывает ее преступное к себе невнимание. Я слышу шорох ткани, она взволнованно проводит руками по одежде. Хмурюсь.

– А лечение?

– Ох… Я обязательно все сделаю, доктор! Только закончится эта эпопея с выпускным.

– Раздевайтесь, – еще сильнее хмурюсь я и подкатываю ближе столик со всякой нужной медицинской требухой, – без параллельного медикаментозного лечения эффективность массажа снижается в разы.

– Я в курсе… Еще раз извините.

Хочется рявкнуть. Едва сдерживаю себя. Будь на ее месте любой другой пациент, я бы просто напомнил, что хуже он делает только себе, и на этом бы тема была закрыта. Но с ней… Меня беспокоит ее невнимание к себе. Оно меня злит. Как злит и тот, кто с ней рядом. Будь Таня моей, я бы ни за что этого не допустил. Я бы следил за ее здоровьем, я бы… Господи, зачем я об этом думаю?

– Раздевайтесь, – говорю, возможно, чуть более резко, чем следовало.

Таня ничего мне не отвечает, но я слышу стук каблуков, которые она сбрасывает, и шорох одежды. Пытаюсь представить, что это может быть… Платье или брюки? Склоняюсь к мысли, что она предпочла бы платье. Перед глазами возникает ее точеная фигурка. Тонкая талия, округлые бедра, аккуратный животик и пышная грудь, скованная лифчиком цвета пыльной розы. Не знаю, почему, но я практически уверен, что мой мозг транслирует картинку в режиме реального времени. Завожусь с полуоборота. Мгновенно. Зажмуриваюсь, как кретин, но от этого кадры перед глазами никуда не исчезают. Таня отбрасывает лифчик прочь, и я вижу ее соски. Твою ж мать!

– Я готова, доктор.

Подхожу к кушетке, на которой она лежит. Меня так штырит, что не справляюсь с внутренним навигатором и врезаюсь в стол. Опрокидываю стоящие на нём пузырьки. Слышится шум – Таня вскакивает.

– Я сейчас все соберу…

– Я сам!

Она отступает мгновенно! В ней нет этого уродского желания сделать все на свой нос, во что бы то ни стало. Пусть даже ценой гордости другого человека. Да… Она отступает, а я приседаю и начинаю шарить руками по полу. Мне удается довольно быстро собрать салфетки, которые я отправляю в мусорную корзину, и две баночки с маслом для массажа.

– Слева под тумбочкой антисептик… – подсказывает Таня. Я сдвигаю ладонь чуть влево и нашариваю злосчастный пузырек. – Всё! – раздается ее тихий голос. Киваю и вытягиваюсь во весь рост. Возвращаюсь к раковине, мою повторно руки и достаю из шкафа чистые бумажные полотенца.

Меня немного выбило из колеи произошедшее. Все-таки демонстрация слабости всегда дается нелегко. Любому мужчине, даже тому, кто примирился со своим статусом человека с ограниченными возможностями.

– Сегодня мы несколько увеличим нагрузку.

– Ладно…

Я наливаю масло, грею его в ладонях и, наконец, касаюсь ее… Кажется, что в этот момент меня прошибает током, я даже вздрогнул, отчего она, удивленная, завозилась.

– Не шевелитесь, – мой голос осип. А опускаю веки и веду по узкой спине руками. Все, что я при этом испытываю, настолько мощно, что я боюсь отпустить контроль. Не знаю, что со мной случится, если впущу в себя эти чувства. С удивлением отмечаю, что дыхание Тани учащается. Будто мы, и правда, с ней одно целое – я так же жадно пью кислород. Становится жарко, хотя система кондиционирования в нашем спорткомплексе исправно функционирует. Так уж сложилось, что летом в наших широтах уж слишком тепло, а зимой довольно прохладно. И те деньги, которые мы берем за абонемент, подразумевает, что мы не только в курсе этих непреложных истин, но и готовы обеспечить клиентам комфортную температуру в любое время года. Комфортную – это такую, которая в жару не убьет их сердечным приступом. Который, клянусь, вот-вот случится со мной.

Заставляю себя сконцентрироваться на процедуре. Начинаю круговые поглаживания. Иду руками от поясницы к шее. Прислушиваюсь к Таниному частому дыханию. Чем сильнее углубляюсь в её мышцы, тем настойчивее испытываю собственные пределы. Я как будто завоеватель, вплотную подобравшийся к вовсю обороняющейся крепости. Ставлю себя под удар. Пусть тысячи стрел взмоют в небо, для меня нет обратной дороги. Она моя. Я либо сорву банк, либо все проиграю. А без нее ничего не будет… И других не будет. Никогда. Она моя истинная любовь. Я прожил сотни жизней, и каждый раз возвращался на землю лишь для того, чтобы ее отыскать. Осознание правды ставит меня на колени. От моей отстранённости не остается следа, стены падают, и меня закручивает водоворотом.

– Все в порядке? – слышу ее нерешительный голос.

Нет… Ни черта! Почему в тебе столько боли, Танечка? Почему ты вся – обнаженная рана? Мне хочется выть. Мне хочется все разнести, к чертям собачьим. Почему?! Почему я не нашел тебя раньше?

Отворачиваюсь к окну, в котором, один хрен, ничего не увижу. Дурацкая привычка. Никак от нее не избавлюсь.

– Мне нужна минуточка.

– Хорошо, – голос Тани наполнен удивлением и покорностью.

Я стою так некоторое время, и лишь обретя контроль, вновь поворачиваюсь к ней лицом:

– Вы что-нибудь слышали о массаже тибетскими чашами?

Кажется, мой вопрос ставит Таню в тупик. Она тихонько откашливается:

– Нет… Понятия не имею, что это за зверь.

Я возвращаюсь к столу. Касаясь ее плеча, приказываю:

– Ложитесь, продолжим…

Она укладывается на кушетку, и я возвращаюсь к прерванному массажу, сопровождая свои действия целым потоком слов:

– Тибетский массаж поющими чашами – это уникальная оздоровительная система, позволяющая восстановить энергетический баланс организма воздействием звука на первопричину заболевания. Методика такого массажа сводится к следующему: чаши накладываются на лежащего человека или расставляются в определенной последовательности вокруг его тела, после чего кручением специальной палочки-резонатора по краю чаши либо ударами по ней специалист извлекает из чаши звук. Из различных комбинаций таких действий и состоит виброакустический массаж.

Я замолчал, и она неожиданно рассмеялась:

– Признайтесь, вы шарлатан?

– Нет, – невольно улыбнулся я в ответ, еще глубже разбивая ее окаменевшие мышцы. Таня застонала, а я продолжил. – Скорее даже, напротив, – на секунду мой голос оборвался, но после уверенно продолжил. – Вам нужен этот массаж, Таня. Он… вызывает глубокое расслабление, уменьшает беспокойство, повышает стрессоустойчивость, способствует нормализации сна…

– А как же ваш плотный график?

– А… Да. Вот черт…

Она тихо смеется, а я, как дурак, счастлив от того, что невольно подарил ей радость.

– Если вы захотите попробовать, я найду время. Просто позвоните…

Заканчивая с массажем, накрываю ее простыней и отхожу к столу, где-то здесь должны храниться мои визитки. Нащупываю клочок картона. Лишь бы не перепутать и не отдать визитку спорткомплекса. Скольжу по картону пальцами – на моих предусмотрено специальное тиснение.

– Не вставайте… Пятнадцать минут – покой! Забыли?

– Извините…

– Нельзя так часто повторять это слово, – заметил я будто бы между прочим, – вот, здесь указан мой телефон. Позвоните, если все же захотите попробовать. В любое время.

Таня отчего-то смущается, я чувствую эту вибрацию. Выдыхаю только тогда, когда она забирает визитку из моих рук. У нас пока нет других точек соприкосновения, но мое желание ей помочь выходит на первый план, и здесь подойдут любые варианты.

Остальное время молчу. Не хочу быть навязчивым – это может ее испугать. Таня и так довольно настороженно отнеслась к моему предложению массажа. Она не была глупой и, очевидно, поняла, что я далеко не для всех готов менять свой рабочий график. А потому мне нужно быть осторожным. В Тане так много трещин, что, боясь распасться на части, она будет бежать от всего, что может хоть как-то её поколебать.

Время стремительно убегает. Таня встает и одевается, и я не могу ее больше задерживать. Да и у меня полно дел. За дверью, я уверен, уже дожидается один известный широкой общественности футболист. А я, как ни как, профессионал. Напоследок не выдерживаю, напоминаю Тане о своем предложении. Слышу ее голос от двери:

– Да-да, тибетские чаши… Я помню.

– Тибетские звуковые чаши, Танюша! – врывается в наш разговор посторонний голос. – Ну, где бы мы еще встретились?!

– Марик?! Какими судьбами? Ты почему не на сборах?!

– Таким потрепанным жизнью старичкам, как я, положены льготы! Ты разве не знала?

– Брось! Тебе всего тридцать два!

– И твой двадцатилетний сыночек уже метит на мое место! Степан, скажите, разве это не преступление, когда у настолько шикарной дамы такие взрослые нахальные детишки?

Таня смеется, обзывает центрального форварда национальной сборной страны безбожным льстецом и, сославшись на срочные дела, торопливо прощается.

Я растерян. У Тани есть дети, это, в принципе, ожидаемо. Но я и представить не мог, что они настолько взрослые.

– Смотрю, ты неплохо знаешь мою предыдущую пациентку, – будто бы невзначай бросаю Марку. Парень довольно разговорчив и моментально подхватывает тему. На это и был расчет.

– Таню? Её все наши знают. Она мать Данила Голубкина. Красотка! Да и он хороший парень… Если бы еще не дышал мне в затылок – цены бы ему не было.

Я больше ничего не спрашиваю. Приходится концентрироваться на работе.

К счастью, мой последний пациент отменяется. И я получаю возможность сделать то, что задумал. Звоню в один из салонов красоты, принадлежащих моей самой близкой подруге наряду со спорткомплексом, в котором я и тружусь. Прошу к телефону Женю. Я редкий и желанный гость в их заведении, поэтому, ничего не спрашивая, она соглашается задержаться допоздна. Приходится взять такси. Хотя я не люблю в них ездить, задерживать Женьку из-за собственной дури мне категорически не хочется. Когда я приезжаю, в салоне царит тишина, и это означает, что рабочий день уже давно закончен.

– Ну, рассказывай, по какому поводу срочность? – раздался прокуренный голос.

– Да без повода. Обреешь меня?

– Под ноль?

– Да. И бороду…

– И не жалко тебе… – сокрушается Женя, подталкивая меня к креслу.

– Так надо, – отмахиваюсь я, не желая обсуждать эту тему. Женька понятливая, с мозгами. В душу не лезет, но при случае с ней можно поговорить обо всем.

Во многих религиях мира считается, что, пройдя пострижение, человек полностью обновляется – как бы рождается заново. Но я стригусь не поэтому. Мне нужно обновить свою тонкую энергию, дабы легче очистить свое сознание. Это поможет мне быть сильнее, если Таня все же обратится за моей помощью.

Глава 4

Чувствую себя наркоманкой, под ударной дозой дури. Я, наверное, и выгляжу так – ненормально. Глаза лихорадочно блестят, движения дерганные и суетливые. Момент истины приближается, а я только и могу, что запрещать себе думать об этом. Уснуть не получается, несмотря на нечеловеческую усталость. Это худшая пытка – хотеть спать до рези в глазах, и не иметь такой возможности. Легкие седативные не помогают. Валерьянка… Валерьянка сейчас настолько дерьмовая, что даже кошки, недоуменно поглядывая, без всякого интереса проходят мимо. Что уж говорить о конченых неврастеничках, вроде меня?

Сегодня у Демида выпускной, а у меня все валится из рук. Еще столько всего нужно сделать, а я никак не могу прийти в норму. Общественная работа на посту главы родительского комитета, которая, несмотря на все нюансы, раньше доставляла лишь удовольствие – теперь ничего, кроме желания удавиться, не вызывает. Тупые вопросы горе-родителей, ответы на которые были озвучены в нашем совместном чате уже, наверное, тысячу раз, сводят зубы. И я всерьез опасаюсь, что если кто-то еще хоть раз спросит, что мы дарим классной руководительнице на выпускной – я сорвусь и обрушу этот чертов чешский сервиз прямо ему на голову.

– Танюша, привет! Подскажи, что-то я прослушала… Как наши дети добираются до ресторана?

– С родителями…

– А разве не проще было бы нанять автобус?

Закатываю глаза и медленно выдыхаю! Это тоже проговаривалось тысячу раз! Централизованные выезды детей требовали стольких согласований, что даже я, имея мужа начальника уголовного розыска, не смогла бы их получить, не поседев.

– Нет, Маргарита. Это очень сложно организовать…

– Но было бы лучше…

– Извини! Мне пора бежать – привезли цветы для оформления зала!

Вру! Вру безбожно! Цветы привезли еще ночью, и композиции для украшения столов в ресторане мои девочки-флористы составляют уже несколько часов. Наш бюджет в этом отношении был весьма ограничен, для многих родителей живые цветы показались непозволительной роскошью, но я все же не отказалась от этой идеи. Мне принадлежал небольшой цветочный магазинчик, и я могла приобрести шикарные сезонные розы по довольно демократичным закупочным ценам.

– Лесь, сколько еще осталось?

– Две композиции на родительские столы…

– Отлично, давайте я чем-нибудь помогу…

Занять руки. Занять голову. Не думать, не думать, не думать… Втыкая веточки черноплодной рябины между кремовых роз и листьев папоротника, я повторяла эти слова как заклинание, но страх все сильнее захлестывал. Он был иррациональным. Во всяком случае, вряд ли бы его понял любой другой человек. Никто не мог уразуметь, почему я так долго терплю измены мужа. Меня считали мазохисткой, мне даже никто не сочувствовал, как это обычно бывает в таких случаях. Глядя на меня, люди скорее крутили пальцем у виска. Им казалось, что это так просто – взять и перечеркнуть все, что было. Стереть из памяти, выдрать из сердца. Разрушить семью… А я не могла! Для меня семья была неприкасаемой. Самым ценным, что вообще может быть. Возможно, оттого, что я сама росла сиротой. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда мне было всего два года. Воспитывала меня старенькая бабушка. Ласковая и добрая… Но даже она не могла заменить мне маму и папу. А потом, как-то сразу из детства, я попала во взрослую жизнь. И, наверное, просто с нею не справилась…

– Тань… Таняяя…

– Да? – очнулась я.

– Телефон…

Я растерянно смотрю на молоденькую девочку, подрабатывающую у меня флористом, и перевожу взгляд на вибрирующий айфон, лежащий чуть в стороне. Увидев, кто звонит, резко хватаю трубку.

– Привет, старший сын… – щедро сдабриваю голос радостью.

– Привет, ма. Ну, рассказывай, как вы там…

– Ничего. У Демида сегодня выпускной, ты помнишь?

– Забудешь тут. Мы с ним чатились вчера до полночи… Все уши мне прожужжал.

– Он может. – Улыбаюсь, почти по-настоящему. Я безумно рада слышать Данила. Он мне нужен сейчас. Очень нужен.

– У вас все хорошо? С папой и…

Голос Данила обрывается, и мое сердце обрывается вместе с ним. Я догадывалась, что и для него беременность отцовой любовницы – не новость, но… даже сейчас не была готова обсуждать эту тему.

– Нормально… Расскажи лучше, как проходят твои сборы!

– Мам… – он ничего не говорит. Между нами повисают непроизнесенные слова и тысячи километров. Я бы хотела его обнять. Моего маленького большого сына. Я бы так хотела его обнять…

– Я ужасно по тебе соскучилась, Данька… Ужасно!

– Я тоже, мама. Ты… ты держись, ладно? И… может, к черту его?! Ну, правда! Сколько можно?!

Сглатываю колючий ком в горле и зажмуриваю глаза. Я не одна… Я не хочу сломаться у посторонних на виду.

– Давай потом, ладно? – наконец выдавливаю из себя.

– Ладно, – вздыхает мое сокровище, – но ты подумай над тем, что я тебе сказал.

Бормочу что-то невнятное в трубку, и разговор постепенно сходит на нет. Откладываю телефон, отворачиваюсь к крошечному окну. Подумай… Над тем, чтобы бросить мужа. Данька, конечно же, намекает на это. Интересно, что бы он сказал, если бы знал, как дело обстоит на самом деле? Что бы он сказал, если бы знал, что это Саша бросает меня? Что это именно я из последних сил цепляюсь за убитый с особой жестокостью труп наших с ним отношений? Что это именно я, как последний маньяк, откапываю его из могилы? Перестал бы он меня уважать, как я уже себя уважать перестала?

– Таня…

– Да?

– Композиции готовы, ты сама их отвезешь в ресторан, или…

– Да, Оль, грузите в машину. Мне все равно еще нужно проследить за украшением зала шарами.

Скольжу взглядом по рядам аккуратных цветочных композиций, составленных в одинаковом стиле. Разница только в том, что для украшения столов выпускников использовались белые розы, а для родительских – темно-алые. Я очень люблю свое дело. Возможно, именно оно не дало мне свихнуться. Цветы – это всегда маленькая радость, а я могу ими любоваться, сколько будет душе угодно. Обычно мне это помогает отвлечься. Обычно… но не сегодня.

Встряхиваюсь, помогаю девочкам разместить цветы в огромном багажнике моей, возможно, не самой женской Toyota RAV4. Моя машина – подарок сына. Свой первый значимый гонорар он потратил на подарок мне. Вот так вот… Возможно, в этой жизни я все делала неправильно, но сыновья у меня получились чудесные! И, наверное, это с лихвой компенсирует все остальное.

В ресторане все под контролем. Сцену украшают гелиевыми шарами, все идет точно по графику. Я с облегчением выдыхаю. Мое время расписано буквально по минутам, и любая задержка некстати. Через полчаса меня ждут в салоне красоты. Я записана на прическу и макияж. На что я рассчитываю – толком сама не знаю. Просто не хочу подвести сына – убеждаю себя. Вряд ли все эти приготовления впечатлят моего мужа настолько, что он передумает от меня уходить. Вздрагиваю. И снова гоню прочь мысли об этом.

Спустя пару часов возвращаюсь домой. Красивая и еще более взвинченная, чем в начале дня.

– Ну, слава богу! Я думал, мне уже никто не поможет с этим чертовым платком!

– Не сердись… – улыбаюсь сыну и отвожу его руки от модного шейного платка, который тот пытается повязать, – отец еще не приехал?

– Нет! – бурчит сынок.

Если сравнивать с Данилом, Демид более гонористый и резкий. Пытаюсь понять, в чем дело на этот раз. Обычное волнение перед ответственным днем?

– Вот… Так гораздо лучше. Ну-ка. Посмотри.

Вместе мы поворачиваемся к зеркалу.

– Ну… Ничего вроде.

– Ага! Тебе сделали отличную укладку.

– Этот козлина сказал, что приедет прямо в школу… – выпалил сын, отворачиваясь.

– Демид! Ты… ты зачем так?

– А ты зачем?! К х*рам гони этого уёб…

– Демид! – одергиваю сына. Меня трясет, я пытаюсь взять себя в руки, но это нелегкая задача. Выдыхаю. – Так, давай договоримся… Сегодня у нас праздник! Мы не думаем о плохом и получаем удовольствие от происходящего. Все остальное решаем… Решаем завтра. Договорились? – смотрю требовательно в глаза сына, так похожие на мои. Он высокий, и мне приходится задирать голову. Удивительно, что наши с Сашкой дети вымахали такими. Ни он, ни я не отличаемся особым ростом.

Демид ничего не отвечает. Просто смотрит на меня как-то странно. А потом молча уходит в свою комнату. А я отправляюсь в свою. Мне нужно переодеться.

– Демид! Выдвигаемся через десять минут! – кричу я, извлекая из шкафа белое платье. У меня не было свадьбы. И, возможно, моя любовь к белым вечерним туалетам объясняется этим. Мой образ дополняют серебристые босоножки, маленький клатч и лихорадочный румянец на щеках.

Выдыхаю только тогда, когда Саша с опозданием появляется в дверях школьного актового зала. Как продержалась до этого – бог его знает. Затылок ломит от напряжения, и все свои усилия я концентрирую на том, чтобы не сорваться. Щеки сводит фальшивой улыбкой. Демида уже вызывают на сцену, когда его отец подходит к нам. Сын улыбается и нарочно задевает его плечом, прокладывая себе дорогу. Сашка плюхается в кресло рядом со мной, пронизывая меня злым, колючим взглядом. Делаю вид, что ничего не произошло. Я счастлива! Мой младший сын окончил школу с отличием. Мне есть, чем гордиться.

– Хорошо хоть этому мои мозги достались, – тихо-тихо комментирует происходящее муж, но я вздрагиваю так, будто бы он вдруг заорал во всю глотку. Саша знает, на что давить. По понятным причинам, я не имела возможности получить высшее образование, и всегда, когда муж хотел меня задеть – данный факт ставился мне в упрек. Я уже привыкла к этому. И сейчас моя болезненная реакция была вызвана вовсе не очередной попыткой меня унизить. Мне до слез стало обидно за старшего сына, которого Сашка… Не сказать, что не любил, нет… Просто… винил, наверное, так до конца и не простив, что моя беременность первенцем вынудила его значительно подкорректировать планы на жизнь. Будто бы это Данька был в том виноват! А не мы сами. Желание впиться в сытую морду Голубкина стало непреодолимым.

Праздничный вечер прошел для меня в каком-то угаре. Сама не знаю, как его пережила. На запланированную встречу рассвета меня уже не хватило. Препоручив Демида одной знакомой супружеской паре, жившей по соседству, я, сославшись на головную боль, пошла к машине.

– Подвезешь?

– Конечно, – покладисто соглашаюсь, разглядывая изрядно подвыпившего мужа. – Куда везти хоть? – не могу удержаться от колкости.

Тот зыркнул на меня и выплюнул зло:

– Домой. Вещи надо забрать!

– Какая необходимость уходить на ночь глядя? – тихо спрашиваю я, сжимая руль так сильно, что побелели костяшки пальцев.

– Большая! Меня, может, ждут!

Молчу в ответ. Иначе… не знаю! Сорвусь. Наделаю глупостей. По ступеням подъезда поднимаюсь, как на голгофу. Он уйдет. Уйдет прямо сейчас, и что тогда? Что я буду делать, как жить? Ради чего? Саша столько лет был центром моего притяжения, что без него я… просто уплыву в открытый космос. В чертов открытый космос. Стаскиваю надоевшие босоножки. Ноги гудят. Отрешенно рассматриваю лопнувшую мозоль на косточке большого пальца. Обхватив себя руками, закрываю пробоину в сердце.

– Не рекомендую тебе настраивать детей против меня… – уже у самой двери оборачивается Саша.

– Против тебя? – моргаю я, чувствуя, как жуткая черная ненависть, переполнив чашу терпения, устремляется вниз по моему телу. – Ты думаешь, я бы стала это делать, Саша?

Захлебываюсь болью. Мы двадцать лет вместе, а он и не знает меня толком… Сжимаю руки сильнее.

– А то ты не видела, как Демид себя вел!

Я стискиваю кулаки и буквально цежу каждое слово:

– Он вел себя по обстоятельствам. Ты сам заслужил такое к себе отношение. Трудно уважать отца-кобеля, который тр*хает все, что движется…

– Заткнись! Я тебя предупредил, Таня! Станешь их подстрекать – со света белого сживу. Поняла?

Саша подходит вплотную ко мне и хватает за горло. Мне не страшно, хотя мой муж далеко не пай-мальчик. Ну, серьезно? Чего мне бояться? Даже если его пальцы сожмутся сильнее, и я умру. Это не страшно… Вполне возможно, это – лучшее, что может со мною случиться. Я сдвигаю голову, чтобы очутиться как можно ближе к нему, наплевав на все усиливающееся чувство удушья. Практически касаюсь губами уха, шепчу:

– А не пошел бы ты на х*й?

Глава 5

Я вскакиваю, как будто от толчка. Сердце колотится, как сумасшедшее, пот струится по лицу. Мне тысячу лет не снились кошмары. Справиться с ними было непросто, но те практики, которыми я овладел в Тибете, со временем позволили мне вернуть гармонию и в собственную жизнь. Тем непонятнее было то, что случилось. Сделав несколько глубоких вдохов, я спустил ноги с кровати. Прошел к окну, нащупал ступней коврик для медитации и опустился на него. Попытался максимально расслабиться, чтобы заглянуть внутрь себя, понять причину беспокойства. Еще раз глубоко вдохнул, чувствуя, как жаркий поток кислорода распространяется по всему моему телу. Сейчас я должен почувствовать легкость… Но этого не происходит. Моя тревога все сильнее нарастает. Тогда я снимаю блоки и устремляюсь вслед за ней.

Что-то с Таней. Вскакиваю на ноги, проверяю время, и в отчаянии провожу рукой по бритой голове. У меня нет ее телефонного номера! Я не знаю, где она живет… Я вообще ничего о ней не знаю, дьявол все забери! Два часа ночи… В спорткомплексе никого нет, а сам я в жизни не отыщу ее контакты в компьютере! Мечусь по квартире, каждой клеткой ощущая, как вся моя хваленая выдержка летит к чертям. Впервые чувствую себя настолько беспомощным. Успокаивает только одно – несмотря ни на что, Таня жива. Чисто физически ей ничего не угрожает. О состоянии ее психики я бы не брался судить. Там все сложно… Вдруг вспоминаю, что сегодня у ее сына выпускной. Это случилось там? Или после? Злюсь, что ничего не вижу. Дьявольски злюсь…