Удольфские тайны

– Я пришел сюда вскоре после заката и все это время бродил по саду, иногда заглядывая в беседку. Хоть я и потерял последнюю надежду на встречу с вами, я не смог покинуть ваше любимое место и скорее всего остался бы здесь до рассвета. О, как мучительно медленно тянулись мгновения! И как все вокруг менялось, едва казалось, что я слышу ваши шаги! А потом снова наступала мертвая тишина! Когда же вы открыли дверь беседки, темнота помешала определить, вы ли это, сердце мое забилось в надежде и страхе с такой силой, что я не смог произнести ни слова. Ваш жалобный голос развеял сомнения, но не страх – до тех пор пока вы не обратились ко мне. Тогда, забыв об опасности испугать вас, я больше не смог молчать. Ах, Эмили! Радость и печаль так непримиримо сражаются за превосходство, что душа не выдерживает этой борьбы!

Сердцем Эмили чувствовала истину этого пылкого признания, но радость от встречи вскоре утонула в печали: воображение живо представило картины будущего без любимого. Она пыталась восстановить спокойное достоинство, столь необходимое в прощальной беседе, Валанкур же, напротив, не мог совладать с чувствами. Его безудержная радость внезапно перешла в отчаяние: он принялся жаловаться на мучения и страстно изливать горе перед предстоящей вечной разлукой. Эмили слушала его со слезами, а потом, чтобы как-то успокоить, постаралась перечислить все обстоятельства, дававшие им надежду, но Валанкур сразу определил невинную обманчивость этих иллюзий.

– Утром вы уедете в далекую страну. О, такую далекую! К новым знакомым, новым друзьям, новым поклонникам! Вы уедете с людьми, которые сделают все, чтобы вы меня забыли! Как, зная это, я могу надеяться, что вы вернетесь ко мне и станете моей?

Голос его дрогнул и утонул в глубоком вздохе.

– Значит, вы думаете, что мои страдания вызваны лишь банальным, временным интересом к вам, – возразила Эмили. – Вы думаете, что…

– Страдания! – перебил ее Валанкур. – Страдания из-за меня! Ах, до чего сладкие и одновременно горькие слова! Они несут утешение и боль! Я не должен сомневаться в ваших чувствах, и все же противоречие истинной любви заключается в том, что она не устает сомневаться, даже безосновательно, и постоянно требует все новых и новых доказательств. Вот так и получается, что всякий раз, когда я слышу ваше признание, я оживаю, а потом опять впадаю в сомнение, а часто и в отчаяние.

Спустя миг, словно одумавшись, Валанкур воскликнул:

– Но как я смею терзать вас, да еще в момент прощания! Я, который должен поддерживать и успокаивать!

Эта мысль наполнила сердце молодого человека нежностью, но вскоре он опять поддался печали и принялся жаловаться на жестокость разлуки, причем настолько страстно, что Эмили больше не находила сил успокаивать его и скрывать собственное горе. Окончательно отдавшись на волю любви и жалости, Валанкур утратил способность и желание скрывать волнение. В промежутках между конвульсивными рыданиями он осушал слезы Эмили поцелуями и тут же жестоко заявлял, что она не должна его оплакивать, потом попытался говорить спокойнее, но мог лишь восклицать:

– Ах, Эмили, сердце мое разобьется! Сейчас я смотрю в ваше прекрасное лицо, держу вас в объятиях, а совсем скоро все это останется лишь в мечтах! Скажите, почему мы должны отдать счастье всей нашей жизни людям, которые не имеют права ни отнимать его, ни даровать иным способом, кроме как отдав вас мне? Ах, Эмили! Осмельтесь довериться своему сердцу, осмельтесь навсегда стать моей!

Голос его задрожал и осекся. Эмили продолжала молча плакать, а Валанкур принялся убеждать ее в необходимости тайного брака: завтра, в день отъезда, на заре в церкви августинцев их будет ждать монах, готовый обвенчать.

Эмили молча выслушала внушенное любовью и отчаянием предложение и была не в силах возражать в ту минуту, когда сердце утонуло в печали вечной разлуки, а разум погрузился в мрачные иллюзии. Это позволило Валанкуру надеяться на ее согласие.

– Ответьте же, моя Эмили! – воскликнул он. – Позвольте услышать ваш голос, позвольте узнать свою судьбу.

Она продолжала молчать. Щеки ее побледнели; чувства, казалось, покинули ее. В воспаленном воображении Валанкура Эмили предстала умирающей. Он принялся звать любимую по имени, потом хотел бежать в замок за помощью, но побоялся оставить ее хотя бы минуту.

Спустя некоторое время Эмили глубоко вздохнула и вернулась к жизни. Расстроенное переживаниями сознание не выдержало глубокого конфликта между любовью и долгом перед сестрой отца. Тайный брак невыразимо ее пугал и отталкивал последствиями, способными вовлечь любимого в раскаяние и несчастье, и, несмотря на жестокую борьбу, долг и здравый смысл все-таки одержали верх над чувствами и мрачными ожиданиями. Больше всего Эмили боялась навлечь на Валанкура лишения и напрасные сожаления, которые считала неизбежным следствием тайного брака. Наверное, поэтому она проявила неженскую силу, решив стерпеть свое нынешнее несчастье, чтобы не навлечь несчастья в будущем.

С искренней прямотой Эмили изложила доводы против тайного брака. Соображения относительно собственного благополучия Валанкур немедленно и решительно отверг, но они пробудили беспокойство о возлюбленной, еще недавно подавленное страстью и отчаянием. То же самое чувство, которое несколько минут назад побудило его говорить о немедленном тайном браке, сейчас заставило отказаться от такого опрометчивого шага. Однако переворот в сознании оказался чрезмерен для души. Ради спокойствия Эмили Валанкур попытался сдержать печаль, но был не в силах подавить растущую боль.

– Ах, Эмили! – воскликнул он. – Я должен вас покинуть и знаю, что навсегда!

Его слова снова утонули в конвульсивных рыданиях. Влюбленные долго плакали вместе. Наконец Эмили вспомнила об опасной непристойности долгого свидания и собралась с силами, чтобы проститься.

– Подождите! – остановил ее Валанкур. – Умоляю, подождите! Я должен многое вам рассказать. Печаль разлуки и волнение заставили меня говорить только о главном. Я так и не упомянул об одном важном сомнении: отчасти потому, что не хотел пугать вас прежде, чем сделаю предложение.

Глубоко заинтригованная, Эмили осталась, однако из осторожности вывела друга из беседки. Прогуливаясь рядом с ней по террасе, Валанкур продолжил:

– Этот Монтони… мне довелось слышать о нем странные слухи. Вы уверены, что он действительно принадлежит к семье мадам Кеснель, а его состояние таково, каким кажется?

– Я не имею причин для сомнений, – с тревогой в голосе ответила Эмили. – Первое утверждение, несомненно, соответствует действительности, но судить о втором я не могу, а потому прошу сообщить все, что вы знаете.

– Непременно. Но должен предупредить, что сведения эти крайне ненадежны: просто я услышал разговор одного итальянца с другим лицом об этом Монтони. Они говорили о его женитьбе, и итальянец заметил, что если синьор именно тот, которого он знает, то мадам Шерон не найдет с ним счастья. Далее он продолжил неодобрительно о нем отзываться и даже сделал несколько намеков, вызвавших у меня столь острое любопытство, что я отважился задать несколько вопросов. Поначалу итальянец отвечал сдержанно, но потом разговорился и признался, что за границей Монтони имеет сомнительную финансовую репутацию. Этот итальянец упомянул о принадлежащем Монтони замке в Апеннинах и о странных обстоятельствах прошлой жизни синьора. Я умолял поведать подробности, но, видно, проявил излишний интерес и испугал собеседника, так что тот отказался рассказать что-нибудь еще. Я возразил, что, если Монтони владеет замком в горах, значит, относится к благородному семейству и вряд ли следует считать его человеком несостоятельным, но итальянец только многозначительно покачал головой и ничего не ответил.

Надежда узнать что-нибудь более конкретное удерживала меня в обществе этого человека довольно долго, причем я не раз возобновлял расспросы. Но итальянец замкнулся, заявив, что это лишь слухи, а слухи часто основаны на личной неприязни и далеки от правды. Поскольку он явно испугался, что сболтнул лишнего, я не стал продолжать разговор и остался в неизвестности. Представьте, Эмили, с какими чувствами я отпускаю вас в чужую страну в обществе и во власти такого человека, как Монтони! Но я не хочу пугать вас: возможно, как сказал итальянец, это не тот Монтони, которого он знает. И все же, любимая, доверяйтесь ему с осторожностью.

Валанкур, явно взволнованный, принялся мерить террасу быстрыми шагами, а Эмили стояла, облокотившись на балюстраду и погрузившись в размышления. Все услышанное взволновало ее больше, чем следовало. Монтони никогда не внушал ей симпатии: его горячий взор, гордое высокомерие и мрачная наблюдательность демонстрировали темную сторону его души, а выражение лица неизменно вызывало страх. Личные наблюдения подсказывали Эмили, что неизвестный итальянец говорил именно об этом Монтони. Мысль о поездке в чуждую страну, где ничто не мешало ему проявить свою власть, вызывала у нее ужас. И все же не только ужас заставил Эмили задуматься о немедленном браке с Валанкуром. Нежная и пылкая любовь уже заявила свои права, но не смогла пересилить чувство долга, заботу о благополучии друга и скрытое отвращение к тайному союзу.

Однако рядом оставался распаленный страстью Валанкур, чьи опасения за Эмили усиливались лишь от одного упоминания о разлуке и с каждым мигом становились все острее. Он полагал, что ясно видит грозящую возлюбленной опасность: путешествие с чужими, враждебными ей людьми навлечет на нее несчастье, поэтому шевалье твердо решил противостоять судьбе и убедить Эмили возложить на него титул законного защитника.

– Эмили! – обратился он к ней с торжественной серьезностью. – Сейчас не время для мелочных рассуждений, не время взвешивать сомнительные обстоятельства, способные повлиять на наше будущее благополучие. Сейчас еще отчетливее, чем прежде, я вижу опасности, грозящие вам рядом с Монтони. Мрачные намеки итальянца, конечно, говорят многое, но не больше тех выводов, которые я сделал, наблюдая за этим человеком. Кажется, я вижу в его лице все, что о нем слышал. Такой опекун вызывает у меня страх, а потому прошу ради вашего и моего спокойствия: остерегайтесь опасностей, которые я с ужасом предвижу! Ах, Эмили! Позвольте моей заботе, моим объятиям укрыть вас от зла. Дайте мне право стать вашим ангелом-хранителем!

В ответ Эмили лишь вздохнула, а Валанкур продолжил убеждать и умолять ее со всей энергией любви. В то время как его воспаленное воображение преувеличивало возможное зло, туман в ее сознании начал рассеиваться и позволил увидеть картины чрезмерных опасностей, владевшие умом любимого. Эмили подумала, что, возможно, это не тот Монтони, о котором говорил чужестранец. А если даже и так, то о его дурном характере и низменном нраве итальянец говорил с чужих слов. Хоть внешность синьора в некоторой степени и подтверждала эти слухи, она не могла полностью в них поверить. Попытка Эмили как можно осторожнее убедить возлюбленного, что тот ошибается, повергла его в новое отчаяние.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Томсон Джеймс (1700–1748). Времена года. – Здесь и далее примеч. ред.

2

Томсон Джеймс (1700–1748). Времена года.

3

Сальватор Роза (1615–1673) – итальянский живописец.

4

Мейсон Уильям (1724–1797). Карактак.

5

Томсон Джеймс (1700–1748). Времена года.

6

Мильтон Джон (1608–1674). Комос.

7

Смит Шарлотта Тернер (1749–1806). Эмигранты.

8

Каденция – гармонический оборот, завершающий музыкальное произведение или его часть.