Остров Кокос. Наследство

Мария некоторое время стояла на четвереньках, тяжело дыша. Мокрые волосы свисали ей на лицо. Потом она поднялась, закрывая ладонью левый глаз, и пошатываясь, поплелась в прибрежные заросли.

– Мария! Куда ты пошла? – крикнул я.

Но та не обратила на это внимания и скрылась в кустах.

– Ну и черт с тобой! – сказал я, хотя меня и уязвило такое пренебрежение от прислуги, и занялся женой.

Через несколько минут Мария вернулась. Вместо старой черной повязки, по-видимому, утерянной в море, на лице у нее была другая, удивительно напоминавшая цветом и тканью ее платье, подол которого как будто немного укоротился.

Так вот в чем дело. Боже праведный, подходящее ли время сейчас для заботы о туалете? Что такого ужасного скрывает эта полоска материи, чтобы думать об этом в такую минуту?

Это была еще одна странность этой девицы. Ими она была полна.

Эмили у меня под боком уснула. Она дышала глубоко и спокойно, и я невольно залюбовался ею, хотя в темноте, изредка нарушаемой вспышками молний, был виден лишь ее силуэт, я с легкостью мог представить ее во всех подробностях. Завитки светлых волос на висках и на шее, темно-серые с серебристыми нитями глаза. Бог мой, как же я любил ее. Я должен был найти способ вытащить нас отсюда и доставить ее в Англию, чем бы мне это не грозило.

Вообще, жилось на нашем острове совсем не плохо. Мне он напоминал райский сад: здесь было множество съедобных плодов, ярких птиц и цветов. Но остальные, возможно, были другого мнения из-за удушающей влажной жары, в которой мы с Марией чувствовали себя сносно, и от которой страшно мучились моя Эмили и Джек. Я не раз слышал, как он в самых грязных выражениях поносил местный климат и поминал недобрым словом некую стоянку на рейде Барбадоса и лихорадку, которая «косила и простых матросов и офицеров, мать ее величества, без разбору».

Там, в большом мире, шла война за испанский трон. Людовик XIV пытался завладеть половиной Европы, а австрийцы и Анна, божьей милостью королева Англии, пытались ему помешать. На нашем же острове царил мир и покой, изредка нарушаемый выходками Джека. Но что будет, если у нас закончится пища? Если я покалечусь и не смогу ничего делать? Что будет с Эмили, если я заболею и умру? Что, если Эмили окажется в положении? Здесь нет докторов и повитух, никто не поможет нам.

Одолеваемый невеселыми мыслями я долго не мог уснуть и просто лежал, не имея возможности пошевелиться, чтобы не потревожить жену. Когда же у меня, наконец, стали путаться мысли, и я понял, что засыпаю, то тут же очнулся от какого-то шума.

Из угла, где спала Мария, доносилась возня и невнятный бубнеж. Тут в него добавилось раздражение, он стал громче, и я сумел разобрать:

– Давай же, Мария! Я так больше не хочу! Давай по-настоящему…

Я сел на постели. Уже совсем рассвело, но из-за туч было темнее, чем обычно в это время, и я увидел лишь два силуэта – Марию, сидящую на своей постели, и Джека со спущенными штанами, стоящего перед ней. Он держал ее за руки. Девушка помотала головой и потянулась к Джеку, но он оттолкнул ее руки и попытался завалить на спину. Мария сопротивлялась.

– Джек! – гаркнул я и вскочил на ноги.

Джек подпрыгнул и отскочил от девушки.

Эмили рядом со мной зашевелилась. Я решил, что ей не стоит видеть Джека в таком виде, подбежал к нему, схватил за плечо и потянул в соседний грот. Штаны, упавшие на икры, мешали ему переставлять ноги, он запутался в них и упал, но я схватил его за ворот рубахи и, как одержимый, продолжал тащить за собой.

Но тут вмешалась Мария. Она подбежала ко мне и вцепилась в запястье своими крепкими пальцами. Рука невольно разжалась, освобождая рубаху Джека.

Я повернулся и посмотрел на нее. О, я многое ей хотел сказать, еще больше мне хотелось узнать у нее, но лицо Марии вдруг озарилось дрожащим светом. Это все-таки проснувшаяся Эмили бросила несколько ярко вспыхнувших веток в кострище.

Мария покачала головой, твердо глядя на меня. Я вскипел. Как будто мне нужно разрешение от этой девицы, чтобы разобраться с ее поклонником. Джек ворочался и чертыхался у меня под ногами. Он не пил со вчерашнего вечера, но дурман еще не успел выветриться из его головы, на ногах он стоял некрепко.

– Вы мне всю задницу о камни ободрали, сэр, – сварливо пробубнил он. Губы Марии тронула легкая улыбка. Она помогла Джеку подняться и надеть штаны.

Я повернулся к Эмили и увидел, что она стоит отвернувшись. Значит, все же успела увидеть это безобразие. Меня вновь разобрала злость. Я толкнул Джека в грудь, и он, спиной вперед, влетел в соседний грот и, кажется, снова упал.

– Я только поговорю с ним, – небрежно бросил я кинувшейся следом Марии и выставил руку, преграждая ей путь.

Она замедлила шаг.

– Даю слово, что не трону его, – сказал я уже со злостью. Девушка остановилась.

– Какого черта, Джек! – начал я, вбегая в грот. Здесь было абсолютно темно, и я налетел на него, едва не сбив с ног снова.

– Остыньте-ка, сэр.

– Остыть? Что ты творишь? Какого черта ты разгуливаешь без штанов перед моей женой?

– Вы сами виноваты. Если бы вы не орали так, она бы не проснулась и ничего не увидела.

– Зато проснулся я. По-твоему, я должен молча смотреть, что ты делаешь с Марией?

– Ну, если вам это нравится, сэр. Хотя лично я – не любитель такого. Предпочитаю делать это в уединении.

Я с трудом подавил в себе желание дать ему оплеуху и продолжил холодным голосом:

– Я дал слово Марии, что не трону тебя. Только потому я еще говорю с тобой.

В темноте раздался презрительный смешок.

– Какой вы смешной, сэр. Даете слово женщинам. Служанкам. А смогли бы вы «тронуть» меня? Сил-то хватит?

Он немного помолчал и продолжил примирительным тоном.

– Я не хочу с вами ссориться. Этот остров не достаточно велик, чтобы воевать на нем. Он лежит в стороне от морских путей, я думаю, мы тут застряли насовсем. Сколько мы протянем, неизвестно, но сокращать этот срок не стоит. Как знать, может, мы все-таки доживем до прибытия какого-нибудь судна. Так что нам надо как-то уживаться.… Но я не потерплю, сэр, чтобы вы лезли в мои дела!

– В твои дела? Мне все равно, чем ты занимаешься, но не трогай Марию!

– А что, если она не против, чтобы ее трогали? Это не первое наше свидание с ней. Девчонка страстная и жадная до ласк, так и жмется, так и трется об меня, но почему-то не дается. Ручки у нее умелые и нежные, но теперь мне этого мало. Я устал ждать и немного перегнул палку. Но силой брать ее не собирался. Так что не кипятитесь, сэр.

Я поморщился, против воли представив себе эти «свидания», о которых говорил Джек, и повторил без особой убедительности:

– Не трогай Марию.

– Не указывайте мне, – бросил он в ответ.

Некоторое время мы молчали, враждебно уставившись друг на друга. Вернее, я смотрел в то место, где, по моим представлениям, находился Джек, и он, я думаю, делал то же самое. Хоть толку от этого было немного – мы ни черта не видели в темноте. Потом до нас донеслись отзвуки голоса, и Джек прошел мимо меня в передний грот, нарочно задев плечом. Я последовал за ним, и, обогнав, остановился у входа.

Женщины сидели у костра, продолжая давно начатый разговор. Говорила, конечно же, Эмили, а Мария только слушала и иногда кивала или качала головой.

– Так он тебе действительно нравится? – спрашивала Эмили.

Мария кивнула, глядя на нее с непонятным выражением. А потом покраснела, это было заметно даже с нашего места и при таком свете.

– Но он так пьет, – Эмили замялась. – Он грязный, от него так дурно пахнет… Мария, ты достойна лучшего. Боже мой, прости меня! Ведь это вовсе не мое дело. И все же…

Я услышал, как Джек над моим ухом тихонько фыркнул. Мария вновь посмотрела на мою жену странным взглядом и пожала плечами, как бы говоря: «ну тут уж ничего не поделаешь». А может быть, она имела в виду что-то совсем другое. Кто мог знать, что творилось в ее голове.

Мария повернулась и увидела нас. Она быстро глянула на Джека и опустила глаза, стараясь не встречаться взглядом со мной.

«Ей стыдно передо мной! – подумал я. – Передо мной, а не Эмили – другой женщиной!»

– Еще слишком рано, – сказала Эмили, – нам всем нужно лечь поспать. Думаю, после этого все произошедшее предстанет перед нами в другом свете.

– Как скажете, мадам, – Джек насмешливо поклонился, приложив руку к несуществующей шляпе. Он пристально смотрел на Марию, будто и сам задавался вопросом, что она в нем нашла.

Когда все улеглись, я вышел наружу, чтобы развеяться и собраться с мыслями.

Дождь поутих, но ветер не унимался, и тучи закрывали небо, не оставляя не единого просвета. Я увидел, как над лесом что-то летает, то и дело цепляясь за верхушки деревьев, и признал в том предмете кусок парусины с нашей хижины. «Надо было снять», – подумал я без тени сожаления. В тот момент другое занимало мои мысли.

Джек и Мария.

Мария и Джек.

Она – странная, угловатая, со слишком широкими плечами, в одном и том же закрытом голубом платье, с вечным шейным платком. Одноглазая, тощая, без единой соблазнительной женской выпуклости на теле. Молчащая – немая.

И Джек. Непросыхающий Джек, заросший бородой до самых глаз, с немытыми нечесаными лохмами, грязный, в пропотевшей рубахе и видавших виды штанах.

Более неприятную пару сложно было представить. И как они могли сойтись, если она нема, а он вечно пьян? Что им понравилось друг в друге? Как они смогли это разглядеть? Я недоумевал и, в конце концов, решил, что будь я Марией, ни за что не посмотрел бы на Джека, а будь Джеком, никогда не обратил внимания на Марию, даже если сто лет не видел бы женщин!

III

Я проснулся поздно. Мария хлопотала у костра, Эмили помогала ей по мере своих сил. Джек сидел у входа в пещеру. Я подошел и заглянул ему в лицо. Он не спал, как показалось мне сначала, когда я увидел его неподвижную фигуру. Ветер порой бросал на него брызги дождя, но это, казалось, совершенно не волновало его. Он на мгновенье скосил на меня глаза и вновь уставился вдаль равнодушным взглядом.

– Джек, не лучше ли тебе зайти внутрь?

– Не указывайте, что мне делать, – бросил он с ненавистью, и я отступился.

Мария чуть улыбнулась, когда я подходил к костру, и, сложив ладонь полукругом, как если бы держала невидимый стакан, сделала вид, что опрокидывает его в рот. Я сочувственно кивнул и заметил, что Джек наблюдает за нашей пантомимой. Ненависти в его взгляде прибавилось.

Я сел рядом с Эмили и взял ее за руку. Она чуть вздрогнула, но не повернулась ко мне.

Я наблюдал за Марией, пытаясь увидеть ее глазами Джека. Лицо было грубовато, но единственный глаз, большой и выразительный, темный, почти черный, интриговал и завлекал. А еще были губы, соблазнительные и сочные, правда сейчас обветренные и искусанные до крови. У нее была такая привычка – кусать губы яростно, отрывать зубами целые лоскуты отмершей кожи, будто наказывая себя за что-то. Возможно, она происходила от невозможности выразить свои чувства словами.

Меня Мария совершенно не привлекала, она не походила ни на светловолосую хрупкую Эмили, которую я любил, ни на одну из женщин, с которыми я был когда-либо. Она была слишком самоуверенна, и в ней чувствовался дух самоиронии и какого-то неженского чувства собственного достоинства. Без них с такой внешностью она ей-богу пропала бы. Все это вкупе вполне могло привлечь Джека. А может быть его привязанность объяснялась очень просто – Мария была единственной женщиной на острове, кроме Эмили.

– Прости меня, Томас, – прошептала вдруг жена, по-прежнему не глядя на меня. – Я просила тебя поговорить с Джеком, но я не учла… я не подумала… что вы оба вспыльчивые люди.

Боже мой! Я почувствовал, как у меня внутри все оборвалось от этих слов. Я крепче сжал ее руку и сказал, тщательно подбирая слова:

– Милая Эмили. Я знаю, ты хотела, как лучше, не стоит винить себя в произошедшем. Это совсем другое. То, что произошло на «Елене»… Такого больше не повторится. И ты была права.

– Нет, не права, мы не должны вмешиваться…

Я не поверил ушам.

Она, наконец, повернулась ко мне и заговорила торопливо и тихо:

– Мы не должны были вмешиваться, я все неправильно поняла. Прости меня, Томас, милый. Это все дорого могло стоить нам.

Я подавленно молчал. Конечно, я не надеялся, что все забыто, как будто ничего и не было, и все же я не думал, что Эмили боится меня и все время ждет, что я сорвусь и совершу что-нибудь непоправимое. Наверное, я навсегда останусь для нее бочонком пороха, готовым в любой момент взорваться и погубить все вокруг. Мне было горько и больно от этого открытия. Я посмотрел на Марию, и зарождающаяся во мне симпатия к ней в миг рассыпалась прахом.

IV

К вечеру дождь закончился, ветер утих, и мы решили завтра утром возвращаться на берег. Джек горячо поддержал это решение, заявив, что и минуты лишней не останется в этой каменной дыре, где мало того, что нет ни капли рома, так еще ни единой возможности уединиться с дамой, и ставятся под сомнение его благородство и честность намерений. Нас с Эмили эта речь насмешила, хоть мы старались не показывать этого, и даже с Марией я обменялся парой веселых взглядов, что было тотчас же замечено Джеком. В ответ он фыркнул и занял свой пост у входа в пещеру, всей своей спиной, неестественно прямой и напряженной, выражая свое недовольство. Но постепенно фигура его сгибалась, клонилась к земле, и, в конце концов, он уронил голову на руки с видом вопиющего несчастья.

На следующее утро, едва проснувшись и даже не позавтракав, мы спустились вниз. Джек шел впереди, не оглядываясь и не останавливаясь, но и не спеша, как бы экономя силы, будто заблудившийся в пустыне человек, узревший на горизонте оазис, обещающий ему воду и тень. Я поддерживал Эмили под руку, чтобы она не оступилась на камнях, Мария же прыгала по ним, будто горная козочка, в своих грубых, испорченных морской водой башмаках, доставшихся ей по наследству от кого-то из пассажиров «Елены». Она казалась беззаботной, как всегда, и я понял, что это тоже мне не нравится в ней. Хотя на ее плечи ложилась половина работы на острове, хотя мы в любой момент могли погибнуть, она была вызывающе беззаботна для положения, в котором мы находились.

Похоже, стволы деревьев защитили наше жилище – хижина почти не пострадала, только парусину сорвало, и внутри все промокло. Глубоко вкопанные колья выдержали ярость ветра, несмотря на то, что одно из деревьев ураганом повалило на землю совсем рядом. По всему выходило, что наша нелепая троица не так уж и безнадежна.

– Как хорошо вернуться домой, – саркастически сказал Джек, нашел в своей постели бутылку рома, посмотрел на нее, потом на Марию и зашлепал по берегу.

– Джек! – крикнул я, сам не зная зачем. Мне хотелось как-то задеть его. – Ты не поможешь нам убраться тут?

Он, не оборачиваясь, отсалютовал мне бутылкой и продолжил свой путь.

Эмили легко улыбнулась, как бы говоря: «А чего ты ожидал?»

Мария виновато пожала плечами.

Море, взбудораженное штормом, тревожно шумело. С берега несло рыбой, всюду валялись водоросли и ракушки. Я бросил последний взгляд на удаляющуюся фигуру Джека, ставшую маленькой и хрупкой, и почти слившуюся с серостью пасмурного пейзажа. И именно тогда я впервые ощутил мимолетное предвестие привязанности к нему. То было чувство брезгливой жалости.

Что есть у этого человека? Ром? Мария? Куча соломы в углу хижины? Сколько их, таких, мотается по свету, нанимаясь в матросы от безысходности. Бродяг, находящих утешение в роме и гулящих девках? Уходят в море и гибнут там сотнями от болезней, наказаний, тухлой воды и дурной пищи. Кораблекрушений. Впрочем, кого я обманываю. От чего утешаться? Они не знают другой жизни, духовные искания и метания души неведомы им. Они, как звери, живут сегодняшним днем, беспокоясь лишь о сиюминутном утолении желаний тела.

Так я думал тогда.

V

Джек ушел и не показывался два дня. На третье утро, такое же хмурое, как и два предыдущих, я стоял на правой стенке нашего Горшка, когда ко мне, совершенно неизящно задрав подол платья, нелепо растопырив локти и слишком высоко поднимая колени, взобралась Мария.

Море, мрачное и серое, ворочалось и пенилось внизу, но вдали уже бегали по волнам золотые солнечные блики и, судя по всему, погода вскоре должна была наладиться.

Я продолжал смотреть на линию горизонта, но Мария тронула меня за рукав, и далее делать вид, что не замечаю ее, я уже не мог. Она настойчиво смотрела на меня.

– Чего тебе? – это прозвучало слишком грубо.

Мария открыла рот, но тут же испуганно, как мне показалось, захлопнула его. Она кусала губы, сверлила меня взглядом единственного глаза, и я спохватился, поняв, что мстительно наслаждаюсь ее отчаянием.

– Джека нет уже три дня?

Мария кивнула.

– И ты беспокоишься о нем?

Снова кивок.

– И хочешь, чтобы я…

Тут я на мгновенье лишился дара речи. По каменистому берегу, с правой стороны, из-за пределов нашего поместья, шел незнакомый мужчина. Высокий и стройный, в простой свободной сорочке и кюлотах красно-коричневого цвета. Волны хлестали его голые икры.

Мы поспешно спустились к нему и остановились напротив, в нескольких шагах. Я чуть было не спросил: «Кто вы?», но встретился взглядом с цепкими серыми глазами, и вопрос застрял у меня в горле.

– Джек?

– Ну а кто же еще? – грубо ответил он. – С кем бы вы меня могли здесь спутать?

Он саркастически усмехнулся, и мне сразу бросились в глаза резкие борозды, идущие от носа к уголкам рта.

Я подошел ближе, рассматривая его гладковыбритые впалые щеки, аккуратную бородку и подстриженные рыжеватые усы, волосы, собранные сзади и завязанные лентой, и вдруг понял, что принюхиваюсь, стараясь обнаружить признаки прежней вони. Но Джек был чист. И, черт возьми, трезв! Он даже показался мне шире в плечах, чем прежде, когда пьяный сидел, сутулясь, на песке или таскался за служанкой, глядя себе под ноги.

Я взглянул на Марию и снова разозлился. Ее глаз лихорадочно блестел, на скулах алели пятна. На преобразившегося забулдыгу она смотрела с восхищением, но заметив мой взгляд, потупилась, теребя края рукавов.

– Где ты был, Джек?

– Мне надо было подумать.

– Мы тебя потеряли.

Джек хмыкнул.

– Куда я мог отсюда деться…

Я пожал плечами.

–Мало ли что могло случиться. Скалы, скорпионы…

Джек пожал плечами в точности как я.

– Если Cудьба такая – ничего не поделаешь.

– Судьба? А ты веришь в Судьбу?

Джек не ответил. Проходя мимо Марии, он на мгновенье сплел ее пальцы со своими и направился к хижине.

Мне захотелось сплюнуть себе под ноги, но я сдержался, только сказал Марии:

– Осторожнее с ним!

И пошел следом за Джеком. Навстречу мне попалась ошарашенная Эмили. Она растерянно улыбалась.

– Ты видел Джека? – спросила она.

Я внимательно посмотрел на нее. Сейчас она была похожа на Марию, когда та впервые увидела своего кавалера чистым и причесанным.

– Да. Этот грубиян и тебя очаровал?

– Он изменился в лучшую сторону.

– Только внешне.

– Да. Но я думаю, что-то изменилось и в его душе. Неспроста ведь все это.

– О, женщины! – воскликнул я, смеясь, хоть мне и было не до смеха. – Лишь несколько дней назад ты говорила, что опасаешься его, боишься, что он обидит Марию. А теперь защищаешь его только потому, что он стал выглядеть лучше?

Эмили рассмеялась.

– Прости, но мне действительно кажется теперь, что он не так уж плох.

«И мне», – подумал я, но ничего не сказал. Может быть, он не подонок, а просто опустившийся человек. Чести ему это, конечно, не делало, но теперь я, по крайней мере, знал, что бояться нам нечего.

– Я тут нашел кое-что небезынтересное, – Джек приблизился к нам раскачивающейся морской походкой. – Не желаете взглянуть? Сэр?

– Что ты нашел?

– Судно.

– Судно?

Джек раздраженно посмотрел на меня, мотнул головой вправо от нашего «Горшка» и тут же без лишних слов отправился в ту же сторону.

Я переглянулся с Эмили.

– Хороших манер у него больше не стало, – сказал я и с видом победителя двинулся следом. Через полминуты жена догнала меня, я замедлил шаг и предложил ей руку.

– Ты решила присоединиться к нам?

– Да. Здесь не так уж много развлечений. Может быть, мистер Джек и впрямь нашел что-то интересное. Кстати, Мария тоже идет с нами.

Я оглянулся, и как раз в этот момент камеристка, все также неизящно задрав подол, загребая и разбрызгивая во все стороны песок грубыми башмаками, пробежала мимо меня.

– Наша Мария просто образец женской грации и изящества.

Жена посмотрела на меня с укором. Она всегда защищала Марию передо мной.

– Зато она догоняет Джека. Так что этот способ передвижения весьма действенный, – тут же поправился я. И действительно, Мария уже догнала Джека и уцепилась за его предплечье. Он с недовольным видом оглянулся, но ничего не сказал.

Мы около получаса шли по песчаному дну нашего Горшка, миновали его правую стенку, затем наш путь пошел по камням, мы поднялись выше и за следующим поворотом скалы, где снова начинался песчаный пляж, увидели судно. Вернее, то, что от него осталось – заваленный набок полусгнивший корпус галеона. Судя по многочисленным пробоинам, он не раз садился на скалы, которых в прибрежных водах нашего острова было великое множество, прежде чем штормом его выбросило так далеко на берег.

Джек остановился, отцепил руку Марии и некоторое время держал ее между ладоней.

– Дальше тебе, и вам, мадам, идти не советую.

Он кивнул мне, и мы, нагнувшись, пролезли во чрево судна.

Обшивка во многих местах сгнила, ее изрешетили жуки и потому внутри было светло. Шпангоут2 еще держался, сохраняя форму корпуса. Ветер и волны нанесли внутрь песка, и все же я смог разглядеть небольшие белые сферы и такие же белые дуги. В трюме лежало, по меньшей мере, две сотни человеческих скелетов.

– Вы не боитесь мертвецов? – с насмешкой спросил меня Джек.

Я взглянул на него, пытаясь понять, к чему это он.

– Нет, не боюсь. Живые опаснее в стократ.

Он кивнул.

– Моряки не согласились бы с вами. Они страсть как суеверны. Темнота. А вы очевидно не моряк.

– Очевидно, нет, – сухо ответил я. В этот момент меня кольнула мысль, почему Джек, сам матрос, так говорит о них. Но я не стал об этом думать.

– Вряд ли здесь можно найти что-либо полезное.

– Как знать, – пожал плечами Джек. – Я нашел в каюте капитана, в том месте, где она была, мешочек с испанским золотом. Конечно, польза его для нас сомнительна, но зато, если выберемся отсюда…

– А журнал? Карты?

Он покачал головой.

– Все сгнило. Намокло и сгнило. В этом чертовом климате даже люди гниют живьем. Причем не только мясо, но и души. Только ром спасает. Но он же делает из человека животное, вроде свиньи.

Я с удивлением воззрился на него.

– Много золота ты нашел?

– Хватит на оставшуюся жизнь. Если не шиковать, не играть, не хлебать ром и не путаться с девками.

– Тогда что тебе нужно? Если не это все?

– Домишко на берегу, лодка для рыбной ловли и теплая жена под боком. Вот и все. Надоело мне мотаться по морям. Оно конечно обычно для моряка в океане помереть, да только кто же ожидает, что помрет. Наш брат, как один, все дураки. Все надеются на лучшее. А вот я как представлю, что ко дну иду, а дна все нет, и солнце все дальше, тьма и холод, холод и тьма… Лучше уже к дьяволу в ад, чем в рундук Дэви Джонса3.

Джек поддел ногой один из черепов.

– Решил остепениться? Перебраться на сушу?

– Да, сэр.

– Но лодка для рыбной ловли все равно нужна?

Джек криво ухмыльнулся.

– Как же без рыбы? Всегда должен быть путь к отступлению.

– Черт, – вдруг хохотнул он. – Как же мне повезло с этим кораблекрушением. И что бы со мной было иначе? Одно слово – Судьба! И Мария! И в жизнь бы мне не получить столько денег…

Я ничего не понял из его нелепых отрывистых восклицаний. Но он, казалось, считал верхом счастья, что мы разбились на этом острове. А я подумал о сидящей на скале «Елене», о людях, погибших во время крушения. Мне оно тоже дало немало. То, что я никогда не получил бы, не разбейся «Елена» о рифы именно здесь, именно в это время. Но благодарить за это Бога и Судьбу? За смерти, которые стали платой за наше избавление? Мне было страшно даже думать об этом.

– Идем отсюда, – сказал я. Мне не хотелось больше оставаться с ним наедине.

Мы вышли под открытое небо. Женщины стояли рядом, плечом к плечу. На лице Эмили я заметил легкое беспокойство, наверное, она все же не слишком доверяла Джеку, хоть он и стал внешне напоминать порядочного человека.

– Что там? Что это за судно?

– Ничего, – ответил Джек. – Просто трухлявый галеон работорговцев.

Я посмотрел на Джека. А он пожал плечами.