bannerbanner
Не бойся тишины. Грани любви
Не бойся тишины. Грани любви

Полная версия

Не бойся тишины. Грани любви

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

– Приворожила… – прошептала служанка и захлопала бледно-голубыми глазами с белесыми ресничками.

– Не верю я в ворожбу всякую.

– А вот и зря, – Агнешка отпустила руку Якова и пригладила цветастый передник. – Цыгане могут всякое.

– Я думаю, что это предрассудки.

– Вам виднее, Яков Михалыч, вы человек умный, начитанный, – служанка снова поправила на голове платок, засунула под него выбившиеся белокурые с небольшой проседью пряди и вздохнула.

Они замолчали. В конюшне заржали лошади.

– Может, им предложить выкуп? – встрепенулась Агнешка.

– Не знаю… – промямлил барин.

– Да-ааа, – протянула Агнешка и понурилась. Она сцепила свои пальцы, покачала головой и сказала, – цыгане они такие, к ним на козе не подъедешь. Они только за своих замуж выдают, чужих не любят.

Яков отложил книгу, оторвал длинную травинку и прикусил.

– Что делать-то? – спросил он, пожевывая зеленый кончик.

– Ох, Яков Михалыч, лучше бы ты с ними не связывался. Гордый это народ, опасный, как бы чего худого не вышло! – озабоченно проговорила Агнешка.

– Выкуп, – задумчиво повторил Яков.

– Надо предложить, – оживилась Агнешка. – Они деньги любят.

Яков усмехнулся.

– Пожалуй.

– Попробуй, но только так, с уважением, – деловито продолжала служанка.

– Подумаю, как это сделать, – промолвил Яков, – эх, увидеть бы ее еще разок…

Агнешка что-то озабоченно пробормотала себе под нос, извинилась: «Прости барин, надо скотинку кормить», – и пошла в сарай.

С этого дня Яков стал постоянно прогуливаться то пешим, то на лошади рядом с местом, где стоял табор. Пару раз он чуть не столкнулся с Тобаром. Сын Михея часто ходил с двумя молодыми цыганами в сторону деревни и обратно. Яков всегда был начеку и быстро прятался, чтобы его не заметили. Через несколько дней терпение Якова было вознаграждено. Он встретил Раду, когда она собирала грибы на лесной полянке.

– Здравствуй! – обрадовался барин, спешился, взял лошадь под уздцы и застыл на месте, боясь сделать неверное движение, чтобы девушка не убежала.

– Здравствуй, барин, – Рада поставила плетеную корзинку с грибами на траву, поднялась, улыбнулась, и приветливо посмотрела на него бархатными глазами.

– Я так рад тебя видеть! – не удержался Яков и сделал шаг навстречу девушке.

– Отчего же? – цыганка весело прищурилась.

– Снишься ты мне, – смутился Яков, – вижу твои черные глаза перед собою. Моя служанка говорит, что ты меня приворожила…

Рада тихо засмеялась.

– Я такими вещами не занимаюсь…

– Это хорошо, – расплылся в улыбке Яков, – то есть, я хотел сказать, – спохватился он, – что я не верю во всякую ворожбу, колдовство, предсказания и всякое такое.

– А во что веришь?

– В Бога верую.

– А я в любовь верю.

– Конечно, любовь – это и есть Бог!

– Странно ты говоришь, барин.

– Пожалуйста, называй меня Яковом.

Рада улыбнулась и присела рядом со своей корзинкой.

– Можно мне тоже здесь расположиться? – вежливо спросил Яков.

Рада кивнула и сделала жест рукой.

– Полянка для всех, садись.

Яков привязал лошадь к березке и присел рядом с девушкой. Он расспрашивал ее о кочевой жизни, о цыганских нравах и обычаях. Рада рассказывала с удовольствием, казалось, что раньше никто и никогда ее не спрашивал и не слушал так внимательно.

– Тебя не хватятся? – встревоженно спросил Яков через некоторое время.

– Кому я нужна? – грустно хмыкнула Рада.

– Мне показалось, что Михей о тебе заботится…

– Только на словах, – махнула рукой Рада. – Обуза я ему. Все хочет меня замуж выдать.

– А ты что?

– Я за цыгана не пойду, – она тряхнула своей хорошенькой головкой. На ее косынке брякнули монетки.

Вдалеке послышались мужские голоса.

– Это наши возвращаются, – заволновалась цыганка. – Пойду я.

Якову очень не хотелось ее отпускать, но Рада решительно подхватила свою корзинку и встала. Они условились встретиться на следующий день в это же время на полянке, и цыганка убежала. Яков еще долго сидел, блаженно закрыв глаза, и благодарил Бога за эту встречу.

Они встречались каждый день. Рада придумывала себе дела, которые они выполняли с Яковом вместе. Собирали хворост, ловили ежиков, ставили силки на зайцев, делали ловушки для птиц. Рада никогда не возвращалась в табор с пустыми руками, и ее частое отсутствие воспринималось в таборе спокойно.

Заворачивая в плотный кусок ткани очередного ежика, Яков спросил:

– А зачем тебе ежики?

– Мы их едим, – просто ответила Рада.

Яков удивленно посмотрел на цыганку.

– Ежика надо обмазать толстым слоем глины. Сначала ее надо хорошенечко размять. Потом кладем в огонь, поворачиваем время от времени. Когда глина станет сухой и твердой, вынимаем из огня и кладем на травку, чтоб остыл. Затем нужно отбить глину, она отлипает вместе с иголками и все готово.

– Надо же, не знал, что ежиков можно есть…

Рада хихикнула.

Яков помолчал и тихо проговорил:

– Ты как-то сказала, что за цыгана замуж не пойдешь…

– Не пойду. У нас женщины, особенно молодые, в небольшом почете. Мужчины главные. Девушек никто не слушает, как будто нас нет. Словно мы не люди, а лошади или собаки! Лошадей и то в таборе больше почитают! Это несправедливо! Я же не нарочно родилась женщиной! Юбкой мужчину заденешь – уже виновата! На улице перед мужчиной не должна проходить, надо обойти его со спины. Едят женщины отдельно от мужчин, даже одежду мужскую надо стирать отдельно от женской. А если вдовой останешься, второй раз замуж нельзя, и за чужака выйти – это страшный позор и унижение для всего табора, да много чего еще…

– А ты бы хотела жить не в таборе, а, скажем, в доме?

– Не кочевать?

– Ну, да… – Яков внимательно посмотрел на девушку.

Рада подняла на мужчину свои черные глаза, и он утонул в распахнутом темном бархате.

Пронесся ветерок. Кое-где уже пожелтевшие листья зашептались с еще зелеными соседями.

– Не знаю, – озадаченно произнесла Рада.

Яков улыбнулся, взял девушку за руку и поцеловал ладошку.

– Сегодня вечером приду к вам в табор, за тобой…

– Нет! – испугалась Рада. – Нельзя!

– Почему? – искренне удивился Яков.

– У нас так не принято! Я должна жить в таборе. Иначе проклянут и тебя, и меня!

– Проклятий я не боюсь! – с вызовом выпалил Яков, вскинув голову.

Рада грустно покачала головой.

– Не надо приходить… – она взяла ежика, сунула в корзинку, быстро встала и пошла в сторону озера.

С трудом дождавшись сумерек, Яков взял из отцовского погребка несколько бутылок вина, связал их, приладил к седлу. Уложил в охотничью сумку деньги, вскочил на гнедого коня и поскакал к озеру. Подъехав к месту, где расположился табор, Яков остановился в тени деревьев и осмотрелся. У костра сидел Михей, его сын и Рада. Остальных цыган не было видно. Михей что-то недовольно говорил девушке по-цыгански. Она молчала, опустив глаза. Тобар переворачивал ветки в костре длинной палкой.

– Здравствуй, Михей, здравствуй, Тобар, здравствуй, Рада, – Яков выехал из тени, спешился и, слегка наклонив голову, прижал руку к груди.

– Не звали тебя, гаджо. Зачем пришел? – Михей тяжело поднялся и враждебно уставился на Якова. Рада стремительно убежала к кибитке, залезла внутрь и задернула пеструю занавесь. Михей проводил ее недовольным взглядом и исподлобья посмотрел на Якова.

– Неласково встречаешь гостей, – грустно заметил Яков, отвязал бутылки, поправил на плече сумку с деньгами и подошел к костру.

Навстречу встал Тобар и преградил ему путь.

Яков остановился.

– Я пришел с добрыми намерениями, – как можно дружелюбнее попытался произнести он. – Вот вино из погреба моего отца. Давайте выпьем мировую?

Михей и Тобар переглянулись.

Яков обрадовался, что это хороший знак и продолжил:

– Это очень хорошее вино, я прошу вас его отведать и позволить мне высказать просьбу.

Тобар вернулся к отцу и присел к огню. Михей тоже опустился, подложив под себя одну ногу и опершись на вторую локтем.

Яков осмелел, подошел к костру, присел поодаль, положил бутылки и стал обстоятельно рассказывать, когда и как было сделано вино.

– Что за просьба? – прервал повествование Михей и метнул хмурый взгляд на гостя.

Яков замолчал. Где-то за озером ухнула птица. Пронесся порыв ветра, срывая ослабшие листочки, кружа ими, будто играя. По озеру пробежала рябь. Недалеко от берега плеснула рыба.

– Я пришел из-за Рады, – признался Яков.

Михей скривил недовольную гримасу.

– Да, – продолжал Яков, – я хочу ее забрать из табора.

– Хочу! – передразнил его Михей и зло прищурился. – Она что – вещь? Ты вообще кто такой?

– Я что… я и жениться могу… даже готов хорошо заплатить, – смущенно ответил гость и вытащил из сумки пачку банкнот.

– Ах ты бенг рогэнса4! – внезапно рассвирепел Михей. – А ну убирайся! Что удумал! Мы своими женщинами не торгуем! – в ярости закричал седовласый цыган, схватил палку, поднялся и замахнулся на гостя. Тобар быстро встал и угрожающе схватился за рукоять чури5, торчащую из-за широкого пояса. Яков вскочил на ноги, кое-как засунул деньги обратно в сумку и устремился к своей лошади, которая мирно пощипывала травку неподалеку.

– Злые вы люди, – кинул он цыганам на ходу, вскочил на коня и умчался прочь. Вслед ему неслись проклятья на цыганском языке.

«Жаль, только хорошее вино отвез», – с досадой подумал Яков, подъезжая к своему поместью.

Он отвел лошадь в конюшню, там была Агнешка. Она подкладывала свежескошенную траву в кормушки.

– Яков Михалыч! – удивилась она. – На тебе лица нет! Что случилось?

Яков бросил поводья, плюхнулся на стог сена в углу конюшни и закрыл лицо руками.

Агнешка оставила свое занятие и присела рядом с хозяином на почтительном расстоянии.

– Что? – участливо спросила она.

Яков опустил руки, грустно посмотрел на служанку и тяжело вздохнул:

– Был в таборе…

Агнешка удивленно уставилась на хозяина.

Яков снял с плеча сумку и положил на сено.

– Предложил денег…

Он потер лоб.

– Обиделись… – скривился Яков.

Агнешка всплеснула руками и покачала головой.

– Видать не судьба, – тихо произнесла она и встала.

– Не верю я ни в какую судьбу! – недовольно воскликнул барин. – Все это бред! Сказки!

– Иди спать, Яков Михалыч, – примирительно сказала Агнешка, помогая барину подняться, – утро вечера мудренее.

Яков встал, отряхнувшись от соломы. Агнешка повесила ему на плечо сумку с деньгами и проводила в дом.

Всю ночь Яков не спал, он ходил по дому, пытался читать, выходил на веранду, звал и прогонял спаниеля. На рассвете он уснул в кресле на веранде. Рядом свернулся калачиком пес, положив морду на носок сапога хозяина.

Утром пошел дождь. Сначала он был мелкий, моросящий, переходящий в мокрую взвесь, висящую в воздухе. Потом усилился, утяжелился. Потоки воды стали увереннее и гуще лить с неба, которое заволокли темно-серые тучи. Собака подняла голову и тявкнула.

Яков проснулся и чуть не свалился с кресла. Он протер глаза и пошел умыться. На столе в доме его ждал горшочек с кашей, укутанный толстыми полотенцами и горячий самовар. На блюдце лежали несколько лепешек, накрытых расшитой хлопковой салфеткой. Яков грустно улыбнулся: «Спасибо, Агнешка, что не разбудила». Он умылся, тщательно расчесал усики и бородку. Посмотрел на себя в зеркало, вздохнул и отправился в гостиную завтракать.

Дождь поливал, барабаня по крыше. Сильные порывы ветра гнули деревья. Оторванные пожелтевшие листья носились в воздухе наперегонки, цеплялись за кустарники, прилипали к еще зеленым собратьям, стремительно падали в лужи и образовавшиеся ручейки.

Яков поел, промокнул салфеткой рот, встал из-за стола и вышел на веранду. Тучи постепенно рассеивались, дождь становился мелким и редким. Ветер затих. Яков сел в кресло. Рядом крутился спаниель. Барин потрепал пса по голове. На втором кресле лежала свежая газета. Яков потянулся, взял издание, развернул и попытался вникнуть в суть напечатанного. Но черные буквы прыгали, мельтешили и сливались в непонятную массу.

Глаза застлали слезы. Яков закрыл лицо руками. Ему вновь явился образ Рады. «Господи! Прошу! Сотвори чудо, пусть она будет моей женой! Или избавь меня от этого наваждения, а может, забери к себе, если недостоин я, только не мучай! Сил моих нет больше!». Он заплакал, тихо, горько. Спаниель завертелся рядом, негромко заскулил, поставил передние лапы на колени хозяина и положил сверху мордочку. Яков вытер лицо, успокоился, погладил пса: «Вот так Санду, вот так…». Тяжело вздохнув, барин снял собачьи лапы с колен и приказал «место». Собака убежала. Яков смахнул слезинку, поднял глаза к небу, медленно и вдумчиво проговорил «Отче наш». Еще немного посидев, чтобы прийти в себя, он взял газету и пошел в дом.

Вечерело. После сытного ужина барин пошел прогуляться. Он позвал спаниеля и отправился в сторону рощицы. Около колючих зарослей пес громко залаял и подался назад. Яков остановился: «Санду, что такое?»

Из-за высокого куста вышла старая цыганка с курительной трубкой в зубах. Яков ее узнал: это была та самая старуха, которая сидела возле кибитки во время его первого посещения табора. Тогда она раскладывала пасьянс и, вроде, не обращала внимания на гостя и разговор у костра. «А может, она все знает?», подумал Яков. Старуха выпустила густой клубок дыма, пристально взглянула на мужчину и полушепотом произнесла: «Вижу тебя, все о тебе знаю». По рукам Якова пробежали мурашки.

– Я к тебе шла, – сказала старуха хриплым скрипучим голосом.

– Да? – растерялся барин и невольно сделал шаг назад. Спаниель испуганно прижался к хозяйской ноге.

– Да ты не бойся. У меня к тебе дело, – негромко проговорила старая цыганка. – Я от Рады.

– От Рады?! – радостно воскликнул Яков.

– Да не кричи, а то услышат, – по-заговорщически прошипела старуха, оглянулась по сторонам, поднесла ко рту трубку и внимательно посмотрела на барина.

Яков приложил палец к губам и терпеливо ждал, что будет дальше.

– Она сама прийти не может, потому что за ней следят, – говорила она. – Сегодня наш табор уходит, время пришло идти дальше. Это единственный шанс, – пожилая женщина сделала затяжку, выпустила дым и продолжила, – приглянулся ты нашей Раде, странно это, конечно, ну да ладно. Михей про тебя слышать ничего не хочет. Вообще, после твоего прихода, он заторопился, сказал нам, что этой ночью тронемся в путь. Рада меня попросила, чтобы я пришла к тебе и спросила, готов ли ты на все ради нее?

– Конечно! Все, что угодно! – воскликнул Яков.

– Тише! – шикнула старуха.

– Да, да, прости, – прошептал барин.

– Когда табор начнет собираться, я вызовусь за Радой приглядеть. Михей согласится, потому что от меня толку в сборах нет. Ночью я ее выведу. Помогу вам. Она к тебе прибежит, ты ее спрячь хорошенько. Пока в дороге будем, точно никто не хватится. Идти долго…

– А это не опасно для тебя?

– Когда спохватятся, далеко будем, – буркнула цыганка и добавила, – я старая, могу и задремать, что с меня взять… А после, кто разберет, когда девчонка сбежала…

– Думаешь, не догадаются, что ко мне?

– Ты барин не обижайся, – ухмыльнулась старуха, – только тебя всерьез особо никто не принял. Рада уже несколько раз говорила, что сбежит. Для Михея это не будет большим удивлением, – она помолчала, и, пожевав губами, добавила, – да и я прикрою, скажу, что девка в город могла податься, или еще что-нибудь придумаю…

Яков упал на колени перед цыганкой, схватил ее за руку и поцеловал.

– Благодарю, благодарю, – лепетал он.

– Ладно, – старуха недовольно отняла у него руку. – Я увидела, когда ты пришел, что люба она тебе по-настоящему, потому согласилась на это. Но ты должен Раду мою беречь, старайся не оставлять ее одну, иначе беда случится!

– Конечно, конечно, буду беречь, как зеницу ока, – затараторил громким шепотом Яков и поднялся с колен.

Старуха, прищурившись, посмотрела на него и объявила:

– Дочка у вас будет.

Яков не сдержался и смахнул слезу.

– Благодарю, благодарю…

Старуха покачала головой и неторопливо ушла в рощу, посасывая трубку и выпуская небольшие облачка сизого дыма.

Яков долго не мог прийти в себя. Он читал все известные ему молитвы, воздавал хвалу Господу, подхватывал спаниеля и сжимал так, что собака попискивала и вырывалась, пританцовывал и хлопал по коленям. Не помня себя, он прибежал к дому, перепрыгнул крыльцо, заглянул во все комнаты, прибрал, где было недостаточно на его взгляд чисто, окинул взглядом шкафы с книгами, некоторые произведения поменял местами, заглянул в спальню, пригладил постель, «нет, нет, не сегодня», осадил он сам себя и вернулся в большую гостиную. Яков сел, потом встал, не находя себе места, стал ходить взад-вперед по комнате. Он ощущал биение своего сердца. Чтобы успокоиться, Яков пошел в библиотеку и стал переставлять книги. Ему попался томик Шекспира. Барин присел на кушетку и стал декламировать стихи вслух, чтобы не отвлекаться:


«Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят унять кровопролитья.

Друг друга любят дети главарей,

Но им судьба подстраивает козни,

И гибель их у гробовых дверей

Кладет конец непримиримой розни…»6


Время тянулось невыносимо медленно. Яков прочитал несколько страниц, отложил книгу и подошел к окну. На улице было темно. Барин вышел на веранду и вдохнул ароматный ночной воздух. Подбежал спаниель и стал крутиться возле его ног. На темном небе ярко мерцали белые звезды. Яков засмотрелся на черноту и опять увидел глаза цыганской девушки. «Рада, – прошептал он, – радость моя».

Спаниель насторожился и залаял. В кустах что-то зашуршало.

– Рада! – воскликнул Яков и выбежал на крыльцо.

– Ну, здравствуй, барин, – цыганка вышла из-за кустов тамарикса и остановилась.

Яков бросился к ней навстречу.

– Радость моя! – мужчина схватил девушку на руки и стал кружить. – Какой я тебе барин! Я же говорил, зови меня Яша!

Она засмеялась. Яков осторожно, как драгоценность, поставил цыганку на землю, взбежал на крыльцо и распахнул дверь в дом.

– Это твой дом, прошу, заходи и будь хозяйкой, – торжественно объявил Яков.

Рада улыбнулась и поднялась на крыльцо. Яков провел девушку по всем комнатам. Она выбрала для себя одну из спален на втором этаже, украшенную гобеленами, с небольшой кроватью, столиком и огромным окном, выходящим на виноградник.

– Что-то еще тебе нужно? – заботливо спросил Яков. – Только скажи.

– Хорошо бы поменять платье, – негромко произнесла цыганка и присела на кровать.

– Завтра попрошу Тамаша и Агнешку съездить в деревню, купить тебе самое лучшее.

– Лучшее не надо, – устало улыбнулась Рада, – мне бы просто не цыганское, чтобы не узнали меня…

– Не беспокойся ни о чем, – спокойно с расстановкой сказал Яков.

Мужчина встал на колени и стал покрывать ее руки поцелуями.

– Не надо… – тихо попросила она.

– Прости, прости, конечно. Отдыхай.

Он быстро встал и вышел из комнаты. Всю ночь Яков не мог уснуть. Взял в библиотеке книгу Вольтера и пытался читать. Только под утро его веки отяжелели, и он забылся тревожным сном. Ему привиделось, что в дом нагрянули цыгане. Михей тряс своей палкой и что-то кричал. Почему-то громко ржали лошади в конюшне, лаял Санду и кидался на цыган. Яков схватил ружье и хотел сказать, чтобы они убирались подобру-поздорову, но слова прилипали к горлу, и ничего сказать не получалось. На ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, стояла Рада, смотрела на него грустно и обреченно. В холодном поту Яков очнулся от тяжелого видения, его трясло в ознобе, горло и губы пересохли.

Было ранее утро. В саду пели птички. Ветерок шелестел листьями деревьев. Яков вытер пот со лба, шумно выдохнул, перекрестился, сделал несколько глотков воды из кувшина и потихоньку пошел в комнату цыганки. Он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Рада крепко спала, раскинувшись на кровати. Ее черные косы разметались на подушке. Она не разделась, как пришла, так и улеглась, в своем пестром платье, только ярко-красная косынка лежала рядом на столике.

Яков прикрыл дверь, стараясь не шуметь, спустился вниз и вышел во двор.

В курятнике он увидел Агнешку, она кормила птиц пшеном и тихо приговаривала «кууууть-куть-куть». Служанка увидела барина, удивленно вскинула брови и воскликнула:

– Яков Михалыч! Что так рано?

– Тише, – барин приложил палец к губам и оглянулся в сторону дома.

– Да, что стряслось-то? – озабоченно прошептала Агнешка, захлопала белесыми ресницами и подошла поближе.

– Господь услышал мои молитвы! – с ликованием тихо сказал Яков.

Агнешка всплеснула руками.

– Украл?

– Нет, – обиделся Яков, помолчал и довольно добавил, – сама пришла.

Служанка закрыла рот рукой и ошеломленно посмотрела на барина.

– Вчера ночью, – пояснил Яков. – Сбежала из табора. Надо только, чтобы никто не знал, что она здесь.

– Это ясно! – прошептала Агнешка, почему-то оглядываясь.

– Да не бойся ты, – засмеялся барин, – никто не узнает. Время пройдет, забудется, и все будет хорошо! Ты съезди, пожалуйста, в деревню, на базар. Узнай, что люди говорят, ушел ли табор. Ну, вообще разузнай, что можно.

– Хорошо, Яков Михалыч, все сделаю, – тихо ответила Агнешка.

– Да вот, еще, – замялся барин, – купи, пожалуйста, пару платьев, косынок и чего там еще надо для женщин. Смотри, только, примеряй, будто на себя, чтобы никто ничего не заподозрил!

– Поняла, – кивнула служанка и пошла собираться.

Яков отправился к лошадям. В конюшне Тамаш перекидывал сено и что-то напевал себе под нос. Он был очень худой, на руках сильно выступали вены, на его обветренном загорелом лице выделялись добрые голубые глаза, выступающие скулы и впалые щеки. Увидев барина, Тамаш прекратил работу и слегка поклонился в приветствии.

– Здравствуй, – весело сказал Яков. – Тамаш, собери, пожалуйста, в дорогу маленькую повозку, которую ты давеча отремонтировал, и съездите с Агнешкой в деревню.

– Будет сделано, Яков Михалыч.

Яков потрепал любимого гнедого коня по загривку и вышел из конюшни.

Через час с небольшим Тамаш снарядил двуколку в дорогу. Яков дал Агнешке денег на покупки, и она с мужем отправилась в деревню.

Уже совсем рассвело. Весело щебетали птицы. Начинался новый теплый сентябрьский денек.

Яков сидел в большой гостиной и читал. Сверху бесшумно, как бы крадучись, спустилась Рада.

– Доброе утро, – тихо сказала она.

Яков радостно вскочил, отложил книгу и подошел к девушке.

– Доброе утро, Рада! Так приятно видеть тебя! Позволь спросить, как тебе спалось?

– Непривычно, – улыбнулась цыганка, – слишком мягкая кровать…

Яков рассмеялся.

– Где можно умыться? – спросила Рада.

– Разреши я помогу тебе? Вот здесь у нас кувшин, я полью, если ты не против… – Яков пригласил жестом Раду в небольшую комнату, оборудованную для умывания. Также здесь стояла огромная бочка для мытья, рядом с ней лежали камни для нагрева, на стенах висели пучки разнообразных пахучих трав, на небольшой скамеечке были аккуратно сложены чистые полотенца и простыни.

– Как здесь хорошо пахнет, – оглядевшись, сказала Рада и подставила ладошки под струю воды. Яков медленно наклонял кувшин, чтобы вода равномерно текла на руки девушки. Он наслаждался каждым мгновением ее присутствия, вдыхал ее запах – запах костра, с наслаждением смотрел на черные вьющиеся волосы и смуглые плечи.

Яков нашел в печке приготовленную Агнешкой на завтрак кашу, поставил на стол котелок, принес из погреба хлеб, масло, молоко.

– Хорошо у тебя, барин, – выгребая остатки каши куском хлеба, сказала Рада.

– Пожалуйста, – барин укоризненно посмотрел на девушку, – называй меня Яша.

– Тебя мама так звала?

– Звала…

– Жаль, что родители твои умерли, – цыганка закончила есть, отхлебнула из крынки с молоком отстоявшиеся сливки и причмокнула от удовольствия. – В деревне говорили, что хорошие были люди, добрые…

– Да, хорошие, – грустно согласился Яков.

– Бабушка Мария была несколько раз в деревне, на базаре. Она говорила, что и так про тебя все знает, но хотела убедиться. Гадала тем, кто хотел, а заодно слушала, что люди говорят, – улыбнулась Рада. – Ты ее видел. Она приходила к тебе и помогла мне сбежать.

Яков налил молоко в кружку и дал девушке.

– В деревне о твоих родителях говорили хорошо и о тебе отзывались, что, мол, порядочный человек, добрый, богатый и одинокий, – улыбнулась Рада.

Яков рассмеялся.

– Я сделаю все, чтобы ты полюбила меня, – вдруг серьезно сказал он, взял девушку за руку и слегка сжал.

Рада подняла на него свои бархатные глаза и тихо произнесла:

На страницу:
2 из 5