Я репетирую жизнь

Татьяна Промогайбо

Я репетирую жизнь

Репетирую жизнь

По городу потоп бурлят и топят реки чувств,

Я в них утоп, но выплывать не тороплюсь.

По городу трещёт с рассерженными птицами -

Жизнь впереди ещё, а это репетиция.

Ставлю я на любовь и играю в удачу,

То с бедой, то с победой в бреду обнявшись,

То сорвусь, то смеюсь, а то плачу,

Это я, это я, это я репетирую жизнь.

По городу листва ветрами перемолота,

Как осень не права, впустую тратя золото.

По городу трезвон, теперь оглохну точно я,

Где вечный мой поклон, где улица "Восточная".

Ставлю я на любовь и играю в удачу,

То с бедой, то с победой в бреду обнявшись,

То сорвусь, то смеюсь, а то плачу,

Это я, это я, это я репетирую жизнь.

По городу обвал, воздушных замков крошево,

Я часто в них бывал на поисках хорошего.

По городу пожар, огонь играет с лужами,

Как жаль, как жаль, что всё погасит стужами.

Ставлю я на любовь и играю в удачу,

То с бедой, то с победой в бреду обнявшись,

То сорвусь, то смеюсь, а то плачу,

Это я, это я, это я репетирую жизнь.

Александр Новиков

СЕМЬЯ

В семье уже была пятилетняя дочь Валентина. Чудо рождения её сестрички случилось за пять дней до Нового года. Погода зимняя. Снегу навалило под крышу, поэтому лошади не могли отвезти роженицу в суздальскую больницу. Нарекли её Татьяной, к советам тринадцатилетней тетки Галины, которая предлагала назвать Снегурочкой, не прислушались.

Правда, было бы здорово: Снегурочка Васильевна! Или Снежана Васильевна!

Была она малюсенькая, сразу заболела корью. Короче, «Чахлик Невмерущий1». Выходили, спасибо мамочке.

Воспоминания о раннем детстве у взрослой Танюши (меня), всплывают отрывками.

Повели на елку в школу, где училась старшая сестра. На мне одежда в несколько ярусов. Короткая кацавейка, из-под неё видно платье в горошек, из-под платья байковые шаровары а-ля Тарас Бульба, потом ботиночки на шнуровке. Главное на голове – это корона, обклеенная ватой и расшитая битыми елочными игрушками. Фотография у елки, на лице серьёзность, какую может позволить себе трехлетний ребёнок.

Ёлка в школе: королева!

Следующий кадр. Заросли амброзии, выполняющей роль стен в домике. Мебель из подручного материала: палки, лоскутки, если повезет, посуда— банки от кильки, в них варится суп из семян той же амброзии.

Разговоры о географии – мол, есть только три, нет, четыре населенных пункта. Это Москва—столица нашей Родины, Краснодар, Горячий Ключ и наша Мартанка, правда, это конец света.

Самым любимым временем года была зима. Одежда приблизительно та же, что и на елке. Ватное пальто, бабушкина шалька, завязанная под мышками, на ногах шерстяные вязаные носки, заправленные в резиновые сапоги, купленные на два размера больше на вырост, вязаные варежки. Вот такой красавицей оказываюсь на снеговой горе, уже жарко, цепляю своих деревянных коней к железным санкам Борьки и Миньки. Эти гордецы приехали из города к бабке. Но какое это уже имеет значение. Поезд из нескольких вагонов мчится с горы, за ним Шарик, хозяйская собака, а вот и вокзал, огромный сугроб, который сделал своё чёрное дело: смешал всех в одну кучу.

Кто это там кричит? Мама пришла выручать, хотя потом, когда будет лечить «зашпоры»2 (замерзшие руки), можно получить и полотенцем по спине. Это единственное, что она делала на все выходки своих детей, а ещё позволяла «страшное» ругательство— «чёртовы свиньи».

Моя старшая сестра – коварная разбойница. Говорит, что папка намазал на улице дверные ручки мёдом, и такой вкуснотищи она ещё не ела. Надо только лизнуть языком. Действительно вкусно, только надо, чтобы мама была недалеко с горячим чайником, будет отклеивать от ручки, поливая содержимым на язык.

Папа, мама, Серёжа и я.

Когда к чаю детям давали по одной конфетной подушечке, сестрица устраивала соревнование, кто быстрее съест конфетку, конечно, побеждала неразумная Танюша, т. е. я, и моему торжеству не было предела. И тут Валентина открывала рот и показывала бессовестную целую конфету. Чавкая, причмокивая, обманщица доводила доверчивых детей до истерики, выручала мама с полотенцем и «страшным» ругательством. Детям выдавалось ещё по одной конфете. А на следующий день повторялось то же самое. Валя говорила, что больше никогда не будет обманывать своих любимых брата и сестру, а вот соревнование, которое, как считала искусительница, действительно интересное, надо поучаствовать. Конец истории вы уже знаете, наверное, какой.

У сестрицы почему-то была кличка «Претя», а у нас с братом, естественно, «Претенята», так как мы ходили за ней хвостом. Рассказывать родителям, что старшая сестра творит, категорически воспрещалось.

Претя и Претенёнок.

А сестрица творила мама не горюй: залазила на сарай и с крыши дразнила прохожих: «Витька Бабиченко – дурак» (слово повторялось несколько раз), Парень был старше её лет на шесть, он не вытерпел, подстерег и опустил на руках в колодец, приговаривая, что в следующий раз сбросит. Но следующего раза не представилось, так как он её просто не смог поймать.

Братьев Кусаевых доставала песня с крыши:

Гришка, Мишка и Кусай (Кусаевы-это фамилия братьев)

Ехали на лодке,

Гришка, Мишка утонули,

Кто остался в лодке?

Наверное, они просто не могли отгадать.

О некоторых подвигах знало только детское население Мартанки. Например, Валя систематически мочилась в рукомойник трудовику, приговаривая: «Помойте руки, Михаил Андреевич. Чистота залог здоровья. К детям, Михаил Андреевич, надо идти с чистыми руками». Какие мы, дети, бываем жестокими. Потом она, взрослая, очень переживала об это.

Когда родительский разум кипел, то Валентину, а с ней и меня, чтобы не скрывала, ставили в угол на колени, да ещё и на соль, или горох, или кукурузу. Непослушные должны были осознать негативное поведение и попросить прощения. Татьяна осознавала быстро: «Мамочка, папочка, больше так делать никогда не буду», а Валентина могла простоять до утра, пока мать не начинала плакать. Валька гордо поднималась со стертыми коленями и говорила: «Будете знать, как ребенка тиранить».

Валечка поступила в дошкольное педагогическое училище в пятнадцать лет. В шестнадцать первый раз вышла замуж, муж не разрешил продолжать учиться.

Красота досталась сестре.

Красавец оказался садистом: ревновал её даже к собственному коту, бил «изменницу» нещадно. Ей случайно удалось бежать в окно.

Боясь садиста, она жила теперь в Мартанской. Родители зачем-то послали её в Горячий Ключ, возвращаясь, она села в грузовую машину к парню из соседней станицы, разговорились.

Попутчик заметил на дороге брошенные грабли, остановил машину, подобрал находку и пообещал, что инструмент пригодится для их совместной жизни. Некоторое время они встречались, а потом – свадьба. Через некоторое время переехали в Краснодар, он там работал. Жили на квартире, Валя устроилась работать на завод имени Седина в большой цех крановщицей. Ей нравилось, что Николай встречал её после смены.

Но проза жизни опять настигла сестру. Оказывается, муж ещё до армии встречался в своей станице с нашей однофамилицей и тоже Валентиной. Они поссорились, и тогда парень женился на моей сестре. Но тут у соперницы снова открылись чувства к Николаю, и он ушёл к ней.

А Валентина, работая в мужском коллективе, будучи очень красивой, быстро нашла замену. Состоялась третья свадьба, я была свидетелем, хотя предыдущий зять мне нравился больше, потому что всегда хорошо относился к семье, к Вале. Короче, настоящий мужчина.

«Попутчик» с супругой родили двух сыновей, вырастили их и развелись. Николай имущества не делил – всё оставил жене и детям. Сам начал строить дом на участке родителей, в котором и сейчас живет.

А Валентина продолжала жить не особенно счастливо со своим третьим мужем. Родили двоих детей. Она была сторонницей строгого воспитания. Дала возможность получить всем высшее образование.

Как наш отец, имея только незаконченное среднее образование, перешла работать в «Союзпечать», где проработала до пенсии – была незаменимым сотрудником.

Валя имела много друзей, помогала им, а они ей. Когда её хоронили, собралось огромное количество людей, не только её друзей, но и друзей её детей.

У мужа Виктора друзей своих нет. Тоскует о ней. Как говорится, что имеем не храним, а потерявши плачем.

Я, Валя и её сын Стёпа.

Сестрица умерла в 69 лет, не дожив до дня рождения один день.

Младший Серёжа – долгожданный сын нашего отца, который был горд тем, что не повторил ошибок друзей, нарожавших по три дочери.

Младенца обмывало всё мужское население. Пока жена находилась в родильной палате, благодарный супруг в сельмаге приобрёл отрез крепдешина3 по баснословной цене, эту ткань в станице никто не покупал – дорого. После попойки счастливый отец, не дойдя до дома 2 км, уснул у чьей-то калитки, но самое главное – подарок- не потерял. Мама сшила из него красивое платье!

Серёжа рос крепким здоровым ребёнком, долго употреблял материнское молоко, отучали его от груди варварскими способами: то щётку колючую подложат, то горчицей намажут место, откуда молоко течёт. Потом мальчик узнал вкус коровьего молока. Требовал еду громко и властно: «Молока с сахаром!» Смешно говорил слова: «гамазин», «масалёт», буду работать «хадыжом» (водителем автобуса в Хадыженск). Корову звали Франка, но у него – Планка.

Однажды в церкви батюшка попросил прихожан: «Пойте все», – наш крепыш не стал ждать всех, а громко затянул: «Ой, мороз, мороз». Рядом стояла соседская девочка с мамой и поддержала приятеля песней, знакомой ей: «Катенька, Катюша, купеческая дочь». Ох, и повеселились старушки в заутрене.

С наследником.

В первом классе брат нашёл себе друга Николая, которому был верен всю жизнь: они учились в техникуме, работали на одном предприятии, семьями жили рядом, помогали друг другу. Оба были охотниками.

МАЛЕНЬКИЙ ЧЕЛОВЕК-БОЛЬШАЯ НЕФТЬ

Брат, спортсмен-футболист, имел в трудовой книжке несколько записей (я их расширю):

Окончил Хадыженский нефтяной техникум;

Поступил на работу в нефтяное небольшое производство;

Ушёл в армию водителем, служил в Германии, работая на тягаче серьёзного оружия. Вся его рота добровольцами переводилась на войну в Афганистан, а старшие по званию оставили брата со словами: «Кто здесь будет служить так, как ты»;

Уволен со службы без записи в военном билете об облучении;

Вернулся на прежнее предприятие;

Направлен в Москву на три года в организацию по добыче нефти, работающую заграницей, во Вьетнам. Потом, правда, предлагали продлить работу, но уже в Норвегии. Пришлось отказаться – заболела мама.

Дальше, конечно, вернулся в «небольшое нефтяное производство», с которого в шестьдесят пять лет абсолютно больным был отпущен на заслуженный отдых.

Как прожил эти годы. Всегда был в почете, так как исполнителен и трудолюбив. Ну, например, что могло его заставить лезть в цистерну, чтобы запаять пробоину, говорит: «Я же бригадир». Доставали нашего бригадира почти неживого, привязанного веревкой.

Всегда награждался ко Дню нефтяника поездками на торжественные собрания в главки, один раз даже в Москву. Благодетели забывали повысить зарплату (как говорил артист Броневой: «Она у меня маленькая, но хорошая»). У Сергея она была последнее время от 15 до 25 тысяч. Российские организации (поликлиники, детские сады и т. д.), когда слышали о месте работы, требовали подарков и взяток. Давать было не из чего, у него трое детей, а заработанное во Вьетнаме давно проели.

У него старенький драндулет – машина «Нива»– развалилась, когда уходил на пенсию.

Ещё о «заслугах». Обвинили в халатности, когда рванул нефтепровод. Горячий Ключ – курортная зона. Так как оборудование изношенное, то он несколько раз обращался с просьбой— требованием о замене или хотя бы частичной замене фрагментов нефтяной магистрали. Спасибо «начальникам», что не посадили. Ну что там, наказали рублем (несколько зарплат). Выкрутимся.

Забыла, наш герой живёт в станице, а она у него в 25 км от работы. Есть же «старенький драндулет», вот на нем, да на своём бензине и ездил. Выручал огород, небольшое хозяйство, на котором он батрачил после работы и по выходным.

В гостях у брата.

Бывали в его жизни и «приключения», погоня бандитов.

Решила страна поделить природные богатства, выдала ваучеры, ну, другое дело, что их вложить некуда, хотя не скажите. Я, когда увидела на человеке объявление: «Покупаю ваучеры за 13 рублей штука», – то сразу сообразила, что надо продавать. Продала и купила домашний ситцевый халат и керосиновую лампу! А брат сплоховал, надеясь, что вложит ценную бумагу в производство. Прав Черномырдин: «Хотели как лучше…».

На чёрных двухэтажных машинах подъехали бравые орлы в малиновых пиджаках ко двору брата, оглядели ребятишек мал мала и без всяких тринадцати рублей забрали народное достояние.

Приезжали братки ещё раз уже за братом, им надо был диплом нефтяного учреждения, и, памятуя, что специалист многодетный и будет, чем пугать его, обратились за помощью. С того момента нефтяное производство стало частным, переходило из одних честных чистых рук «Югнефтегаза» в другие честные частные руки «Роснефти» или наоборот. Это уже неважно, главное, народ богател, ему же выдали ваучеры – управляйте, господа.

Сейчас брат на пенсии, в ладу с совестью, пополняет бюджет, работая истопником в школе, воспитывает внуков, у них он в большом авторитете, ухаживает за большим количеством могил родственников в двух станицах, помогает мне продуктами и советами, никогда никого не осуждает, любит жену Любу, такую же труженицу.

Не переживает, что его «Ниву» уже нельзя починить, говорит: «Зачем мне ездить куда-то далеко, за внуками в садик я и на этой могу…».

Говорят, нет праведников. Не верьте… Люблю тебя, брата!

ПАПКА

Как надо начинать такую главу? Наверное, так. Мои родители из старинного дворянского небогатого роду. Мне подходит только «небогатого», но я не в обиде. Зато они во всех смыслах у меня лучшие.

Папка, Промогайбо Василий Данилович, родился в станице Саратовской у пары Промогайбо Данила Кондратьевича и Анастасии Николаевны. Семья эта, нажив троих детей и пережив голодовку довоенных лет, измены деда Данилы, распалась. Их подросшие дети сами карабкались по жизни.

Валя, я, Дед Данил со своей второй женой, Таисией Николаевной, на руках у неё маленький Серёжа.

У Василия, кроме женитьбы в двадцать один год на Евдокии Подставкиной, до армии значительных событий не было. Семнадцатого августа 1949 года его забрали в армию (где прослужил он связистом четыре с половиной года), а двадцать седьмого августа родилась его первая дочь, моя сестра Валя.

Армии отец благодарен. Она научила его дисциплине, поправила его грамотность, наградила друзьями на всю жизнь.

Земляк, дядя Ваня Стаканов, служил в том же полку, что и папка. Это большое везение – из одной станицы попасть в лётный полк города Тбилиси (вот откуда их клички Летчик). Должности: у дяди Вани —«ездовой лошади по подвозу бензина самолётам», папка пошёл выше – «радист». После армии Ваня не менял профессии, и, подъезжая к нашему двору на гужевом транспорте, «телеграфировал»: «Иду на посадку! Готовьте поле (имеется в виду —накрывайте поляну)». Шутки дяди Вани помнит вся станица, кстати, меня он называл «невесткой», прочил замужество за его сына Николая. Жаль, не сбылось. Вот размечталась, переключилась на потенциального свёкра. Таня, ближе к родне.

.

Лётчики.

Когда папка пришел из армии в 1953 году (в 1954 году родилась я), Валя его не признала и долгое время пряталась от него.

Мама уже сама построила хатёнку в 2 комнаты – каждая величиной с блюдце.

Фотография отцу в армию. Мама с Валей.

Как человек грамотный (у него семь классов довоенной школы) отец был всегда начальником: бригадир, кладовщик, заведующий фермой, бригадир строителей. Руководить он умел: в отчётных бумагах всегда порядок, со временем для работы никогда не считался.

На профсоюзной конференции. В центре Василий Данилович.

Домашней работой Василий Данилович не обременял себя. Она у него делилась на мужскую, видимо, руководящую, и бабскую. Сено косить работник брал маму, а складывать его в сенник загонял меня, мама подавала. Копать, полоть огород в 60 соток – не мужское дело.

Отец себя любил. После обеда отдыхал, и, не дай Бог, кому-нибудь нарушить сон. Он не любил, чтобы в доме шумели не его гости, например, мои подружки. Меня это обижало. Я решила его перевоспитать. Прибегну к демократическому способу. Рассказываю ему, что моя подружка Рая Терещенко-мельникова дочь (А мельник-должность важная и уважаемая) называет своего отца «папёсом». Папка задумался, а потом говорит: «Ладно, наверное, я отстал от жизни, и ты меня называй так, только без приставки. Просто называй «пес»». Мне стало стыдно. Традиций больше не меняла.

Наш папка знал много пословиц, поговорок, всяких историй. Я заметила, что сейчас я все их повторяю: «собачьи дети», «собачья пичинка», «сучка наша, бантик нет», «сгадала баба як дивкой була», «невтрисрака» и так далее. Валя – по хватке, по организационным делам копия папа.

Семья: мама, я, Валя, папка.

В санатории отец отдыхал регулярно. Как и его отец, был гулёной – не пропустил ни одной доступной юбки. Я спрашивала маму, почему она с папкой не разведётся, она отвечала, что сначала дети были маленькие, а потом людей стыдилась. «Да и любил он вас, помогал, не могла я без него вам столько дать, сколько с ним», – заключила моя страдалица.

Мама болела 10 лет, я ухаживала за ней в Краснодаре, летом привозила к отцу в станицу. Папка плакал, потому что не берёг её. Хозяйство без маминых рук пришло в упадок, отец держал только кур, собирал по целому ведру яиц и вместе с маминой пенсией привозил нам. Мама уже ничего не понимала, но он отдавал деньги только ей в руки.

Мама и маленькая Маша.

А отец, действительно, нам помогал. Всю жизнь деньги, всё до копейки, он отдавал маме, зная, что она распорядится ими в пользу семьи. Никогда не знал, сколько и куда она потратила. Мало того, он никогда не знал размеры своей одежды – всем всё покупала мама. За столом мама всегда выделяла отца, лучший кусок батьке – он работник. Бабуся, когда жила по старости с нами, говорила, что отец всегда прав или вообще молчала.

Папка любил гостей, особенно маминых братьев и сестер, любил сам к ним ездить. С ними он много шутил, разыгрывал всяческие сценки.

Отец любил вытребеньки4.

Свою мать не жаловал, когда баба Настя к нам приезжала, он обязательно с ней ругался. Ругались из-за артистов, городская бабушка всё о них знала, и происходило это так:

– Людка Зыкина опять замуж вышла, – говорила бабушка.

– А ты что у неё на свадьбе была? – спрашивал отец.

– Нет, не была, но люди говорють.

И так бесконечно, до первой крови. Отец не выдерживал, подскакивал со стула. А его мать кричала, что у всех дети, как дети, а этот чумовой.

Городская баба Настя.

Похоронили бабу Настю в Мартанке. Она говорила: «Только Дуся за могилой будет ухаживать». Мама ухаживала (она носила ведрами землю, чтобы могилка не опустилась), пока на этой могиле не разбил её обширный инсульт.

Приезжали к нам и папины сестры с семьями.

Нина и Тая.

У старшей сестры – тёти Таи – сыновья Лёшка и Женька. Лёша умер, а с Женей – человеком трудной судьбы – мы и сейчас общаемся. Он вахтовик на крайнем Севере. На мой телефонный вопрос: «Что делаешь?», – отвечает: «Сижу, опустил ноги в Карское море».

Лёша и Женя.

У младшей сестры – тёти Нины— также два сына – Боря и Витя. Живут в Краснодаре, но видимся редко.

Семья Ворониных.

Тёток и их мужей уже нет в живых. Царство небесное!

Папа часто вспоминал голодное детство. Его отец ушёл на лесозаготовки, мать – мыть соль – там скудно, но кормили. Дети семи, пяти и трёх лет остались с бабушкой Марией Фёдоровной. Она и спасла их от голода.

Чем кормила? Травой и макухой. Думала о весне: что она посадит – сберегла чашечку кукурузы. Та проросла. Ей надо было куда-то пойти, от греха подальше она засунула чашку под тяжёлую бочку, да ещё и камнем привалила. Это видела младшая Нина. Дети смогли свалить и камни, и бочку, съели этот продукт.

Когда пришла бабушка, они уже полуживые лежали во дворе. Желудок, отвыкший от еды, не смог переварить. Понос был кровавым. Бабушка выкинула детей через перелазку на улицу, о: «Подыхайте, неслухи, тут!» Так они и лежали под забором до вечера, а вечером она перенесла их в хату и отпоила травами.

Вернулась мать, за работу ей дали соли, которую потом она выменяла на продукты.

Когда папка это рассказывал, всегда плакал от обиды на мать. «Она вошла и первое, что сказала, глядя на детей: «Вы щенэ нэ померли?»

У отца было много болячек (сейчас у меня те же). Генетика – продажная девка империализма. Инсульт у отца случился за грешным делом – он гнал самогон. Произошло это через три года после смерти мамы. Мы говорили ему, чтобы он сошёлся с какой-нибудь женщиной, но он возражал: «Я женат только на одной – нашей маме». Болел четыре месяца. Ухаживать за ним из-за его темперамента было очень трудно.

Отец любил малышей. Костик, отец и Маша.

МАМОЧКА

Промогайбо Евдокия Яковлевна – урожденная Подставкина, родилась в Мартанской, где и прожила всю свою жизнь. Кроме неё, у бабуси (так мы называли мамину маму) ещё семеро детей, два мужа: один- Василенко погиб в гражданскую войну, от него у неё Семён, второй – Яков— пропал без вести в Великую Отечественную войну – от него остальные дети: Люба, Дуся, Поля, Катя, Вася, Галя и умерла Наташа. Всех она любила, обо всех думала, всем, чем могла, помогала. Будучи уже пожилым человеком, вязала носки, шила лоскутные одеяла, делилась тем, что вырастила в огороде. С мамой они особенно дружны. Когда бабуся состарилась и не могла физически работать, мама забрала её к себе.

Про детство мама рассказывала мало, помнит, что дед Колбаса побил её палкой, а за что не помнит, помнит, что детьми помогали бабушке работать на табаке, что не ели много, но никогда не голодали. Старший Семен рыбачил и приносил рыбу, ели её и жаренную, и вареную, работали в огороде, всегда был картофель.

С будущим мужем Василием мама познакомились на танцах, где он играл на балалайке. Даже свадьба у них была. Фата, как положено у невесты, и светлое платье, сшитое бабусей. Носили это платье до свадьбы напополам с младшей сестрой Полей. Жених и вовсе во всём чужом. На свадьбе гости одаривали кто, чем мог: пачку соли, поросёнка, кур, подарили красивую косынку, но она оказалась с дыркой — короче всё пригодилось.

Молодые сняли квартиру и стали жить вместе с матерью отца. Баба Настя работала на мельнице. К невестке относилась прохладно. Когда папка ушёл в армию, бабушка помогала нянчить Валю. Немного подворовывала и краденное складывала в кошёлку, чтобы отвезти дочке Нине в Краснодар. Из города всегда привозила только бублики. Когда родилась я, а у Нины сын Борис, то баба Настя потребовала, чтобы его забрали в Мартанку, так как Нина была не замужем. Родители отказали. Рассерженная баба Настя, прихватив продукты, уехала навсегда в Краснодар.