Бытие и безумие [и драконы]

I.I.22. Безумие и миры – 1

Мы живем во множественной Вселенной – со множеством миров. Некоторые из них – совсем рядом, на расстоянии ладони, некоторые – довольно далеко. Все они отделены друг от друга тонкими, но прочными и эластичными перепонками, и переход из одного мира в другой достаточно сложен и может вызывать сильную боль в голове и теле.

Одни миры существовали еще до нашего рождения, и нас забрасывает в них почти случайно, другие возникли одновременно с нашим рождением, третьи образовались как реакция нашей психики на неприемлемость для нас «имеющегося» мира в моменты знаковых переломов, четвертые появились в результате нашего обычного выбора (который раскалывает мир на несколько Вселенных в соответствии с представленной альтернативой; тогда те миры, что мы не выбрали, продолжают жить своей жизнью, и чувствительные люди могут сохранить с ними связь). Соприкосновение или попытка соединения двух и более миров вызывают настоящий ужас – они должны существовать отдельно и параллельно; тогда с этим еще можно как-то примириться.

I.I.23. Безумие и безумцы

Те, кого охватывает безумие, не всегда являются безумцами.

И не все безумцы являются протагонистами [см. «Безумие и протагонисты»] или Чрезвычайными и Полномочными Послами безумия, – иногда они ходят на вторых ролях или даже появляются один-единственный раз, чтобы принести чаю, яду или эликсира нежности.

Тем не менее связь безумия и безумцев статистически достоверна, и мы можем во многих случаях определять безумцев как носителей безумия. Тогда можно считать, что безумие через них говорит, предъявляет себя миру, обретает плоть и кровь, получает руки и ноги, сгущается в их телах.

Но безумцы, как и другие люди, весьма хрупки и недолговечны. А безумие пытается найти долгосрочное материальное воплощение, и потому велика вероятность, что рано или поздно безумие проникнет в компьютеры, цифровые системы и искусственный интеллект. Там оно сможет распространяться и развиваться в полную силу, рождая новые виды и формы безумцев.

I.I.24. Безумие и диссоциации

В нас живет немало разных личностей – весьма полноценных и сформированных персон, слегка недоношенных субличностей, странных и порой пугающих диссоциированных личностей. К этому сложно привыкнуть, и это тяжело контролировать.

Кто мы такие, что в нас смогли поселиться столь многие? Чем мы заслужили такое? Или – за что наказаны?

Все, что живет в нас, является нами и только нами, является не совсем нами и является совсем не нами – одновременно.

Это вовсе не то, что живет в пруду. Это вовсе не Енот или Наркисс, это не отражения и не проекция.

В нас живут странные личности и существа, для которых время течет по-разному (для кого-то оно вообще застыло), пространство устроено по-разному, энергия преобразуется по-разному. Некоторые из них вообще умерли, но продолжают существовать и обращаться к нам. Некоторые еще не родились, но уже подают свой голос. А некоторые – попросту невозможны.

I.I.S-1.24/25. Маг-1 [Суб-личности – I/01]

(1)

Маг оказался в коконе, который изолирует его со всех сторон. Он тот, для кого важны символы и указатели, кто способен читать тайные знаки и разговаривать со Вселенной. Сейчас он заключен в «Шар безумия», и этот Шар полностью лишает его всех магических свойств, сквозь него невозможно пробиться. Этот Шар присутствует во всех мирах, доступных Магу, от него невозможно отделаться, и это вызывает отчаяние.

Возможно, он лишен не магии, а зрения: быть может, он просто ослеп и неспособен видеть.

Маг присутствует в разных мирах и личностях. Он – соцветие, а не одно растение. Он тот, кто потенциально способен менять внешний мир. Но сейчас это невозможно.

В настоящий момент у него нет никакой надежды выйти из Шара. Он его пленник.

(2)

Он пока безоружен. Его магия бессильна. Он потерял веру в себя. Его позы и движения говорят о глубокой подавленности и страхе новых неудач. Он ждет какого-то сигнала, знака, слова, чтобы продолжить попытки как-то справиться с Шаром. Но до него не доходят даже Голоса.

(3)

Иногда ему кажется, что сквозь толщу стенок Шара пробиваются какие-то лучи извне. В голове появляется предчувствие Голоса, но сам Голос так и не слышен. Маг совершенно один в своей маленькой Вселенной. Нет никого, кто способен хотя бы понять, не то что разделить, это космическое одиночество. Иногда он чувствует себя монстром, опасным для людей, который должен быть наказан пребыванием в этом безумном Шаре.

I.I.25. Безумие и норма

Мы не знаем, что такое «норма». У нее слишком много определений, и является она в слишком многих обличьях.

Она создает границы [см. «Безумие и границы»], которые должны обеспечивать безопасность, и они же являются инструментом насилия и принуждения.

Норма претендует на универсальность, при этом она всегда локальна. И чем сильнее она ощущает себя локальной и особенной, тем больше она претендует на абсолютность и всеобщность.

Норма ревнива, завистлива и мстительна. Она не прощает даже попыток вступить в отношения с не-нормой. Она вооружена микроскопом и мачете, она способна на вивисекцию [см. «Безумие и таракан»] и геноцид.

И она же оберегает нас от прорыва в наши вселенные хаотического безумия [см. «Безумие и Хаос»], который обладает силой титанов, низвергнутых в пропасть.

Ее нельзя не любить – до потери собственного разума – и ее нельзя не ненавидеть – до стиснутых в судороге кулаков.

Норма правит миром, загоняя безумие в чулан с пауками [см. «Безумие и чулан»].

I.I.26. Безумие и стена

Безумие видит стену там, где ее нет, и не видит стены там, где она есть. Это та самая стена, возле которой стоял полковник в ожидании расстрела. И это та же стена, что отделяет привычный мир от Штормхолда. Это стена, которую обычно призывают разрушить в решительных героических песнях. Она же играет роль изгороди, «по ту сторону» которой начинается Иное. Это та стена, которая ограждает город от внешнего мира, и она же разделяет его на враждующие части. И это – стена, на которой висит ружье [см. «Безумие и ружье»].

Безумие не помогает проходить сквозь стену, но может помочь просочиться сквозь нее, отчасти следуя принципам квантовой теории. Для этого нужно прежде всего отказаться: от цели, от веры в себя, от «незамечания» препятствий. Нужно увидеть атомы стены, закрепленные в пустоте, и больше не видеть ничего.

Самые крепкие стены – воображаемые.

I.I.27. Безумие и эпохи – 1

Начать нужно с маятника, доказывающего вращение земли, на котором раскачивался Мишель Фуко, пока не был изгнан из музея [см. «Безумие и маятник»]. Тогда он задумал описать историю безумия в классическую эпоху, а заодно – и в другие. Точнее – «историческое рассмотрение безумия в его становлении – в неразрывной связи с социальным и научным дискурсом эпохи».

Его интересовала прежде всего история отчуждения безумия, – «какие уравновешивающие друг друга операции образуют его как целое, из каких социальных далей являются люди, вместе удаляющиеся в ссылку и гонимые одним и тем же ритуалом сегрегации, наконец, каков был опыт самосознания человека [в разные эпохи], когда он обнаружил, что некоторые привычнейшие его черты становятся для него чужими, утрачивают сходство с узнаваемым им самим образом самого себя».

Сперва Фуко хотел назвать книгу «Иное безумие», подчеркнув перекличку с цитатой Паскаля: «Люди неизбежно столь безумны, что было бы безумием впасть в иное безумие – не быть безумным».

При этом Фуко признает существование психических расстройств «как объективной реальности, существующей до возникновения любого научного дискурса»; а формы безумия определяет «дискурсом, в рамках которого они существуют и который различается от эпохи к эпохе».

Он считает, что «медицинский дискурс о безумии является продуктом практики изоляции» и что «положение вещей, когда безумие полностью узурпировала медицина, существовало не всегда».

А еще – что понятие «нормы» и «нормального человека» в психиатрическом смысле слова – лишь мыслительный конструкт, сущность и место которого становятся ясны только в контексте социального и культурного развития».

Отношение к самому Мишелю Фуко и его книге тоже менялось в разные эпохи, и поначалу это текст вызвал ужас [см. «Безумие и ужас»].

I.I.S-2.27/28. Садовник [Суб-личности – 1]

(1)

Это мужчина лет 60 или старше. Очень внушительный. В смешной шляпе. Он работает в огромном саду.

Он говорит:

– Ты не знал обо мне.

О том, что я есть. И всегда был.

Я существую, и многое знаю о тебе.

Я еще вернусь, когда придет время, и мы сможем поговорить.

(2)

Он стоит, выпрямившись во весь свой огромный рост. В левой руке у него садовый инструмент. Его глаза смотрят вдаль.

Он говорит:

– Еще не пришло время. Ты слишком торопишься. Когда солнце изменится, я покажу тебе сад.

Он умолкает. Но губы продолжают шевелиться. В правой руке – веточка клена.

(3)

Он говорит:

– Я знаю других, что живут в тебе. Некоторые из них не знают даже о моем существовании. Многие из них испуганы.

Он снова молчит. Сильный порыв ветра. Он замирает и становится недвижим. Мне неспокойно.

I.I.28. Безумие и структура

Любое безумие разрушает любую структуру, и в то же время любое безумие может – на данный момент времени – быть описано некой структурой, которая изменится непредсказуемым образом уже в следующий момент.

Такова и эта книга. Тот, кто решится взять ее в руки во второй раз, обнаружит, что ее структура за это время изменилась, и не сможет найти многих глав, которые были в первый раз, и наткнется на совершенно новые главы, которых сначала не было.

Мы не будем здесь делать ссылки ни на структурализм, ни на постструктурализм (опытный читатель сам проделает всю эту работу), но в то же время не можем не упомянуть мета-структурализм, о котором писала в своей нашумевшей книге «Мета-структурализм и анализ одной деструктивности» Сара Экслер.

Структура пытается прорваться к нам сквозь любое безумие, а безумие старается прорасти сквозь любую структуру. Структура никогда не полна, ее всегда дополняет, как минимум, Ничто [см. «Безумие и Ничто»], а безумие всегда оставляет место для избыточных структур [см. «Безумие и избыточность»], и здесь возникает Нечто [см. «Безумие и Нечто»].

I.I.29. Безумие и философия – 1

Здесь мы не будем писать про «философию безумия» – об этом написаны уже сотни книг [см., например, «Безумие и эпохи»], равно как и о «безумной философии» (термин предложен Катериной Шмидт). Речь пойдет о более привычной, «обычной» философии.

Один философ говорил мне примерно следующее.

С одной стороны, если взять «классическую философию», то она основывается прежде всего на строгой логике (которая, быть может, не исключает полностью безумия). Впрочем, иногда за такой строгой философией стоит вовсе не смысл, а пустота, даже – опустошенность (что, естественно, нельзя назвать безумием). Философия основывается на системе доказательств, но и тут порой прорывается безумие.

С другой стороны, есть неклассическая философия, например, «философия жизни», и тот же Ницше был одержим безумием. Умный человек идет по проторенным путям, а безумец открывает новые дороги.

Таков в естествознании Эйнштейн, который прорвал плотину (но это не имеет отношения к Плотину) привычного. Циолковский, который взлетел, вышел на вторую космическую и покинул орбиту Земли. Таков Лобачевский.

Уже Шопенгауэр (который иногда применяется как лекарство) совершил прорыв, уход от рациональности: «Все, что существует, – неразумно. И разум вторичен по отношению к воле, воле к жизни».

Кьеркегор своим полубезумием вызвал страх и трепет, вышел за пределы разума и позвал нас с собой.

I.I.30. Безумие и корабли – 1

Любой корабль – это всегда и Корабль Героев и Корабль Дураков.

Тот, кто пишет эту главу, пытается увидеть всю книгу целиком. Это ему удается с трудом. Другие зовут его Навигатор. Он умеет строить корабли, поэтому хочет, чтобы эта глава отражала целостность всей книги.

В соответствии с Законом Лема: «Вынырнув из конфигурационного пространства в реальное, дракон выглядит словно множество драконов, хотя в сущности они – единое целое, подобно пяти внешне совершенно независимым друг от друга пальцам руки, показавшимся из воды», – это закон единства и множественности [см. «Безумие и множественность»] драконов. Согласно Закону Лема – Словика, все корабли, появившиеся в реальном пространстве, – это один и тот же корабль.

Эта книга – большой корабль, внутри которого есть эта глава, тоже являющаяся небольшим кораблем, которая содержит в себе, в свою очередь, весь корабль, внутри которого спрятан еще один корабль, и так далее.

Эта глава и ее продолжения отсылают ко всем кораблям, которые могут появиться в реальном [см. «Безумие и реальность»] пространстве. Это – в одно и то же время – и Корабль-призрак и «Аполлон», и все остальные главы играют роль команды и пассажиров, а капитан – всегда улыбается, даже если ему невыносимо тоскливо и безумно хочется плакать и погубить и себя, и корабль. Навигатор же находится и на корабле, и вне его, наблюдая за безумным плаванием и пытаясь делать заметки в судовой журнал.

I.I.S-3.30/31. Потерянный Ребенок [Суб-личности – 2]

(1)

Это ребенок лет пяти-шести. Сперва мне показалось, что это мальчик, просто с длинными волосами. Потом – что это девочка. Только позже я понял, что это и мальчик и девочка одновременно.

Она/он сказал (–а):

– Ты не хочешь нас признать.

Ты нас боишься.

Ты пытаешься делать вид, что нас нет.

Ты пытаешься жить так, чтобы нас почти не замечать, но у тебя не получится.

Мы не менее настоящие, чем то, что ты считаешь «собой».

Я чувствовал одновременно страх и – в то же самое время – жалость и нежность к этому Ребенку. Его запах казался мне очень знакомым.

(2)

Когда она/он пришел (–шла) во второй раз, я спросил:

– Кого еще ты знаешь их тех, о ком говорил в прошлый раз?

– Я не знаю почти никого, но знаю, что они есть. Они бывают в моей комнате, когда меня там нет. Они трогают мои вещи и игрушки, и я нахожу предметы на других местах. Я хочу с кем-нибудь из них познакомиться, но боюсь, что она или он будут опасны. Поэтому, когда я в комнате, я закрываю дверь на крючок.

(3)

В третий раз она/он испугался (–ась) и не стал(–а) со мной говорить.

I.I.31. Безумие и сущее

Безумие – это сущее, которое отказывается от поиска смысла самого себя. Оно избегает самораскрытия и ради этого готово применять самые изощренные приемы и инструменты.

Безумие смотрится в воду, но видит все что угодно, кроме себя. Здесь ситуация противоположна положению Нарцисса. Безумие не может увидеть себя без посторонней помощи. Оно окружено сущим и тонет в нем. Нужен кто-то, раздвигающий занавеси сущего, чтобы дать безумию взглянуть на себя. Этот «кто-то» прячется за сущим, но выглядывает с большим любопытством, каждый раз – разный, каждый раз – не похожий на того, кого мы себе представляем, каждый раз – отдельный от сущего.

I.I.32. Безумие и проект

Безумие не в состоянии выстроить проект, обращенный в будущее. Оно выбрасывает из себя множество квази-проектов, но ни один не способен к конструктивному самоосуществлению. Все они слишком похожи, чтобы можно было выбрать один-единственный и развернуть его в особый процесс. И все они слишком разные, чтобы из них можно было составить хоть что-то целое.

Некоторые из них спонтанно наполняются энергией, но не растут «вперед», в будущее, а только – вбок, иногда даже назад, в прошлое. Некоторые теряют энергию и повисают в безвременье, как сдувшиеся воздушные шары.

Что-то, возможно, возникает в трещинах безумия, но доступ туда непрост – нужен особый пароль. Без него мы даже не увидим проекты, рожденные там.

I.I.33. Безумие и красный

Безумие толкает меня взять красную краску. И покрасить ею все вокруг – в том числе себя. Я теперь красный. «Имя мне – Красный». Красные руки боятся прикоснуться к красному лбу, а красные ноги неловко ступают на красный пол. Красный стол зовет меня сесть за него. И я сажусь. И беру красную бумагу. И пишу по ней красными чернилами. Красные слова исчезают на красной поверхности, красные предложения рождаются в красной голове. Так возникает «Красная книга».

На красной стене висит «Красный квадрат». Красная дверь ведет в красную пустоту. В красном шкафу прячется красный смех. И у меня осталось еще немного красной краски – для тебя.

I.I.34. Безумие и имена

У безумия много имен. На некоторые оно откликается сразу, на некоторые – не откликается никогда.

Безумие само нарекает миры и обитающие в них сущности множеством имен. Имена могут выстраиваться в длинную очередь и терпеливо ждать своего часа.

Имена проникают повсюду, и, если их становится слишком много, они начинают собираться в массивные объекты, обладающие силой гравитации.

Лучше всего имена просачиваются через почву и асфальт, хуже всего – через живых котов и ящериц.

Гирлянды имен можно вешать на елку в канун Нового года. Правда, они могут помешать праздничному настроению.

I.I.35. Безумие и собаки

Безумие связано с собаками. Безумный Сократ (Диоген) называл себя Собака Диоген. Так развивалась философская школа киников («собачников»).

Собаки хорошо чувствуют запах безумия. Это проверено массой мысленных экспериментов.

При этом собаки реагируют на безумие именно как собаки.

Безумие порой лает, но не кусает, а порой – кусает, но не лает. Оно часто вертится на одном месте, пытаясь схватить себя за хвост.

Безумие позволяет еще при жизни встретиться с Анубисом и задать ему три вопроса.

Собаки пока не умеют разговаривать. Только одна, охваченная безумием, освоила человеческий язык – Муму – и за это была приговорена к смертной казни совершенно не безумным судом присяжных.

I.I.36. Безумие и подобие

Есть виды безумия, подобные друг другу. Носители подобного безумия – через него – оказываются в некой постоянной связи – сквозь пространство и время. Таким образом, общее/подобное безумие оказывается связующим звеном с другими (существовавшими, существующими или теми, что будут существовать), проявляя в них родство, сходство и подобие. Эта близость часто сильнее кровных связей, моральных принципов или интеллектуальных концепций. Это сходство завораживает и позволяет создавать резервуары для общих мыслей и чувств. Подобные безумия способны соединять – сквозь столетия и тысячи миль – крепче, чем узы любви и дружбы.

I.I.37. Безумие и миф – 1

Бытие человеческое не может непосредственно соприкасаться с бытием этого мира. Поэтому людям необходим Миф, который обволакивает человеческое бытие. Именно через Миф можно без тяжелых последствий войти в соприкосновение с бытием мира и остаться «в своем уме».

Безумие же расщепляет этот Миф, создает в нем трещины и лакуны. А потому у безумцев их бытие местами не защищено Мифом, оно оголено, как электрический провод, лишенный изоляции. Столкновение же с бытием мира порождает потоки энергий и явлений, и вместо безопасного Мифа на стыках возникают участки, полные боли, страха и непредсказуемых новообразований. А расщепленный Миф не может срастись и создать среду, через которую происходит столь ужасное соприкосновение с миром.

I.I.38. Безумие и трансцендентность

Безумие трансцендентно самому себе. Оно всегда лежит одновременно в некоем мире и – по ту сторону его. Оно само воздвигает непроходимую границу между «этой» и «той» стороной и тут же преодолевает ее.

В этом безумие роднится с человеческим бытием [см. «Безумие и Бытие»], которое всегда выдвинуто в Ничто [см. «Безумие и Ничто»] и которое трансцендирует по отношению к сущему [см. «Бытие и сущее»]. При этом в каждом отдельном акте трансценденции, когда безумие делит границей само себя на потустороннее и посюстороннее, это разделение уникально. В каждом новом подобном акте граница проходит в ином месте. Поэтому каждое присутствие безумия в каком-либо мире одновременно и достоверно, и неуловимо. Попытка же зафиксировать границу «внутри» безумия настолько безумна, что разговор о ней становится логически некорректным.

I.I.39. Безумие и Ничто

Следуя классической метафизике, безумие более всего тянется к Ничто. И «нормальный» разум так или иначе связывает Ничто с отрицанием, то для безумия Ничто есть позитивное утверждение.

Одним из предвестников появления Ничто является ужас [см. «Безумие и ужас»], который всегда так или иначе связан с безумной тайной [см. «Безумие и тайна»]. Но для нас важно, что Ничто не может быть определено как не-сущее [см. «Безумие и сущее»], более того, сама попытка определения Ничто как «чего-то» (Нечто) уже содержит недопустимое. И если человеческое бытие всегда выдвинуто в Ничто, то Ничто становится основанием для всякого опыта обретения знания, особенно – знания о безумии. Ничто обретается в ничтожении, и этот процесс позволяет прикоснуться к обратной стороне сущего. И если Ничто входит во взаимодействие с безумием, то часть безумия тоже подвергается ничтожению и в это мгновение обретает отдельное бытие.

I.I.40. Безумие и Нечто

Нечто – это то, что дано безумию всегда в искривленной форме. Нечто вторгается в «безумное сознание» и там подвергается изменению вплоть до нарушения состава сущего, из которого оно состоит [см. «Безумие и сущее»].

Нечто не является простой противоположностью Ничто [см. «Безумие и Ничто»], но может быть помыслено только одновременно с Ничто, даже если мы делаем вид, что о Ничто не думаем вовсе. Даже если мы уверены, что вообще не думаем. Даже если нам кажется, что безумие мешает нам думать в принципе.

Может ли Нечто быть дано «не-безумному сознанию» в неискаженной форме – вот вопрос, который стоило бы задать безумию, если бы оно вообще отвечало на подобные вопросы.

А у разума – спросить, как он готов определить Нечто для дальнейшего рассмотрения.

I.I.41. Безумие и Бог-знает-что

Безумие, как и «нормальный разум», бессильно проникнуть в Бог-знает-что в силу того, что это зона исключительной компетенции Бога, принципиально недоступная никому иному. Безумие способно лишь почувствовать легкий огненный ветер, исходящий от Бог-знает-что.

Разум, если даже просто упоминает о существовании Бог-знает-чего, уже совершает святотатство. Безумие, упоминающее о нем, подлежит амнистии, потому что оно не в силах определить, упоминает ли оно вообще о чем-то, происходит ли само действие «упоминания».

Впрочем, мы настолько несведущи в теологии и так боимся оскорбить чьи-нибудь религиозные чувства, что извиняемся за сам факт написания этой главы и смиренно умолкаем.

I.I.42. Безумие и психология

Так говорил мне один замечательный психолог.

С точки зрения многих психологов, «безумие» – вообще не категория; совершенно непонятно, о чем идет речь.

Есть психологи, которые работают с людьми с ментальными расстройствами, с нейроособенностями, делая их жизнь более качественной. Есть психологи, работающие с людьми с тяжелыми аддикциями (в том числе трудоголиками). Есть психологи, успешно работающие с людьми с психиатрическими диагнозами. В этом случае «психология» функционирует в сферах, не захваченных «чистой психиатрией». Арнольд Минделл, автор метода «процессуальной работы», сидя в огне, имел дело с людьми в тяжелых психических состояниях.