– Ну, связи остались, – с сомнением покачал головой Ермилов. – Несомненно. Но ты сам знаешь, когда человек уходит на пенсию, не слишком-то заботятся о нем. Отработанный материал. А тут… Странно.

– И я о том. Геннадьич говорит, такой кипеж подняли, что караул… Чай будешь?

– А что покрепче имеется?

– Вообще-то это с тебя причитается! – возмущенно покрутил головой Вячеслав, но полез в нижний ящик письменного стола и бухнул на стол бутылку коньяка. – Только тебе, я ведь дежурю. Вот это буду. – Он извлек из сейфа консервную банку со сгущенкой.

– Ну и сластена ты! – Олег потер переносицу в раздумье. – А если я тебе три банки дам, приедешь на дачу дом красить?

– Не мытьем, так катаньем, – засмеялся Вячеслав. – Людмила твоя мозг выедает?

– Поуважительнее! – тем не менее Ермилов улыбнулся. – Это все? – он потряс пачкой фотографий.

Вячеслав подал другу бокал с коньяком и блюдце с лимонными дольками. Выглядел он озадаченным.

– Странно. Ты интересовался этим Дедовым, а в домах, зарегистрированных на его имя, живут другие. Ну, допустим, в случае с замминистра это обосновано. Тот прячет доходы, покупает именье на другого человека. Но кто этот человек, почему он сам не боится попасть под пристальное внимание бэповцев или Генпрокуратуры?

– Тем паче, что Дедов сам госчиновник. Работает во Внешторге, – подхватил Ермилов. – Одним могу объяснить – чувством безнаказанности. Однако tempora mutantur et nos mutamur in ilis.

– Не дави на меня ерундицией, – жалобно попросил Вячеслав.

– Это я к тому, что времена изменились. И мы тоже. Предел терпения наступил.

– Можно даже скаламбурить по этому поводу – наступил предел беспределу.

– Каламбурить будем, когда я прищучу этих коррупционеров, – урезонил друга Ермилов.

– И если не начнется звездопад с твоих полковничьих погон, – осмотрительно заметил Слава.

– С каких пор ты стал таким прагматиком?

– Да, знаешь ли, ступенчато к этому двигался, – Вячеслав отошел к окну и закурил, оттянул пальцем полоски жалюзи и посмотрел на улицу. – До меня, дурака, долго доходило. Сначала во время штурма Грозного, когда я еще в 131-й бригаде служил…

– В Майкопской бригаде? – оторопел Ермилов. – Там ведь совсем немногие выжили?

– Как видишь, я среди их числа… Комбрига потеряли и всех почти наших. У вокзала нас долбили, долбили духи из пятиэтажки, из «дома Павлова». Двое суток в окружении, контузия, барабанную перепонку повредили мне тогда. Я мертвым прикидывался… – он усмехнулся. – Выползал, прятался по домам, подворотням… Так первые дни Нового года и встретил. Потом Первомайское – и осколки в плече и в затылке, в голову аккурат под «бестолковку» прилетел. Я уже в СОБРе служил. Потом один подрыв, следом второй, когда с тобой в «елочку» попали, – Вячеслав выматерился. – А они тут в это время деньги тырили. Продали нас тогда с потрохами и с договором этим в Хасавюрте… Оттянули, когда мы их уже дожимали, блин. А ты говоришь, коррупция! Когда они нас из нашего же оружия мочили. – Пепел с сигареты столбиком, незамеченный Славкой, упал на подоконник. – А у них дворцы, понимаешь, на нашей крови, на наши деньги. – Он обернулся, подошел к столику около Ермилова, где стояла бутылка с коньяком, налил себе и не чокаясь выпил.

Олег молча последовал его примеру, не решившись напоминать о дежурстве. Он взглянул на часы и спросил:

– Позвоню от тебя?

Вячеслав указал жестом на стол, где стояло два телефонных аппарата.

– Виталий Романыч, это Ермилов. Я сейчас подъеду. Дождетесь меня? Это по делу Дедова.

– Ладно, – ворчливо согласился Карпенко. – Жду тебя. Вообще-то, я домой уже собирался. Сам понимаешь, лето всего три месяца…

Кроме того, что в кабинете Карпенко развел ботанический сад, он и на даче боролся за урожай, показывая невероятные сельскохозяйственные успехи в условиях климата Подмосковья. Угощал сотрудников то черной смородиной, то яблоками, то редиской…

– Слав, поеду я, – Олег хлопнул ссутулившегося на диване друга по плечу. – Не кисни. Прорвемся.

– Куда? – скривился Вячеслав. – Куда прорвемся?.. И надо ли рваться?..

Эти слова друга звучали в голове Ермилова, когда он ехал в машине опять на Большую Дмитровку. В салоне одуряюще пахло свежим хлебом из пакетов на заднем сиденье. Михаил негромко ворчал на жену. Ветер врывался в открытое окно.

А на душе у Олега было муторно. Не нравился ему настрой Вячеслава, да и не разделял он его мнение. Ермилов не был циником, несмотря на жизненный опыт. Ему все еще верилось, что жизнь не такая унылая штука, какой порой кажется. Но и особых иллюзий по поводу службы не испытывал.

Сколько раз приходилось хитрить, соглашаться на компромиссы с подследственными, с их адвокатами, чтобы добиться хоть какого-нибудь результата, посадить того, кто по-настоящему заслужил. Олег знал прокурорскую кухню и все-таки каждый раз надеялся, что не будут раздаваться телефонные звонки с настойчивыми просьбами, угрозами, увещеваниями закрыть то или иное дело, а потом порой тщетно ждал, что дело не развалят в суде или не дадут обвиняемому условный срок.

В кабинете Карпенко на распахнутых окнах шуршали жалюзи, от сквозняка трепетали листья многочисленных горшечных растений. Над столом висел небольшой портрет нового Президента, инаугурация которого прошла весной. Уголок рамки приподнимало сквозняком, и портрет ритмично постукивал о стену.

Карпенко рассмотрел фотографии, сделанные Богдановым, снял очки, потер глаза, покрасневшие за рабочий день.

– Ну что же, будем возбуждаться, Олег Константинович? – Он поднял брови, собрав морщины на лбу лесенкой, и вздохнул.

– Вас что-то смущает, Виталий Романович? По-моему, все очевидно. Недвижимость зарегистрирована на Дедова, а он не может обладать такими денежными средствами, находясь на должности торгпреда в посольстве. Даже если он будет клятвенно заверять, что деньги не его, а чиновника из министерства финансов и Граевского или еще кого-нибудь, он – соучастник. Прикрывал их коррупционную деятельность. Он сдаст их и сядет сам.

– Твоими бы устами мед пить. Надо прежде слетать на Кипр и переговорить с тамошним посольским офицером безопасности, – Карпенко перевернул страницу на ежедневнике, лежащем на его столе, надел очки и прочел фамилию: – Руденко. Я уже переговорил со своим приятелем из СВР, он предупредил Руденко, и тот тебе окажет всемерное содействие. Кстати, меня просили тебя предупредить. Едешь, естественно, без дипломатического паспорта, как турист, будь там повнимательнее.

Ермилов пожал плечами, подумав о приятеле шефа: «Перестраховщик», а вслух сказал:

– Да, так было бы надежнее – провести разведку до того, как решим возбуждать дело. Иначе информация наверняка просочится. А Дедов сейчас на Кипре, и есть вероятность, что тогда мы его просто-напросто больше не увидим в России. В любом случае, надо будет ждать его приезда и брать тут тепленьким. Многое еще зависит от того, удастся ли что-нибудь узнать от Руденко. А его телефон, координаты? – Ермилов взял протянутый Карпенко листок. – А командировочные или отпускные, раз я еду по туристической?

– Наглый ты, Олег Константинович, – крякнул Карпенко, но все же кивнул и сделал пометку для себя в ежедневнике. – Придумаем что-нибудь. Всё, всё. По домам. Я на дачу хочу! Ночевать на свежем воздухе…

* * *

Олег задремал в самолетном кресле под монотонный голос соседа. Тот летел на паломничество по святым местам Кипра. Он что-то говорил про монастыри Кикос и Махерас. «Вот же люди думают о чем-то кроме статей из УК, коррупции и упырей в чиновничьих костюмах, – сквозь сон подумал Ермилов. – О духовном, понимаешь, мечтают. Ничего, мы тоже помечтаем, когда с упырями разберемся».

Самолет накренился на крыло, совершая поворот перед посадкой в Ларнаке, и ребенок, сидящий в соседнем ряду, возвестил, разбудив Ермилова: «Мама! Море!»

Разлепив глаза, Олег глянул в иллюминатор. Остров, чуть изогнутый, слегка напоминал полумесяц. Взлетно-посадочная полоса почти срывалась одним концом в море. Самолет снизился и, едва не чиркнув брюхом по водной глади, понесся по полосе. Слева виднелось что-то вроде белоснежного поля.

– Соляное озеро, – пояснил кто-то сведущий из пассажиров.

Олег различил это сквозь ватный шум в ушах, который еще не прошел, и некстати вспомнил, что одной из претензий Люськи была его поездка на Кипр, несанкционированная ею. Они с детьми давно не отдыхали вместе на море. Зимние отпуска с поездками в санаторий, куда не пускали с детьми, она за отдых не считала. Детей на это время отправляли в Дмитров к теще и тестю.

Доводы Ермилова по поводу того, что командировка – это не отдых, действия не возымели. В итоге он спал в ванной…

Аэропорт в Ларнаке отчего-то напомнил Олегу ростовский. Наверное, из-за небольших габаритов и духоты. Пока доплелся от трапа до терминала, рубашка прилипла к спине. Августовское пекло, сопровождаемое ежегодной засухой, давало о себе знать, несмотря на вечернее время.

Паспортный контроль Ермилов прошел без заминок и замешкался у стойки для туристов, где можно было взять карту города. И в этот момент почувствовал заинтересованный взгляд на своем затылке. Такой настойчивый, внимательный…

Вспомнилось предупреждение шефа быть бдительным, которое Ермилов тогда не воспринял всерьез.

Поискав глазами отражающую поверхность, Ермилов сделал несколько шагов к рекламному щиту со стеклянным покрытием. В отражении Олег срисовал парня лет двадцати пяти, жмущегося к колонне в центре зала. В бежевой футболке и в темно-синих джинсах.

«Упрел бедный, – посочувствовал следователь. – К чему бы это – к добру или к худу?»

Ермилов подхватил свою сумку и пошел к туалету. Умылся прохладной водой, посмотрел в зеркало на свое лицо в капельках воды и покачал головой.

«Если он кого-то встречает или сам только что прилетел, то долго ошиваться тут не станет. А если по мою душу… Но с чего бы? Нет, наверное, показалось».

Олег вышел в зал прилета и старался не вертеть головой по сторонам, но тут же увидел парня в знакомой уже бежевой футболке около стойки турфирмы, где несколько минут назад стоял сам.

Это наводило на неприятные мысли. Подозрительный парень расспрашивал девушку – сотрудницу турфирмы, видимо, проверял, что делал Ермилов около этой стойки. Она кивала немного скованно, затем показала в сторону туалета.

Ермилов двинулся к выходу. Но внезапно остановился, опустил сумку на пол и принялся запихивать в боковой карман карту Ларнаки, которую все же успел взять. Мельком взглянув назад, увидел, что «бежевый» снова пристально смотрит в его сторону.

«Да мало ли. Это у меня уже профессиональная паранойя. Мания преследования. – Следователь отер лоб платком. – Ну а даже если следят? Сейчас пытаться уйти от него глупо и вызовет еще большие подозрения. Узнать, в какой гостинице я остановлюсь, – не проблема. Незачем таиться».

Олег взял такси до гостиницы, так как ехать до нее от аэропорта было минут двадцать и не так уж дорого. Сел рядом с шофером, едва не перепутав правостороннее водительское место с пассажирским. Ермилов с благодарностью вспомнил мать, которая настояла, чтобы он учился в английской спецшколе. Язык сидел у него в подкорке, и даже с кипрским таксистом, обладателем богатой седой шевелюры и продубленной солнцем кожи, говорящим с заметным греческим акцентом, Олег мог разговаривать, не особо напрягаясь.

Вполуха слушал болтовню шофера, жалующегося на жару и засуху, а сам поглядывал назад через боковое зеркало. Но из аэропорта выезжало немало машин, и вычленить авто наружного наблюдения не представлялось возможным.

Через час, заселившись в номер и переодевшись, Ермилов уже купался. Грех было не воспользоваться такой возможностью. Вода за день нагрелась и напоминала довольно-таки горячую ванну. К заплывам не располагала, а только к неподвижному зависанию в толще морской воды, почти как в Мертвом море. Олег чувствовал уколы совести, вспоминая жену и детей, но успокаивал себя тем, что привезет им подарки. А во-вторых, если дело Дедова удастся довести до логического завершения, то потребует у руководства нормальный летний отпуск и уже если не на Кипр, то в Сочи поедет всей семьей.

Необходимо было сегодня созвониться с Руденко, но в связи со странной «встречей» в аэропорту, Ермилов думал, как лучше поступить. В итоге решил выждать до утра, а после пляжа повнимательнее осмотреть номер, в который его заселили. Ничего подозрительного Олег там не обнаружил и пораньше лег спать.

Длинная штора из полупрозрачной ткани чуть колыхалась. Во дворе отеля раздавались голоса, официанты звякали посудой и столовыми приборами в ресторане на террасе. На шторе то и дело мелькали тени – это летучие мыши охотились.

Сон не шел. Олег вытянулся на чуть жестковатой от чистоты простыне и смотрел на эти тени. Из головы не шел разговор с Вячеславом… Они дружили уже четыре года, но о том, что Богданов служил в Майкопской бригаде, Олег не подозревал.

Эта бригада втянулась в Грозный 31 декабря, чтобы захватить железнодорожный вокзал – пустое здание, разбитое авиацией. Бригада попала в окружение, и дудаевцы обрушили на них шквал смертоносного огня. Потеряла бригада сто пятьдесят семь человек. Двадцать четыре офицера… Выжившие вышли из-под обстрела только 2 января.

«Как жизнь людей перемалывает, – думал Ермилов. – За десять лет от Советского Союза к развалу страны, к войнам, терактам… В Ростове военно-медицинская лаборатория неопознанными трупами солдат переполнена… И одновременно с этим по Москве рассекают на черных джипах бандюки из ОПГ. Расплодились, выползли из всех щелей – спортсмены, бывшие военные, менты, афганцы, ребята с первой чеченской… Научились стрелять по людям, остановиться никак не могут. Славка не успевает со своими операми и собровцами контрольные закупки стволов совершать. Всем торгуют, вплоть до гранатометов. Да и коррупция… Она, конечно, всегда была во власти, но сейчас приобрела совсем уж алчные, уродливые формы. Ну куда столько домов, яхт, машин? Какое-то бесконечное, бессмысленное накопительство, и ладно бы на честно заработанные. Череда заказных убийств, перестрелок».

Он встал, прошелся по номеру, шагнул на маленький балкон, оперся о перила. В темноте дышало море густой чернотой, чуть проблескивая в слабом свете с берега. Духота облепляла. Какой-то белый прожектор на рыбацкой лодке или огонек на буйке довольно далеко от берега мигал. Олег насчитал девять вспышек. Затем огонек гас и через время снова мигал девять раз.

«Девяностые закончились, но с каким балансом мы подошли к началу нового века? Экономика в руинах, безденежье, долги, коррупция, организованные преступные группировки, война, терроризм. Да, не позавидуешь ему, – подумал Ермилов, имея в виду нового Президента. – Попробуй разгреби эти завалы. И есть ли желание? Хотя, если б не было, не взвалил бы на себя эту ношу. Тут или грудь в крестах, или голова в кустах».

Вдруг пронзительно зазвонил телефон в номере на тумбочке у кровати. Ермилов, вернувшись с балкона, снял трубку. Тишина. Он взглянул на светившиеся в темноте цифры электронных часов – половина второго ночи. «Ошиблись», – решил он. Задвинул балконную дверь и включил кондиционер. Попытался уснуть.

Но через полчаса снова раздался звонок. И опять тишина в трубке. После третьего ночного телефонного звонка Ермилов спустился в вестибюль и поинтересовался у портье: «Доколе?» – на что девушка на ресепшене с характерным прибалтийским акцентом по-русски принесла извинения, а потом начала что-то проверять по компьютеру.

Пока она это увлеченно делала, Олег успел разглядеть ее. Светлые гладко зачесанные волосы, стянутые на затылке в небольшой хвостик, скуластое, бледное, почти не загорелое лицо, крупные губы, ненапомаженные, словно бы искусанные. Усталая, но профессионально бодрящаяся, с дежурной улыбкой, с тонкими припудренными морщинками в уголках больших синих глаз. Высокая, модельной внешности в темно-зеленом жилете поверх белоснежной рубашки с коротким рукавом и с блестящим металлическим бейджиком на груди с именем – Эда Метс.

Не к месту вспомнилась прибалтийская снайперша, которую ему показывали в Грозном, вернее, ее труп. Запекшаяся кровь на бледной коже и в светлых волосах. Некрасивая, невысокая, она валялась во дворе разбитой школы. Вокруг ее живота разлилась лужа крови. Со снайпершами там не церемонились.

Всякий сброд из союзных республик повалил на Кавказ, особенно из Прибалтики и с Украины, не только в надежде заработать, но и желая отсечь Северный Кавказ от России, получая деньги, указания, натовское обмундирование от Запада и моральную поддержку – их называли «борцами за свободу» или «повстанцами». На ногах снайперши были как раз натовские берцы… Она не походила на Эду Метс, но отчего-то вспомнилась.

– Мистер Ермилов, я еще раз приношу вам свои извинения. Но это не из гостиницы звонили. Иначе это отразилось бы на нашем коммутаторе. Может, из города?

– Вы хотите сказать, что если звонят из города, то звонки минуют ваш коммутатор? – не удержался Олег от раздраженного тона.

– Простите, сэр, я работаю тут совсем недавно и еще не знаю всех нюансов. Думаю, это какой-то сбой системы. Лучше всего будет вам отключить телефон, а утром пришлем к вам в номер мастера, и он все наладит.

– Ладно, Эда, я так и сделаю, – Олег легонько пристукнул ладонью по отполированной до блеска высокой стойке, как бы поставив точку в разговоре. Он не сомневался, что ночные звонки связаны со слежкой в аэропорту. И складывающаяся ситуация нравилась ему все меньше. Это уже не случайность, а планомерное психологическое давление. Вот только с какой целью?

По его следственной работе подобное, конечно, могло происходить. Гипотетически. Но он не вел сейчас таких дел, по которым его могли прессовать, тем более за границей. Это что-то из практики спецслужб.

Ермилов слукавил, когда при встрече в кафе на Бронной с Игорем сказал, что «слыхал» о Чигракове и о том, где он работает. Он «слыхал» это от самого Чигракова, с которым встречался совсем недавно, причем по инициативе Коли Чигракова – следователя ФСБ. Тот интересовался, не хочет ли все еще Ермилов перевестись к ним. Олег подтвердил свое давнее намерение с внутренним волнением. Неужели сбудется его юношеская мечта?

Так вот это из их сферы деятельности – слежка, психическая атака ночными звонками, провокации… Что, если его приняли за кого-то другого? Срисовали на паспортном контроле, вдруг однофамилец кого-нибудь из Конторы?

– Мистер Ермилов, а вы из Москвы? – вывела его из задумчивости Эда. Оказывается, он все еще стоял у стойки. – Я в детстве жила там года три.

– Да, – рассеянно кивнул он. – А вы, судя по имени, из Эстонии.

– Верно. Я из Тарту, – усталое лицо девушки ожило, она заулыбалась.

– Юрьев? – вспомнил старое название эстонского города Олег. – Бывал в Тарту в юности. Красивый древний городок. Река там с забавным названием… – Он пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить.

– Эмайыги, – обрадовано подсказала Эда. – Вы, кстати, тоже на прибалта внешне похожи.

– Все люди братья, – почти серьезно согласился Ермилов. – А рядом с гостиницей есть приличные рестораны? Приличные в смысле качества еды, а не цены.

– Да здесь везде неплохо кормят. Но напротив гостиницы приятный ресторанчик. Там борщ варят, пельмени. С учетом пожеланий российских туристов. Вкусно и недорого. Я и сама там иногда обедаю, потому что здесь нам есть не положено, и даже купаться на этом пляже сотрудникам гостиницы не разрешено.

– Несправедливо, – посочувствовал Олег и невольно представил себе стройную Эду в бикини. – Где же вы купаетесь?

– Да на любом другом пляже. Они на Кипре ведь общественные.

* * *

После всех ночных перипетий сон, казалось, совсем пропал, но, отключив телефон, Олег уснул крепко и по закону подлости привычно проснулся так, словно собирался на службу – с учетом разницы во времени в пять утра. Но светало быстро. Пока он брился, читал журнал, лежащий на столике, с перечислением достопримечательностей острова Афродиты, сидел на балконе, глядя на зарождающийся рассвет, прошло достаточно времени.

Чувствовалось, что день будет очень жаркий. Уже нечем было дышать. Пахло морем, подгоревшей яичницей из ресторана на первом этаже гостиницы и мокрой пылью, которую прибыл водой из шланга бич-бой около бассейна.

Ермилов решил искупаться, увидев несколько голов в море, барражирующих вдоль буйков, отгораживающих безопасную зону от судоходной.

Утренняя вода была более привычной для русского человека – довольно прохладная и действительно бодрила. В море торчала поплавком голова смуглого худощавого человека в брезентовой панаме защитного цвета, из-под нее выбивались седые кудри. На переносице пловца сидели очки в роговой оправе.

– Вы зря без кепки, – вдруг заговорило это чудо в панаме на ломаном русском, обращаясь к Ермилову. – Наше солнце довольно коварное.

– Вы киприот? Хорошо по-русски говорите.

– Меня Лука зовут.

– Олег, – пожал Ермилов мокрую жилистую руку.

– Я учился когда-то в России, в Пятигорске. Я работаю в Press and Information Office of Cyprus. Как это по-русски?

– Бюро прессы и информации, – подсказал Ермилов, удивившись, что поймал такую «рыбку» в водах Средиземного моря.

Лука, заметив недоумение на его лице, улыбнулся и показал на берег, правее гостиницы, где стояли одна за другой двухэтажные виллы кремового цвета:

– У меня тут дом. Приезжаю из Никосии иногда купаться и писать книгу. В Никосии нет моря. Душно, намного хуже чем здесь… А вы в отпуске?

– Да, выдалось несколько дней, – не стремился распространяться дальше на эту тему Олег, испытывая подспудную настороженность.

– А вы кто по профессии? Не военный? Выправка у вас, словно у офицера.

– Нет. Я юрист в фирме. Торгуем потихоньку слуховыми приборами для слабослышащих – проще говоря, медтехникой, – Олег сам едва сдержался от смеха, не понимая, откуда возникла у него в мозгу эта бредовая версия. Но, как известно, слово не воробей…

– Может, вместе пообедаем? – предложил Лука неожиданно. – Я бы вас расспросил о России, как там и что?

– Я бы с удовольствием, Лука, но редко выдается отпуск, хотелось просто отдохнуть, выспаться и купаться как можно больше. Но спасибо за предложение.

– Еще несколько дней я в Ларнаке. Можно будет все же пообедать как-нибудь, – очевидно расстроился журналист.

Доплыв до буйков, Ермилов вернулся к берегу, по дуге обогнув брезентовую панаму. Этот тип вызвал у него глухое раздражение своей бесцеремонной навязчивостью.

Позавтракав и переодевшись, Олег спустился в вестибюль, мельком взглянув на стойку ресепшена. Он не увидел Эду и немного разочарованно вздохнул. Эта девушка тут единственная, с кем Ермилов успел переговорить с удовольствием, без напряжения.

Едва он вышел из прохлады вестибюля, солнце буквально ударило по затылку. Справа, рядом с двумя теннисными кортами, огороженными сетчатой оградой, увитой бугенвиллией, белела ослепительно на солнце церковь с голубой отделкой по-над окнами и высокой дверью. Тут венчались пары, специально прилетавшие на Кипр, чтобы устроить помпезную свадьбу на берегу моря. Пальмы островками росли вокруг подъездных дорог к отелю. Здесь их поливали, но, стоило Ермилову шагнуть за территорию отеля, он попал практически в пустыню.

Напротив, действительно находилось несколько ресторанов со столиками, стоящими под навесами. Но Олег прошел внутрь, изнывая от жары.

– Разрешите позвонить? – поздоровавшись, спросил Олег у бармена по-английски.

Тот вытащил из-под барной стойки телефон и поставил перед Ермиловым. Уже набрав номер, Олег зажал трубку ладонью и попросил у бармена стакан холодной воды.

– Алексей? Это Олег Ермилов, вас должны были предупредить обо мне.

– Ты в Ларнаке? – довольно бесцеремонно спросил Руденко, но поскольку, растерявшись, следователь задержался с ответом, добавил снисходительно: – Давай без экивоков.

– Но есть проблемка. У меня тут вдруг обнаружилось столько знакомых, о которых я никак не подозревал.

– Да? – голос с хрипотцой не выражал никаких эмоций. – Тогда часа через два сядешь на автобус от отеля до центра города. Доедешь до остановки Zinonos Kitieos, а потом пройдешь вперед до форта – Medieval Fort. Купишь билет и зайдешь в музей. Походи там, а я тебя найду.

– Как ты меня узнаешь?

– Это моя забота.

Олег успел поесть до автобуса, расправился с отменной свиной отбивной, с чудовищно огромной порцией гарнира в виде салата и картофеля фри. В автобусе, надев солнцезащитные очки, Ермилов смотрел в окно на пустынный пейзаж с одинокими оазисами вилл, на которых хозяева худо-бедно поливали растения в засушливые летние месяцы. На ветру трепетали рекламные растяжки на некоторых виллах, где по-русски было написано о продаже недвижимости на Кипре.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

2 из 5