Школа наемников

Лекс не видел Гая, усталость была сильнее любопытства, но слабый, дребезжащий голос приятеля слышал отчетливо:

– Так точно, командир-наставник Андреас! Разрешите доложить… – И Гай упал. Рухнул на землю теперь уже по-настоящему.

Лекс вскочил, забыв об усталости, жаре, боли в мышцах. Бросился к другу, над которым уже склонился командир-наставник, некроз его заешь, хоть и нехорошо так о командире… Андреас перевернул Гая на спину. Из носа курсанта текла густая темная кровь. Сокурсники переглянулись, загомонили.

– Лекаря! – рявкнул командир-наставник.

Лекс кинулся через полосу препятствий к казармам, обогнул снаряды, «скалодром», «лабиринт» из сваренных труб, перепрыгнул неширокий ров, перемахнул через забор, выскочил на плац и понесся дальше. Сердце тяжело билось в груди, раскаленный воздух драл горло, а Лекс почему-то думал на бегу: вот нигде в Цитадели Омега нет пыли. Ни на плацу нет, ни у казарм, ни у домов офицеров, ни у бараков обслуги, ни на кухне, ни на путях, ни в шахтах – нигде! Почему ее столько на полосе препятствий, где каждое утро гоняют курсантов? Специально завозят? Лекс представил себе целый грузовик пыли и чуть не сбился с шага. Одернул сам себя. Там Гаю плохо, другу, соратнику! А он о пыли размышляет.

Лекс бежал по дороге, присыпанной гравием, мимо одинаковых зданий. На улицах было пусто – курсанты всех возрастов на занятиях, офицеры при деле. В Цитадели Омега, которую на Пустоши зовут Замком Омега, нет праздношатающихся.

У двери лазарета скучал помощник лекаря из штатских, широкоплечий и низкорослый Хома. Жевал что-то, сплевывая на землю. Заметив курсанта, осклабился. Лекс перешел на шаг, стараясь держаться подобающим образом – прямо и гордо. Он понимал, что по лбу, по щекам, оставляя дорожки на пыльной коже, бежит пот, что майка грязна, брюки – мутанту носить и то стыдно будет, лицо горит, оно сейчас, наверное, пунцовое, как у всех светловолосых после физической нагрузки, но хотя бы позой старался передать свое превосходство над Хомой.

– Пра-аблема? – протянул Хома.

– Лекаря срочно. На полосу.

– Тю. Сро-очно! – Хома улыбнулся еще шире. – Сейчас позову.

Лекс почувствовал, как поднимается мутная волна злости. «Мясо», увалень, как и все штатские. Сжав кулаки, он шагнул к Хоме…

– Эй! Курсант! – С губ помощника лекаря полетела слюна, он попятился к дверям, выставив перед собой руки. – Остынь, ты чего?! Остынь, парень!

Дверь распахнулась, стукнув Хому по спине, и появился лекарь. Лекаря Лекс уважал. Гнев улегся, как пылевой смерч.

– Вас на полосу срочно командир-наставник вызывает.

Лекарь кивнул, на миг скрылся в помещении, вернулся с сумкой в руке и пошел рядом с Лексом, без труда поспевая за молодым парнем. Лекс в лазарете лежал один раз – еще пацаном сопливым, первокурсником, когда упал и сломал руку. С тех пор лекарь как будто и не изменился – аккуратная седая бородка, на носу окуляры, небось еще Древние делали; форма всегда чистая, ни складочки, сидит как влитая. Порой кажется, будто рядом с тобой, сверкая нашивками на черном кителе, шагает не лекарь, а старший офицер, если не генерал…

– Что случилось, курсант?

– Курсант Гай упал. И у него кровь носом пошла.

– Вы на удивление многословны, – без улыбки заметил лекарь.

Лекс поджал губы. А что, цвет крови живописать? Сказал как было. И получил в ответ эту… как ее… мастер-переговорщик называл… то ли иринию, то ли иранию. Иронию, вот.

Шли долго, в обход полосы препятствий – через калитку, мимо тренажеров и брусьев. Не по прямой же лекаря тащить, еще свалится, чего доброго, в ров.

Выяснилось, что пока Лекс бегал за лекарем, занятия прекратились и командир-наставник Андреас распустил отряд – приводить себя в порядок перед построением. Заметив Лекса, он кивнул – мол, ступай себе. Лекарь склонился над Гаем – кто-то перенес курсанта в тень, в сознание он так и не пришел. Лекс собрался шагнуть к другу, но перехватил взгляд командира-наставника и кинулся к казармам. До построения, наверное, всего ничего, успеть бы.

В умывалке обсуждали происшествие, некоторые несдержанные на язык ругали Андреаса. В Омеге не место слабым и больным, сюда набирали только крепких и здоровых парней. Сначала курсантов было двадцать пять, но к выпуску осталось пятнадцать. Куда делись те, кто не потянул нагрузку, Лекс не знал.

Он скинул грязную одежду на пол и принялся отмывать с лица пыль, поглядывая на себя в зеркало. Собственная внешность Лекса вполне устраивала – высокий, плечистый, в строю четвертый с начала. Лицо мужественное… К нему отлично подошло бы слово «офицер»… Лекс улыбнулся фирменной кривой улыбкой.

Протрубил горн. Первый сигнал, скоро будет второй, а потом и третий. И если ты по третьему не в форме и не на плацу, плохо тебе придется. Лекс сунул голову под струю воды, взъерошил волосы. Теперь пригладить их, одеться в черную форму, схватить шлем под мышку и бегом, бегом, все уже построились – на плац.

Сигнал.

Замереть. Взгляд – на белесое небо над вершинами окрестных гор. Мысли – чисты и непорочны. По уставу.

– Вольно. – Этот голос, хриплый, низкий, не по телу, Лекс узнал бы в любой обстановке. – Здравствуйте, курсанты.

И в полтора десятка глоток:

– Здравья желаем, генерал Бо́хан!

Теперь можно посмотреть на генерала. Он удивительно маленького роста – Лексу едва по грудь, – но сложен пропорционально, лицо его исполнено гордости, отеческого тепла и отеческой же строгости, взгляд светлых глаз проникает в пустые головы курсантов. Генерал доволен построением. Старшекурсники стоят с правого края строя, младшие замерли левее. Генерал уже знает о случившемся на полосе, потому что генерал Бохан знает всё. Взгляд генерала остановился на Лексе, и тот, несмотря на палящий зной, покрылся холодным потом.

– Курсант, – пророкотал Бохан.

Лекс сделал шаг вперед.

– Курсант Лекс, мой генерал!

– Почему голова мокрая, курсант? Вы не читали Устав?

– Никак нет, мой генерал, читал, мой генерал! Позвольте доложить, мой генерал! – (Милостивый кивок, ледышки глаз.) – Командир-наставник Андреас приказал привести лекаря на полосу препятствий, поэтому я никак не успевал…

– Что за детские отговорки! – Генерал дернул подбородком. – Ничто не может помешать курсанту, завтрашнему офицеру, выглядеть должным образом! Ты – не фермер, не рыбарь, ты – воин Омеги. Даже в бою наши офицеры являют пример для подражания. И волосы их, курсант, даже под шлемом остаются сухими! Объявляю тебе, курсант, выговор. Доложишь майору Андреасу, он назначит наказание. Вернись в строй.

Послышался шепот – сослуживцы обсуждали проступок Лекса. Воины Омеги – одна семья, отец-генерал всегда прав. Провинившегося порицают и старшие, и братья-курсанты, выговор – позор для всего отряда. Лексу огромного труда стоило держать спину прямо, не сутулиться под взглядами сослуживцев.

Глава 3

Дорога в неизвестность

Пить хотелось постоянно. Стоило оторваться от фляги, пожалованной омеговцами, как снова начинала мучить жажда. Кузов раскалился на солнце, и только теперь стало ясно, зачем вонючая тряпка на полу – дабы не обжечься. Пленники сидели на ней, нахохлившись и поджав ноги.

Сначала Артур думал, что весь поселок знает, кто предатель, в том числе наемник Жбан, и ждал нападения, но Ян и Роман сохранили его тайну, а Жбану, похоже, ни до чего не было дела – он с трудом переживал унижение и потерю свободы.

Грузовик ехал медленно и танцевал на кочках – один из чужаков, тощий бородач, хватался за горло и изо всех сил старался не наблевать. Молчали. Жбан баюкал раненую руку.

Пленники по очереди подходили к окну, становились на цыпочки. В салоне воняло по́том, немытыми телами, и раскаленный воздух Пустоши казался свежим. Коротышка из чужих все время ерзал и бурчал под нос – до окна он не доставал. Наконец не выдержал, вскочил и заорал в вентилятор:

– Эй вы там, волк вас раздери! Вы нас поджарить хочите? А то будут вам яйца вкрутую, а не люди!

– Толку-то орать, – подал голос одноглазый громила, почесав скошенный лоб. – Ща прыдуть та ребра пересчитають.

– Из Киева? – не выдержал Артур.

– Га? – отреагировал громила. – С-под Кыйива, довго там жив. – И снова смолк.

Машина остановилась, хлопнули дверцы. Оттолкнув тощего, Артур приник к забранному решеткой окошку. Танкер позади грузовика тоже затормозил, из люка высунулся автоматчик. Омеговцы вытащили из кабины рулон ткани, развернули, смочили водой. Что это они задумали? Поволокли куда-то, исчезли. Чуть позже Артур сообразил, что они собираются накрыть кузов с пленными.

– Во-от! – Коротышка воздел палец. – А вы говорите, что орать без толку!

– Это радует! – возликовал бородач.

– Ага, – буркнул громила, – прохладнише будэ.

– Дурак! – Бородач постучал себя по лбу. – Мы им нужны живыми! Вишь, заботятся.

– Что они с нами будут делать? – с надеждой спросил Жбан.

– Эй! – снова крикнул в вентилятор коротышка. – Куда вы нас везете, а?

Ответа не последовало. Коротышка долбанул по железу, еще долбанул.

– Отвечайте!

Разобравшись с кузовом, омеговцы вернулись в кабину, взревел мотор.

– Вот так и буду тарабанить, пока не скажете!

– Сел! Живо! – рявкнули из кабины – коротышка пулей отлетел, насупился.

– Я вроде догадываюсь, куда нас везут. – Бородач уступил место у окошка громиле.

– Шо? – Единственный глаз громилы блеснул.

– Когда у омеговцев будет трудный бой, – начал бородач со знанием дела, – нам дадут оружие, какое не жалко, и погонят впереди себя. Прикрываться нами будут, вот.

– И шо? А як развернэмся мы, та як йих пострэляемо?

– Вот дурень! – всплеснул руками коротышка. – Не успеешь!

– Я слышал, – продолжил бородач, – что лучших из этих, ну, из нас, потом в наемники берут и даже платят. Рассказал один кетчер. Он потом сбежал оттудова.

Артура перспектива стать наемником не прельщала. Кто такие наемники? С одной стороны – умелые бойцы, с другой – низшая каста, люди без семьи, без двора. Одинокие. Они сбиваются в стаи, они хуже кетчеров: зависят от работодателя. Они жадны до денег и продажных женщин, но заработок уходит на оружие, а женщины их не любят. Потому что наемник – убийца, убийца по договоренности, бессовестное и тупое быдло. Конечно, омеговцы стоят ступенью (а то и не одной) выше. Но только офицеры, прошедшие обучение. А рядовые Омеги – те же фермерские сынки, разорившиеся, ни на что больше не годные. Артур, может, и не отказался бы стать офицером, но вот в «пушечное мясо» идти…

– А что, – коротышка потер руки, с тоской глянул на окошко, – главное, в дороге не сдохнуть.

– Пидсадыть тэбэ? – предложил громила.

– Чи-и-иво? – Коротышка аж раздулся от возмущения.

– Ну, я тэбэ пидстрахую, ты ж малэнький.

– Ага, как «малэнький», так сразу «пидстрахую»! Нашелся, понимаешь, пидстрахуй! – фыркнул коротышка. Подумал и кивнул: – Ладно, а то задохнусь к вшивому мутанту! – Он взобрался на согнутую ногу громилы, вцепился в решетку и, ругнувшись, потряс обожженной рукой. Зажмурился. Ветер шевелил мокрые сосульки волос.

– Давайте, что ли, знакомиться, – предложил бородач. – Я Остряк.

– Ломако, – сказал киевлянин, придерживая коротышку.

– Шкет, – бодро представился тот.

А коротышка-то поверил, что его в наемники определят и сразу генералом поставят! Воспрял. Просто дирижабой воспарил, ни жара ему нипочем, ни вонь и тряска.

– А я уж думал, конец нам пришел, – тараторил Шкет, глядя в окошко. – Ан нет, выживем, в наемники подадимся! Вернусь и прирежу топливника энтого. Он что задумал, манис бесхвостый, людей, значить, кликнул, ну, на работу. Деньги хорошие обещал. А я дура-ак! Поверил. Знал ведь, что просто так столько не платють. Ну енто, люди, значить, приходють, он их раз – и в сарай. А потом приезжають разные, ухи – чик, и в рабы. А мне повезло, да-а.

– Угу, кому ты сдався, дохля? – ласково пробурчал Ломако.

– Тьфу на тебя… Ох ты ж! – Шкет аж подпрыгнул. – Да там кто-то есть!

– Дэ? – Ломако вытянул жилистую шею, поросшую рыжими волосами.

– Да вон же! Смари, ща он за холм спустился… сендер, кажись. Скоро опять появится. Опа! Видел, да? Никак за нами едет.

– Не «за нами», а объезжает, боится, – предположил Остряк. – Это ж каким дураком надо быть, чтоб на омеговцев напасть! У них же танкер.

– Так и есть – объезжает. – В голосе Шкета сквозило разочарование, он немного помолчал и добавил: – Ну, за что тебя, Ломако, загребли, мутанту понятно. На роже написано, кто ты есть. И на этом написано, – кивнул он на бывшего охранника. – Но тебя-то, Остряк? Или тебя, паря?

Ломако шумно засопел, зыркнул исподлобья и пятерней собрал патлы на затылке, показывая уши. Не было у него ушей.

– Понятно, да? – бросил он с обидой. – Пять сезонов пахал на хозяев, спыной гепнулся, ноги теперь плохо ходять. Зачем им такый? Вот и продали, каза́лы, шоб молчав, не то пристрелят. А ранише ферма своя була, жона була та донька.

Шкет сжался, стал еще меньше, слез с колена Ломако и попятился:

– Да ты прости… я ж не знал.

– Не знал… Чому сразу «за шо»? Просто. – Глаз Ломако смотрел печально, без осуждения.

– А я вот заслужил, – подал голос Остряк. – Знал много, не на того рыпнулся. А чего добро просто так губить? Вот кетчеры и продали омеговцам. – Он схватился за горло, отвернулся – грузовик затрясло сильнее. – Все кишки к мутанту вытрясет!

– Кетчеры продали омеговцам? – удивился Артур.

– Почему бы и нет? Омеговцы закрывают на кетчеров глаза, те с ними делятся, всё по-честному…

– Они наш поселок охраняли, тихо было…

– Ну конечно, им так выгоднее, а в других местах им выгоднее кетчеры. Усёк?

О себе Артур промолчал. В душу никто лезть не стал – мало ли, что у парня случилось. За него ответил Жбан, живописал предательство дозорных и ночное нападение на поселок, добавив:

– Набежал его вот бати друг, – кивнул на Артура. – Красавчик с сыном евойным, Романом, вместе рос, потому и не прибили. А Шака… то есть Ингвара, на дозорной башне повесили, мертвого уже.

– Шакал сдох? – удивился Остряк, приложил руку к груди и обратился к Артуру: – Извини, он все же отец твой. Но какой же был дрянь-человек!

– Да кто же спорит. Кстати, я Артур.

– А вот будь я омеговцем, – затараторил Шкет, – я бы тебя сразу в наемники взял. Такой паря! Плечи – во! Сильный, видать.

– Кажись, ферма, – проговорил Ломако, глядя в окно.

Артур поднялся. Да, ферма. Ограждение из сваленных остовов машин, покрышек, колес, поверх груды змеится проволока-секучка, есть и дозорная башня – установленный на покосившихся сваях ржавый сендер. Дохлый ветряк вертит лопастями. Холм порос сочно-зеленой травой – не выгорела еще. Два дня жары, и она пожелтеет, а потом и вовсе рассыплется…

– Не ферма это, – проговорил Остряк. – Точнее, не совсем ферма. Они тут дурман-траву выращивают… Ну, выращивали и продавали.

Колонна свернула к свалке. Навстречу, размахивая ружьем, спешил лохматый оборванец. Омеговцы остановились при въезде на ферму. В окно было видно, как оборванец разговаривает с водителем, размахивает руками, восполняя недостаток слов, и украдкой косится на холмы. Танкер остановился справа, закрывая обзор. Откинулся люк, и высунулся автоматчик в шлемофоне. И как у него еще мозги не спеклись? Ничуть не опасаясь нападения, водитель направился за местным.

Вскоре омеговец вернулся, махнул напарнику рукой – выходи, мол, – и кивнул на кузов. Из танкера вылезли трое бойцов.

– …мясо… кормить будем… – донесся голос.

Открылся люк возле вентилятора, на пленников глянул омеговец:

– Ну что, мужики, привал. Я вам кидаю наручники, вы защелкиваете их на руках, а потом аккуратненько по одному выходите подышать свежим воздухом. И чтоб без глупостей. Кто будет буянить, того на кузове распнем, чтоб медленно поджаривался. Уяснили?

– Уяснили, – сказал Шкет и пожаловался: – У нас вода кончилась.

Не отреагировав, омеговец швырнул наручники и попал в Ломако. Тот крякнул, но смолчал, повертел их, сомкнул на запястьях. Поднял руки, демонстрируя, что обезврежен. Остальные последовали его примеру. Артур подумывал не защелкивать «браслеты» до конца, но потом решил не рисковать. Стать наемником ему хотелось больше, чем поджариться на солнце, омеговцы слов на ветер не бросают, это знают все.

На выходе омеговец дернул за цепочку, проверяя, не схалтурил ли Артур, и толкнул его в спину – к тени от груды покрышек.

Каким же свежим, душистым показался раскаленный воздух! Дышать, не надышаться! И плевать, что рядом свалка, – подумаешь, свалка, эка невидаль. Сутулый местный в тюрбане принес миски с зеленоватой кашицей. Ложки пленникам не полагались. Пришлось хлебать так, через край. А ничего похлебка, съедобная.

Омеговцы таскали в кузов какие-то рулоны, носили воду ведрами. Один из воинов (Артур так и не научился их различать) замер напротив пленников, подождал, пока они поедят, и окатил из ведра, приговаривая:

– Охладитесь, а то завонялись, как мутанты.

Местный принес и ему еды, беззубо улыбнулся и попятился, безостановочно кланяясь.

– Я бы не спешил есть. – Остряк поднялся. – И воду пить не стал бы.

Омеговец недоуменно посмотрел на него, даже миску отставил:

– Почему?

– Я слишком хорошо знаю этих людей, чтобы им доверять. – Остряк поманил омеговца.

Артур напрягся. Что задумал бородач? Хочет напасть на военного, отобрать автомат и… Но омеговец к Остряку не пошел, качнул головой и крикнул своим:

– Эй, бойцы, идите-ка сюда.

Остряка окружили наемники, и он зашептал:

– Дай-ка я понюхаю твою похлебку, я запах дурман-травы отлично чую. Эти люди – наркоманы. Дурман-трава делает их глупыми, жадными и ленивыми. Понимаете, о чем я? Танкер – лакомая добыча. – Бородач поковырял кашу, принюхался и удовлетворенно кивнул. – Так и есть. Незаметно выбросьте это и сделайте вид, что съели.

– Даже если нас прикончат, – заговорил статный мускулистый омеговец, судя по нашивкам офицер, – их же потом в порошок сотрут!

– Я предупредил. Кетчеры живут одним днем, а эти к тому же наркоманы, вон, все зубы у них выпали. Они просто не думают о будущем, не умеют.

Переглянувшись, омеговцы разошлись, надсмотрщик с сожалением вывалил обед в траву и растер ботинком. Из глубины свалки, из-за огромной ржавой машины со множеством колесиков, наркоманы выволокли двух связанных мужчин, таких же грязных и лохматых, как они сами, в заплатанных рубахах и штанах, бросили лицами в землю. Пленники неразборчиво заворчали. Следом вели здоровенного, совершенно лысого мутанта, обмотанного веревками. Тварь рычала и скалилась. Над глазами-пуговками нависали пластинчатые наросты, когти были как у панцирного волка. И цвет кожи землисто-серый. Сначала Артур думал: его обрили, чтоб вши не заедали, но присмотрелся и понял – волосы на его голове никогда и не росли.

– Это еще что? – возмутился конвойный. – Мы его не заказывали, он же мне людей пожрет!

– Он мигный, – наркоман улыбнулся, обнажая воспаленные десны, – наученный. Да, Малыш?

Мутант рыкнул и кивнул.

– Проваливай, – омеговец отмахнулся. – Давай-давай отсюда!

– Мы ж его не пгокогмим, он глупый, в Пустошь с фобой не возьмешь. Фто он там делать будет? Неповоготливый же, в шендер не влефет, да и фтреляет плохо. Зато фмотри, какой фильный! – Беззубый ощупал смирно стоящего урода.

Вдалеке рыкнул мотор. Кетчер выжидающе уставился на омеговца. К уху Артура склонился Остряк и прошептал:

– Приготовься, сейчас начнется. Будем надеяться, нас не тронут.

Что происходит, до омеговца доходило непозволительно долго. Он потянулся к автомату, кетчер вскинул дробовик и выстрелил – конвойный пошатнулся. Гвоздями оцарапало плечо, но черный жилет выдержал удар. Одновременно вскочили фальшивые пленники, выхватили пистолеты и открыли стрельбу. Взревев, мутант разорвал веревки. Омеговец упал, перекатился и дал очередь по кетчеру, того подкосило, на груди расцвели алые пятна.

На сторожевой башне застрочил пулемет, в ответ застрекотали автоматы.

– Убей! – завизжал кетчер, прикидывавшийся пленником, и прицелился во врага.

Из танкера выскочил мускулистый омеговец, на него налетел мутант, сбил, повалил. Омеговец пнул мутанта в пах, но тот, накачанный наркотиками, не чувствовал боли.

Артур подсек ближайшего кетчера, сцепил руки в замок и рубанул бандита по затылку, тот захрипел, обмяк, задергался.

– Ты что же делаешь? – донесся возмущенный возглас Шкета.

– Выживаю, – бросил Артур через плечо, пытаясь скованными руками вырвать пистолет из сжатых пальцев кетчера.

Второй бандит был занят омеговцем с автоматом и на пленников не обращал внимания. А зря.

Целиться было неудобно, но все-таки Артур взял на мушку косматую башку кетчера и выстрелил. Тот захрипел и рухнул. Омеговец, раскачиваясь из стороны в сторону, бросился за бронированный грузовик и открыл пальбу из укрытия. Командира, поваленного мутантом, Артур не видел. Он разрядил пистолет в тварь, мутант бросил жертву, развернулся и кинулся на обидчика. Нажать на спуск! Щелк, щелк – патроны кончились. Артур отшвырнул пистолет, схватил кусок арматуры, со всей силы саданул тварь под челюсть. Любой человек уже упал бы на спину, но мутант лишь закинул голову, покачнулся, загребая воздух ручищами. Этого Артуру хватило, он примерился и с размаху ударил снизу вверх под нос. Брызнула кровь, мутант булькнул, закатил глаза и рухнул.

Омеговский командир уже очухался, перекатился к покрышкам и палил оттуда. Со стороны холмов в облаке пыли неслись сендеры. Пришел в движение танкер, заворочал гусеницами, развернул башню. Пушка, дернувшись, плюнула огнем. На одном из сендеров полыхнули топливные баки. Некоторое время он еще катился с холма, волоча за собой черный шлейф дыма, потом ткнулся острым носом в пригорок. Кетчеры развернулись и понеслись прочь.

Из танкера вылез боец с черной трубой, вскинул ее на плечо. Хлопок – и сторожевая башня разлетелась на куски, на перекладине повис горящий труп. Странные эти кетчеры – дохнут, а оружие не выпускают.

Вскоре всех наркоманов перебили. Или уцелевшие решили, что разумнее затаиться. Артур знал: на свалках великое множество мест, где можно спрятаться. Обернулся – пленники разбежались, остался только Ломако. Вскоре спохватились и омеговцы. Пошатываясь, подошел командир. Все-таки здорово мутант его помял. По правой руке бежала кровь, капала с опущенного автомата.

– Спасибо, – сказал офицер Артуру, – теперь отдай пистолет.

К свалке уже бежали двое автоматчиков. Артур протянул оружие, командир осмотрел пистолет и выбросил.

– Ты отличный боец. Обещаю за…

Хлопок – и офицер падает, хватаясь за простреленное горло. Вихрем налетели солдаты, повалили Артура, в затылок ткнулся автоматный ствол.

– Это не он стрелял, это оттуда! – завопил кто-то из омеговцев.

Мимо Артура протопали ноги в ботинках. Вдалеке захрипели, ойкнули. Ствол убрали, и Артур увидел, как двое в черном тащат подстреленного кетчера, тот обмяк и не сопротивлялся.

– Беру командование на себя, – подоспел омеговец, спрятавшийся за грузовиком. – Пленных найти, этого, – кивнул он на бандита, – растянуть на кузове. Пусть подыхает медленно.

Не успел Артур обдумать свое положение, как нашли Шкета и охранника из поселка, пригнали пинками. Жбан прикрывал разбитые губы. На Артура никто не обращал внимания. Улыбнувшись, удача повернулась задом. Если бы командир выжил, Артура точно взяли бы в наемники, послужил бы сезон-другой, а потом вернулся за Никой и пристрелил Романа (при мысли о нем сжались кулаки). Теперь же… бежать надо было. Артур прекрасно понимал, что их в Омеге никто с распростертыми объятиями не ждет.

– Где бородатый? – спросил сержант, взявший на себя командование.

– Как в разлом провалился, – доложил другой омеговец.

– И мутант с ним. Пусть остается. Он нам жизнь спас. Забираем груз и уезжаем.

Дико орал кетчер: его веревками растягивали на раскаленном кузове. И правда, омеговцы слово держат. И командир сдержал бы, если б не эта тварь.

И снова тряска, душный кузов да плюс вопли поджариваемого кетчера. Сперва он орал и бранился, потом на некоторое время смолк и дурным голосом затянул песни вольной Пустоши. Вечером омеговцы остановились и выбросили труп.

Глава 4

Первое испытание

После Бунта Офицеров, произошедшего в 170 году от Погибели, власть в Цитадели перестала быть преемственной. Теперь звание генерала может быть присвоено любому офицеру, имеющему выдающиеся воинские достижения и работающему на благо общего дела. Звание офицера отныне присваивается лишь курсантам, прошедшим специальный курс теоретической и практической подготовки. Пехота пополняется рядовыми из числа так называемых диких – обитателей Пустоши.

История Пустоши. Цитадель. Шестой курс

Вбив в курсантские головы все необходимые знания, в последние дни «научники» сбавили темп.