Вышедший из строя. Серия «Конец пути». Книга ІІ

Я припарковался на углу Сто двадцатой улицы и Второй авеню около десяти часов утра. Быстро вспомнил, кто здесь торговал под управлением «красных колпачков». Одно можно было сказать наверняка: мне предстоял долгий день на крыше, которую я выбрал для рекогносцировки. Я схватил припасы и оборудование и направился к месту диспозиции. Стены покрывали граффити. Две банды – «красных колпачков» и «чёрных колпачков» – сформировали альянс и захватили здание как свою территорию. Местные жили в страхе перед избиением, ограблением или нападением. Некоторые из них вообще уехали из квартала. Наркодилеры заняли несколько квартир, поэтому мне, пока я забирался на крышу, нужно было действовать осторожно. Лифт представлял собой туалет, вонял дерьмом и мочой, поэтому я поднимался по лестнице, медленно ступая по ступенькам, стараясь, чтобы доски не скрипели. Я каждый раз задерживал дыхание, когда слышал, как где-нибудь открывалась дверь. Рука тянулась к нештатному шестизарядному пистолету, готовому сработать в любую секунду.

Я вторгался на их территорию. Хуже того, я делал это не по служебной надобности. Если что-то пойдёт не так, у меня возникнут проблемы. Основная проблема заключалась в том, чтобы объяснить, какого чёрта я проводил рекогносцировку в свой выходной. Я просто подумал: кто не рискует, тот не выигрывает. Моей наградой станет арест «красных колпачков».

Я добрался до крыши и устроился там на весь день. Один из информаторов мне сообщил, что Сезар застрелил нескольких человек из автоматического пистолета «Рэйвен-25», который он всегда носил с собой. Многим членам банды нравилось это оружие, потому что оно миниатюрное и из него легко стрелять. К тому же оно дёшево стоило и вмещало в магазин шесть патронов. Ходили слухи, что Сезар неплохо управлялся и с ножом-бабочкой.

В то время у меня был очень надёжный информатор, работу которого я оплачивал из своего кармана. Я называл его Циклопом. Он был одним из младших помощников в «красных колпачках», а ещё силовиком. Когда я пару месяцев назад его арестовал, у него была тонна ампул с крэком. Он согласился сотрудничать и подробно рассказал о других командах, работающих на Четырёх углах Второго авеню. Участок от Сто семнадцатой до Сто девятнадцатой улицы вдоль Второй авеню очень уж манил наркоманов. На каждом углу продавались героин и крэк. Так я и придумал прозвище этому месту – Четыре угла.

К одиннадцати утра улица начала оживать. Я слышал, как кричали «наблюдатели» в назначенных им углах: «Открыты колпачки! Чёрные, серые, розовые, красные!.. Есть „джамбо“6 – по три и пять долларов. Налетай, пока горячие!»

Мой информатор вышел из здания на Второй авеню и направил своих людей на позиции. Следующие три часа Вторая авеню была очень оживлённой за счёт проворачиваемых на ней операций. Клокеры зарабатывали кучу денег для банд. Я видел, как Циклоп четыре раза посылал дилера за товаром. В час дня я достал свой обеденный перекус и увидел Сезара на велосипеде. Он, посигналив звонком на руле, притормозил около тротуара рядом с Циклопом. Тот вручил Сезару пачку денег, взамен получив у него коричневый бумажный пакет. Я подумал, что мне следовало следить из машины, чтобы сесть на хвост Иларио до его тайника.

Чтобы выйти из здания, мне пришлось дождаться дилерской пересменки на улице. Убраться с крыши оказалось намного труднее. Я спустился по лестнице как можно тише. Зловоние мочи било в ноздри. Господи, как жильцы терпят такое безобразие? Вернувшись к «Джавелину» и некоторое время посидев в машине, я понял как: из-за дикого страха. Бригады на Четырёх углах запугали местных до чёртиков.

Сезар стал для меня навязчивой идеей. В расследовании я начал применять разные тактики наблюдения. Я сидел на крышах и в патрульной машине, с биноклем его высматривая. Несколько недель Сезара нигде не было видно. Затем, в смену «4—12», мы с напарником шли по Второй авеню, когда заметили Сезара выходящим из «цыганского» такси7. Он торопился прямиком к одному из зданий на Второй авеню. Я знал, что, чёрт возьми, не смогу объяснить начальству, почему выбил дверь без ордера, да к тому же вне жилого комплекса. Сезар Иларио был на ранг ниже своего босса Гонзо, которого в том же году мне удалось арестовать8, да ещё и хитрым ублюдком. Пришлось набраться терпения, чтобы по всем правилам схватить его за задницу. Следующие несколько дней я наблюдал, как главарь банды «красных колпачков» перевозил узлы с товаром и сбрасывал наркотики команде.

Я продолжал давить на информатора, чтобы получить как можно больше сведений. Обычно я получал такой ответ:

– Бэтмен, если они даже только подумают, что я стучу на них, то, считай, я уже покойник. Когда они прикончат меня, то обязательно убьют моих брата и мать.

– Хорошо, приятель. Просто помни: я знаю, что у тебя сейчас как минимум двести ампул. А это уже уголовное преступление второй степени. То есть ты трёхкратный неудачник, которому придётся сидеть всю жизнь в тюрьме. Поэтому выкладывай всё об остальных бандах, иначе, клянусь Богом, я помогу правосудию взять тебя за задницу. Ты всё понял?

– Да, Бэтмен. Всё хорошо, я тебя понял.

Иларио всё ускользал. Но как-то в смену «4—12» я заметил его на углу Сто шестнадцатой улицы и Лексингтон-авеню с коричневым бумажным пакетом. Я крикнул Хондо, который вёл машину:

– А вот и Сезар! Поехали, брат, пока он с уликами на руках.

Сезар ехал на велосипеде, и я надеялся, что это станет его последней поездкой.

– Приблизься как можно ближе к ублюдку, чтобы я ударил его дверцей, пока он едет, – сказал я Хондо.

Иларио ехал довольно быстро и обогнал нас на полквартала.

– Хондо, давай! Жми педаль до пола, брат.

Мы подъехали к дилеру. Он заметил нас и стал позванивать в свой звоночек, изображая невинность. Я опустил окно и сказал:

– Отличный велик, приятель.

– Спасибо, Бэтмен. Хорошего дня, – ответил он и отъехал, чтобы попытаться прорваться между двумя припаркованными автомобилями. Хондо ехал прямо за ним. Я открыл дверь и врезал ею в заднее колесо велосипеда. Дилер въехал в припаркованную машину. Сезар и ампулы с крэком оказались на земле.

Когда я подошёл к нему, он сунул правую руку в карман пальто, нащупывая там, я знал, либо нож-бабочку, либо автоматический пистолет двадцать пятого калибра.

– Я бы не стал, сынок: пущу пулю между глаз.

Он знал, что я не блефую. Он просто вскинул руки и сказал:

– Всё, Бэтмен, ты меня поймал.

Я надел на него наручники и обыскал. Изъял автоматический пистолет двадцать пятого калибра и восемьсот полных ампул с красными колпачками.

Арестовал я его за несколько лет до моего заключения. Сезар отказался идти в суд. Его приговорили к пяти годам заключения. Этот арест был у него вторым за тяжкое преступление.

Я лежал на койке, обдумывая план на случай, если видел действительно Сезара. Мне ничего не оставалось, кроме как атаковать его на обеде. Моё сердце колотилось, и я очень нервничал из-за перспективы получить удар заточкой или шрам на всё лицо. Осуждённым на длительное заключение нечего терять, они бы без проблем сделали и то, и другое. Их репутация в тюремном мире только возрастёт, окажись я со шрамом. Кроме того, это бы послужило мне предупреждением и показало, кто главный в тюрьме. На свободе мне давали преимущество жетон и табельное оружие, а ещё членство в крупнейшей «банде» Нью-Йорка из двадцати восьми тысяч мужчин и женщин в полицейской форме.

Меня выпустили из камеры, чтобы я помог подготовить столы к обеду. Я подошёл к стеклянной будке и сказал офицеру Галлену:

– Сэр, вполне возможно, что новый заключённый – парень, которого я арестовал пару лет назад.

– И что ты хочешь, Пит?

– Можете назвать его имя?

– Нет, не могу, Пит. Помни, что ты здесь под защитным надзором.

– Хорошо, но, если это он, мне придётся сделать кое-что, иначе у меня здесь будут проблемы.

– Слушай, пока просто не теряй самообладания. Я сообщу обо всём Торресу.

В пять часов вечера Торрес открыл камеры и прокричал:

– Время обеда. Собирайтесь, пора есть.

Я наблюдал за новеньким. Он вышел из камеры и начал спускаться по лестнице на первый этаж. Я его хорошо видел и начал было сжимать правый кулак, готовясь нанести удар в любую секунду. Но, к моему облегчению, парень только походил на Иларио, это был не он. Слава Тебе, Господи, за малые чудеса Твои! Новенький был мелким преступником, совершившим кражу со взломом. И, к моему удивлению, неплохим парнем. Чёрт, сколько бы было проблем, если бы это действительно оказался Сезар Иларио.

Глава 6

Перейти из полицейского в заключённого было для меня чрезвычайно мучительно. Морально – полнейший надлом. Физически я был в порядке. Самым сложным было сохранять разум чистым, а сердце и душу – сильными. Помню, как первые пару месяцев лежал на стальной койке. Сперва глядел в потолок, а затем переводил взгляд на дверь, на дверную ручку. Я представлял, как оборачиваю простыню вокруг шеи, завязывая узел потуже, чтобы как можно сильнее перекрыть кровоток к мозгу, затем привязываю другой конец простыни к дверной ручке и медленно соскальзываю на пол, чтобы повеситься. Несколько месяцев я хотел положить конец боли и позору, которые навлёк на семью. Каждую ночь я думал об этом, но всегда переключался на мысли об отце. Когда мне было одиннадцать месяцев, он покончил с собой. Мама решила, что защитит моего брата, сестру и меня от ужасной правды о нашем отце. Насколько понимаю, вся моя семья поклялась хранить обстоятельства его смерти в секрете, и всё ради того, чтобы защитить нас.

По матери я родом из сицилийских семей Вольпе и Валенте. По отцу наш род представляли врачи Трон и Дондеро. Сначала в Америку приехал мой дедушка, он был очень предан своему врачебному ремеслу. Даже в свои восемьдесят он всё ещё принимал пациентов в своём доме в Бронксе. Улицу, на которой он жил, позже назвали в его честь – «дорога Трона». Затем врачом стал мой дядя, брат отца. Наконец, отец тоже стал врачом, ортопедом. Во время учёбы в медицинской школе у него образовались камни в желчном пузыре, но он отказался их удалять. Дело было в конце последнего года его обучения, и он решил сперва его окончить и начал принимать обезболивающее.

В конце года ему присудили звание салютатора9. За такое достижение ему пришлось заплатить высокую цену. Он, пристрастившись к обезболивающему, стал функционально здоровым наркоманом. Он так и не лёг в больницу, чтобы удалить камни из желчного пузыря. Это было очень глупо с его стороны, потому что мой дед мог бы легко провести такую операцию. Отец решил продолжать пить обезболивающее, тем самым превратив мою жизнь в ад.

Я всем сердцем сочувствую матери, брату и сестре за муки, на которые отец их обрёк. Брат подробно рассказывал, как отец полностью отключался, сидя за кухонным столом. Мать, святая душа, пытаясь оправдать мужа в глазах моего брата, говорила: «Папа просто устал от работы». Однажды отец взял брата с собой в Бронкс, навестить наших бабушку и дедушку. Они переночевали, и на следующий день мой дядя Дикки, который был ростом под метр девяносто и весил почти сто десять килограммов, попытался отобрать у отца ключи от машины:

– Ронни, подожди немного, пока спиртное не выветрится. Я не хочу, чтобы ты пьяным вёл машину с моим племянником внутри.

Отец тогда не мог получить таблетки, и вместо них решил пить спиртное, пока не доберётся до следующей порции наркоты. Он пихнул моего дядю так, что тот упал.

– Дай мне чёртовы ключи, Дикки.

По пути к нашему дому на Лонг-Айленде он ехал по мосту Трогс-Нек-Бридж. Мой брат, которому тогда было около шести или семи лет, рассказывал:

– Пит, я помню, как сидел на заднем сиденье, глядя в окно, и видел искры, летящие с колпаков. Папа всё время вгонял машину в стену.

Отцу было плевать, что он подверг жизнь его собственного сына опасности. У брата есть одно воспоминание, которое не даёт ему покоя до сих пор. Отец настолько трясся от демерола, что даже не мог вводить его себе в руку. Тогда он показал брату, как нужно пользоваться шприцом.

Воспоминания брата ужасны, если не сказать больше. Нас с сестрой от них избавили. Мама рассказывала о прекрасном времени, которое они с отцом провели друг с другом, о любви, которую они разделяли, когда он был жив. Нам сказали, что он погиб в автокатастрофе. В глубине души понимаю, что нас просто хотели защитить. Мама – настоящая защитница нашей семьи. Когда отец покончил с собой, семья Тронов отреклась от нас, избавилась, как от мусора. Она продала всё медицинское оборудование отца вместе с его кабинетом и забрала всё до цента.

Даже представить не могу, какой груз несли брат и сестра, храня эту семейную тайну. Они узнали правду задолго до меня. Я часто гадал, сколько же раз они, смотря мне в глаза, хотели раскрыть тайну отца, но хранили обет молчания. Именно это и делает нормальная крепкая семья: защищает своих любой ценой. Я перенял потребность защищать слабых от матери, брата и сестры.

Когда я был молод, бабушка и дедушка Вольпе стали нам вторыми родителями. Дедушка правил семьёй железной рукой. Не важно, в чьём доме мы отмечали праздники, его слово оставалось последним. Для него это было законом страны, где он родился и вырос. Мои тёти и дяди стали главными в моей жизни. Я наблюдал, как хозяйки в семье Вольпе готовят обеды и пекут хлеб. От деда и дядей я узнавал ценности семьи и жизни вообще. Двоюродные братья стали родными. Честно говоря, не знаю семьи сильнее, чем Вольпе. Считаю, что в этом отношении мне невероятно повезло.

В те искушающие ночи в тюремной камере я слышал их голоса: «Живи, сражайся…» Проблемой была моя внутренняя, душевная борьба. Тёмная половина хотела выбраться из этой жалкой дыры, даже если это означало попасть прямо в ад, покончив с собой. Одно было бы хорошо, отправься я туда, – встретился бы лицом к лицу с отцом. В глубине душе я его ненавижу. Не за то, что он сделал со мной, а за то, что он сделал с матерью, братом и сестрой.

Хорошо, что мы избежали того адского кошмара, если бы отец был жив и продолжал сидеть на обезболивающем. Позже я не раз умолял Бога простить отцу его грехи и привести его на небеса. Никогда не смогу ему простить сделанное с семьёй, но я хотел бы, чтобы мать наконец обрела покой. Когда встречу отца – не важно, в раю или в аду – он ответит за все грехи против моих близких!

Хорошая сторона моей души всегда будет сильнее только потому, что я никогда больше не заставлю мать, брата, сестру или всю семью Вольпе снова пройти через такой мрак. Смерть отца тяжело переживала вся семья. Кроме того, в моём сердце всегда оставалось место для моих троих детей, к которым я должен был вернуться домой.

Через пару месяцев, пока я сидел в тюрьме в нижней части штата, я наконец совладал с эмоциональными всплесками. Решил, что ни за что не уйду из жизни по-плохому. Если мне и суждено умереть в тюрьме, то только из-за драки или болезни, но никак не из-за самоубийства. Я должен был оставаться сильным и душой, и телом.

Могу сказать одно: когда вы в клетке подобно животному, ваш разум играет с вами злую шутку. Он всегда проверяет ваш дух на жизнеспособность. Он захватывает его и пытается высосать всю оставшуюся в вас жизнь. Я решил, что должен вернуть веру в искусство медитации через практику дзен. Каждый день я как можно дольше стоял на коленях, освобождая разум. Затем я представлял мир, в котором хотел бы оказаться после того, как меня выпустят. Я научился игнорировать боль, которую причинял коленям твёрдый пол в камере. Для меня тогда ничто не имело значения, кроме как вернуться домой, чтобы защитить своих детей от зла этого мира. Они заслужили, чтобы их отец был рядом. Единственное, что меня останавливало, – я сам. Я бы никогда не поступил с ними так, как мой отец поступил со мной и моей семьёй.

В камере я обнаружил, что разговариваю с воздухом, будто моя душа вышла из тела. Давал ей команды и инструкции, как выжить в тюрьме, даже логически всё обосновывал. Находясь в заключении, я научился спать с одним открытым глазом. Никакого крепкого сна, только лёгкая дремота. Я всегда был готов к неожиданному нападению любого, кто попытается меня убить. Я не оставил себе никакого права на ошибку. Только сильные выживают, а слабые становятся жертвами жестоких заключённых. Никогда не стану их добычей. Если придётся, умру, но сражаясь.

Тюремное заключение показало мне силу слова. Я должен благодарить за такой урок АТО – Федеральное бюро по алкоголю, табаку и огнестрельному оружию. Работая там следователем, я научился правильно допрашивать членов самых опасных наркокартелей Нью-Йорка. Оказавшись в тюрьме, я использовал эти знания, чтобы сохранить жизнь, то есть поддерживал хорошие отношения с теми, кого в другой жизни преследовал и арестовывал. Коммуникативные навыки оказались самым мощным оружием в моём тюремном арсенале.

Глава 7

Когда я предстал перед судьёй Алленом для вынесения приговора, я не смотрел в пол. Внутренний голос твердил: «Не позволяй ему взять над тобой верх, смотри ему прямо в глаза. Ты знаешь, что невиновен. Не позволяй этому сукиному сыну лишить тебя твоей гордости и достоинства». В глазах судьи горел огонь. Он полностью контролировал мою жизнь и собирался заставить меня заплатить за оскорбление его интеллекта (из-за писем насчёт меня, которые мои друзья и семья написали в суд).

Аллен даже повысил голос, со злостью выговаривая слова моего приговора:

– Подсудимый признан виновным на судебном процессе, проведённом с привлечением гражданских лиц, не являющихся профессиональными судьями. Сэр, вы приговорены к тюремному заключению на срок от полутора до четырёх лет. Вас переведут в тюрьму среднего режима.

Я слышу его слова каждый день, и ярость моя не утихает. Храню их глубоко в душе, как и чувства к отцу. В жизни я научился многое отпускать, но только не это. Оба случая нанесли непоправимый ущерб моей семье, за что не будет ни отрицания, ни прощения.

Когда люди смотрят телепередачи о тюрьме, им показывают, что́ она собой представляет, – многим такое интересно. Но там лишь выдуманные персонажи, которых играют актёры. И всё, что там показывается, – сплошная чушь. Когда прохожие видят тюремный забор, им, как правило, любопытно: что и кто скрывается за мощными, хорошо охраняемыми стенами? что сделали находящиеся за ними люди, чтобы попасть туда? За стенами любого пенитенциарного учреждения другой мир. Я бы не пожелал такого адского кошмара даже злейшему врагу.

Правда в том, что я был копом, который надевал на плохих парней наручники. В жизни не было ощущения лучше, чем то, когда я наблюдал, как прекращается сделка с наркотиками. Сидя на крыше и с высоты смотря на наркоторговцев, ведущих бизнес, я испытывал эйфорию, поскольку знал, что через пару минут их арестую, причём любыми средствами.

Полагаю, примерно то же самое чувствовали представители отдела внутренних дел и судья Аллен, когда на меня надевали наручники. Они питались за счёт того, что сажали в тюрьму копов. Полицейские из внутренних дел устраивались сюда только по двум причинам. Во-первых, когда их самих уличали в чём-то незаконном, то они сдавали других полицейских, которые, как они знали, участвовали в коррупционных схемах, и бросали их на произвол судьбы. Вторая причина в том, что работа в отделе внутренних дел – самый быстрый способ продвинуться по службе, особенно для тех офицеров, которые стоят в списках на повышение. Там он или она учится «сжигать» копов, составляя на них доносы. Подготовка таких доносов становится для них второй натурой. Что касается судьи Аллена и судьи Эндрюса, которые занимались моими слушаниями и апелляцией, второй натурой для них было нарушение судебных правил и закона.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Остров-тюрьма Райкерс – — крупнейшее в мире исправительное заведение. На территории острова расположены 10 тюрем. Комплекс планируют закрыть в 2026 году. – Прим. пер.

2

Часовая позиция – определение относительного расположения объекта. Представьте себя в центре циферблата – шесть часов окажется у вас за спиной. – Прим. пер.

3

Носильщик (англ.).

4

Восьмая поправка к Биллю о правах даёт осуждённому шанс, что «наказания за преступления не будут чрезмерными, жестокими или необычными». – Прим. пер.

5

Регулярный выходной день. – Прим. пер.

6

Крупные пробирки с крэком, иногда с примесью марихуаны. – Прим. авт.

7

Так называются нелегальные такси в Нью-Йорке. – Прим. пер.

8

См. в первой книге «Конец пути». – Прим. пер.

9

Академическое звание, которое присваивается выпускнику, занявшему в классе второе место по определённой дисциплине. – Прим. пер.