Настенька. Повести

Ночью я проснулся от громкого ржания коня. Он бил копытами, фыркал и тряс головой. Костер уже погас, и я в полумраке подошел к нему. Он был мокрым от пота, тело его лихорадочно вздрагивало, и он пятился от меня натягивая уздечку. Конь чувствовал беду, где-то совсем рядом скрывался зверь. Попытки его успокоить закончились неудачей, конь освободился от привязи и ускакал в темноту. Я кинулся за ним, но очень скоро угодил в болото, где увяз по самое горло.

Отец перевел дух и продолжил:

– Находясь в вязкой жиже болота, я почувствовал, как дно уходит из-под моих ног. Я цеплялся за ветки деревьев, которые выскальзывали из моих мокрых рук. Я погружался все глубже и глубже в это отвратительное месиво. Наконец-то, мне удалось зацепиться за какую-то корягу, которая помогла мне удержаться на плаву. Но силы меня оставляли, судорога сводила ноги, тело сдавливала болотная грязь, а ее газ сильно затруднял мне дыхание. «Это конец!» – Подумал я тогда, когда заметил, что мои пальцы стали отпускать спасательную корягу. Из последних сил я закричал, взывая Бога о помощи. Что было дальше я не помню. Очнулся я на поляне. Вижу рядом стоит конь в полном снаряжении, тут же пожитки мои, а впереди большой утес.

Позже, когда батя стал расспрашивать меня о моих приключениях, я вспомнил, как лежал маленькой избе абсолютно голый. Как баба с точкой на лбу натирала меня зельем, а старуху с трясущимися руками, проводила ритуал, шепча мне на ухо незнакомые слова.

– Вот такая история приключилась со мной, – закончил отец.

– А я видел эту женщину с точкой, – заявил я.

– Это где же ты ее видел? – Удивился отец.

– Сегодня ночью. Во сне!..

Глава 3.

Уже третий день я брожу по лесу, собираю грибы и ягоды. Все это я делаю попутно так как главная моя задача выманить на себя незнакомца. Мы считали, что именно клад являлся причиной его появления у нас в долине. Отец придумал план, по которому мы сейчас и работали. Он был уверен, что незнакомец наблюдает за нами и, что он ждет подходящего момента, чтобы осуществить задуманное.

Моей задачей было привлечь к себе внимание. Поэтому я бродил по округе, выманивая незнакомца на встречу. Мы надеялись, что он, заметив меня, как-то себя проявит и покажет. Но этого не срабатывало, и я петлял по лесу, умышленно оставляя следы. Я расставлял ловушки и подолгу сидел в засаде, выслеживая непрошенного гостя.

Отец незаметно вел наблюдение за двором и округой. Провоцируя незнакомца на контакт, он показывал ему всю свою немощь. Двигаясь по двору, отец громко кряхтел и часто останавливался на отдых. Но все наши труды не приносили успеха. Незнакомец так и не проявил себя. Мы были в отчаянии, но сдаваться не хотели. Вечером мы подводили итоги и высказывали свое мнение по поводу задуманного.

– Он нас раскусил, – заявил отец, – он совсем не глупец.

– Да, – согласился я. – А может его нет? Может он ушел.

– Как нет? Куда ушел?

– Туда, откуда пришел! Время-то прошло сколько? Ответил я.

– Может ты и прав, – согласился отец и замолчал.

Уже ближе к вечеру, когда мы сидели на завалинке, отец сказал:

– Я тут подумал, сынок, и решил. Зачем нам этот незнакомец? Пусть он ищет себе эти сокровища. Мы, что бедно живем?

Я согласился, но все же высказал свое мнение:

– Так-то оно так, только охота узнать откуда он взялся и за чем?

– Узнать бы хотелось, подержал меня отец и продолжил, – батя мой – Андриан Иванович говорил, что о кладе он слышал еще от своего отца, когда был юношей. Это еще до его пленения было. Посчитай, сколько прошло годков? А связь с деревней была утеряна лет семьдесят назад, а то и сто. Кто знает, что случилось с деревней за это время? Что тут происходило? Вспомни, что мы здесь увидели, когда сюда пришли? Руины и развалины. А куда девался крест с утеса, который служил оберегом этой долины? Я думаю, Витя, что этого мы никогда не узнаем. Так что давай заканчивать с этим мутным делом.

Отец замолчал, а я спросил:

– А может этот человек из этих мест? Может его предки здесь проживали? А может дело вообще не в кладе, – не успокаивался я.

– Хватит! – оборвал меня отец и указал на гору.

На небе у вершины утеса появилась небольшое облако, которое стало плавно преображаться в крест. Подкрашенный лучами солнца, он закрепился на вершине горы, и мы встали с завалинки. Помолившись, мы заметили, что солнце спряталось за тучу, и крест исчез.

– Это осень. Теперь так и будет, – заявил отец.

– Спасибо и за это, – добавил я.

Мы поблагодарили Бога и пошли в дом.

Уже перед самым сном я вспомнил, что забыл покормить волка.

Я стал собираться во двор, а отец меня остановил:

– Успокойся, его уже ворон покормили.

– Это, как? – Удивился я.

– А, так. Я во дворе был у колодца, двери в избу открытыми оставил, смотрю, ворон из сеней вылетает, а в клюве рыбину тащит. Хотел я в него тогда полено запустить, да рука не поднялась. Рыбу-то он не себе украл, а волку принес. Вот такие дела, Витя!..

Отец зевнул и продолжил:

– Так что снимай портки и ложись спать.

Я улегся на лавку и опять спросил:

– Батя, а может и нет никакого клада?

– Клада может и нет. Но «эти» здесь не случайно.

– Что завтра-то будем делать?

– Завтра будет видно. Спи! Утро вечера мудренее!

Я погасил лучину и лег на лавку. За окном было темно. В печи потрескивали дрова, а по крыше застучали редкие капли дождя.

Глава 4.

Утром меня разбудил шум в сенях. Там что-то упало с полки, а отец громко выругался, недовольный своей неловкостью.

За окном было уже светло наступил новый день. Вставать не хотелось сладкая нега удерживала меня в постели. Ночью мне снилась девушка с распущенными волосами. Светловолосая, с голубыми глазами, она вдруг появилась у меня на пути, когда я шел по берегу нашей реки. Под легким сарафаном вырисовывалась ее стройная фигура. Необъяснимое чувство охватило мной, и я медленно приближался к ней, затаив дыхание. Земля уходила из-под моих ног, когда я предвкушал прикосновение ее рук. Но вдруг что-то загремело, и яркая вспышка ослепила меня. Девушка исчезла, а я открыл глаза. За окном вовсю поливал дождь, а раскаты грома прокатились над крышей дома. Я закрыл глаза в надежде увидеть его продолжение, и сон повторился. В нем было все; и речка, и берег, и волк с вороном, и даже женщина с точкой на лбу. Не было только девушки с распущенными волосами.

Мои воспоминания прервал отец.

Возбужденный он вошел в горницу и сказал:

– Ты уже встал?

– А, ты, чего там гремишь?

– Да, снимал накидку и полку завалил, – ругал себя отец.

– А ты куда собрался, батя?

– Была одна задумка только теперь она без надобности…

– Это почему же?

– Потому, что волк ушел!

– Как ушел? – Удивился я и соскочил с лавки.

– Ночью за ним хозяин приходил. Все трое и ушли.

– Вот это да! – Возмутился я, а отец продолжил:

– Они к реке пошли. По ней и ушли. – Заключил он, а я спросил:

– А как же клад?

– Клад? – Переспросил отец. – А может и не было никакого клада.

– Тогда, что они здесь делали?

– Не знаю, – ответил отец.

– Ну, ушли, так и ушли, Бог с ними. Жизнь продолжается, батя!

Прибравшись в избе, я вышел во двор.

Было прохладно. Моросил дождь, а ветер носил по двору листья и хлопал дверью сарая. Я направился к строению и заглянул внутрь. Там на полу была оставлена банка с мазью и окровавленный лоскут.

– Ушли, – произнес я и закрыл дверь, – может это и к лучшему?

Вдруг у меня за спиной что-то стукнуло, и я обвернулся.

На поленнице у сарая сидел ворон. Он смотрел на меня своими черными глазами и что-то бубнил себе под нос.

– Привет! Давно не виделись, – поприветствовал я птицу, а она, взмахнув крыльями, громко каркнула.

– Это он попрощаться прилетел. – Крикнул мне отец с крыльца.

Птица, услышав его голос перелетела ближе к дому и, сев на ветку березы прокричала еще несколько раз. Отец помахал ей рукой, и она поднялась в небо. Сделав большой круг над нами, ворон улетел.

Мы проводили его взглядом, и отец сказал:

– Он больше не вернется. Пошли в дом, прохладно на дворе.

Мы вошли в горницу, где отец приготовил еду для завтрака. Здесь я ему рассказал, что видел во сне. Но девушке умолчал. Это я считал для себя сокровенным. Каждую ночь, ложась спать, я молил Бога увидеть ее снова. Но девушка мне больше не снилась. Я думал о ней и какое-то непонятное, незнакомое мне чувство наполняло меня.

Часто гуляя по берегу реки, я пытался установить место нашей встречи. Я заходил в ивняк, разыскивая приметы данные мне во сне. Как-то в зарослях я наткнулся на знакомое мне место. У старой коряги, где лежал раненый волк, еще валялись окровавленные тряпки и ветки, служившие маскировкой. Пройдя по ивняку, я заметил на сломанной ветке пестрый лоскут. С трудом отцепив его от сучка, я понял, что эта ткань была частью одежды человека. Узор на обрывке был вышит разноцветными нитками. Ровная гладь говорила о мастерстве вышивальщицы. Я бережно положил лоскут в карман и пошел дальше, размышляя о находке. Вскоре я вышел из зарослей и поднялся на высокий берег. Здесь я заметил, как из трубы нашего дома выходил дым.

– Батя уже печь растопил, – подумал я и ускорил шаг.

Отца я нашел у сарая под навесом. Он что-то мастерил, работая большим рубанком. Стружка, подхваченная ветром, разлетелись по сторонам, а он, дострогав поделку, строго взглянул на меня.

– Почему без ружья, без собаки?

– Да, я здесь недалеко, – оправдывался я.

– Чего ты болтаешься без дела?

Отец присел на полено, а я спросил:

– Ты чего такой злой?

– Я не злой, я строгий, – поправил меня он и продолжил. – Повзрослел ты, сынок. Вон, какой складный мужичок из тебя получился. Жаль, что мать тебя не видит, – сказал отец и глаза его заблестели.

Он потер их ладонью и отвернулся, скрывая свою слабость. Я выдержал паузу и через минуту сообщил ему о своей находке.

Он покрутил лоскут в руках и равнодушно сказал:

– Ну и чего? Тряпка как тряпка. С рубахи или бабского сарафана.

– Откуда в нашей долине бабы? Ты, о чем говоришь, батя?

– Оттуда? Откуда и наш незнакомец!..

– Это, что женщина была? – Воскликнул я.

– Да, ну тебя, Витя. Совсем ты меня запутал.

– А, как же этот лоскут? Откуда он взялся?

– Не знаю, может его незнакомец обронил или просто выкинул.

– Я же тебе говорю, что лоскут висел на сломанной ветке, я его еле отцепил – видишь дыра? А ты говоришь выкинул. Я думаю, батя, что незнакомец порвал одежду, зацепившись за сучок дерева.

Отец посмотрел на материю и сказал:

– Дай-ка, я еще посмотрю.

– Это бабская вещица, мужикам цветочки не вышивают.

– И, что из этого следует? – Спросил я.

Отец в ответ пожал плечами, а я спросил:

– Чего делать-то будем?

– Ты, о чем, Витя? Или ты опять о незнакомце? Так мы же с тобой решили. Хватит говорить об этом. Ну был волк, ну подрались мы с ним, слава Богу оба остались живы. А незнакомец? Где он, Витя? Мы его с тобой и не видели. Нет его, как нет ворона и волка. А что касается клада – есть ли он вообще? Так что давай, сынок, заниматься делами, а не разгадывать всякие загадки! Ты согласен со мной?

– Согласен!

– Вот и ладненько. А сейчас помоги мне, Витя, достать вот тот большой ящик, – сказал он, указывая на верхнюю полку стеллажа.

Я поставил ящик на верстак и спросил о его затеи.

– Я тут подумал, Витя, силенки у меня еще есть, давай мельницу починим. Вот там у леса рожь посадим и будет у нас свой хлебушек!

– Хлебушек – это, конечно, хорошо! А пахать как будем? Машку запряжем или Белку? – Рассмеялся я, а отец ответил:

– Спокойно, сынок! Я все продумал.

– По весне отправимся мы с тобой к Иртышу, – мечтательно произнес отец. – Купим лошадь, телегу и семена. Пушнина у нас есть, да золотишко тоже припасено. Так что есть над чем с тобой задуматься.

– Это когда же ты такое придумал? – Спросил я отца.

– Давно, да болезнь выбила из колеи. Лежал я в постели и молил Бога, чтобы подняться, а поднимусь, я и хлеб посею, и тебя женю.

Я посмотрел на отца, он как-то преобразился, повеселел. Видно было, что дела его шли на поправку, и он выздоравливал.

– Ну, что ты смотришь на меня так?.. – Спросил отец. – Поставим новую избу и будете вы там с молодухой жить, да детишек наживать.

* * *

После обеда я пошел к реке, чтобы осмотреть мельницу.

Еще издалека я заметил, как вертелось ее колесо, издавая неприятный скрип. Отец говорил, что способен ее починить, в чем я сильно сомневался. Очень уж долго она простояла бездействуя. Даже дед Андриан махнул на нее рукой, называя это пустой затеей. По его мнению, мельница стояла не на своем месте. Во-первых, очень близко к обрыву и, во-вторых, на мелководье. С высокого берега то и дело падали камни и осыпался грунт. Это засоряло русло и затрудняло движение колеса. Ломались лопасти, зубья на шестеренках и мельница останавливалась.

И если верить деду, то ее практически не использовали.

Народ молол зерно по старинке – вручную. Кто и когда ее построил, толком никто не знал. Так она и достояла до наших дней.

Мельница имела жалкий вид. Колесо хотя и вертелось со скрипом, но не давала движения жерновам. А сама постройка желала лучшего. Вся перекошенная, с дырявой крышей, она казалось вросла в высокий берег реки, потому что задней стены не было видно. Мосток к дверям был разрушен, и я добирался к входу, цепляясь за ветки кустарника и корни растений. С трудом я пробрался внутрь строения.

Здесь была полная разруха. Я не мог представить, что это можно было восстановить. Тяжелые камни жерновов были покрыты плотным слоем пыли и казались, что они срослись между собой. Под гнилыми и дырявыми досками настила был виден механизм привода мельницы. Через прорехи в стенах пробивались ветки кустарника и травы. Задняя стена строения, которая упиралась в крутой берег, на половину была засыпана землей. Там из стены торчал чуть заметный металлический штырь, похожий на рукоять привода механизма. Меня это заинтересовало, и я двинулся к нему. Но уже на втором шаге я запутался в густой паутине, а нога провалилась в большую щель в полу.

Выругавшись, я отступил назад.

– Легче новую построить, – заключил я, освобождаясь от паутины.

Уже на выходе, когда я стоял в дверном проеме и смотрел на колесо мельницы, в камышах, на другом берегу реки, прокричал сыч. Меня это удивило, так как слышал, что эти птицы живут в лесу. Но бывали среди них и такие, которые устраивали свои гнезда вблизи людей, в сараях и других хозяйственных постройках.

– Так у него здесь гнездо, – догадался я и повернулся назад.

Вдруг доска подо мной затрещала и сломалась. Я потерял равновесие и стал падать, бесполезно хватаясь руками за воздух. Скатившись к реке, я больно ударился головой о камень. Перед глазами полетели яркие звездочки. Потом все стихло, и я провалился в забытье.

Очнулся я, когда совсем стемнело.

Белка лизала мне лицо, а рядом с факелом стоял отец.

– Ты, как, сынок?

– А где она? – Ответил я ему вопросом.

– Кто она, Витя?

– Девушка, – произнес я, приподнимаясь с земли.

– Какая девушка? Ты бредишь…

– Как же так? Она меня вытащила на берег, это она меня спасла!

Отец пожал плечами и спросил:

– Сам-то идти сможешь?

– Да, – ответил я, всматриваясь в темноту.

Голова кружилась и меня повело в сторону.

– Не спеши, – посоветовал отец и поймал меня за руку.

– Все нормально, батя, сейчас пойдем.

Я посмотрел по сторонам, а отец сказал:

– Да, нет здесь никого.

– Ну, как же так? – Не успокаивался я. – Я же видел ее. Красивая такая, светловолосая девушка, а с нею еще волк был, наш волк, батя!..

– Не пугай меня, сынок. Пойдем потихоньку к дому.

Всю дорогу я рассказывал отцу о незнакомке, которая вытащила меня из реки. Я говорил, как она выглядела и какие у нее нежные руки. Про то, что с ней был волк, а где-то совсем рядом каркал ворон.

Отец цокал языком и, поглядывая на меня, говорил:

– Эко, как тебя!..

Я понимал, что мою историю он воспринимал, как бред. Но я продолжал рассказ о том, как видел себя со стороны, лежащего у воды, как девушка вытащила меня на берег и поцеловала меня в губы.

Ночью меня разбудил отец.

– Сынок, ты в порядке? А то все Дашу какую-то зовешь.

– Дашу? Ну, конечно, Даша! Как же я забыл.

– Значит, Даша – Дашенька, – прошептал я и закрыл глаза.

Где-то далеко прокричал сыч, а я подумал:

– Не было бы счастья – да несчастье помогло!

Глава 5.

Я стоял на вершине горы, на месте, где старец Лука молил Бога о защите и спасении общины. Молил о людях, которым предстояло жить и строить будущие деревни. На этом месте мы решили поставить часовню, в память о великом старце и во славу Господа Бога.

К этому времени отец поправился и набрался сил.

И теперь, ловко работая топором, он приговаривал:

– Соскучился по настоящему делу.

Восстановление большой избы мы отложили до весны, так как посчитали, что память о святом старце была нам дороже и нужнее. Сруб часовни мы собирались поставить до холодов. Но осень внесла свои коррективы и дожди быстро сменились на изморозь и небольшой снег. В небе уже запахло зимой и мы, не успевая по срокам, разбили лагерь прямо здесь, на вершине утеса. Вечерами мы с надеждой ожидали чудесного явления. Но только однажды, за все это время, когда солнце выглянуло из-за облаков, мы увидели знамение.

В облаках, которые висели над нами, появился крест.

Он, будто выплыл из тумана и остановился на вершине горы, прямо над нами. Он был большим и светлым, он был так близко, что я разглядел образ Творца. Зачарованные мы смотрели на небо. А крест, оросив нас осенней влагой стал проваливаться в облака. Вместе с лучами солнца он исчез, а по небу прокатились легкие раскаты грома.

Помолившись мы встали с колен, и отец сказал:

– Господь благословил нас. Доброе дело мы делаем с тобой.

– Это же настоящее чудо! – Восхищался я, а отец заплакал.

Последнее время отец частенько давал волю эмоциям и пускал слезу, припоминая какую-нибудь истории из своей жизни.

– Старею, – оправдывался он и утирал слезы.

* * *

Долгими зимними ночами мы мечтали о будущем.

О том, как по весне поедем к купцам на Иртыш, как купим коня и телегу, как найдем мне жену и, как после всего этого мы будем жить в долине большой семьей. Я замечал с каким азартом отец рассказывал о будущем. Он будто уже жил в нем. Он хотел возродить деревню, он хотел жить среди людей. В своих мечтах он часто заходил за грани возможного. То он строил большую кузницу, то мельницу, а то открывал золотой прииск. Он считал нашу речку золотоносной, так как ни раз мы с отцом находили большие самородки в ее быстрых водах.

Как правило, первым засыпал отец. Услышав его ровное дыхание, я закрывал глаза и вспоминал Дашу. Каждую ночь, с лоскутом в руках, я погружался в негу. Этот фрагмент ее одежды окрылял меня, и я перебирал все моменты нашей встречи. Для меня не было мелочей, я помнил все, что было связано с ней. Я знал ее имя и теперь всегда упоминал ее в своих молитвах. В отличие от отца я мечтал только о том, что однажды встречусь с девушкой, которую полюбил.

– Любовь, это что? – Спрашивал я у себя. – Это чувство, о котором мне рассказывал отец и мой дед? Или что-то другое? Отец любил мою мать, дед бабушку, а я люблю Дашу. И получается, что все это одно чувство. Одно на всех? Нет, – не соглашался я со своими рассуждением, – у меня совсем другое… Мои чувства необыкновенные, как и я сам. Они особенные – ни такие, как у всех. А Даша – самая лучшая девушка на свете, – делал я заключения и спокойно засыпал.

Мне очень хотелось рассказать все отцу, поделиться с ним своими переживаниями, но всякий раз я не решался этого сделать. Я боялся, что он не поймет меня, осудит и посмеется надо мной. Ведь он так и не поверил тому, что случилось со мной у мельницы.

– Ты ее выдумал, – говорил он мне.

Я не соглашался, а отец стоял на своем:

– Просто ты становишься мужчиной, ты меня понимаешь?..

Я кивал головой, замолкал и уходил в себя, а отец хлопал меня по плечу, лохматил мне чуб, и с улыбкой говорил:

– Все будет хорошо! Вот придет весна, махнем на Иртыш, женим тебя и заживем мы еще лучше прежнего!

Так заканчивались мои попытки вызвать отца на откровенный разговор. Я соглашался, но в душе хранил верность одной Даше.

* * *

Только к середине декабря мы поставили часовню. Погода нас не баловала и работать приходилось и в мороз, и снегопад. Мы выдержали все испытания и сдержали обязательство перед собой и Богом.

И вот настал тот день, когда мы свернули лагерь и стали собираться домой. Все было готово к дороге, и мы посмотрели на свое детище. На краю скалы и на фоне бесконечной тайги, часовня выглядела совсем крошечной. Ее крылечко из трех ступенек и два окошка украшали ее фасад. На остроконечной крыше мы закрепили крест, а рядом положили большой камень, на котором молился старец Лука.

Помолившись мы двинулись в путь. Но вдруг поднялся ветер, небо опустилось и утес утонул в плотном тумане. На какое-то время мы потеряли друг друга. Но вскоре порывы ветра порвали облака и через образовавшуюся брешь, выглянуло солнце. Туман растаял, ветер утих, и мы увидели нашу часовню. Она стояла в ореоле яркого света, крест ее был украшен инеем, а сама она заблестела от снега.

Отец благодарил Бога, а я зачарованный смотрел в небеса.

– Хорошее дело мы сделали, – сказал отец, утирая слезы.

– Ты это чего, батя?

– Это от радости. Пошли домой, надо успеть до темноты.

– Пошли, – ответил я и посмотрел на часовню.

В снежном убранстве она как-то преобразилась. Она стала и больше, и выше, а ее крест упирался в самое небо.

– Красота! – Подумал я, замечая ее удачное расположение.

Глава 6.

Сегодня мы встали раньше обычного, чтобы сделать то, что задумали с вечера. Отец во дворе готовил санки и, загружая ее охотничьей атрибутикой, ругал собаку. Я же поспешно стряпал еду для завтрака.

Уже сидя за столом отец стал проявлять свою раздражительность.

Он ругался на мое варево, а когда в каше ему попадались не разварившиеся крупинки, он демонстративно выплевывал их на пол.

– Ты чего, батя?

– Да, сон мне плохой приснился.

– Что за сон? – Поинтересовался я, а он ответил:

– Плохие сны не рассказывают.

– Тогда – куда ночь, туда и сон, – вставил я.

Вдруг за окном промелькнула птица. Сделав круг, она вернулась и пролетела так близко, что едва не зацепила стекло своим крылом.

– Это же наш ворон! – Произнес я и поспешил к выходу.

Отец попытался меня остановить, но я его не слышал.

Выскочив из дома, я не нашел ворона.

Я вернулся домой, а отец строго упрекнул:

– Ты, что теперь за каждой вороной будешь гоняться?

Он пошел в сени и на ходу буркнул:

– Собирайся в лес пора!

Мне стало немного обидно, что отец так и не поверил моему рассказу о девушке и ее свите. Больше того, эта тема раздражала и подчас выводила его из себя. Мне же она была дорога. И эта залетная птица, напоминающая мне ворона, доставляла мне приятные воспоминания.

В лесу, когда у нас в санках лежали два, пойманных зайца, отец предложил сделать привал. Было заметно, что он хотел что-то сказать.

Он долго умащивался на бревне и наконец заговорил:

– Ты, сынок, на меня не серчай, я же тебе добра хочу. Вот ты думаешь, что я ничего не замечаю, что я совсем чурбан неотесанный?

– Все нормально, батя, – ответил я, а он возразил:

– Где же нормально я, что слепой? Придумал себе девушку и теперь страдаешь! Ты, Витя, присаживайся – в ногах правды нет! Я, конечно, понимаю, что мы одичали в тайге, понимаю, что природа берет свое, понимаю, что хочется… Но зачем так издеваться над собой?

– Ты мне не веришь, – как-то по-детски упрекнул я отца.

– Эх, Витя! Такой большой парень, а не понимаешь, – упрекнул меня отец. – Ты влюблен в любовь. В твоем возрасте так бывает…

– Это как? – Спросил я, – а, что такое любовь?

Поправив шапку на голове, он переспросил:

– Любовь?

– Ну, ты же любил маму? – Спросил я.

– Конечно, любил!

Помолчав, отец ответил:

– Мне кажется, что любовь – это когда все для нее и на всю катушку. Когда боишься ее потерять, потому что жить без не можешь.

Здесь голос отца задрожал, и он заключил:

– Мне кажется, что любовь – дорогой подарок для нас грешников.

– Тебе не кажется, батя! – Ответил я ему.

После небольшой паузы, отец встал с бревна и сказал:

– Ну, хватит лирики, надо дела делать!..