Дорога из АДа

«В общем-то, ты ехал в глушь отдыхать? Вот и приехал – отдыхай!» – подсказывал внутренний голос. «Ну и как тут отдохнёшь?» – спросил в свою очередь я. Он заткнулся.

С другой стороны, люди есть, учреждения есть, труба, вот тоже непонятно к чему относящаяся, есть, ну и зашибись, надо осваиваться.

Как ни странно, появилась мобильная связь. На телефоне в углу около треугольника уровня сигнала засветилась надпись Koz. Сразу пришло сообщение: «Если вы хотите утро, скачайте приложение утро и установите его на свой смартфон». Вот так – утро с маленькой буквы, без кавычек. Ну уж нет.

I ЯВЛЕНИЕ ДЯДИ КОЛИ

Людей не было видно, оставалось надеяться, что на рынке найдётся кто-то, кто всё объяснит. Однако там тоже было пусто. На прилавках в аккуратной последовательности лежали кочаны капусты. Хоть «ау!» кричи. Внезапно откуда-то, может, из-под прилавка вынырнул карлик и сунул мне руку:

– Дядя Коля!

– Максим, – немного попятившись от неожиданности, я всё же пожал ему руку.

– Чего удивляетесь? – деловито осведомился дядя Коля. Сегодня день не базарный – вот и побазарить не с кем, хорошо, Вы пришли.

– Вообще-то, не совсем пришёл, прикатился или ветром надуло.

– На лопастя наступил? Бывает.

– Какие лопастя?

– Да есть тут… рельеф редкий и труба опять же – вот и крутится, затягивает сюда всякое, ну вас, к примеру, – Николай как-то по-ленински прищурился.

– Меня? А ещё что?

– Ну, нам хватает, не жалуемся, в обчем, етить-матить, – загадочно ответил лилипут.

«Етить-матить?» – я внутренне содрогнулся. Может, диалект такой? А затем, решив всё же извлечь из разговора какую-то пользу, спросил:

– Ну сюда понятно (ни хрена, конечно, непонятно), а отсюда как?

– Да как-то вот так – из пушки на луну, – дядя Коля задрал голову к верхушке трубы.

«Ну это дурачок какой-то местный или сказочник», – подумал я, но сделал всё же ещё одну попытку:

– А здесь где-то остановиться можно, я, вообще-то, отдохнуть хотел.

– В какой дом влезешь, там и отдыхай. Или транспорт какой займи до ночи, – Коля кивнул в сторону свалки.

– А ночью что?

– Ночью снег. Ну бывай, – Николай растворился так же неожиданно, как и появился.

«И сразу выпрыгну из лужи, обескуражен и сконфужен…», – вертелось в голове. Пойду пристрою рюкзак в какую-нибудь железяку поприличней, перекушу, а потом дальше буду осваиваться. С кондачка это Козявино не возьмёшь.

Часть 1б

Свалка машин не охранялась, забора тоже не было. Похоже, лилипут не шутил: «Приходи любой человек, бери что хочешь». Забросив рюкзак в ближайший экскаватор, я решил, что от галет у меня уже изжога. Магазин с немногообещающим названием в двух шагах, лучше всего начать дальнейшее обследование с него.

Никаких признаков товаров в магазине не было. На прилавке лежала только пышная грудь продавщицы, над которой мутнело заспанное лицо. «Вот её она, наверное, и продаёт», – решил я, но всё же спросил:

– Добрый день, а где у вас тут продукты?

Нехотя посмотрев на меня ничего не выражающим взглядом, продавщица сказала:

– Молоко кончилось, что я вам, корова, что ли?

– А когда будет?

– Послезавтра.

– А завтра?

– А завтра мясной день.

От осознания верности своей догадки у меня зашевелились волосы, я пулей вылетел из магазина. Ну его, базарный день подожду.

Тут же, сбоку от магазина, я заметил стенд – это было что-то вроде местного органа печати. Сверху крупными буквами было написано: «Ночной трудень», внизу поменьше, видимо, девиз:

Каждый раз идём на бой

Мы со снегом всей гурьбой.

Соберём своим скребком

Мы весь снег в единый ком!

Дальше было несколько маловразумительных заметок. В них трудней из снегоробов призывали улучшать и повышать. А продавщице «Мяса-Молока» объявлялась благодарность от всего народа за ударный труд. В самом конце сообщалось о том, что сегодня, в 20:00, на Праздной площади будут танцы. «Вот и пообщаюсь с местным населением», – отгоняя некстати всплывающий образ капитана Кука, подумал я.

Часть 1в

Время до восьми оставалось прилично, поэтому я решил пойти вздремнуть в экскаватор, который мысленно уже называл своим. Погода была нежаркой, народу по-прежнему не было видно, так что моему сну, кажется, ничто не угрожало…

«Креститься надо, когда кажется, – подумал я минут через десять, когда проснулся от скрипа открывающейся на ржавых петлях двери экскаватора. К моему изумлению, из двери на меня глядело то же симпатичное девичье лицо, что и возле трубы при моём появлении в Козявино. – Она что, шефство надо мной взяла?»

– Аглая! – сделав на ступеньке некое подобие реверанса, сказала девушка.

«Облаял? Могла я? Нагая?» Я честно не дослышал и не совсем проснулся, поэтому не очень вежливо уточнил

– Чего лая?!

– Агротехническая лаборатория – Аглая, – не смутившись, ответила девушка.

– Ага… Максим, и меня ещё не расшифровали, можете заняться, – включился я в игру.

– Ну это мы быстро: максимально симпатичный. Подойдёт?

– Прямо в точку, примерно так и думал, почему мне раньше никто не говорил? Надеюсь, вы действительно так считаете?

– Ну, считаю я не очень, я же агротехническая, а танцую, говорят, хорошо – пришла вас пригласить.

– За что такая честь?

– Здравствуйте, Козявино разве не помните?

– Помню. Вас, пожалуй, забудешь.

– Кому чего с лопастей упало, то, стало быть, его и есть.

– Интересно. Что же вы убежали, меня бросили?

– Испугалась, такое ещё никогда не падало, а вернулась, – вас нет. Хорошо, дядя Коля рассказал, куда вас отправил, тут-то я сразу нашла. – Пойдёте? – как-то уж слишком утвердительно спросила она.

– Прямо сейчас? Я собирался, но, думал, посплю пару часов.

– Не успеете. Ещё познакомиться надо.

– С мамой, что ли? – я несколько напрягся.

– Зачем с мамой, со мной, – она поднялась в кабину и решительно захлопнула снова скрипнувшую на ржавых петлях дверь.

«Вот это гостеприимство», – успело пронестись в голове, прежде чем вихрь «аглая-моглая-нагая-леглая…» затянул меня вместе с сознанием в какую-то воронку, немного напоминавшую мой спуск по «водяной горке», но гораздо более приятный и впечатляющий.

– Здравствуйте, Козявино, – сказал я через неопределённый промежуток времени, когда, вылетев из воронки, уткнулся на этот раз губами в такой родной уже влажный висок. – У вас всех так встречают?

– Не знаю, до этого люди не прилетали.

– А что прилетало?

– Ну вещи всякие, приборы, в базарный день еда.

Слова, не достигая сознания, хороводом кружились в тёплом сиянии закатного солнца. Я казался себе какой-то мухой в янтаре, из которого уже миллион лет не хотелось выбираться…

Часть 1г

Когда я очнулся, выяснилось, что вечное блаженство длилось ровно столько, сколько было необходимо, чтобы успеть на танцы вовремя. Ещё издали, хотя это плохо применимое к Козявину понятие, я увидел, как несколько человек развешивают на паутине верёвок, тянущихся высоко над площадью, уже горящие разноцветные лампочки. Судя по тому, как быстро продвигалась работа, делали они это достаточно часто. Глаша, как я теперь её ласково называл, с рассеянной улыбкой смотрела куда-то внутрь, и я не решился её отвлекать. По мере приближения отчетливей стала различаться одежда, точнее, стало видно, что она практически не различается. Серые костюмы и белые платья в синий горошек.

«Ну это просто утренник какой-то в детском саду, а не танцы, – весело подумал я сначала. – Сейчас ты за свой камуфляж здесь точно огребёшь», – скучно подумал я потом.

Пора было тормошить Аглаю. Сейчас должно произойти что-то вроде «прописки».

«Войдёшь в камеру, тебе бросят под ноги полотенце – вытри об него ноги». Стоп, о чем это я? Конечно, в России, как прописаться в «хату», многие не только понаслышке знают, но сейчас это не то, это лишнее – соберись.

– Аглая, – я слегка потряс её ладошку, зажатую в моей, – почему лампочки горят? Они же не подключены.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Куда подключены?

Я не сразу понял:

– К проводам, к розетке, к электростанции, куда ещё?

– А это что?

– Ну электричество же нужно, чтобы лампочки горели.

– Ничего не нужно, они так горят. Мы их днём, чтоб не мешали, в коробки складываем, а вечером развешиваем. Недавно вот Митька раскрасил их, чтоб красиво было. Ну правда красиво?

– Тогда костюмы чего у всех такие нераскрашенные?

– Это кому какой достался, тот и его, а раскрасить – уже будет как не его.

– А лампочки?

– А лампочки общие – это как все захотели, так сделали.

– Что, прям все, никто против не был?

– Как это против, раз все захотели?

«Муравейник какой-то, – чтобы не обидеть Глашу, про себя сказал я. – А матка у вас тут где?» – чуть не вырвалось вслух. Слава Богу, не вырвалось, получилось бы ещё хуже и двусмысленно как-то.

– Ничего, что я в зелёном? – нашёл я нейтральную тему.

– Так тебе, наверное, такой достался. Мы же понимаем, – посочувствовала она.

«Может, за костюм и не прилетит», – мысленно выдохнул я.

– Ладно, пойдём знакомиться. Кто тут у вас главный?

– Какой?

– Ну заводила, душа компании, центр внимания?

– Ну вот всё, чего сказал, я не знаю, но центр внимания точно будешь ты – вон уже все на нас смотрят.

– И что делать: за руку здороваться со всеми или помахать дружелюбно? Может, здесь своё какое приветствие?

– Какое приветствие? Скажешь, как зовут, и всё.

– А они?

– И они скажут.

– Как же я запомню?

– Постепенно.

– Ага?!

Поскольку мы подошли достаточно близко, я набрал побольше воздуха и, стараясь, чтобы голос не срывался, сказал:

– Максим!

Хорошо, родная предупредила и я был практически готов, когда услышал достаточно стройный хор одновременно произнесённых имён.

– Вот и познакомились! – стараясь держаться бодрячком, так же громко сказал я. Прозвучало это не очень натурально, поскольку мы уже вошли в толпу. Ну как толпу? Такую толпу можно было создать, поставив вокруг одного мужчины и одной женщины несколько зеркал. Их бесконечные отражения выглядели бы точно так же, как эта «толпа».

На минуту я даже потерял Аглаю среди окруживших её подруг. Постепенно морок стал рассеиваться и я различил сначала милые сердцу черты, а постепенно, как и обещала Глаша, черты всех остальных.

Танец, очевидно, будет хоровод или кадриль, впрочем, кого тут «кадриль»? И зачем все же одинаковые? Неожиданно быстро все разобрались по парам. Я почувствовал на своей талии руки Аглаи и, оглянувшись, увидел, что все девушки держат за талию своих кавалеров, а те держат их за плечи. «Со своим уставом в чужой муравейник не ходят», – подумал я и нежно сжал Глашины плечи.

Дальше началось что-то очень странное, напоминающее то утреннюю гимнастику, то современный балет, то йогу, то камасутру. Согласно какому-то непонятному алгоритму или циклу, партнеры менялись по круговой системе2 – каждый с каждым. Самое поразительное, что всё это происходило в абсолютной тишине. Не было слышно не только музыки, но даже хлопков или стука каблуков. Мои скромные таланты совершенно не позволяли мне повторить в точности все движения, но я старался. Не знаю, что конкретно мною двигало: состояние лёгкого транса от полной нереальности происходящего, страх «выпасть из гнезда», показаться белой вороной или стремление, пройдя через всё и всех, снова положить руки на родные плечи.

– Молодец! Ещё потренируешься, костюм прилетит и как все будешь.

– Ура! Глашечка! – я стремительно поцеловал её в губы. – Всё кончилось?

– Что всё? Сейчас самое главное будет.

– Ещё главнее?

– Ну что ты, танцы – это так, для здоровья, а снегоробье – для жизни.

Часть 1д

– Это что, снег грести? – с некоторой оторопью, вспоминая сон, спросил я. – Думаешь, я недостаточно сегодня огреб?.. Впечатлений, – добавил я по-быстрому, смягчая фразу.

– Ну Симочка, Симпампулечка, – неожиданно засюсюкала она. – Я сама, ты только рядом посиди, видишь, все пошли. Кузя – молодец, заводится уже.

Действительно, бульдозер, стоявший на левом краю площадки, как бы разминаясь, слегка шевелил скребком, но двигаться не спешил. Скрежет вперемешку с бодрыми выкриками наполнял ночное Козявино каким-то нереальным энтузиазмом. Энтузиазм, казалось, лез под куртку, начиная меня пронимать, щекоча и подзуживая.

– Пошли, – я двинулся к экскаватору, где оставил рюкзак, будучи совершенно уверен, что никто на него не будет претендовать. «Наверное, он мне с лопастей упал», – нелепо подумал я, пропуская подругу за руль и садясь рядом.

– Убирать-то что будем?

С высоты кабины было видно абсолютно тёмную поверхность площади, неярко освещённую разноцветными лампочками.

– Это первый – невидимый, сейчас самая пора, часа за два до трубы догрести надо, а потом второй, прозрачный – это до пруда и речки за час надо, а как побелеет, тут только толкай, 15 минут – и нету его!

Она задорно дёрнула какую-то ручку. Махина под нами заскрежетала и завибрировала. Это был звук трущихся друг о друга колесиков, шипов, поршней, ещё не знаю чего, но привычного звука работающего мотора слышно не было. Однако машина тронулась. От неожиданности, чуть не рухнув на пол, я машинально ухватился за Глашину коленку. Ощущение тёплой круглой, не удержусь, красивой женской коленки под рукой меня неожиданно успокоило.

– Поехали! – Это уже было (или ещё будет?). – Нет! Труднулись!

Аглая направила экскаватор навстречу невидимой стихии. Скоро я действительно почувствовал, как ковш ткнулся во что-то мягкое, упругое, но достаточно тяжёлое, чтобы такая махина ощутила его сопротивление. Ловкая манипуляция рычагами – и ковш, зацепив невидимый груз, повис над землёй.

– Ждём Петьку, вечно этот обалдуй со своим КамАЗом возится.

– Так… если КамАЗ его, значит, экскаватор твой?

– А то!

Ну и ну, я думал, наивный, что устал удивляться:

– Как же я прямо в него-то попал?

– Как упал, так и попал! – Глаша звонко рассмеялась. – Хватит карпов считать, смотри лучше, что делать надо.

– Зачем?

– Как? Снега много, на всех хватит!

– Хватит?

«Инфаркт меня сейчас хватит, это точно», – мелькнула здравая мысль, но энтузиазм победил в схватке с инфарктом и здравомыслием. Через секунду я радостно махал подъезжающему Петьке.

– Ну это мамонт какой-то, Глашунчик, – я неожиданно для себя тоже начал подсюсюкивать. – А ты уверена, что мы закинем что-нибудь в этот кузов, если не подпрыгнем, конечно.

– Не первую, чай, ночь, держись крепче.

Стрела ковша неожиданно резко распрямилась, и, судя по небольшому сотрясению кузова, что-то туда прилетело.

– Три очка!

– Что?

– Ничего, не обращай внимания.

Джордан отдыхает. А что, танковый биатлон, экскаваторный баскетбол, нормально. Адреналин капал из ушей. Как мы добрались до трубы, я даже не понял. Но действительно, вместо абсолютной пустоты над землёй и в ковше появились какие-то очертания преломляющегося воздуха.

– Прозрачный снег! Ага, ну, сейчас мы его! Давай!

Непрерывно крича и похлопывая коленку Аглаи, я периодически тянулся к рычагам, получая за свои поползновения увесистые шлепки по рукам.

Озеро. Экскаваторщики отдыхают, работают самосвалы и бульдозеры. За одно неуловимое мгновенье весь прозрачный снег становится белым. В кузовах и на берегу вырастают белоснежные искрящиеся горы. Их тут же сваливают, сталкивают, спихивают в чёрную воду, где они исчезают так же мгновенно, как и появились.

– Молодец я? – Аглая, казалось, сама светилась этой снежной белизной.

– Ещё какой молодец, молодой молодец, золотой! – крепко обнимая её и всё ещё любуясь происходящим, в полусне бормотал я.

Часть 1е

Разлетайка в белой щеголихе?!

Щеголиха в белой разлетайке!?

Тры-тыры-ты-ты-тыры – зима!..

Бр-р-р, приснится же. Тры-тыры-ты-ты-тыры, точно не приснилось – это я подмёрз. От снега, как обещали, не осталось и следа, в глаза бил яркий рассветный луч. По сторонам, сонно ворочаясь, начинали скрежетать машины, видимо, готовясь ползти обратно. Ещё ближе розовел, искрясь на юной щеке, слегка тронутый рассветом пушок. Бр-р-р – ещё раз. То Кудрин, то вообще Фет какой-то. Просыпайся! Етить-матить, ты в Козявино!

Вот – Аглая, вот – экскаватор, вот…

– Дай порулить, – снова что-то неодолимо потянуло меня к рычагам.

– Дурачок, – неожиданно бодрой проснулась агротехническая. – Ты же в озеро уедешь карпов ловить. Порулишь ещё, спать пошли.

– А техника?

– Светлячки уберут.

Я спрыгнул на землю, чудом успев увернуться от летящего на меня рюкзака.

– Осторожней, там сервиз хрустальный, мама в приданое завернула, – неловко пошутил я, подхватывая летящую следом Глашу.

– Ну дурачок – и всё, какой хрустальный, ничего там не хрустит, я проверяла. Спать тебе надо.

– Так я вроде тут и спал.

– А теперь вон там будешь спать.

Я даже не стал смотреть: там, значит, там. Всю дорогу я жалел, что у Глаши нет хвостика. Зацепился хоботом, закрыл глаза и иди себе…

Часть 2

На кольце опять была пробка, но меня это не сильно беспокоило, поскольку я ехал к подруге, которая основательно утомила… Я бы так и ехал не торопясь весь день, периодически сообщая по телефону координаты раздраженной Нюсе. Однако была жара, а ждала она меня на пляже, поэтому я проявлял некоторую заинтересованность, периодически сигналя, перестраиваясь при возможности из одного ряда в другой – скорее, впрочем, от скуки, чем от здравомыслия.

Не прошло и часа, как я приблизился к финишу. Показалась безбрежная парковка, заполненная машинами, и узкая полоска воды на горизонте. Туда предстояло добираться уже пешком. Втиснувшись между двумя косо поставленными внедорожниками (видимо, остальные предпочитали держаться от них на более безопасном расстоянии), я попытался выбраться из машины.

– Spec твою Brabusа мать, – цедил я сквозь зубы, просачиваясь в щель между кузовом и дверью, чтобы не задеть угрожающе растопырившего пороги монстра. Одновременно пытаясь вытянуть сумку и набрать по сотовому подругу.

– Ну ни хрена не Цезарь, и всё тут3, – констатировал я, поднимая с пыльной площадки свой телефон, а потом и сумку.

Нюся ждала меня на покрывале, разложенном в тени ивы, но достаточно недалеко от воды. Надо отдать ей должное: устраиваться она умела. Стремясь изобразить на лице чувство радости и обиды одновременно, она изогнула губы какой-то причудливой волной.

– Масик, где твоя совесть была, там что теперь находится? У меня лапки устали от мужиков отмахиваться.

– Напрасно, Нюрочка, лапки надо беречь, мужиков тоже. Особенно мужиков. Ты же ладошкой кирпич можешь поломать, не то что этих воздушных созданий.

Нюша потупилась, изображая застенчивость. На самом деле она любила, когда я вспоминал про её успехи в боевых искусствах.

– Ладно, подхалим, заваливайся и попить что-нибудь дай, я только одну полу-колу взяла с собой, лень на горбу тащить было. Зато без машины раньше некоторых на полтора часа добралась.

– Не гунди, есть предложение, – протягивая ещё холодную 0,33 полу-колу, начал импровизировать я.

– Предложение? Лишняя рука и сердце, с одной стороны, мне не помешают, но вот сердце ещё не видно, скажем, а с рукой твоей волосатой как я буду смотреться?.. Фу! Мака, давай поинтересней что-нибудь.

Вот за что я эту Нюшу люблю и уважаю, диалог она всегда поддержит, причём сама с собой, ей только реплику подать. Можно было подождать минуту, она нашла бы, что себе ответить, но, чувствуя себя виноватым за опоздание, я продолжал:

– Поинтересней? Я тут по дороге голубя чуть не сбил, так он мне, зараза, фак показал и на крышу нагадил.

– Это к деньгам, Макунчик, доставай четыре сольдо, сейчас закопаем, а как искупаемся, тут уже тонна баксов колоситься будет.

И она принялась палочкой ковырять в сухой глине подобие траншеи.

– Чего мелочиться!

Я высыпал в траншею всю мелочь, прикрыл свёрнутым в трубочку стольником, засыпал землёй, тщательно разровнял.

– Ну, Нюся, мы теперь заживём!

– Раны мы, что ли, чтобы заживать? Пошли купаться скорее.

Нюся вскочила, демонстративно покачивая бёдрами, продефилировала к воде.

– Эй, а высиживать Пушкин будет? – закричал я вдогонку, поднимаясь и ставя для надёжности на «схрон» бутылку…

Догоняя Нюсю, по щиколотку проваливаясь в мокрый песок, я неожиданно оступился и, падая, открыл глаза.

День 3

Часть 1

На столе из некрашеного дерева, накрытого белой скатертью, тикал будильник. Такой я видел у бабушки. Круглый, металлический, с блестящей кнопочкой и продетым в неё колечком сверху. Будильнику тогда не повезло, зато у меня появилось много маленьких волчков с тонкими ножками, опоясанными шестерёнками. Этот будильник был явно в добром здравии, смотрелся вполне законно и уместно.

Надо было только чуть-чуть напрячься и всё вспомнить. На всякий случай предварительно хорошенько зажмуриться, чтобы исключить всякую возможность самообмана, и ещё раз открыть глаза. Всё на месте: стул, скатерть, будильник, в окне силуэт трубы Козявино. Ещё раз: «Здравствуйте!»

Осторожно выбравшись из-под одеяла, с удивлением и любовью посмотрев на мирно спящую Глашу, я потихоньку выбрался на кухню. Стол, несколько полок, раковина, электрическая плитка, холодильник «Север», дощатые стены, настенные часы. «Наверное, у всех так же», – вспоминая вечернее «пати», заключил я. Функционально, без излишеств. Стало быть, кофе где-то в банке над плиткой, а чашка – в полке над раковиной. Хоть в этом ничего удивительного. Минут через десять, соорудив из подручного материала горку бутербродов и пару чашек кофе, я уже тащил всё это на разделочной доске за неимением подноса моей спящей царевне. Неожиданно зазвонил будильник. Три часа дня, куда это она собралась в такую рань?

– Молодец, – потягиваясь, сказала Глаша. – Раз всё приготовил, пораньше пойдём.

– Очередь, что ли, занимать? Куда? В магазине нет ничего, базарный день завтра.

– То-то и оно, что базарный день завтра. Что сегодня прилетит, завтра на базар и отнесём. А тебе ещё коробку найти надо.

– Экскаватор нашёл, тебя нашёл, жить есть где, на кой мне коробка? Положить чего? Давай рюкзак возьму – больше влезет.

– Без коробки никак, у меня вот из-под макарон, сейчас и тебе в «По что» подберём.

Разговаривая со мной, она умудрилась одеться, съесть бутерброды, заправить кровать, помыть чашки и, уже взяв в одну руку мой палец, а в другую свою коробку, потащила нас к выходу.

«И кто такой Цезарь? Тормоз по сравнению с моей Глашей», – мысленно гордился я всю дорогу.

Возле трубы на площади Аглая посмотрела на солнце, пошаркала туфлей о землю и, видимо, что-то решив, сказала:

– От тебя там проку не будет, пока зайди на рынок, осмотрись, походи, потом сюда возвращайся. – Чтобы обозначить «сюда», она поставила на землю свою коробку. – Понял?

– Понял, а ты?

– Я за твоей коробкой, а то хороводиться нечем будет.

II ЯВЛЕНИЕ ДЯДИ КОЛИ

На рынке по-прежнему было пусто, но кочаны на прилавках даже не завяли. «Пожрать капустки, что ли, для разнообразия?» – думал я, выбирая кочан поаппетитней. Но только я собрался разломать и съесть облюбованный кочан, как чёрт из табакерки откуда-то вынырнул дядя Коля:

– Ты что, положи взад, Манька ж завтра места себе не найдёт. Думаешь, что просто так кочаны? Это Манькин, дальше Петькин, вон там Фёдорыча. Понял?

– Честно? Ничего не понял, они одинаковые все.

– Как одинаковые, говорят же тебе, вот Манькин, там Петькин… У вас там все, что ли, соображают туго? Понимать надо, раз объясняют, – дядя Коля даже сморщился от досады. Мне стало неловко.

– Спасибо, дядя Коля, за науку, понял. Петькин вон тот? Правильно?

– А то, – смягчился дядя Коля. – Соображать надо!

– Завтра-то что будет?

– Да чё поймаешь, то и будет, базарный день, в обчем. Ты тут варежку не разевай, ты там разевай, – он развернул меня за локоть в сторону ворот, – а то пролетишь.

Пока я вглядывался, пытаясь угадать значение сказанного, дядя Коля незаметно растворился среди прилавков за моей спиной.

Ещё минуту я оцепенело стоял с кочаном в руках. Потом бережно положил его обратно, стараясь попасть точно на то же место, откуда взял. Осторожно пошёл к выходу, разглядывая кочаны в поисках каких-нибудь надписей или пометок. Ничего. А в голове вертелось: «Этот Манькин, там Петькин, дальше Фёдорыча»…

На площади было уже многолюдно и, несмотря на однообразные костюмы, присутствовала даже определенная пестрота, т.к. в руках у всех были разноцветные картонные коробки. Здесь в первый раз, не считая дяди Коли, я увидел людей постарше, они тоже были похожи друг на друга, только у них ещё было какое-то отрешённо просветлённое выражение лица, как у монахов, но устремлённое не вверх, а внутрь.