Полная версия
Больно не будет
Это посттравматический стресс. У нас обоих. Кто-то должен разорвать замкнутый круг. Судя по настырности спецназовца, придётся мне, но, кажется, не сегодня.
* * *Стучусь в дверь его палаты уверенно – сам приглашал настойчиво, я не навязывалась. Открываю её и замираю на пороге. Ярослав сегодня не один, на стульях у его кровати сидят двое мужчин. Они о чём-то болтают, своим появлением я прерываю беседу. Три пары глаз устремляются на меня, мужчины как по команде вскакивают на ноги. Невольно улыбаюсь, поражаясь их воспитанию.
На вид гостям около тридцати, высокие крепкие мужчины. Они переводят вопросительные взгляды на Ярослава, тот жестом приглашает заходить. Его постель наспех заправлена, покрывало смято.
– Добрый вечер, – произношу я. – Не вовремя? – смотрю на своего раненого.
– Привет, Катя! Я тебя ждал, – от его самоуверенной улыбки становится, честно говоря, не по себе. С каждым днём ему всё лучше, и он начинает меня немного… пугать напористостью.
Ярослав поспешно подходит ко мне, легонько приобнимает и провожает в комнату.
– Парни, это моя Катя, – улыбается. Я округляю глаза в ответ на местоимение «моя». – Рома и Лёха, мои друзья, – кивает на мужчин. Снова притяжательное местоимение.
Возможно, он так про всех говорит? «Мой стоматолог», «мой парикмахер», «моя соседка». Будто делит окружающих на своих и чужих. А может, я выдумываю.
– Очень приятно, – улыбаются они, смотрят очень внимательно. Если сослуживцы, а похоже на то, значит, узнают. Что-то себе думают, но не комментируют.
– Взаимно, – отвечаю вежливо.
Было бы логично занять один из стульев, но Ярослав подводит меня к кровати. Присаживается сам, потом двигается, приглашая занять место рядом. И я принимаю приглашение.
Наконец, мы все вчетвером сидим.
Примерно через минуту я начинаю осознавать, что за окном давно стемнело, а я нахожусь в комнате с тремя малознакомыми мужчинами. С одним из них мы на кровати. Чтобы меня не смущать ещё сильнее, они обсуждают общего знакомого. Роман заканчивает какую-то историю, Алексей дополняет подробностями, Ярослав внимательно слушает, приглушённо смеётся.
Одна его рука лежит на изголовье кровати, как бы обнимая меня, но не касаясь. Всем своим видом Ярослав демонстрирует друзьям права на меня. Словно я – действительно его. Чтобы у них даже мысль не мелькнула заинтересоваться мною. Во рту пересыхает, нестерпимо хочется пить.
Я слушаю окончание истории про человека, которого не знаю, попутно бросая взгляды на своего бойца. На его крепкие ноги, его мерно вздымающиеся грудь и живот под чёрной майкой. Свободные штаны с мягкой резинкой. Отмечаю, что он очень чистоплотен, каждый день в свежей одежде, приятно пахнет мылом и тщательно выбрит. Хотя сейчас, к вечеру, уже появилась тёмная щетина. Интересно, утром она будет колоться?
О чём я думаю? Сама себя удивляю!
– Чёрт, вы меня, конечно, извините, но… Мне кажется, или я чувствую запах курицы? – вдруг переключает на себя внимание Алексей. Я смотрю на него и понимаю, что раньше его где-то видела, слышала этот голос. Но никак не могу припомнить, где именно. Парни активно кивают.
– Да, я тут еды принесла, – хватаю пакет, который оставила у кровати.
– Курицу Ярику? – приподнимает брови Роман. Кажется, он считает меня слегка идиоткой.
– Ладно тебе, девушка всё ещё в стрессе, – кладёт ему руку на плечо Алексей.
И прежде чем я успеваю умереть от стыда и смущения или ляпнуть что-то колкое в ответ, Ярослав отвечает:
– Это я попросил, дабы получить визуальное и обонятельное удовольствие. Жареная курица, как женская… – он сам себя обрывает, замирая на целую секунду, а затем заканчивает иначе, чем планировал изначально, – как красивая женщина: всегда приятно просто посмотреть, – срывается на смешок, жестикулируя.
Парни приглушённо смеются и закатывают глаза. Ярослав, слегка смутившись, проводит рукой по голове с отросшим ёжиком волос.
– Н-да, это всё сотряс, – дополняет себя.
– Может быть, и неплохо, что тебе зашили рот? – спрашиваю ласково. Парни улюлюкают в ответ, он сам смеётся:
– Тонко, – отвечает беззлобно. Кажется, ему понравился мой подкол.
– Тогда тебе всё равно, кто будет есть? Эстетическое удовольствие получишь и так, и эдак, – переводит тему Роман, всё ещё улыбаясь. – Уж больно вкусно пахнет.
Ярослав закатывает глаза.
– Я после смены, не ужинал, – сообщает Лёха вкрадчиво.
– Здесь немного, – предупреждаю я, поднимаясь на ноги. – Не смотрите так на меня, он меня заставил! – оправдываюсь, поддерживая общее весёлое настроение. Мы втроём смеёмся. Ярослав тоже, кажется, веселится, хотя и делает вид, что недоволен, пока я сервирую стол-тумбочку.
После чего парни вдвоём с аппетитом едят, макая кусочки в соус и хрустя свежими овощами.
– С ума сойти, как вкусно, – хвалят. – Ярик, чувствуешь этот нереальный аромат? На вкус ещё лучше.
Он громко сглатывает, бросая на них полные притворной ненависти взгляды. Они смеются, вытирая губы салфетками.
Я возвращаюсь на место рядом с ним. Ярослав снова закидывает руку, но теперь уже обнимает меня, слегка притягивая к себе. О Боже.
Сижу с ним на кровати. Рядом. Бок о бок. Чувствую его горячее бедро вплотную к своему. Одна его нога как две мои.
Моё дыхание становится чуть глубже, со стороны, надеюсь, незаметно. Кровь отливает от лица и устремляется к низу живота, обжигая внутреннюю часть бёдер. Он немного вспотел, и мне до дрожи нравится, как он пахнет. Посттравматический стресс пускает в меня корни.
Я замираю и практически не шевелюсь. Отвечаю на осторожные шутки и комментарии ребят – под взглядом Ярослава они не позволяют себе ничего лишнего. А может, просто хорошо воспитаны. Среди троих мужчин полное ощущение безопасности.
Как бы случайно, между прочим, Ярослав берёт мою руку своей свободной и переплетает наши пальцы. Я слегка округляю глаза, но при его друзьях не решаюсь выдернуть ладонь. От них не скрывается этот жест, они бегло переглядываются, кивают друг другу и поднимаются.
– Ну, нам пора, – говорит Роман. – Мусор заберём, – смахивает в пакет одноразовую посуду. Я решила в этот раз не звенеть тарелками на всю больницу.
– Держишься молодцом. После следующей смены снова заскочу, – прощается Алексей. – Если что-то надо – пиши. Привезу.
Ярослав кивает.
– Поправляйся. Я вернулся через год к работе, ты управишься раньше, – дополняет Роман. – Лицо не нога, в беге не участвует. Можно сказать, повезло.
Ярослав снова кивает. Наконец, дверь за ними закрывается и мы остаёмся наедине. Он всё ещё обнимает меня, всё ещё держит за руку.
* * *Проходит не меньше минуты, а мы так и сидим вплотную, играем пальцами друг друга и наблюдаем за этим процессом. У него крепкие большие ладони, полностью соответствуют росту и комплекции. Вдруг он вскидывает глаза, а у меня голова кружится от такой близости. Он совершенно серьёзен.
– Спасибо, что пришла, – произносит. Его губы очень сухие и будто воспалённые, он не может облизать их: язык в клетке за зубами. При мысли о его языке внутри словно затягивается узел напряжения. Его взгляд мечется с моих глаз на рот и обратно. Если бы он мог, то поцеловал бы меня прямо сейчас – я читаю его потребность по невербальным знакам. Предвкушение заставляет сердце биться райской птицей, счастливой и беззаботной. Свободной и вольной получать удовольствие.
Бесстыжее сердце.
– Ждал? – спрашиваю.
– Ждал, – не мешкая.
Он смотрит на меня, рукой ведёт по моей спине, и я напрягаюсь, немного отстраняясь. Опускаю глаза.
– Ты мне нравишься, – говорит он. – Очень. Но ты мне ничего не должна. Если не хочешь, я отстану.
– Да, так будет правильно, – отвечаю. Судя по его взгляду, он рассчитывал на другой ответ.
– Может быть, не прям сразу отстану, – дополняет, и я улыбаюсь. Он тоже, но одними губами. – Меня скоро выписывают, и я бы хотел пригласить тебя на свидание. Нормальное.
– Ярик, наверное, не стоит, – отрицательно качаю головой. Впервые называю его «Ярик». Скажи, скажи же ему. Внутренний блок не даёт, отчаянно хочется продлить этот флирт, растянуть удовольствие. В груди так вообще колотится, я такого прежде не испытывала.
– Подожди, не отказывай. Просто подумай. Я не обижу, – и смотрит.
Так смотрит! Сжимает мои пальцы – я не шевелюсь, дыхание затаила. А потом он обнимает меня, прижимает к себе и откидывается на подушку.
Совершает глубокие вдох-выдох.
– Не обижу и в обиду не дам. Даже там, в ювелирке, не дал бы. Видел в твоих глазах готовность, но я бы не позволил ему до тебя дотронуться. Никому бы не позволил, клянусь. Ждал лучший момент, чтобы подать знак снайперу. Я как тебя увидел, сразу понял, что вытащу. Вот хоть как, любой ценой, зубами им глотки перегрызу, но вытащу.
– А говоришь, что я ничего не должна.
– Не должна. Но ты потом начала приезжать… Не может быть, чтобы из одной жалости.
– У меня слабость к мужчинам с трудностями. Комплекс спасительницы, – отвечаю и зажмуриваюсь. Очень нравится потому что лежать на его груди. Чтобы гладил. И чтобы говорил что-нибудь. А ещё нравится, что он серьёзен и откровенен, наедине он всегда со мной искренний. Не спесивый, каким хочет казаться.
Он думает.
– Раз так, я могу попросить подольше не снимать шины, – отвечает, и я тихо смеюсь, поражаясь его настойчивости.
– Ты всегда такой упорный?
– Ты меня ещё плохо знаешь, Катенька, – отвечает. – Мне не нужно твоё «да», просто не говори категоричное «нет», а там посмотрим.
И ведёт рукой по моей спине. Я слышу, как колотится его сердце, кровь разносит кислород по организму. Я уговариваю себя, что это полезно: больше кислорода, питания, быстрее срастаются переломы.
Когда я через минуту поднимаюсь с кровати и иду к окну, чтобы немного охладить комнату и разрядить наэлектризованную атмосферу между нами, замечаю, что если его организм и занимается лечением двойного перелома, то в данный момент все силы бросил на оживление другой части тела, которая отчётливо заметна даже через ткань свободных штанов. У моего спецназовца эрекция. Ого-го!
– Жарко, да? – произношу я хрипло. Открываю окно почти настежь, задерживаюсь на несколько секунд, ловя порывы вечернего ветра.
Он поднимается с кровати, показывает два пальца и скрывается в ванной.
Через пару минут появляется, как и обещал. Подходит ко мне, обнимает со спины. Ничего лишнего себе не позволяет, можно даже сказать, что обнимает аккуратно, по-дружески. Его внешности, походке, выражению лица больше бы пошло сразу схватить за задницу. Я бы тогда психанула и со спокойной совестью убежала.
Не знаю, что он делал с собой в ванной и делал ли, но это не помогло. Он хочет меня. Моё лицо снова горит. Грудь ноет, хотя обычно я не терплю к ней прикосновения. Смотреть – можно, но трогать ни-ни. А тут почему-то хочется, чтобы он провёл рукой. Коснулся.
Его руки очень горячие.
– Мне пора идти, уже поздно, – произношу я.
Он прижимает меня к себе сильно, но буквально на мгновение, потом отпускает.
– Я вызову тебе такси, – говорит ниже, чем обычно. Берёт телефон. – Говори адрес, – смотрит выжидающе.
– Я сама себе вызову, спасибо, – мягко отказываю, едва скрывая улыбку.
Следом приходит сообщение о зачислении пяти тысяч рублей на карту.
– Ты с ума сошёл? Зачем?!
– Хочу заплатить за такси. И ужин.
– Который съели твои друзья?
Он кивает.
– Они нормальные парни, а поесть мы все любим. Не отказывай хотя бы в этом. Пожалуйста, Кать.
– Это слишком много, не стоило, – говорю я, – мне было приятно угостить вас.
Я понимаю, что ему это важно и не спорю. Беру плащ, сумку, он показывает пальцем на щёку, прося поцеловать себя напоследок, но я отрицательно качаю головой и убегаю как преступница.
Сердце колотится, в ушах шумит. Я ужасно хочу остаться, поцеловать его. И в щёку, и в висок. И в шею. Я всего его хочу. Целиком. Об этом стоит сказать психологу?
У всех нормальных людей после подобной ситуации развивается стокгольмский синдром, они сочувствуют бандитам, но хватаются за то, какие те плохие, и избавляются от дурацкой привязанности!
Как избавиться от привязанности к герою? Который не даёт ни единого повода себя ненавидеть.
Пока спускаюсь по лестнице, даю себе обещание, что больше не приеду. Иначе мой посттравматический стресс сломает мне всю жизнь.
Глава 7
ЯрославБрат не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Неужели всё ещё спит? Впечатываю кулак в ладонь, хожу по палате. За девять дней эти стены осточертели. От запаха лекарств и хлорки подташнивает. Вид из окна на участок дороги и деревья – все мои развлечения помимо планшета. Чувствую себя диким зверем в зоопарке. Деться некуда, сижу жду, пока накормят больничной дрянью да навестят любопытные.
Марина каждый день приходит, притаскивает измельчённую еду. Дескать, пей через соломинку – вкусно. Питательно. Полезно.
Не пью. То ли из принципа, что не хочу есть ничего из её рук, то ли потому, что не доверяю – отравиться и правда опасно. Резинки, конечно, можно быстро перерезать, но это крайняя мера.
Оставляю на тумбочке, потом выливаю. Катя снова динамит. Не привык я к такому, но и злиться на неё не получается. Может, правда я её возвращаю в воспоминания об ограблении, и ей не по себе? Ладно, для меня это просто день. Для неё событие всей жизни.
На все вопросы о физической нагрузке врач как попугай тараторит: «Поберечься». Рычать хочется! Впрочем, сквозь зубы у меня теперь иначе и не получается.
Несколько раз в день мне проводят санацию челюсти – приятного мало, но не смертельно. Теперь буду заботиться о себе сам. Спрашиваю у доброй молоденькой медсестрички, которая мне строит глазки:
– У меня клык вверху немного выбивается из общего ряда, как думаете, эти штуки могут заодно сделать «абсолют»? – приподнимаю брови.
Она хихикает:
– Не уверена, Ярослав, – грозит мне указательным пальцем. – Этот вопрос лучше доктору задать.
– Доктор у меня без чувства юмора, хоть с виду и приветливый.
– Вы поменьше разговаривайте, вам лучше поберечься.
Опять это слово! У меня пропадает интерес к медсестре, я снова берусь за сотовый.
«Рус, меня выписали! Мне нужны ботинки и ключи от квартиры!»
Набираю брата – гудки идут, мёртво! Ар-р-р! Документы лежат на тумбочке, меня благословили валить на все четыре стороны. Каждая лишняя минута в этих стенах буквально добивает! Он обещал забрать меня, мелкий засранец.
Что мне, в сланцах и носках по городу расхаживать?
Да нет, я могу. По хрен. Но в квартиру-то не попасть, если он ночует у подружки.
В дверь стучат – оборачиваюсь.
Это не брат, впрочем, даже к лучшему. Дверь осторожно приоткрывается, и мой взгляд намертво приклеивается к её глазам. Они у неё разные, клянусь, я почитал, называется гетерохромия. На самом деле не слишком заметно, только если приглядишься. Левый глаз зелёный, правый – как бы тоже, но вокруг зрачка будто голубая корона или неровный ободок. Серьёзно, не сказать, что именно броско, но внимание притягивает.
И получается, что пялишься в эти глаза, сам не понимая почему. А потом, когда доходит, уже и всё остальное нравится.
– Привет, Ярослав! – Катя заходит и закрывает за собой дверь. В розовой толстовке и свободных джинсах, прямые волосы распущены. Фигура супер, я уже изучил за эти дни всю по миллиметру. И вообще она будто своей стала, родной. Короче, меня более чем устраивает.
– Привет! – развожу руки широко, хвастаясь бодростью. – Ты вовремя, потому что меня выписали!
Она делает несколько шагов вперёд, рассматривает меня и почему-то не радуется, а хмурится.
– Но ты всё равно диету соблюдай.
– Да понятно. Шины пока не снимают.
– Хорошо. Яр, я рада, что застала тебя. Хотела сначала написать, но потом решила, что правильнее сказать, глядя в глаза.
А у меня самоконтроль сбоит, я понимаю, что адски соскучился. Вот знаю её чуть больше недели, а соскучился! Внутри горит. Не просто по женской ласке истосковался, хотя по ней тоже. Например, Марина и сослуживица Аня, что тоже навещала, немного волновали, но заглушил легко.
А вот Катя… Моя Катенька. Живая, здоровенькая, невредимая. Которая героем меня называла.
– Позже, – я подхожу и крепко обнимаю её, прижимаю к себе изо всех сил своего ослабленного пустым чаем организма. У неё даже косточки хрустят – девушка ойкает. А почувствовав, как она обнимает меня в ответ за шею, как её пальцы касаются моего затылка, проводят по нему, взъерошив волосы, я отстраняюсь от неё, чтобы через секунду впиться в губы.
Всем телом вздрагивает.
Да не бойся, не покусаю. В наморднике же.
Просто невинно целую, прижимаюсь своими губами к её. Сам глаза закрываю, закатываются они – так хорошо. Внутри не просто пожар, там взрывы и огненная буря. Обхватываю её лицо руками. Целую-целую-целую. Рот держу закрытым, чтобы не дай Бог не порезать, просто чмокаю. Не могу оторваться. Хорошенькая такая. Блть, я всё решил: хочу и дальше быть для неё героем.
Она сначала отвечает. Первые несколько раз. А потом прижимает ладони к моей груди, будто отталкивая. Я поднимаю её на руки, тащу к кровати, укладываю, нависаю сверху.
– Ярослав, Яр, перестань! – ахает она: – Что ты делаешь?! Сейчас войдут! – она паникует, глаза испуганные, мне аж неловко. Вроде же тянулась, искрило. Да я не стал бы ничего, так, побаловаться. Полежать сверху.
– Я тебя так ждал все эти дни. Так много всего хотел сказать… – шарю взглядом по её лицу. Щёки розовые, глаза блестят, ещё красивее, чем минуту назад. Голубая коронка вокруг зрачка. Целую снова в губы. Хорошо как, нравится.
Хочу её. Хочу так, что лишь о ней подумаю – в мыслях хаос. А сейчас, когда лежу сверху, когда она дышит часто…
– Яр, я…
– Что? Что не так? – спрашиваю. – Тяжело? Никто не войдёт, меня уже выписали. Все ждут, когда свалю.
– Я ж… я замуж выхожу, – она сводит брови вместе и жалобно добавляет: – Прости, что не сказала раньше. Я не думала… я должна была, конечно. Ты не спрашивал.
Вот да. Даже в голову не пришло как-то спросить.
Внутри в момент всё обрывается. Как ведро ледяной воды на голову вылили. Так зубами скрипнул, что аж заболело, как бы не сломал в третий раз. Не могу поверить, смотрю на неё: вдруг пошутила? Даже не моргает.
– Когда? – будто это имеет значение.
– В июле. Платье уже купила. Туфли, – продолжает она резать без ножей. Усилием воли гашу вспышку неконтролируемой похоти, которая при упоминании о левом мужике рядом с ней никуда почему-то не девается. Я хочу её по-прежнему. Щас пар из ушей повалит, как сильно.
– Туфли, блть? Какие ещё туфли? – сажусь ровно, позволяя ей сначала подтянуть ноги к груди, а затем и вовсе спустить их на пол. Теперь мы просто целомудренно сидим напротив друг друга и разговариваем.
Правда, на кровати.
– Когда ты молчал, нравился мне больше, – говорит она, устремив глаза в пол.
– Дак… а кто он? – спрашиваю, будто это важно сейчас. Сердце сильно колотится, на разрыв. Понимаю, что она пришла попрощаться. Храбрая моя Катя сама пришла, не эсэмэской ограничилась. Ругать её за это нельзя.
Всё это время я прикидывал, стоит ли с ней продолжать, звать ли на свидание, насколько сильно она мне нравится. А оказывается, она вообще с другим. Моё мнение не имеет значения.
И в этот момент я понимаю, что нужна она мне. Очень сильно.
Некоторое время мы молчим. Я смотрю в пол, не понимая, как такое вообще возможно. Я уже всё распланировал. Как с ней буду.
– Жалеешь, что спас? – она встаёт, отходит к окну и делает вид, что ей интересно, что там творится на улице. Обхватывает себя руками, будто замёрзла.
– Нет, просто расстроился. Почему не сказала раньше?
– Говорю же, ты не спрашивал!
– А если честно?
– Не знаю, – отвечает. И я понимаю, что это честно.
– Может быть… потому что ты не очень хочешь замуж? – даю подсказку, глядя на неё внимательно.
Она будто встрепенулась, взглянула на меня, как кипятком плеснула. И снова на птичек в окно.
– Ты классный парень, но… подумай сам. Вот тебе сейчас грустно, одиноко. Ты решил за мной приударить, потом что-нибудь случится, мы разбежимся. А я… с парнем два года встречаюсь. Он… год назад в Германию переехал, в июле мы поженимся, и я с ним туда уеду. Всё спланировано, приглашения на свадьбу разосланы. Мы любим друг друга. А с тобой… ты хороший, но, скорее всего, у нас влечение из-за стресса. Оно пройдёт, и что потом?
Я молчу, перевариваю. Сопротивляюсь скорее по инерции:
– Я не думаю, что это просто страсть. Ты мне нравишься.
– Я не жду от тебя заверения в серьёзных намерениях. Не за этим пришла. У меня есть жених, и у нас с ним всё решено. Я тебе благодарна, ты спас мне жизнь. И он тоже тебе очень благодарен, – говорит она, а я опускаю глаза, скрывая эмоции и всё, что думаю о благодарности её жениха. Ревность бьёт по щекам наотмашь – я чувствую, что краснею. Из-за девки. Чуть ли не впервые за последние лет пятнадцать. – Понимаешь, в тот вечер я присматривала серёжки к свадебному наряду. После покупки обручальных колец мне сертификат дали. У меня планы на жизнь. И я не хочу всё это разрушить. Ещё раз прости, если дала надежду. Я сама заигралась.
Киваю, смотрю на неё. Бледная, всё ещё обнимает себя. Неясно, меня убедить хочет или себя.
– Мне пора, Ярослав. У меня языковая школа, мне надо… подтягивать немецкий.
– И занятий с логопедом тоже, я так понимаю, не будет?
– Прости. Я посоветую тебе коллегу. Нам с тобой лучше не видеться – опасно.
Она уходит, и я кидаю ей в спину:
– Где ж твой жених был, когда тебя чуть не убили? Почему ты плакала не у него на плече, а у меня? – сквозь зубы выходит драматичнее, чем планировал.
– Ему лететь через половину земного шара. Он знает, что я занимаюсь с психологом.
Произношу беззвучно: «Гондон».
Она злится, отворачивается и уходит. Набираю брату – недоступен. Телефон выключил, или батарея села. Чёрт! Если он дрыхнет с похмелья, прибью!
Вызываю такси и выхожу на улицу в чём есть. Благо тепло.
Глава 8
Катерина– Мне кажется, тебе надо сменить психолога, – говорит мне Надюша, моя близкая подруга. – Прошло уже две недели, а ты по-прежнему сама не своя, – причитает.
Мы пьём чай у меня дома. Вернее, эта квартира принадлежит Юре, мы здесь жили вдвоём почти год, потом он уехал в Германию воссоединяться с семьей. И примерно через полтора месяца мы воссоединимся с ним. Всё закончится, от вредных воспоминаний о спецназовце Ярославе не останется и следа.
– Всё в порядке, – вздыхаю. – Нервничаю перед свадьбой.
– Боишься, что Юрка не прилетит?
Я даже вздрагиваю, потому что раньше не задумывалась о возможности такой развязки. А потом пугаюсь, потому что чувствую укол радости прямо в сердце: вот бы так и было! Он бы не прилетел – я была бы не виновата. Свободна! Родители бы жалели меня, а не ругали, что разрушила своё счастье и их мечты о красивой старости за границей. Уже два года я сама себя обеспечиваю и привыкла отвечать за свои поступки, но иногда так хочется, чтобы всё разрешилось само собой! Без моего участия.
– Такой вариант не приходил мне в голову, – отвечаю, оттягивая воротник водолазки, словно в квартире вдруг стало душно.
– Если он так поступит с тобой, я куплю билет в Мюнхен и лично влеплю ему пару увесистых пощёчин!
Вряд ли он так со мной поступит. К моему большому сожалению. Дурацкий стресс пустил корни – мне кажется, я разлюбила Юру и могу думать только о своём герое. Выкорчевать. Сжечь. Забыть. Но лгать Наде мне не хочется:
– Спасибо, моя хорошая. Если честно… я бы, наверное, даже обрадовалась.
– О, родная, ты правда так сильно нервничаешь перед свадьбой? Оно и понятно! Столько важных событий за ней последует, в том числе переезд в другую страну. Любая бы на твоём месте переживала.
– Наверное. Ещё я… – Наде я могу сказать. Наверное, только ей одной: – Не могу забыть того парня. Который спас меня.
– Спецназовца?
– Да. Всё время думаю о нём. Во сне его вижу.
Надя тянется ко мне, сочувствует:
– Тебе снятся кошмары?
Эм-м-м. Вообще-то нет. Если бы! Будь так, я бы с огромной радостью сменила декорации и переехала в Европу! Мне снится он один. Скупые поцелуи, касание широких ладоней. Жар его тела, он ведь… и правда, как солнышко. Горячий и энергичный. Космический и термоядерный!
А потом он открывает рот, будто бы шины ему уже сняли, и целует меня по-взрослому. Пихает язык в мой рот. Я концентрируюсь на его вкусе и просыпаюсь, потому что не знаю его.
– Мне снится он, Надь, – сдаюсь я. – Ты бы его видела… Я, кажется, на него запала.
Подруга округляет глаза:
– Это из-за стресса, Катюх. Не вздумай наделать глупостей перед свадьбой! Сколько вы с Юрой вместе? А сколько ты знаешь этого парня?