Южная роза

– Вид у тебя вполне даже аристократичный, – улыбнулся Винсент, – и я тебя понимаю, но… так нельзя. Ещё раз говорю тебе – это юг. Здесь так не принято. Никто даже говорить с тобой не станет, если ты начнёшь пренебрегать приличиями и церемониями. А Таливерда даже не взглянет на тебя. Он – герцог, его древний род стоит по правую руку от трона, а когда короля нет в поле зрения, то, считай, что Антонио – сам король. Даже чтобы подойти к нему и представиться нам надо будет заручиться поддержкой синьора Дамазо с одной стороны и синьоры Арджилли с другой. И когда каждый из них подтвердит твою благонадёжность, только тогда Таливерда уделит тебе внимание.

Форстер пожал плечами и спросил с сомнением:

– Столько усилий ради того, чтобы просто выслушать меня?

– Именно! И даже хорошо, что свадьба будет продолжаться три дня, этого времени хватит на всё. Уж поверь, здесь о делах дозволяется говорить лишь после обсуждения погоды, здоровья всех родственников, всех свадеб и похорон, и только после первых десяти танцев, иначе дамам будет уделено слишком мало внимания. А дамы – это авангард южных традиций. Понравишься южным женщинам – считай половину лестницы в Торговую палату ты уже прошёл.

– Нравиться женщинам не так уж и трудно, Винс. Если это всё, что от меня требуется, то я взнуздаю себя и буду шаркать ножкой столько, сколько нужно, – мрачно ответил Форстер.

– А вот тут я бы тебя поправил. Нравиться женщинам-южанкам невероятно трудно. Особенно с таким вот трагичным лицом, как у тебя. И мой тебе первый совет – никаких трагедий, – сказал Винсент серьёзным тоном, – при дамах не говори ничего мрачного, серьёзного или того, над чем надо думать. Никакой политики. Никаких проблем. Только милые любезности. Ты ведь можешь?

Форстер бросил на друга короткий взгляд, и постучав костяшками пальцев по ручке трости, ответил с усмешкой:

– Никаких трагедий не будет. Обещаю.

Коляска прокатила по подъездной аллее и остановилась у входного портика, украшенного гирляндами белых роз. Две шеренги ливрейных слуг, скрипачи, красные ковры на гранитных ступенях и хрустальные бокалы с игристым вином встречали прибывающих гостей. Винсент выбрался из коляски первым, одёрнул фрак, поправил галстук и протянул распорядителю карточку со словами:

– Господин Форстер со мной.

Они прихватили по бокалу вина и, пройдя сквозь ряды мраморных колонн и крытую галерею, вышли в чудесный террасный парк. Среди белых шатров и пергол, увитых виноградом, уже сновали слуги и надушенные гости дефилировали по тенистым аллеям вдоль пруда.

– Неплохо живёт его светлость герцог Таливерда, – произнёс Форстер, окидывая взглядом прекрасный дворец в центре парка.

– О, да! И вот тебе второй совет: помни, то, что ты находишься здесь – это большая честь. В том смысле, что у тебя это должно быть написано на лице. Кстати, вон и синьора Грация Арджилли. С неё мы, пожалуй, и начнём, – произнёс Винсент, указывая на одну из пожилых дам в лиловом шёлке, – она первая, кому ты должен понравиться безоговорочно.

– Мог бы и предупредить заранее, что «грации» больше трёхсот лет. И какая польза от знакомства с этой старушкой? – усмехнулся Форстер.

– Она – бари. Из рода самого короля, – тихо ответил Винсент. – Её слова для Таливерда достаточно, чтобы он стал смотреть на тебя, как на человека своего круга. А слова Дамазо достаточно, чтобы видеть в тебе делового партнёра. А моего слова – чтобы подтвердить, что мундир королевского офицера ты носил с достоинством и честью, а разжаловали тебя за сущую ерунду. На этом треугольнике и будет держаться фундамент твоей репутации.

– Не понимаю, почему для южан так важно бари ты или нет? Где логика, мой друг? – спросил Форстер, отдавая бокал слуге. – Если титул и деньги наследуются только по мужской линии, то какая разница? Почему так важно принадлежать к бари?

– Чистота крови, мой друг, превыше всего. Древняя кровь иной раз ценнее титула и денег. А она наследуется только по женской линии от самых первых семей, населивших Баркирру. Иногда этого достаточно, чтобы открыть любую дверь.

– Хм. Ну и как мне завоевать сердце этой суровой старушки? – спросил Форстер, внимательно разглядывая Грацию Арджилли.

– Удиви её чем-нибудь. Она это любит. И, кстати, не вздумай назвать её старушкой, – Винсент принялся мягко наставлять друга, – если она сама говорит о себе, что слишком стара, то это не значит, что такое позволительно другим. Синьора Арджилли очень образована и умна. У неё столько негласной власти здесь, что, если захочет, она может утопить и возвысить любого всего-то парой фраз. Но она очень любит играть в милую забывчивую старую синьору. И, самое главное, считай, что это третий совет: ни при ней, ни при ком другом не вздумай обсуждать Восстание Зелёных плащей! И если кто-то будет говорить об этом или спрашивать твоё мнение – нет у тебя мнения на этот счёт, ты понял?

– Винс, я же не дурак. И хотя бродить с бокалом вина среди тех, кто вздёрнул на виселицу моего отца, сжёг мой дом и оставил без средств к существованию мать и сестру – это не то, о чём я мечтал, проливая кровь за Его Величество, – сдержанно ответил Форстер, – но, поверь, я давно понял, что лучшая месть этим людям – заставить их платить золотом. Так что я буду улыбаться и шаркать ножкой, как и обещал. Не надо меня поучать – я знаю, как надо себя вести.

– Я сказал, что ты не изменился – признаю, я ошибся, – усмехнулся Винсент, – никогда не забуду, как в Бурдасе ты пошёл с голыми руками на льва, чтобы меня спасти… Что стало с тем Александром, которого я знал? Ты больше не творишь безумств? Держишь язык за зубами, носишь тройку и стал фермером?

Форстер посмотрел на друга, и на краткое мгновенье синие глаза его блеснули недобро, но он лишь неопределённо пожал плечами и ответил спокойно, разглядывая группу женщин, окружавших синьору Арджилли:

– Это в прошлом, Винс. Безумства простительны свободным людям. Тем, кому нечего терять. А я теперь связан обязательствами, как цепями, – сквозь безразличие в его голосе проскользнула горечь, – и хоть я всеми фибрами моей души ненавижу собравшихся здесь сторонников метрополии, но я смогу добиться того, что мне нужно – я заставлю их меня полюбить. И в итоге – платить золотом.

Синьор Грассо посмотрел на друга, на складку, что залегла у того меж бровей, и подумал – ничего у них не получится. Ненависть, что тлеет в душе этого человека, всё ещё очень сильна, а гордость и упрямство, которыми всегда обладал Форстер, не дадут ему быть гибким. Не сможет он врасти в местное общество так, чтобы это общество не заметило в нём глубоко скрытого презрения. Ведь северяне должны знать своё место, и гордость для них – непозволительная роскошь. А Форстер не из тех, кому можно спокойно указывать на это место, и ждать, что он станет приносить в зубах домашние туфли и газету.

– Послушай, Алекс, они никогда тебя не полюбят, – ответил Винсент тихо, покачав головой, – они не будут считать тебя ровней. Для них ты только дерзкий выскочка с севера. Пусть и состоятельный, но второй сорт. Поэтому запомни – и этой мой четвёртый совет – главное: они должны видеть твою покорность. Ты же хочешь войти в Торговую палату? Хочешь стать поставщиком для нужд армии? Думай лишь об этом. И о том, что это возможно только через синьора Таливерда. А для этого ты должен впечатлить его дочь, зятя, жену, его любовницу, болонку его любовницы и даже кучера его любовницы. А ещё синьору Арджилли и синьора Домазо и их болонок и кучеров. Так что достань из сундука свои манеры. Я помню, что они у тебя были… когда-то. С тебя десять танцев, пунш для дам, игра в шарады, безупречная вежливость и традиционные комплименты. А ещё – глухота и слепота к насмешкам, которые будут за твоей спиной, а они обязательно будут! Тебе и не нужна их любовь, мой друг. Тебе нужна лишь бумага. Ты сказал – всё решают деньги, и это так. Просто терпи их презрение молча – и всё получится.

– А тебе бы пошла лиловая ряса и кадило, – усмехнулся Форстер, – ты просто рождён наставлять заблудшие души на путь истинный. Ладно. «Обещаю, святой отец, я буду смиренно следовать всем заповедям. Аминь!»

Винсент пропустил его сарказм мимо ушей.

– И, кстати, ещё совет – побольше танцуй с дурнушками. Поверь, это зачтётся в копилку твоей репутации золотыми ливрами.

– Может, мне ещё надеть рубище и пройти босиком за невестой до самого храма, приволакивая ногу? Так я буду достаточно убог? – не унимался Форстер. – Ты отказываешь мне даже в такой малости – потанцевать с красивыми южанками? А я-то надеялся… Кстати, я вижу возле нашей старушки-покровительницы весьма недурную особу. Та, в голубом платье, кто она?

– Это синьорина Габриэль Миранди. Но я имел ввиду как раз обратный случай. В сторону этой девушки ты можешь даже не смотреть.

– И почему же? Она ведь не замужем?

– Нет.

– Помолвлена?

– Нет.

– Такая красивая девушка не замужем и не помолвлена? – спросил Форстер, не сводя глаз с группы женщин. – С ней что-то не так?

– С ней всё не так, – развёл руками синьор Грассо.

– А именно?

– Она умна, у неё нет ни ливра за душой, самый острый язык на всём Побережье, и если ты ей не по нраву, вряд ли тебе удастся выдержать рядом с ней хоть половину ужина, – ответил Винсент с улыбкой.

– Вопиющие недостатки, согласен, – усмехнулся Форстер, – а достоинства у неё есть?

– У неё самый красивый розовый сад на всём Побережье. Но это сомнительное достоинство, лучше обрати внимание на её кузину – Франческу Корсини. Та, что слева, в зелёном платье. Она тоже весьма недурна.

Девушки стояли не так уж и далеко, а зрение у Форстера, как у истинного горца, было отличное. Он пристально разглядывал Габриэль, даже не зная почему. Она была не самой красивой среди тех южанок, что он видел здесь. И на фоне парчи и бриллиантов своих подруг её голубое шёлковое платье казалось совсем уж простым и скромным – никаких кружев и украшений. Но что-то было в этой девушке такое, отчего взгляд Александра, блуждая от одного женского лица к другому, всякий раз возвращался к ней.

Гордая осанка, светло-каштановые локоны, чуть отливающие рыжиной, голубые глаза и улыбка… Может, это она так привлекла его? Лукавая и тёплая, какая-то лучистая, от которой на щеках у Габриэль играли ямочки и взгляд становился озорным? Будто вот-вот она сорвётся с места и побежит, играя в догонялки. И захочется броситься за ней вслед… Светлая кожа, красивые губы…

Наверное, он смотрел на неё слишком пристально, потому что Габриэль будто почувствовала это – повернула голову и их взгляды встретились. И по южному этикету ему следовало бы, конечно, учтиво кивнуть и перестать так навязчиво и неприлично разглядывать незнакомку, смущая своим вниманием, но Форстер не мог удержаться. Слишком в её взгляде было много какого-то странного превосходства. Она посмотрела свысока, так, будто отказала ему даже в возможности находиться рядом и дышать с ней одним воздухом, словно осознавая, что у неё есть на это негласное право и власть над ним. Ему показалось, она смотрела с вызовом, ожидая, видимо, что как любой воспитанный южанин, он вежливо поклонится и перестанет сверлить её взглядом.

Но он не поклонился. И не перестал.

Он почему-то вспомнил первые годы жизни после возвращения из Бурдаса. Родовое поместье лежало в руинах после расправы, которую учинили солдаты королевских войск над повстанцами. Поля вытоптаны, рудники затоплены, деревни осиротели – мужчин почти не осталось: кто был убит, кого забрали в тюрьму или отправили в ссылку…

И он – хозяин богатейших земель Волхарда, закатав рукава, работал наравне со своими людьми, восстанавливая изгороди, ремонтируя сожжённый дом или занимаясь с Ханной пересчётом овец из тогда ещё немногочисленного стада. Вспомнил, как дважды в месяц к нему наведывался с инспекцией отряд от генерал-губернатора, проверить – не укрывают ли Форстеры остатки бунтовщиков?

Они въезжали, как хозяева, не боясь, и топтали всё, что попадалось под копыта. Брали, что хотели, или ломали забавы ради. Он помнил лейтенанта Корнелли – сопливого юнца, которому едва исполнилось шестнадцать, но уже облачённого властью – его отец обеспечил ему место в штабе генерал-губернатора. Синий мундир с золотым шитьём, светлые волосы и южная надменность, он не удосуживался даже слезть с лошади и смотрел сверху вниз на Форстера и его людей вот таким же взглядом – осознавая, что главный здесь он, а его – Форстера – угораздило оказаться на проигравшей стороне. И что одного его слова достаточно, чтобы бросить за решётку любого, кто ему не понравится.

Каждый раз во время таких рейдов лейтенант Корнелли насмехался над тем, что хозяин Волхарда стоит перед ним в перемазанной драной рубахе с топором или пилой, спрятав свою гордость и позволяя его людям безнаказанно переворачивать мебель, рыться в вещах, бросая их на пол и тискать служанок по углам. А лейтенант лишь взирал на это с лёгкой улыбкой, хлопая ручкой кнута по голенищу – ему нравилось упиваться своей властью.

Почему всё это вдруг вспомнилось?

Может, потому что именно так на него сейчас посмотрела эта «южная роза»?

Габриэль тоже не отвернулась, как полагалось воспитанной девушке. Прищурилась, принимая вызов, разглядывая наглого незнакомца без смущения, надеясь, видимо, на то, что он смутится первым и поведёт себя как полагается приличному господину. Но Форстер лишь усмехнулся и отсалютовал ей бокалом. Она, тряхнув локонами, окатила его волной ледяного презрения и перевела взгляд на одну из мраморных статуй, окружавших фонтан, и некоторое время рассматривала их, словно говоря: «Вы для меня такая же статуя, господин Форстер – пустое место».

– Надменность у неё в крови… Неужели не нашлось того, кого не испугал бы «самый острый язык на всём Побережье»? – спросил Форстер, чуть наклонившись к Винсенту. – Я о синьорине Миранди.

– Было бы ради чего. Я же говорю, у неё за душой ни ливра. Её отец учёный, спустил всё состояние жены на научные экспедиции. Кстати, он бывал и в Бурдасе. Вообще, он очень интересный человек, прогрессивный, и дочь, похоже, пошла в него. Она красива, умна и, как говорят, ждёт большую любовь, – ответил Винсент с усмешкой, – тебе тут нечего ловить. И перестань так пристально разглядывать её, это неприлично.

– Она ждёт большую любовь? – удивился Форстер. – Для девушки в её положении это как минимум глупо. Похоже, слухи о её уме сильно преувеличены. Ты нас познакомишь?

– Алекс, я вот зачем тут раздаю советы? А? Говорю же – от этой девушки тебе стоит держаться подальше. Не трать на неё время – она знает себе цену, и ты, поверь мне, не в её вкусе.

– Знает себе цену? Судя по всему, никто не готов её заплатить.

– Ну, не в прямом смысле… У неё есть принципы…

– Даже самая разборчивая женщина, Винс, забывает свои принципы, когда речь идёт о больших деньгах. А я богат. Сомневаюсь, что принципы бедной девушки, пусть даже такой красавицы, как эта Габриэль, устоят против новой шляпки и туфель… Ладно, учитывая её предполагаемый ум, скажем, двух дюжин новых шляпок и туфель, – Форстер снова усмехнулся.

– Пфф! Алекс? – синьор Грассо недоумённо посмотрел на друга. – Ты видишь её пять минут, а говоришь так, будто решил на ней жениться? Говорю же, обрати лучше внимание на её кузину, если уж на то пошло. Она не так красива, но очень мила, и она тоже бари, как и Габриэль.

– Так она ещё и бари? Надо же…

– А для тебя, кстати, это был бы в некотором смысле выход, – Винсент повернулся к другу, – серьёзно. Женись на одной из бари. Можно найти подходящую партию из бедной семьи, но с хорошими связями. Подумай, как ещё один вариант. Конечно, тогда землю придётся переписать на жену, но… так ты сможешь спасти Волхард.

– Это, может быть, и интересно, – прервал его Форстер, – но жениться второй раз я пока не готов. И вряд ли вообще буду к такому готов. Не будем об этом.

– Тогда не подходи к Габриэль ближе, чем на двадцать шагов. Здесь полно несчастных дев с хорошей родословной и без денег. Думаю, проблем с танцами у тебя не будет.

– Зная, кто я такой, думаешь, эти чванливые южанки станут со мной танцевать?

– Если ты ненароком обронишь, что у тебя сто пятьдесят тысяч ливров дохода в год и ты находишься в поисках жены – гарантирую, ты сотрёшь к утру подошвы своих туфель.

– Но у меня пятьсот тысяч ливров дохода и я не собираюсь жениться, – усмехнулся Форстер, снова поймав скользнувший по нему взгляд Габриэль Миранди.

Он готов был поклясться, что она специально обернулась, делая вид, что ищет глазами кого-то в толпе. Никого она там не искала, она просто хотела узнать, по-прежнему ли он на неё смотрит.

Винсент поприветствовал одного из гостей, а затем продолжил, чуть понизив голос:

– Первое может напугать их – слишком уж невероятная цифра, а о втором им знать вовсе не обязательно. Зато весь вечер ты сможешь наслаждаться приятным женским обществом, их матери начнут зазывать тебя в гости, и если ты последуешь моим советам, то их отцы вскоре узнают какой ты умный, воспитанный и перспективный мужчина. И это тоже плюс в копилку твоей репутации. А дальше всё зависит от тебя…

– Они все смотрят на меня, как на пустое место. Вот хоть бы синьорина Миранди – сколько презрения в её взгляде, а она ведь даже не знакома со мной.

– Это же юг, – развёл руками Винсент и добавил с улыбкой, – здесь даже их болонки будут смотреть на тебя с презрением, если у тебя не двадцатиколенное родовое древо, состоящее из одних бари. Репутацию придётся заработать. А что касается синьорины Миранди, повторюсь – забудь. Ты не впечатлишь её ни своим состоянием, ни танцами, ни даже дюжиной шляпок.

– Вот как? Спорим на ящик лиарнского? – подмигнул Форстер другу.

– Алекс! Ты просто потеряешь время, но я, разумеется, не против ящика вина.

И, словно в насмешку над Форстером, синьорина Миранди посмотрела ровно сквозь него, изящно развернула веер и помахала кому-то за его спиной так, словно он и в самом деле был из стекла.

– Ты так уверен, что я проиграю? – произнёс Форстер, не сводя с Габриэль глаз. – Если твои советы насчёт танцев и комплиментов верны, то спорим, мой друг, что к концу этой свадьбы твоя «южная роза» будет мечтать о том, чтобы я сделал ей предложение!

– Если ты покоришь эту крепость, я пришлю тебе два ящика лиарнского и с удовольствием выпью их на твоей свадьбе, – подмигнул ему синьор Грассо. – Но это вряд ли, так что хватит предаваться пустым мечтам. Идём. Пришло время познакомить тебя с синьорой Арджилли. И помни мои советы – только светские беседы. Никаких повстанцев, никакой войны, никаких ужасов – ничего, кроме любезности.

– «Благодарю, святой отец! Я внял вашим советам».

Глава 3

О том, чем заканчивается подслушивание и подглядывание…

– Элла? – заговорщицки шепнула на ухо кузина Франческа. – Знаешь, что сказала мне только что Селеста? Хоть и нехорошо говорить такое – ты не подумай я вовсе не сплетница, – но раз это касается тебя, то я просто не могу молчать. Ты должна знать…

Они стояли в саду виллы Таливерда в ожидании, когда соберутся все приглашённые, чтобы затем пышный свадебный кортеж направился в кастиерский храм. Пока же гости наслаждались вином и закусками, и обсуждали светские новости, слушая плавную мелодию, что наигрывал оркестр в ротонде.

В тени деревьев синьора Арджилли, буквально позавчера вернувшаяся с горячих источников, рассказывала о благотворном влиянии мармиерской грязи на тонус кожи. Её окружало не меньше дюжины девушек, каждая из которых думала лишь о том, что коже синьоры Арджилли, похожей на печёную грушу, не поможет уже никакая грязь, и что старой карге давно пора думать о душе, а не о том, как улучшить цвет своего лица. Но вслух сказать то, что думают, юным созданиям было непозволительно. Они должны были стоять, восхищаться чудодейственным эффектом и слушать этот рассказ со всем вниманием, на какое были способны.

– Касается меня? Ты о чём? – спросила тихо Габриэль, чтобы её не услышала старая синьора.

– Ты заметила вон того господина, что стоит рядом с синьором Грассо? – прошептала Франческа и скосила глаза влево, всем остальным своим видом выражая крайнюю заинтересованность в рассказе о том, каким слоем грязь следует накладывать на лицо.

И Габриэль сразу же поняла, о ком идёт речь. Конечно, она заметила наглого надменного господина, который, не будучи представленным, позволял себе недвусмысленные взгляды и усмешки. Она видела его впервые, и, судя по чертам его лица, он был приезжим, хотя странно, что синьор Грассо не объяснил ему, как полагается вести себя в приличном обществе.

– Конечно, заметила. Трудно не заметить такого невоспитанного синьора, – прошептала в ответ Габриэль.

– Он вовсе и не синьор! Его зовут Александр Форстер. И он гроу! А знаешь, чем он занимается? – заговорщицки спросила Фрэн и тут же, не дождавшись ответа, выпалила: – Он разводит овец!

– Овец? – Габриэль сжала губы, чтобы не рассмеяться.

– Это ещё не всё! – и Фрэн быстро выложила, что ей удалось узнать о загадочном северянине. – Но, самое главное… ты знаешь, что они только что говорили о тебе?

– Говорили обо мне? – удивилась Габриэль. – С какой стати?

– Селеста всё подслушала. Этот наглый господин ищет себе невесту среди бари, – взволнованно зашептала Фрэн, – и он сказал, что сможет купить любую девушку, потому что у него сто пятьдесят тысяч ливров годового дохода. И что тебя он может заполучить всего-то за дюжину шляпок и туфель.

– Что? – Габриэль едва не поперхнулась пуншем. – Меня? Заполучить за дюжину шляпок? И он такое сказал при Селесте? Пречистая Дева!

Она повернулась к кузине, и на её лице уже не было улыбки.

– Они её не видели, она сидела на скамейке вон там за статуями, – горячо шептала Фрэн, – в общем, она не всё слышала, но этот Форстер считает, что, раз он богат, то любая девушка сотрёт туфли от счастья, танцуя с ним балу. Как-то так он выразился. Удивился, что ты не замужем и сказал, что выходить замуж по любви – это редкая глупость.

– Какая наглость! – Габриэль произнесла это шёпотом, но внутри у неё всё просто вскипело. – Да что он о себе возомнил? А куда смотрел синьор Грассо? Как позволил ему такое говорить?

– Тише! – Фрэн приложила палец к губам и снова принялась шептать. – Чего же ты хочешь от гроу! Да ещё живущего среди овец!

Габриэль принялась расправлять складки на платье, пытаясь совладать с возмущением.

– Ты права, – произнесла она, наконец, выдохнув и придав своему лицу выражение спокойного безразличия, – чего ещё ждать от неотёсанного горца? Эти люди слишком дикие и заслуживают, скорее, снисхождения, чем осуждения. Возможно, у себя в горах они всё ещё покупают женщин или меняют на мешок овса. И зачем только синьор Грассо привёл его сюда? Я слышала, что они и едят с овцами, и в гостиную их заводят. Мы можем только игнорировать его невоспитанность.

– А знаешь, как его называют в Алерте? – снова заговорщицки прошептала Фрэн и тут же сама ответила: – «Овечий король».

Девушки прыснули со смеху, стараясь смеяться беззвучно и прячась за спиной синьоры Арджилли. Но Габриэль не удержалась, бросила ещё один мимолётный взгляд в сторону мраморных статуй, возле которых стояли синьор Грассо и его друг, и увидела, что они направляются прямиком к ним.

Купить её за дюжину шляпок? Какая мерзость!

Но, несмотря на внешнюю невозмутимость, внутри она просто кипела от раздражения. Никогда Габриэль не слышала от мужчины подобной бестактности. Да, конечно, она понимала, как заключаются браки, и понимала, что родители обсуждают друг с другом и с будущими родственниками размер состояния, приданое или родословную, но говорить подобное так, как этот Форстер, никто и никогда себе не позволял. Всё происходило на специальных церемониальных чаепитиях, где собирались родственники жениха и невесты, и разговор всегда вёлся очень деликатно в двусмысленных выражениях, чтобы никоим образом не оскорбить чувства друг друга. Говорили о том, как обеспечить будущей семье счастливую и безбедную жизнь. На таких встречах никто не покупал невест и никто не позволял себе так открыто кичиться своим богатством, как этот Форстер…

Невесту не покупают! Тем более за дюжину шляпок! Какое вообще он имел право обсуждать её с синьором Грассо?

Но чего ожидать от того, кто продаёт овец? Наверное, он и женщин воспринимает так же. Для него что жениться – что купить очередную овцу! Отвратительно!

– Интересно, а как будет зваться жена «овечьего короля»? – шепнула Габриэль. – И как к нему обращаться? Ваше овечество?

Франческа, которая увидела приближающихся к ним синьора Грассо и его друга, чуть не лопнула от натуги, пытаясь не рассмеяться.

– Элла, умоляю тебя – молчи!

– Синьора Арджилли? – Винсент склонился и поцеловал морщинистую руку, унизанную рубиновыми перстнями. – Вижу, вы вернулись из Мармиеры? У вас цветущий вид, моя синьора, и я рад видеть вас здесь в добром здравии. Позвольте представить вам моего друга – мессира Александра Форстера из Трамантии. Я рассказывал как-то о нём. Мы служили вместе в Бурдасе и, поверьте, я не знаю более бесстрашного человека, когда-либо носившего мундир королевских войск.