bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 6

Афанасий Иванович посидел у сына, дождался проверки, и хотел было уходить, как тут из школы прибежала Танечка вся в слезах. Генерал скрипнул последними зубами и спросил напрямую девочку, кто её обидел и кого надо идти убивать. Если какие-то сволочи, что-то сделали с его любимицей, у Афанасия Ивановича рука бы не дрогнула. Оказалось хуже. Нужно убить математичку. Она поставила девочке двойку, а ведь Таня Афанасьева шла на золотую медаль.

– Деда, ну, не могу я врубиться в эти интегралы, галиматья какая-то, – вытирая слезы, пожаловалась внучка.

Генерал развёл руками, тут он помочь не в силах.

– Может, репетитора нанять, деньги у меня есть, – предложил он.

– Нет, я сама должна, – упёрлась девочка.

– Дай-ка мне учебник посмотреть, – Афанасий Иванович решил хоть посмотреть на обидчика любимицы.

Из предисловия стало ясно, что обидчики – Лейбниц и Ньютон, ну ещё тот же Кавальери поучаствовал со своими «неделимыми».

– Танечка, можно я учебник на пару дней заберу, самому стало интересно, – попросил генерал внучку.

– Хоть на целую неделю, у нас следующий урок в среду.

Афанасий Иванович учебник забрал, пришёл домой, начал его изучать, и понял, что и, правда, галиматья. И сколько бы бывший генерал не перечитывал учебник, лучше не становилось. Пришлось прибегнуть к интернету и прочитать статью «Анализ для чайников». Тот, кто её написал сам чайник, к такому выводу пришёл пенсионер. Пришлось поискать в интернете репетитора. Нашёл, любителей заработать на школьниках хватало. Заплатив пятьсот рублей, генерал порешал задачки, всё просто. А вот теория. Молодой человек объяснял, но достучаться до сознания Афанасия Ивановича не смог. В интернете нашлось куча статей и про Лейбница и про Лопиталя и про Ньютона и Бернулли. Помог второй репетитор. Это была бабулька пенсионерка, вот у неё, наконец, получилось объяснить Афанасию Ивановичу про все эти бесконечно малые и про их приращения. Сказать, что всё просто, так нет. Не очень просто, но хоть стало понятно, зачем это делается.

Во вторник генерал пришёл после обеда к внучке, отдал учебник и за три часа объяснил ей всё, что сам понял про эти функции. А ещё кучу статей скаченных из интернета про Лейбница, Лопиталя и братьев Бернулли отдал. На следующее утро внучка позвонила из школы на перемене деду и обрадовала его, она получила сразу две пятёрки и за задачки и за доклад про Лейбница и его кружок.

Пришлось Петру сесть за стол и написать на бумаге всё, что вспомнил. Это ведь было два года назад в той жизни и четыре с лишним года в этой. Спасибо той старой учительнице, что достучалась-таки до сознания ветерана, а на память генерал никогда не жаловался, тем более что в тех структурах, в которых он служил, прорабатывались и программы по улучшению запоминания информации.

Уже в восемь вечера, закончив писать, князь Пожарский вышел из дому и сказал дежурившему у дома мальчишке, чтобы бегом бежал к Михаэлю Мёстлину и сказал ему, чтобы завтра в девять утра все до единого математики были в актовом зале Академии с карандашами и блокнотами.

– Хотя, подожди, пусть и астрономы с физиками подходят, да и механики тоже, – Пётр решил, что так хуже не будет. Сейчас ведь все энциклопедисты.

Мёстлин перестарался. Были вообще все: и химики, и философы и даже медики. Ладно. Ничего страшного, не захотят слушать, пусть просто посидят. Начал Пётр с осмотра зала. Несколько человек были ему явно незнакомы. К ним князь и обратился.

– Господа учёные, те, кто приехал, пока меня не было, после лекции прошу пройти в мой кабинет на втором этаже, пообщаемся.

Незнакомцам перевели. Те закивали. Ну и прекрасно, начнём.

– Для начала я хочу поговорить о стандартизации всего, что мы делаем. Давайте разработаем систему стандартизации. Пример, чтобы было ясно. Делаем мы болты, и для скрепления двух определённых деталей просится болт диаметром пять с половиной миллиметром. Мы его выточили, нарезали резьбу и собрали деталь. Всё замечательно. Только деталь износилась. Нужно разобрать и заменить болт. Опять нужно будет вытачивать точно такой же, а нам ждать пока его изготовят. Это неправильно. Все болты должны быть одинаковые с шагом диаметра в два миллиметра. То есть: 4, 6, 8, 10, 12 и так далее. Да, иногда чуть проигрываем в весе. Зато разобрали деталь, взяли заранее изготовленный болт, и снова собрали. Огромная экономия времени и своего и токаря. Вот и подумайте, что нам ещё нужно стандартизировать. Теперь ближе к математике. Здесь то же самое, – и Пётр нарисовал на доске все математически значки, которые вспомнил, включая обозначение корня, тангенс и котангенс. Сначала все сидели молча, но когда он дошёл до тангенса народ взбодрился и зашушукался. Они, что ещё не работают с этими понятиями. Блин. Пётр и сам не очень хорошо помнил отношение чего к чему тангенс, а чего к чему котангенс. Ничего, вместе разберёмся.

Пожарский снова оглядел зал, писали все, даже медики. Им-то зачем? Попросил задавать вопросы, как раз про тангенс не задали, задали про дифференциал и интеграл. Замечательно. Вот тут Пётр и выдал им всё, что вспомнил про дифференциальное и интегральное исчисление. Его не прерывали, скрипели карандаши, чертыхались переводчики, слишком много новых терминов. Когда он закончил, в зале ещё десяток минут стояла тишина. Математики думали, а философы боялись им помешать. Пётр даже знал, кто задаст вопрос первым. Кавальери со своими неделимыми был ближе всего к анализу. Но, нет, оказывается, французский шпион Пьер Эригон тоже занимался неделимыми.

– Ваша светлость, но как вы до всего этого дошли, это ведь меняет всю математику, в вашем методе вопросов в тысячу раз больше чем ответов.

– Всё, господа, ответы будете добывать сами, и на основании этих ответов мне нужен учебник за шестой класс школы.

– Школы? Но этого не преподают ни в одном университете Европы. Даже то, что в учебнике за пятый класс является прорывом в математике. А это? – не выдержал и Кавальери.

– Мне, по большому счёту, всё равно, что изучают в Европе. Там даже доказывают, что Солнце вращается вокруг Земли, для того, чтобы в Ватикане было тепло. Учебник нужен к весне. Его ещё набирать, печатать, проверять. И просьба у меня к вам, товарищи учёные, давайте учить русский язык, много больно переводчиков в зале. Они-то ведь выучили языки, а вы что глупее, я, вроде, лучших приглашал. Всё, дорогой президент, оставляю вас, химиков забираю. С ними мы будем другое приращивать.

Событие пятое

Император Российской империи Михаил Фёдорович Романов принимал очередных переселенцев в Вершилово в Передней палате Кремля. В Грановитой шёл ремонт. Так-то в Передней заседала Дума, но ещё Годунов в бытность свою даже не царём, а только царским шурином отменил ежедневное заседание Думы боярской и установил, что собираться бояре будут по понедельникам, средам и пятницам. С тех пор и сам Годунов поцарствовал и Дмитрий и Шуйский, да уже вот больше десяти лет царствует сам Михаил, но заведённого порядка никто не порушил, значит, все довольны, всем нравится. Ну, пусть так и будет. Сегодня был четверг и помещение пустовало. Его Михаил и выбрал для представления англичан. Да, на этот раз в Вершилово перебирались англичане. Это были первые, царь не сомневался, что теперь из этой страны тоже ручеёк потечёт в Вершилово. Всегда так с Петрушей, пока всех лучших людей из какой страны не выберет, не успокоится. Не так давно опять были французы. Целых три писателя и архитектор лучший во Франции.

Толмачил на этот раз Тимошка Хвостов. Михаил потрепал мальчика по плечу и, вспомнив пословицу, сурово проговорил:

– Бог не Тимошка – видит немножко, – перекрестился, – А ну переведи.

Тимошка смутился, но сказал громко и отчётливо перевод. Михаил одобряюще улыбнулся сироте и приказал запускать рынд и представителей посольского приказа, а потом и англичан. Ему сказал дьяк Борисов, что переселенцев много, но оказалось, что не просто много, а «много». Десятка два, не меньше. Они долго заходили, расшаркиваясь и приседая чудно, было много женщин, даже девиц. В результате англичане разделились на две группы, одна жалась к правым лавкам, другая к левым и только один мужчина стоял посреди зала. Так и хотелось Михаилу начать с него, но он ведь был «византийцем» и царём «этих варваров», поэтому он кивнул на более многочисленную группу, что встала слева. Одеты они были гораздо беднее второй группы и более того, Михаил заметил, что одежда старая и у некоторых местами латаная.

– Спроси, кто они, – окликнул стоящего столбом Тимошку Государь.

Мальчик спросил, ему ответили, он побледнел и снова что-то спросил, потом почесал за ухом и неуверенно оглянулся на Михаила, хотел что-то сказать, но опять отвернулся к переселенцам и снова задал им вопрос, на этот раз, разговаривающий с ним мужчина в чёрном и с вычурным париком из каштановых волос, говорил долго.

– Царь батюшка, они скоморохи, – почти заикаясь, выдал Тимошка, когда терпению Михаила уже пришёл конец.

– Скоморохи?!

– Скоморохи, только они не на улицах представления дают, а в доме специальном, – чуть увереннее проговорил мальчик.

– Как у Петра Дмитриевича Пожарского в Цирке? – уточнил Государь.

– Они это здание театром кличут, а себя актёрсами, – пояснил толмачёнок.

– Понятно, – для Тимошки и своих ответил Михаил.

На самом деле ему было ничего не понятно, он пересчитал этих актёрсов, семнадцать человек. Петруша пригласил в Вершилово семнадцать скоморохов, в это просто не верилось. Не учёных, не художников, даже не писателей, скоморохов. Из Англии!

– Пусть покажут своё умение, – решил, наконец, царь.

Тимошка перевёл, актёрсы пошушукались, вперёд вышел молодой человек с небольшими усиками и совсем молоденький парнишка, он осмотрел зал и лёг на лавку, усатенький склонился над ним и начал что-то говорить. Толмачёнок пытался переводить, но актёр говорил быстро, Тимошка сбивался, краснел, заикался. Длилось это минут пять. Все эти пять минут Михаил пытался понять, зачем эти люди нужны Петру, он даже не напрягался, чтобы понять перевод. К чему. В одном Государь был уверен точно, эти люди нужны младшему Пожарскому, Пётр никогда раньше в выборе переселенцев не ошибался. Но зачем? Отец говорил ему, что в Вершилово собираются строить этот самый театр. Туда эти актёрсы и едут, играть в этом театре. Зачем? Это скучно и неинтересно. Да к тому же, сколько лет пройдёт, пока они русский выучат.

– Фёдор, – подозвал Михаил зло дьяка, когда молодые люди закончили и стали отступать к своим, кланяясь, – Выпиши им грамотку для проезда в Вершилово и письмо напиши Петруше, пусть объяснит мне тугодуму, зачем ему эти люди, и выпроводи их быстрее. Смердит от них, говорил ведь уже не раз, сначала иноземцев в баню пусть ведут, а то вшей здесь натрясут. Давай следующих представляй. Вон тех, что у правой стены.

Первым от трёх жмущихся к правой стене вышел совсем уже пожилой мужчина, почти старик, но взгляд ясный и с вызовом.

– Генри Бригс, Ваше Величество, был профессором математики в Грешем-колледже в Лондоне, затем в Оксфорде, где и работал до последнего времени, – старикан учтиво расшаркался снова.

– Есть ли книги у тебя? – поинтересовался Михаил, хоть тут понятно, математиков Пожарский сейчас по всей Европе и собирает.

– Я первым в Европе составил логарифмические таблицы, пять лет назад мною опубликованы восьмизначные справочные таблицы десятичных логарифмов, – и взгляд такой, типа «кому я объясняю», монарх варварской страны.

Михаил решил уделать зазнайку.

– Фёдор, дай ему учебник на латыни по математике за пятый класс. И пусть пока полистает в сторонке, – Михаил полюбил математику. Он самостоятельно изучил все четыре предыдущие учебника, три по математике и один по геометрии, кроме того решил все задачи в учебнике с занимательными задачами Мезириака, а теперь уже второй месяц изучает учебники за пятый класс, уже практически осилил. Посмотрим, что ты запоёшь через десяток минут.

Вторым вышел монах. Этот был помоложе, и монашеские одежды скрадывали возраст, Михаил дал бы ему лет сорок пять.

– Уильям Отред, Ваше Величество, – и лёгкий поклон, – Я окончил университет в Кембридже и больше десяти лет преподавал там математику, сейчас же я имею приход в англиканской церкви в Олбери, что недалеко от Лондона. Я продолжаю заниматься в свободное время математикой и переписываюсь со многими видными учёными.

– А у тебя, Отред, есть ли книги напечатанные? – улыбнулся монаху Михаил.


– Нет, Ваше Величество, я пишу книгу для юношества под названием «Ключ к математике» и трактат по конструированию часов, но думаю, пригласили меня в Пурецкую волость по той причине, что узнали про созданную мною логарифмическую линейку, с помощью которой можно производить различные математические действия.

– Есть ли она у тебя с собою? – заинтересовался Михаил Фёдорович.

– Да, Ваше Величество, – монах вынул из рукава, как фокусник, небольшой деревянный прибор с чёрточками и цифрами.

– Умножь мне 16 на 14, – попросил Михаил, он только что выучил правила сокращённого умножения и любил прихвастнуть этим.

Монах передвинул одну из палочек на своём приборе и ответил:

– Двести двадцать четыре, Ваше Величество.

– Знаешь ли ты, Отред, правила сокращённого умножения?

– Некоторые, – осторожно ответил монах и пристально посмотрел на царя.

– Я выучил их, – подтвердил его догадку Государь и продемонстрировал это на умножении 16 на 17, – Сначала умножаем 6 на 7 и потом прибавляем 6 плюс 7 к первой цифре, итого двести семьдесят два.

Теперь все оставшиеся четыре человека смотрели на него круглыми глазами. Михаилу понравилось.

– А знаешь ли ты правила для возведения в куб двухзначных чисел и излечение кубического корня?

– Нет, Ваше Величество, а есть таковые? – монах не верил своим ушам.

– Понятно, что есть, – хмыкнул Государь, – Они в том учебнике, что соотечественник твой листает. Присоединяйся к нему, выпишут тебе грамотку в Вершилово.

Последним представился самый молодой, на вид лет тридцати пяти и одет по-другому.

– Джеймс Юм, Ваше величество, я живу во Франции, но сам шотландец, в этом году был в Англии и зашёл в Оксфорде к профессору Бригсу, он и уговорил меня перебраться в Пурецкую волость вместе с ним. Предугадывая ваш следующий вопрос отвечу. У меня нет пока опубликованных книг. Сейчас я работаю над грамматикой древнееврейского языка и над книгой по применению математических методов в астрономии. Также я вёл переписку с бароном де Мерчистоном, боле известным, какматематик Непер. Мой отец, Дэвид Юм, был довольно известным поэтом и историком, сейчас я и готовлю к издательству часть его трудов, – шотландец поклонился, показывая, что закончил представление.

Михаил кивком отпустил его к собратьям и наконец, разрешил говорить тому важному англу, что стоял в центре палаты. Этому было лет пятьдесят, и за последние десять минут общения Михаила с математиками он изрядно пыл подрастерял.

– Томас Ман, Ваше Величество, – ещё одно расшаркивание.

– Тоже математик? – кивнул ему царь.

– Нет, Ваше Величество, я купец и экономист, работаю над количественной теорией денег, а также движением капиталов и товаров.

– У тебя есть приглашение от князя Пожарского, Томас? – Михаил с таким учёным сталкивался впервые, с математиками, астрономами, химиками, всё было понятно, но тут.

– Нет, Ваше Величество, я узнал об этом приглашении от того же профессора Бригса. Я думаю, что в Пурецкой волости мои знания пригодятся. Я работаю над теорией зависимости ссудного капитала от торгового и расчёте ссудного процента. Я знаю, что князь открыл в Париже банк. Думаю, что я буду ему полезен, кроме всего прочего у меня есть предложение князю Пожарскому от Ост-Индийской компании, – опять расшаркивание.

Михаил задумался. Приглашения нет. Англичане давно хотят подобраться к секретам Петруши. Но этот человек не химик. Экономист какой-то. Ладно. Отправим в Вершилово. Пусть Пётр Дмитриевич сам с ним разбирается. Может и впрямь полезный человек.

– Хорошо, Томас, выпишет тебе дьяк грамотку на проезд в Вершилово. Там князь уж пусть сам решает, – отпустил экономиста Государь.

– Дозволено ли мне будет заглянуть в тот учебник, Ваше Величество, – замялся Ман.

– Давай, Томас сначала послушаем, что скажет по поводу этого учебника профессор Бригс, – предложил Михаил.

Тимошка перевёл слова царя и видя, что профессор не услышал его поглощённый книгой, вдруг звонко выкрикнул:

– Господин профессор Бригс, к тебе Государь обращается.

Все в палате аж присели.

Генри Бригс вырвался из плена чисел и, выйдя вперёд, поклонился.

– Ваше Величество, вашу страну не знают в Европе.

– Не так, господин профессор, нас ведь называют варварской Московией и дикой Тартарией. Изменилось ли теперь твоё мнение? – рассмеялся Михаил.

– То, что написано в учебнике математики за пятый класс вашей школы не преподают ни в одном университете мира. Что такое школа?

– Там детишек учат. В пятом классе учатся девочки и мальчики двенадцати лет, – добил старикана Государь.

– Девочки! Девочки двенадцати лет изучают метод неделимых, логарифмы и правила для сокращённого умножения. Что же изучают в ваших университетах? Этого не может быть!

Вскипел профессор. Знай наших. Молодец Петруша. Нужно будет Кавальери возвести в дворянский титул, да и остальных, кто сей учебник составлял. И ответить надо так, чтобы до самого Вершилова помнилось.

– Нам, диким варварам, можно девочек учить. Ну, а что изучают в университетах, вам в Вершилово расскажут. Езжайте, господа учёные. Тартария варварская большая страна, так что доберётесь в Пурецкую волость уже к холодам, прикупите в Москве тёплую одежду.

Событие шестое

Князь Дмитрий Михайлович Пожарский прибыл в Полоцк три дня назад. Государь отправил его встречать свою невесту Доротею Августу – племянницу короля Дании Кристиана. Отправил не одного. Встречало датчанку пять князей. И Пожарский был среди них самым младшим. Младшим по чину, по родовитости, по возрасту. Все остальные были боярами: Татев, Горчаков, Голицын, Черкасский. Скорее всего, Михаил Фёдорович поступил так, чтобы возвысить Пожарского, а получилось наоборот. Эти родовитые смотрели на Дмитрия Михайловича сверху вниз, хоть он всех четверых был выше ростом.

Доротея Августа должна приплыть в Ригу на корабле, а в Риге пересесть на лодью и подняться по Западной Двине до Витебска. До Полоцка принцессу будет сопровождать польский королевич Владислав, а после до Витебска к эскорту присоединятся и пять лодей с русскими князьями. Королевич будет сопровождать датскую принцессу и дальше, до самой Москвы. Только дальше уже до Смоленска, а потом и до столицы, Доротею Августу повезут в карете. Бояре о той карете говорили с придыханием. Таких всего две в Москве, одна у патриарха Филарета, вторая у Государя. Сделали чудесные кареты, понятно, в его вотчине Вершилово. Все четверо думцев сразу же обратились почти хором к Дмитрию Михайловичу, замолвить за них словечко перед сыном, и изготовить и им такие парадные выезды.

Дмитрий Михайлович пробубнил, что-то себе под нос и князья расценили это как согласие, сразу перестали нос задирать. Князь Пожарский вообще поражался, как себя поставил его старший сынок. В свои неполных восемнадцать лет он был на три головы выше по чину любого окольничего. Ему не нужно было сидеть в Думе и прозываться боярином. Он делал практически, что хотел, и всегда имел поддержку царя и патриарха. Эти четверо родовитых и на самом деле уважаемых бояр просто боялись напрямую обратиться к Петруше. Тот ведь может отказать, а это такой удар по чести. И ничего они с ним сделать не смогут. Не просто руки коротки, а как сам Пётр выражается «в носу у них не кругло». Они даже пожаловаться Государю не смогут. Все помнят, чем дело с Колтовским закончилось. Откуда, что взялось? Был пацан пацаном и вдруг третьим лицом в государстве стал. И при этом, ни каких чинов. А деньжищ сколько! Пётр, как и обещал, все деньги затраченные на польскую войну Дмитрием Михайловичем, вернул, да ещё и сверх того подарков наприсылал. Он, поди, ту Речь Посполитую и купить может. Там ведь королей выбирают, а Сигизмунд уже не молод. Шляхта же того на трон позовёт, кто больше вина ей поставит. Только это Петру не надо, и боярства не надо. Ему нужно, как он сам сказал, Русь с колен поднять и самой богатой и сильной страной сделать. Он вон захотел и половина Европы уже сквозь зубы, но «империей» Русь кличет. Не понимал Дмитрий Михайлович сына и побаивался. Нет, вреда Пётр, ему ни какого не нанесёт, наоборот порвёт любого за него. Только страшновато перед людьми. Кого вырастил, да воспитал?

Полоцк, взятый почти без боя, сильно не пострадал от войны, немного опустел, часть шляхты подалась в Речь Посполитую, зато освобождение всех новых земель на два года от налогов заметно оживило торговлю и ремёсла. И польская речь слышалась не редко. Не все уехали. Отличался Полоцк от других русских городов, каменных домов побольше, да мастерских, крыши вон на многих домах крыты черепицей. Ничего, вот со шведами управимся, вернём земли, что по Столбовому договору эти ненасытные к себе прирезали и можно будет и правда Русь обустраивать, дороги строить, производства налаживать. Есть, конечно, ещё крымчаки с их регулярными опустошительными набегами, но за последние два года Государь много денег тратит на обустройство засечной черты, а по мере развития торговли и ещё больше денег в казне будет. А, может, Петруша, что посоветует Михаилу Фёдоровичу, как с погаными бороться. Эх, быстрее бы свадьба уж, хоть на ней с сыновьями повидаемся. Государь написал в письме, что всех трёх сыновей его на свадьбу пригласил. Может Пётр и недавно родившегося внука привезёт.

Глава 2

Событие седьмое

«И нет нам покоя ни ночью, ни днём», кажется из «Неуловимых мстителей». Пётр третий день бегал по селу Вершилово и всё равно никуда не успевал. Всем он нужен, все дела без него встали. А по ночам не даёт спать маленький Димка. В этом мире на него орать может, поди, только он, ну и царь батюшка, пожалуй. Вот Дмитрий Петрович за всех и старается. Всё, хватит, натерпелись, завтра переезжаем во дворец. Ну и что, что из почти пятидесяти комнат сорок пять, не готовы, четыре ведь есть. Шутка. На самом деле все западное крыло полностью готово. В центральной части осталось повесить картины, да вазы с бюстами расставить. А вот в восточном крыле продолжают настилать паркет и оббивать тканями стены, шумно всё это проделывая. Только днём он носится по Вершилово, а по ночам строители не работают. А Димка кричит громче строителей. Да, и не долго осталось, обещали за неделю всё закончить.

Вчера Пётр после нокаута математикам сам получил по полной. Французы приехали и уже две недели ждут, когда мальчиш-кибальчиш выдаст им страшную тайну изготовления фарфора и цветного стекла.

– Завтра.

– Что завтра?

– Завтра пойдём на производство, и я вам всё покажу. А потом будете пробовать сделать сами, и как получится, поедете домой, – Пётр смотрел на месье Женю и оценивал противника.

Скорее всего – иезуит. И работает и на правительство Франции и на орден. Только ребята есть одно но, я из ГРУ. И ещё меня нельзя купить, я сам кого хочешь куплю. Что гадать, проверим.

– Месье Женю, а вы не хотели бы стать тройным агентом? – разговаривали они тет-а-тет, товарищ отлично знал немецкий, а Пётр за последние четыре года постарался всё же привести свой хохдойче до соответствия современному верхнесаксонскому диалекту.

– Как это? – Изобразил полное непонимание француз.

– Я не имею ничего против иезуитов. Если вы здесь уже две недели, то должны знать, что среди учёных, перебравшихся в Вершилово, есть представители вашего ордена, – князь специально говорил это медленно, почти по слогам и смотрел на руки месью.

Это в книгах смотрят в упор, в глаза, а генерала Афанасьева учили там, где надо. Смотреть нужно на руки, они человека всегда выдадут.

– Я не понимаю, причём здесь иезуиты, но выслушаю ваше предложение, – а пальцы-то в кулаки сжались.

– Вот и хорошо. Предложение моё такое. В Европе много университетов и просто больших городов, в которых есть типографии. И я уверен, что орден отслеживает все книжные новинки. Мне бы хотелось, чтобы все они попадали в Вершилово. Это первое. Второе посложнее. Среди этих новинок полно мусора и повторений, кроме того меня не интересуют авторы богословских трактатов. Меня интересуют настоящие учёные. Кто-то должен сделать анализ напечатанных за год книг, отсеять плевела и найти те самые зёрна мудрости. Третье ещё сложнее. Нужно встретиться с этими подвижниками и уговорить их переехать в Вершилово. И четвёртое, нужно помочь им целыми и невредимыми, желательно вместе с семьями, добраться до вожделенной Пурецкой волости, – князь продолжал смотреть на руки француза.

Ни каких сомнений, он иезуит, и не из простых. Какой ни будь магистр. Для него было возможно выполнить эти четыре условия, пальцы дёрнулись только на слове «уговорить». Или не хочет, или просто против этого.

На страницу:
2 из 6