Плохие парни оставляют раны

– Нет. – Не знаю, каких богов мне стоит возблагодарить, но я нахожу в себе силы, чтобы перехватить его запястья. – Мы хотим не одного и того же, – с неподдельной горечью в голосе произношу я. – Ты трахнешь меня, успокоишься на этом и переключишься на другую, а я… – окончательно влюблюсь в тебя по уши и потом буду собирать себя по кусочкам. Конечно, я не говорю этого вслух.

Разыгрывать перед Ником слезливую мелодраму я точно не буду.

– Полин, – медленно выговаривает он моё имя, выравнивая чуть сбившееся дыхание, – ты…

– Разве я не права? – перебиваю его, потому что боюсь растерять свою решительность, если Ник попытается поцеловать меня.

Он не станет отпираться или врать. Никита никогда не пытался казаться лучше, чем есть на самом деле. Он откровенно пользуется тем, что девушки сами вешаются на него, но словно следует какому-то кодексу чести, как бы смешно это ни звучало: никому ничего не обещает. «Натрахались и разбежались», таков его девиз как рассказывала Марина.

– Права.

Мне только и остаётся, что усмехнуться. «Права». Это хорошо отрезвляет меня. Как он вчера говорил? Я особенная, потому что единственная, кто отшила его? Пусть так и остаётся. Это лучше, чем стать одной из тех, о ком он забудет через пару-тройку совместно проведённых ночей. Пора со всем этим заканчивать. Пора…

Ладони Ника всё ещё лежат на моих бёдрах. Он чуть сжимает пальцы. Молчит, но не отстраняется. Я ощущаю его взгляд на себе. И запах, в котором смешивается аромат кофе с его парфюмом. Ника слишком много, слишком… Я как будто начинаю погружаться в какое-то марево. Ещё немного и сознание уплывёт, оставив от моих рациональных доводов лишь пшик. Прошу тихо:

– Отпусти меня.

– Полин…

– Никита Владимирович, я тут чью-то сумку нашла и бюстгальтер… Ой, извините.

Громкий женский голос заставляет нас обоих вздрогнуть от неожиданности.

Резко оборачиваюсь к выходу из комнаты. В дверном проёме стоит невысокая пухлая женщина, одетая в тёмно-серый халат поверх синих джинсов и ярко-розовой водолазки. В одной руке она держит мою сумку, а во второй чей-то чёрный кружевной лифчик.

– Простите, – начинает извиняться домработница, а, скорее всего, это именно она, – не знала, что вы тут не один, – обращается она к Нику. – Я позже зайду, – и начинает пяться назад.

– Подождите. – Пользуясь моментом, я соскакиваю со стула. – Это моя сумка.

Забираю свою вещь, и домработница тут же исчезает в коридоре. Сразу начинаю рыться в сумке, лишь бы не смотреть на Ника. Достаю мобильник.

– Чёрт! Чёрт! – повторяю я.

– Что случилось? – спрашивает Ник, обеспокоенно глядя на меня.

– Отец звонил, – поясняю я.

– И? – Он явно не понимает причину моего беспокойства.

– Шесть пропущенных за последний час.

Есть от чего запаниковать. Если отец начал названивать раз за разом, значит, злится. Что могло случиться? Он же должен быть на работе. Может, узнал о моей четвёрке по философии? Впрочем, неважно. Судя по всему, достанется мне от него сегодня по полной. Поднимаю взгляд на Ника, который хмуро наблюдает за мной.

– Отвези меня домой, пожалуйста.

Глава 6

Я набираю отцу уже из машины. Он сразу берёт трубку.

– Где ты? – его голос звучит с ледяным спокойствием.

Лучше бы орал. Отец всегда говорит тихо и спокойно, когда по-настоящему зол.

– Еду домой, – стараюсь сделать голос максимально расслабленным.

Ощущаю себя каким-то сапёром на минном поле, всё ещё не теряя надежды, что удастся его успокоить.

– С кем? – продолжает допрос он.

– Меня Маринин двоюродный брат решил подвезти. – Не стоит врать в мелочах. – Он как раз к ней утром заехал в гости, – вообще, не стоило бы ему врать. Но он бы точно не отпустил меня на вечеринку, а теперь уже поздно пить боржоми. – Что случилось? – стараюсь перехватить инициативу в разговоре. – Почему ты звонил?

– Дома поговорим. – Отец отключается.

Складывающаяся ситуация нравится мне всё меньше и меньше. Что же произошло? Очередной звонок не позволяет всё как следует обдумать. Смотрю на дисплей: Маринка.

– Поль! – голос подруги звучит как никогда взволнованно. – Твой отец час назад приезжал, и… – слышу её всхлип, – ты прости, что сразу не позвонила, мама дома была, она мне такое за вчерашнее устроила. И, в общем, я ещё спала, а Димка ему рассказал, что мы были на вечеринке и что ты там и осталась. Тебе влетит, да?

– Влетит, да… – машинально повторяю за Маринкой. Из трубки слышится очередной всхлип: – Нет, то есть нет, – начинаю торопливо успокаивать её. – Мариш, ну узнал и узнал. Ничего страшного, правда. Сейчас приеду и всё ему объясню, он поймёт.

Сама не верю в то, что говорю. Но она вроде успокаивается. Мы прощаемся.

– Отец тебя бьёт? – Вопрос Ника выводит из ступора.

– Что? Нет! – поспешно отвечаю я. Неужели я выгляжу настолько испуганной, что ему в голову пришла подобная глупость? Хотя… Иногда мне кажется, что лучше бы бил, чем пытался задавить психологически. – Просто с ним бывает очень тяжело. Он любит командовать, всё контролировать, любит, чтобы всё было именно так, как он считает нужным.

– Не повезло тебе, – с сочувствием в голосе произносит Ник. – Чем он занимается?

– У него свой бизнес, охранная фирма, – отвечаю я, про себя удивляясь тому, что Никита заинтересовался моим отцом.

– Бывший бандюк? – усмехнувшись, продолжает расспросы Ник.

– С чего ты взял? – возмущаюсь я. Но тут же смущённо улыбаюсь: – Наверное, ты прав.

О прошлом отца я имею смутное представление. Свою работу со мной он никогда не обсуждал, расспросы Веры тоже ни к чему не привели. Но всё равно какие-то обрывки разговоров доходили и до меня, да и некоторые события говорили сами за себя.

– Да ладно тебе, – начинает смеяться Никита, – не смущайся. Думаешь, мой лучше? Это сейчас они с дядей уважаемые бизнесмены, официальные дилеры, – продолжая улыбаться, говорит Ник. – А начинали как обыкновенные барыги, тачки в начале девяностых сюда на продажу из Владивостока гоняли. Дядя о том времени вспоминать не любит, а папа иногда делится захватывающими историями.

Я увлечённо слушаю Ника. Понимаю, что так он решил отвлечь меня от грустных мыслей, и у него получается. Он же, видя мою заинтересованность, продолжает:

– Тачки перегоняли, вооружившись до зубов. Говорил, не раз приходилось от погони уходить, отстреливаясь. Желающих машины на халяву отжать было много. Пару раз чуть не подстрелили их даже. Потом пару автосервисов открыли, не брезговали в них и угнанные машины перебирать: на запчасти в основном, но какие-то отправляли дальше, чуть ли не в Москву. Но я тебе этого не говорил, – делает «страшные» глаза Ник.

И вновь ему удаётся вызвать у меня улыбку. Вспоминаю о декане. Вот уж странно, что его сыновья занимались подобными делами.

– А как твой дед воспринимал, что…

Пытаюсь подобрать слова поделикатнее, но Ник не ждёт окончания вопроса.

– Плохо. Мама рассказывала, что он с ними несколько лет не общался.

Похоже, мы коснулись темы, которая ему не слишком приятна. Никита замолкает, но потом бросает на меня лукавый взгляд:

– Теперь твоя очередь делиться семейными тайнами.

– Мой отец мне ничего не рассказывал, – пожимаю плечами я. – Единственное, помню, что в девяносто шестом его чуть не убили. Четыре огнестрельных ранения. Он долго в коме был. Меня тогда отправили в деревню к бабушке. Она отца ненавидела, называла дьявольским отродьем и говорила, что из-за его дел нас всех когда-нибудь прикончат такие же упыри как он сам. – Я и сама не замечаю, как начинаю рассказывать Нику о времени, о котором мне не то, что говорить, вспоминать лишний раз не хочется. – Отец выкарабкался, я думала всё будет хорошо. А потом мама ушла.

– Думаешь, из-за его бизнеса? – Никита больше не улыбается.

И зачем я только начала грузить его семейными проблемами? Всё у меня вечно шиворот навыворот.

– Не знаю. – Улыбаюсь, пытаясь разрядить обстановку. – Бабушка дожила до глубокой старости, на меня никто ни разу не покушался, мама живёт себе спокойно в Новосибе с новой семьёй.

– Мои тоже чуть не развелись, и тоже в девяносто шестом, – произносит Ник. – Отец, кстати, вроде с того времени и остепенился. С дедом помирился. – Он умолкает на пару секунд, притормозив на светофоре. – Дальше куда?

Бросив взгляд в окно, понимаю, что мы почти доехали до универа. Объясняю, где находится мой дом. Остаток пути проводим в молчании. Я морально готовлюсь ко встрече с отцом, а Ник думает о чём-то своём.

Паркуется он возле моего подъезда. И снова меня окутывает ощущение неловкости. Всё-таки эта недоночь сильно осложняет отношения с ним.

– Спасибо, что подвёз, – произношу я, решая, что сухого «пока» всё же будет недостаточно. – Увидимся как-нибудь. – Он только кивает в ответ.

Я выхожу из машины со странным чувством то ли потери, то ли недосказанности. Хотя о чём нам ещё говорить?

Успеваю сделать всего пару шагов к двери подъезда, как одновременно слышу два голоса, зовущих меня по имени.

Оборачиваюсь, сначала замечая Ника. Он вышел из машины и стоит с водительской стороны, положив одну руку на приоткрытую дверь. И почти сразу вижу джип отца, а потом и его самого. Он переводит прищуренный взгляд с Ника на меня и обратно. Разглядывает его пристально. Отец даже делает шаг в его сторону, и в этот момент мне становится страшно. Он не просто зол: дышит глубоко, а его пальцы то сжимаются, то разжимаются. Мне кажется, ещё мгновение и он набросится на Ника с кулаками.

– Папа! – громко зову его.

Он вздрагивает, словно мой голос возвращает его к реальности. К моему огромному облегчению, бросив на Ника последний взгляд, идёт в мою сторону. Схватив меня за локоть, молча затаскивает сначала в подъезд, потом в лифт. Мне больно, второй рукой я пытаюсь расцепить его пальцы, но безуспешно.

Открыв дверь в квартиру своим ключом, отец с такой силой вталкивает меня в прихожую, что мне с большим трудом удаётся удержаться на ногах. Не обращая на меня внимания, не разувшись, идёт в ванную. Он включает воду в раковине и начинает плескать себе в лицо, видимо, пытаясь успокоиться. Таким злым я не видела его ни разу. Топчусь у порога, не зная, как вести себя с ним. Умывшись, он вытирается, и по-прежнему, игнорируя меня, проходит в гостиную. Через несколько секунд слышу, как открывается дверца бара, как звенят бутылки.

Я успеваю снять с себя верхнюю одежду и переобуться в домашние тапочки, когда отец появляется на пороге гостиной со стаканом виски в руке. Он сверлит меня тяжёлым взглядом, делает глоток, а потом презрительно выплёвывает:

– Если ты хотела быть похожей на шлюху, то поздравляю, ты выглядишь как шлюха.

Обидно. Я не стала бы спорить с ним, если бы он начал выговаривать мне из-за обмана насчёт вечеринки. Попробовала бы объяснить, как получила четвёрку. Но обзывать меня шлюхой? Это слишком даже для него.

– В моём внешнем виде нет ничего вызывающего, – стараясь сохранить спокойствие, отвечаю я.

И это так. На мне простая чёрная кофточка, открывающая плечи, и расклёшенная юбка, вполне приличной длины. На лице нет ни грамма косметики!

– Со стороны виднее, знаешь ли, – недобро усмехнувшись, продолжает гнуть свою линию отец. – И дело не только в твоём внешнем виде. Где ты шароёбилась всю ночь? Трахалась с этим сучёнышем, что привёз тебя? – На последнем вопросе он повышает голос, делая шаг ко мне. – Вместо того, чтобы нормально учиться?! – Свободной рукой достаёт из заднего кармана джинсов мою зачётку.

Я оставила её вчера на столе в своей комнате, зайдя переодеться после экзамена. Размахнувшись, он бросает её в меня. Такого я никак не ожидала. Не успеваю увернуться, получая зачёткой по лицу.

– С этого момента ты под домашним арестом. Выходить из дома будешь только в университет. Ещё раз увижу рядом с тобой этого уёбка, урою его. Я всё сказал.

– Да пошёл ты!

Хватит! С меня хватит! Столько лет я была примерной дочерью, а в ответ получала от него лишь постоянные замечания, вперемешку с указаниями, что и как мне делать. Я не заслужила к себе такого отношения. Я не девочка для битья в конце концов!

– Что ты сказала? – цедит сквозь зубы отец, подходя ко мне почти вплотную

– Что слышал! – Больше не пытаюсь сдерживать себя. Хочу высказать ему всё, что копилось во мне многие годы. – Мне восемнадцать, и если я захочу, то буду трахаться ночи напролет с тем, кто мне нравится! – выкрикиваю ему в лицо. – Ты мне не указ!

– Запомни раз и навсегда, – больно схватив меня за плечи, в бешенстве выговаривает отец, – ещё раз, мелкая дрянь, позволишь себе поднять на меня голос, я выставлю тебя на улицу.

– Я и сама уйду! Ты же чудовище! Правильно мама сделала, что бросила тебя! – Острая боль обжигает губы. Не сразу понимаю, что случилось, только хватаясь пальцами за лицо. Он что… Ударил меня? – Жаль, что ты не сдох в девяносто шестом, – выдавливаю из себя, с трудом сдерживая слёзы.

Хватаю свою сумку, тянусь к шкафу, чтобы взять пуховик, но отец прижимает дверцу рукой, не позволяя мне открыть её.

– Вали. – Кивает в сторону входной двери.

Кривая, по-настоящему страшная, ухмылка искажает его лицо.

Больше не говоря ни слова, я выскакиваю из квартиры.

Только оказавшись возле подъезда, понимаю, что стою на улице в конце января в тапочках, капроновых чулках и без верхней одежды. И идти мне некуда.

Глава 7

Неприятный солоновато-металлический привкус, который появляется во рту, выводит из ступора. Дотрагиваюсь до нижней губы – на кончиках пальцев остаётся след крови. Я смотрю на неё, постепенно осознавая произошедшее. Следом приходит ощущение боли в саднящей губе и холода, пробирающего до костей. Но я продолжаю стоять на месте, до конца не понимая, куда идти и что делать. Внутри меня как будто пустота: нет ни чувств, ни мыслей, ни сил. Я даже заплакать не могу.

Скрип подъездной двери заставляет подпрыгнуть от ужаса, на какую-то долю секунды кажется, что сейчас из неё выйдет отец. Я отступаю в сторону, пропуская мимо себя всего лишь соседку с шестого этажа. Пожилая и донельзя вредная женщина бросает на меня удивлённый взгляд, в котором на место изумлению быстро приходит презрение. Осуждающе качая головой, она начинает осторожно спускаться по скользкой от плохо-счищенного льда лестнице, что-то бормоча под нос. До меня лишь долетают отдельные слова: молодёжь, с ума посходили, меньше шастать. Но я даже готова сказать ей «спасибо» за то, что своим появлением она возвращает меня к реальности.

Холодно. Нужно найти какое-то более-менее тёплое место. Оглянувшись по сторонам, вспоминаю, что в крайнем подъезде на двери вроде не было ни замка, ни домофона. Мне везёт, память меня не подводит. Зайдя внутрь, поднимаюсь на несколько лестничных пролётов вверх. В подъезде тоже довольно прохладно, но терпимо. По телу проходит неприятная дрожь, вызванная то ли тем, что я ощутимо замёрзла, то ли пережитым нервным потрясением. Кожу на ногах и руках покалывает, и я растираю себя ладонями, массирую уши и щёки, подпрыгивая на одном месте: всё это помогает не только чуть-чуть согреться, но, как ни странно, немного успокоиться.

Надо что-то делать… Для начала решаю покопаться в сумке. Радует, что нахожу в ней мобильник, обычно я таскаю его в карманах. Вот только зарядки осталось меньше двадцати процентов. Достаю кошелёк, пересчитываю наличность – не густо: сто семьдесят четыре рубля, а стипендия только после каникул. Да и та, даром, что повышенная – шестьсот с копейками, на неё при всём желании месяц самостоятельно не проживёшь.

Нужно связаться с Верой. Единственный взрослый человек, которого я могу назвать по-настоящему близким. Уверена, она не станет впадать в панику, обвинять меня в чём-либо или устраивать допрос. Она просто постарается помочь. Не успеваю набрать её номер, телефон звонит и на дисплее высвечивается: Папа. Скидываю, не раздумывая. Он звонит вновь, ещё раз и ещё… Я заношу его номер в чёрный список дрожащими пальцами. Перед глазами проносится наша ссора. Я как будто наяву вижу его лицо, искаженное злобой. И всё моё напускное спокойствие пропадает, хочется свернуться где-нибудь в клубочек в тёмном углу и вылезти из него только тогда, когда всё вновь станет хорошо.

Звоню Вере. Равнодушно-механический голос сообщает: «Абонент не отвечает, или временно не доступен». Некоторое время я просто смотрю на телефон, как будто от этого что-то изменится. Не сразу, но вспоминаю: Вера же говорила, что сразу после возвращения в Питер собирается лететь на конференцию в Лондон. Прикидываю в уме даты. Судя по всему, вылет у неё именно сегодня. Пишу ей сообщение с просьбой перезвонить, как только сможет.

Подумав, набираю ещё один номер. Сама не знаю, чего ждать от предстоящего разговора, но ведь это почти инстинкт – искать защиты у той, что родила тебя.

– Мам, привет.

– Привет, – без особой радости в голосе здоровается она. – Что-то случилось?

– Случилось, – тихо отвечаю я.

Конечно, случилось, иначе бы я к ней не обратилась.

– Рассказывай, – вздохнув, произносит она. – Только быстро, я занята.

Уже после этой фразы желание разговаривать с ней пропадает. Мы созваниваемся пару раз в год, дежурно поздравляя друг друга с днём рождения и Новым годом. Неужели, нельзя уделить мне несколько минут своего драгоценного времени? Но, продолжая надеяться на сочувствие, на то, что она выслушает и поможет хотя бы советом, я рассказываю ей о ссоре с отцом. На фоне раздаются чьи-то голоса, мать явно отвлекается пару раз, отвечая не мне, а тому, кто рядом с ней. Я замолкаю.

– Чего ты хочешь от меня? – устало спрашивает она.

– Не знаю… Помощи.

– Что я могу сделать, находясь в другом городе? Ещё и с больным ребёнком на руках? – говорит с откровенным раздражением в голосе.

– С Владиком что-то случилось? – беспокоюсь я.

Пусть я видела брата только однажды на фотографиях, привезённых Верой, но он маленький ребёнок, и на него у меня нет обиды или злости.

– Простыл. – Мать делает кому-то замечание, вернувшись к разговору со мной, произносит: – Поля, не дури. Алексей, конечно, не подарок, но бить женщин не в его правилах. Уверена, если он тебя ударил, значит ты заслужила. Вернись домой, попроси прощения и…

– Пока, мам, – отключаюсь.

Зарядки на телефоне осталось всего ничего и тратить её на бессмысленный разговор не стоит. Зря я, вообще, ей позвонила. Давно пора привыкнуть к тому, что матери у меня нет.

Поначалу когда мама ушла, я злилась на отца. Думала это он запрещает ей видеться со мной. Со временем поняла, что это не так. Ни разу за восемь лет в беседе со мной он не отозвался о ней плохо. В разговорах, а чаще перепалках, с Верой или бабушкой, когда думал, что я не слышу, называл маму не иначе как «эта проститутка». Но при мне только Света или «твоя мать». Отец не был против того, чтобы я общалась с ней по телефону или, став старше, провела у неё каникулы. Вот только она так ни разу и не пригласила меня к себе.

В подъезде прохладно, мне никак не удаётся полностью согреться. Меня трясёт мелкой дрожью, в ногах появляется слабость. Бросив на пол сумку, усаживаюсь на неё, привалившись спиной к стене. Я не хочу… Не могу вернуться домой. Может, позвонить Марине? Но ей своих проблем хватает, судя по последнему разговору. Мама у неё строгая. Вполне могу себе представить, как сильно досталось подруге, если та увидела её пьяной или узнала о танцах на барной стойке. Я никак не могу решить, как поступить. Просить помощи у кого-то из обычных знакомых? От одной мысли, что меня увидят в таком унизительном положении, хочется разрыдаться. Марина-то поймёт, не станет смеяться и никому не расскажет. Вздохнув, собираюсь набрать её номер, как раздаётся звонок. Номер незнакомый. С опаской принимаю вызов, мало ли, вдруг это отец так пытается связаться со мной?

– Да.

– Поль, это я – Никита, – раздаётся в трубке знакомый голос.

– Привет, – растерянно произношу я, совсем не ожидая услышать его.

– Виделись, – хмыкает он. – Ты как? Нормально?

– Да, нормально, – машинально отвечаю я. – Почему спрашиваешь?

– Хочу убедиться, что отец тебя не прибил, – с усмешкой произносит Ник. – Вид у него был озверевший. И по-моему ты мне врёшь, – уже серьёзным тоном говорит он. – Поль, что случилось?

Молчу. Мне хочется попросить у него помощи, но втягивать его, по сути, чужого мне человека, в свои проблемы…

– Полина! – рявкает в трубку он.

И я сдаюсь. Мне не справиться со всей ситуацией одной. Нужна передышка, хотя бы немного времени до того, как я смогу связаться с Верой.

– Мы поругались, и он выгнал меня из дома.

– Где ты? – Ник больше ни о чём не расспрашивает. И я даже не успеваю ничего у него попросить, как он говорит: – Я приеду.

– В своём доме, но в последнем подъезде, на лестничной клетке четвёртого этажа. – Телефон издаёт характерный писк, значит, ещё пару минут и сядет. – У меня мобильник почти разрядился.

– Никуда не уходи, скоро буду, – произносит Никита и отключается.

Испытываю какое-то невероятное чувство облегчения. Ник – последний, к кому бы я обратилась за помощью. Но, вот ирония судьбы, собственная мать наплевала на меня, отец выставил на мороз почти буквально с голой задницей, а он, ни о чём не спрашивая, едет ко мне. Опускаю голову, упираясь лбом в колени. Может, Никита лучше, чем я думала? Может, мы могли бы стать друзьями? Хотя нет, вряд ли. Он стал моей первой серьёзной влюблённостью и, наверное, я никогда не смогу смотреть на него как на друга.

Глава 8

Годом ранее

– Как? Как готовиться к семинарам, если из десяти рекомендованных монографий, только одна есть в городской библиотеке? – Моему возмущению нет предела. – И на ту очередь! Про статьи я и вовсе молчу. А в краевую пускают только со второго курса или с восемнадцати. И что мне делать, если я родилась летом? – Бросаю гневный взгляд на Маринку, которая слушает меня с подозрительно добродушным выражением лица. – Чего улыбаешься? – не выдерживаю я. – Тебе самой восемнадцать только к концу первого курса стукнет.

– Не ссы, квакуха, болото будет наше. – Марина приобнимает меня за плечи, заговорщически подмигивая. – Ты забыла? У меня, вообще-то старший брат-третьекурсник есть. Я взяла у него читательский билет в краевую. Там контролёрши особо не смотрят, главное корочкой посветить.

– Здорово. – А жизнь-то налаживается. – Я тогда дам тебе денег, сделаешь на меня копии.

Маринка отрицательно качает головой:

– Неа.

– Почему? – растерянно спрашиваю я.

Такого ответа от Марины я никак не ожидала. Мы знакомы с ней всего пару месяцев, но я уже искренне считаю её своей самой близкой подругой. Удивительно, ведь раньше я никогда и ни с кем не сходилась так быстро. Неужели, она решила опрокинуть меня?

– Потому что, – Марина бросает на меня лукавый взгляд, – у меня есть ещё и двоюродный брат. Он вместе с Димкой учится в одной группе. Так что ты сможешь пойти со мной.

– Ура! – Не сдержавшись, я даже хлопаю в ладоши. Но почти сразу, одумавшись, с сомнением смотрю на подругу: – Подожди, по читательским твоих братьев мы пройдём внутрь, но книги-то нам не выдадут. Фоток в них нет, но на парней мы мало похожи.

– Это да, – соглашается со мной Маринка. – Но я всё-всё придумала, – подруга берёт меня за локоть, заставляет повернуться спиной к коридору и начинает тихо делиться своим планом. – Братья возьмут для нас нужные книги и журналы. Затем один спустится вниз, отдаст билет мне. Я пройду внутрь. Потом то же самое сделает второй. Так мы окажемся в читальном зале, и у нас будет нужная литература. – Марина бросает на меня вопросительный взгляд, словно спрашивая всё ли я поняла. Киваю ей, и она продолжает: – Пойдём в среду к восьми утра и на весь день. Бери денег побольше. Дима говорит, цены на копирование там не гуманные, а надо сразу материала набрать, чтобы до конца семестра хватило.

– У нас в среду лекции вообще-то, – возражаю я.

– Потом перепишем у кого-нибудь, – отмахивается от меня Маринка. – В выходные там народу много, вдруг перехватят то, что нам нужно? Да и я попрошу старосту, если что, скажет преподам, типа мы заболели.

Покусываю губы в раздумьях. Овчинка вроде стоит выделки, хотя то, что нам придётся прогуливать лекции мне не нравится. Но, с другой стороны, перспектива набрать материала по политологии на семестр вперёд слишком заманчива. Вот надо было выбрать в качестве специализации новый для нашего факультета предмет?

– Хорошо, – соглашаюсь я. – А как мы будем сдавать книги? Снова твои братья придут?

– Не, я Димку подробно расспросила про всё, он сказал, что, когда литературу сдаёшь, там никто не смотрит, какая фамилия в билете. Главное, это на входе у контролёрш не запалиться. Поэтому надо вести себя уверенно. Я тебе схему нарисую, как до читального зала пройти.

Не могу сдержать смех. Марина смотрит на меня с недоумением.