Волчья свадьба. Книга 1

      Я была удостоена особой чести: меня отвели в отдельную комнату, причесали, заплели волосы и дали выпить ягодного морса. Мне было неинтересно, как я выгляжу, да и зеркал здесь я не видела ни одного. Быт показался мне почти средневековым, а две женщины, приводившие мой растрёпанный вид в порядок, – добрыми.

      Впереди нас ждало застолье. Собралась толпа, люди заняли свои места. Седой мужчина подвёл меня к жениху, достал нож, порезал им сначала запястье сына, затем – моё. Наши руки туго связали веревкой.

      Начался праздник. Однако обильные яства не лезли в горло.

– Выпей вина, – впервые заговорил со мной Д… Дилан, кажется.

– Не хочу, – отвернулась я.

– Я сказал, пей, – и подал мне бокал.

      «Понятно, сынок своего папаши… Ничего, ты ещё пожалеешь, что так обошёлся со мной, ещё наплачешься…» – самой себе пообещала я, и мысли о возмездии немного скрасили моё удручающее положение и были, как луч света в царстве тьмы.

      Свободной рукой я взяла серебряный бокал, залпом выпила его и демонстративно громко, со стуком, поставила обратно на стол. Если бы бокал был сделан из хрусталя или стекла, то разлетелся бы вдребезги. Рядом сидящие люди обернулись на меня, однако никто ничего не сказал.

Мне хотелось показать всем свою невыносимость, чтобы от меня отказались и вернули обратно. Но страх мешал, он сковывал меня, вынуждал сидеть молча.

      Прежде мне никогда не приходилось пить алкоголь, только пробовать на язык. Как-то в далёком детстве мне было интересно, что за жидкость родители хранят в погребе, и я взяла её, чтобы попробовать; мама застала меня с открытой бутылкой в руках и поставила в угол на целый час. С тех пор я больше не притрагивалась к вину и даже испытывала к нему неприязнь.

      Внутри всё загорелось от алкоголя, я поняла, что вино явно никогда не станет моим любимым напитком. Такое можно пить только когда тебе совсем гадко.

«Сегодня как раз такой день», – с грустной иронией отметила я.

– Заешь мясом, – снова резко скомандовал уже успевший мне опротиветь голос.

      На этот раз я послушалась сразу, хотя по-прежнему не смотрела на него. Никто не кричал «горько!», видимо, тут действовали другие обычаи. И к счастью. Я тешила себя надеждами, что этот брак будет фиктивным, и меня, в конце концов, оставят в покое.

      Наши руки всё ещё были туго связаны. Мне становилось всё трудней терпеть эту боль. Запясье затекло, налилось кровью.

Чтобы отвлечься, я всё время бросала тревожный и просящий о помощи взгляд на маму, но её постоянно кто-то отвлекал. Люди вокруг были веселы. И чем темнее становилось на улице, тем громче звучали тосты.

      Я заметила, как моя мама подошла к отцу жениха и что-то долго говорила ему, будто в чём-то убеждала, потом, когда он, наконец, кивнул, вернулась на место. Затем Седой поднялся, подошёл к сыну и сказал:

– Охотиться будете завтра, девочка не в состоянии.

      Я поняла, что он имел в виду меня.

– Ясно, – ответил Дилан, и я почувствовала его раздражение, как будто из-за меня его лишили чего-то важного.

      За деревней послышался протяжный вой. Народ начал плясать вокруг костра. Часть гостей покинули застолье.

      Моя рука вспотела. Я напряглась в ожидании неизвестного.

– Нам пора, – произнёс голос у меня над ухом.

      Я встала и меня пошатнуло. Никто нас не провожал. Маму я уже не могла найти взглядом. Мы погрузились в темноту.

– Куда мы идём? – спросила я

– Увидишь, – бросили мне.

      Я перестала чувствовать руку, ноги плелись еле-еле. Шли мы долго. Мне было не по себе оттого, что меня ведут в какую-то глушь. А вдруг на нас нападут дикие звери? Вой, что я слышала, точно был не собачьим…

      Наконец, показалась какая-то изба со светящимися окнами. Мы вошли в неё.

Древняя бабушка встретила нас в светлице.

– Я ждала вас к утру. Проходите, чай у меня уже заварен, всё готово.

– Спасибо, баба Поля, отведи её в баню и помой.

      Старушка взяла нож и разрезала верёвку, связывавшую наши запястья. Руки слиплись.

– Крепко взялись, это хороший знак, – улыбнулась она беззубым ртом.

      В бане мне пришлось раздеться донага; бабушка Полина тёрла меня какой-то пахучей мочалкой из трав и что-то невнятно приговаривала. Затем она перевязала мне руку, помазала чем-то рану и ссадины и, наконец, отпустила.

      Меня отвели в спальню, заставили выпить какой-то травяной чай и оставили одну. Усталость навалилась на меня, захотелось спать: видимо, в чай что-то подсыпали. Стало так хорошо и спокойно, страхи ушли, ссадины перестали болеть. Кровать была настолько мягкая, что я буквально провалилась в неё. Бельё приятно пахло. Я начала засыпать.

      Звук открывающейся двери заставил меня вздрогнуть. Я притворилась, что уже сплю.

Шаги направились в мою сторону. Человек сел на кровать. Последнее, что я помню – это приятные прикосновения к моим волосам.

      Я проснулась от солнечных лучей. В комнате никого больше не было. Первым делом я ощупала одежду на себе: всё на месте, а значит, никто не делал со мной… этого.

      За окном ярким пятном разлился луг. Судя по свету, времени было уже около полудня. Сидеть целый день в комнате было бы совсем глупо и трусливо, поэтому пришлось выйти. В светлице суетилась бабушка Полина.

– Доброе утро, – сказала я, потому что невежливо было бы просто взять и сесть за стол.

– Как спалось? – безо всякого интереса спросила бабушка.

– Спасибо, хорошо.

– Твой завтрак. Дилан ушел в лес рано утром, скоро вернётся.

– Спасибо.

      Я съела всё, что мне дали, решила сама вымыть посуду в бане, но застала там Дилана. Охнула, попыталась убежать, но он остановил меня.

– Подойди, – позвал он. – Что у меня со спиной?

      Он был абсолютно голый. Мне до дрожи в коленях не хотелось смотреть на гениталии полузнакомого мужика. Хоть бы прикрылся…

Дилан повернулся ко мне спиной. На его лопатке я увидела небольшой, около пяти сантиметров, но довольно глубокий порез.

– Сходи к бабушке, возьми бинты, иглу, спирт, свечку и нитки, – скомандовал он.

      Я сделала, как он сказал.

– Шей.

– Мне ни разу не приходилось… – испугалась я.

– Твоя мать сказала, что ты хочешь стать врачом, – блеснул он знаниями относительно меня. – Шей.

      И снова я подчинилась. Это оказалось не так уж и сложно. Закончив с зашиванием раны и мытьём посуды, я вышла во двор и обнаружила мертвого кабана с перерезанной глоткой.

      Бабушка Полина с тесаком вышла освежевать тушу, сказала, что вепря приготовят на вечерний праздник. Я не могла на это смотреть и вернулась в баню мыть посуду.

      Мне не хватало мамы и Светы, я даже не могла поделиться произошедшим с папой, сидя на его могиле. «Вот бы он удивился! Или он знал обо всём этом? Скорей всего, папа тоже был одним из полуволков. Неужели их свадьба была такой же?» – думала я.

– Это ты убил кабана? – спросила я Дилана, когда закончила свои дела.

– Да, – бросил он мне и куда-то ушёл.

      Похоже, ему самому было противно оттого, что в жёны ему досталась я, недавняя школьница и маленькая перепуганная девочка. Он даже разговаривать со мной брезговал, а смотрел надменно и высокомерно. Мне вспомнились вчерашние впечатления о нём; видимо, он на самом деле брал пример с папочки. Наверняка любимый сын.

Я снова подумала про себя: «Ничего, он ещё отведает моей изобретательности. Я дам ему достойный отпор, вот только немного освоюсь… Можно подумать, это я заставила его жениться. Такого, как он, мне и даром не надо». Во мне закипала злость при одной мысли об этом человеке.

      Пока на кухне никого не было, я пристроилась за столом и задумалась. От погружения в себя меня вскоре отвлекла бабушка, она велела взять на кухне отвар в красном глиняном черепке и позаботиться о том, чтобы Дилан его выпил. Я сделала, как мне велели, потом любопытство взяло верх, и я спросила бабушку:

– А что это за отвар?

– Живица, чтобы болячки заживали. Идём, покажу, как она выглядит. Тебе потом пригодится.

      Мы шли по краю леса. Сквозь кусты желтел залитый солнцем луг. Бабушка наклонилась, сорвала небольшую веточку растения с мягкими иголками вместо листьев. Это была не та живица, которую в большом мире собирают со стволов кедров и сосен. Здесь так называлась травка, и её больше нигде было не встретить.

– Вот она, кудесница, всю жизнь меня спасала, Владимира моего с того света, можно сказать, вернула…

– Он был болен?

– О, голодное время было у нас… Ему тогда полтора года исполнилось. Он заболел воспалением лёгких. Думали, всё… А травка вылечила. Эта травка разве что не из могилы вытащит… Спасибо, Господи!

      Бабушка Полина ушла, оставив меня собирать травку. После я решила прогуляться. Лес манил меня. Он как будто шептал, что я дома. Идти ничто не мешало, и чем дальше я заходила, тем бодрее чувствовала себя в этой прохладе.

Отовсюду веяло жизнью: крот копошился под землёй, ёжик что-то вынюхивал в кустах, птицы на деревьях затеяли перекличку.

      Я устроилась на опушке, покрытой жёлто-зелёным мхом, наблюдала за дятлом, обрабатывающим дерево.

Налетели комары, пришлось встать и двигаться дальше. Чтобы не заблудиться, я старалась идти по прямой, как делала это в детстве. Тропок и дорог в этом лесу не было, как будто эта деревня не знала машин и вообще любой другой техники.

      Мне стало странно, почему Верхний Волчок скрыт от людей, почему его считают легендой? Если это чудесное место, то где же волшебство, где диковинные звери? Почему здесь всё так обычно?

      Совсем близко от меня послышалось нечто похожее на хрюканье. Я оглянулась: метрах в тридцати от меня огромный кабан точил о дерево свои клыки, а возле него что-то выискивали в земле маленькие поросята. Папа в детстве учил меня, что нельзя ходить далеко в лес без оружия и вообще нечего соваться туда в одиночку, но если уж попался кабан, нужно залезть на толстое дерево и ждать, пока он уйдёт.

      Я стала рассеянно оглядываться в поисках подходящего дерева, но ни на одно из них я не знала, как забраться: сучья и ветки слишком высоко.

      Кабан явно нервничал, рыл землю. Я попятилась и прислонилась к ближайшему дереву и ждала, что, может, он передумает нападать на меня.

Тут я услышала волчий вой. Мне казалось, что он раздается отовсюду. В фильмах я видела, что волки охотятся стаями и окружают жертву, прежде чем напасть.

      Раньше я не боялась волков, потому что они никогда не подходили к нашему селению близко. Несчастных случаев не бывало. А ещё из-за моей волчьей фамилии одноклассники звали меня волчонком. Я никогда не обижалась, мне нравилось такое прозвище.

      Я увидела только двоих, очень крупных, волков, но тут же где-то за спиной раздалось многоголосое рычание. Теперь уже не было сомнений, что и я, и кабан окружены. Маленькие поросята столпились возле матери, испуганно повизгивали.

      «Неужели всех нас сейчас порежут волки?» – в страхе подумала я.

      Животное, которого застали врасплох, рвануло на меня, так как я стояла ближе всех.

Мне не удалось заскочить на дерево. Кабан сшиб меня с ног, развернулся, хотел сделать второй заход, но на него налетело сразу несколько волков. Поросята бросились кто куда. Я тоже воспользовалась моментом и побежала в сторону дома.

К счастью, за мной никто не погнался. Волки сосредоточились на более крупной жертве и не тронули меня. Мысленно я даже благодарила кабана, который вместо меня стал обедом для стаи хищников.

      Подходя к избе, я замедлила шаг. Левая нога угодила в какую-то ямку с жижей, и теперь в туфле хлюпало. Около дома никого не было. Я выдохнула, закрыла глаза, но тут кто-то схватил меня за руку настолько резко, что я вздрогнула.

– Что ты там делала?

      Это был Дилан. Вопрос был задан таким тоном, словно меня впору отправлять на казнь.

– Гуляла, – ответила я, одёргивая руку.

– Тебе нельзя туда ходить.

– Волки меня не тронули.

      Он громко рассмеялся. Я не поняла, почему.

      Мне дали время обработать ссадину на колене, помыться и переодеться. Пора было возвращаться в деревню.

На меня снова надели вчерашнее длинное платье. Оно нравилось мне гораздо больше, чем то, в котором я была в ЗАГСе, наверное, потому что не свадебное.

      На душе стало спокойней: может, оттого что я всё ещё жива и меня никто не съел, может, потому что моему так называемому мужу я была не менее противна, чем он мне. Впоследствии можно договориться с ним и легко разойтись, словно ничего этого не было.

      Из деревни пришли люди, забрали разделанную тушу кабана.

      Шагать было немного больно. Дилан шёл так быстро, что я еле поспевала за ним. Ему, похоже, было плевать на моё самочувствие, а я не хотела стонать и жаловаться, поэтому стойко терпела всю дорогу.

      Потихоньку я начала понимать, что моя жизнь вне опасности, и бояться, кроме резких слов, мне нечего.

Разумеется, я была бы не я, если бы у меня в голове не родилась целая уйма вопросов:

– Что будет после праздника?

– Какое-то время мы останемся здесь, потом вернёмся.

– Кто ты?

– В каком смысле? Ты не помнишь моего имени?

– Помню. Но это всё, что я знаю о тебе.

– Что тебе интересно? – нехотя спросил он.

– Сколько тебе лет? Где ты живешь? Какая у тебя фамилия?

– Двадцать семь, живу много где, постоянно в разъездах, фамилия такая же, как у тебя.

– Тоже Волк?

– Да.

– Странно… Не знала, что эта фамилия настолько распространена. Мы точно не родственники?

– Точно.

– А мама со Светой ещё здесь?

– Увидишь. Сегодня на празднике будут многие главы семейств нашего народа, так что будь добра: веди себя прилично.

– А зачем нас поженили? – прямо в лоб задала я вопрос.

      На самом деле, кому ещё знать, зачем весь этот пафос, как не ему? Но Дилан не захотел отвечать и попросил меня идти молча.

– Раз тебе даже говорить со мной противно, что же ты согласился брать меня в жёны? Папочку своего испугался? – с вызовом и громко выпалила я.

– Есть вещи, которые тебе ещё рано знать. Понятно? А теперь умолкни, – огрызнулся он.

– Да ради бога!

      «Господи, как же мне омерзителен этот козёл!» – негодовала про себя я. Мне хотелось смотреть на что угодно, кроме его долговязого силуэта впереди.

      До деревни оставался всего какой-то километр, ноги ныли. Я утешала себя тем, что увижусь с родными.

      Наконец, мы добрались. Людей было столько, что они сделали живой коридор в несколько десятков метров и встречали нас. Я старалась не отставать от Дилана.

      Нам дарили подарки, произносили поздравительные речи. Некоторые из присутствующих плохо говорили по-русски.

Мама нашла меня, только когда гости устроились за столами. Мы отошли в сторону.

– Мама, забери меня отсюда, умоляю тебя! Давай сбежим? – взмолилась я.

– Диана, дочь, ты ещё не понимаешь своего счастья. Любая девушка может только мечтать о таком муже, как у тебя. Дилан – очень хороший молодой человек, поверь мне, он не даст тебя в обиду.

– Да что ты знаешь о нём? Он сам не прочь избавиться от меня! Ты бы видела, как он обращается со мной! Пожалуйста, давай уйдём?

– Нет! – внезапно строго ответила мама. – Всё делай, как велит тебе твой муж, иди и садись к нему.

      Больше никаких вопросов я не задавала. Никто не собирался защищать меня от мерзкого типа, который стал моим мужем.

Мама крепко по-матерински обняла меня, и мы вернулись обратно на свои места. Света куда-то пропала. Может, тоже устала от застолья и вернулась домой, или ей просто нужно было идти на работу?

      Праздник всё длился и длился. Непрекращающийся гомон утомил меня: уже наступила ночь, а люди и не думали униматься.

– Я устала, – наконец, сказала я Дилану.

– Скоро начнётся самое веселье, потерпи.

      «Какое ещё веселье? – испугалась я. – Неужели они придумали ещё что-то более идиотское, чем эта свадьба? Ничего не понимаю… не понимаю…»

      Седой встал и заговорил так, что все мгновенно замолчали.

– Вчера и сегодня мы празднуем важное событие! В нашем роду образовалась ещё одна семья. В честь этого я объявляю продолжение вчерашней большой охоты!

      Народ дружно заликовал. Не успела я спросить, что всё это значит, как увидела, что огни вокруг стола погасли, а гости скинули свои одежды.

Мне показалось, что меня опоили каким-то галлюциногенным вином. Люди, которые ещё недавно сидели со мной за одним столом, зарычали, покрылись шерстью и превратились в волков. Процесс выглядел настолько уродливо, что выпитое мной вино запросилось наружу.

Оборотни с минуту покружились вокруг столов и костра, затем потоком двинулись в сторону леса.

      Человек, за которого меня выдали замуж, тоже разделся, и спустя несколько секунд от его человеческого облика ничего не осталось. Он, как и все, скрылся в темноте.

      Я стояла, не зная, как оправиться от всего этого ужаса, произошедшего у меня на глазах. Меня выдали за монстра. Я с трудом удерживала рвотные позывы, содержимое желудка просилось наружу. Единственной, кто ещё оставался человеком, была мама. Я вцепилась в неё и стала умолять покинуть это кошмарное место.

– В своё время мне тоже было страшно, – сказала она, – но потом, когда я впервые превратилась, то поняла, насколько это здорово. Теперь пришло и твоё время присоединиться к стае. Сейчас ты взволнована, и это должно помочь тебе, для этого всё и было сделано. Попробуй!

– Нет, мама, я не такая! – запротестовала я. – Я хочу домой! Мне не надо всего этого!

– Это с тобой неизбежно случится. Мы с твоим отцом такие! Глубоко вдохни воздух, почувствуй, как стая зовёт тебя, попробуй на кого-нибудь сильно разозлиться и беги, – она скинула с себя платье, положила всю одежду на скамейку и, бросив на меня манящий взгляд, перевоплотилась в зверя вслед за остальными.

Я смотрела, как мамино экзотически красивое лицо деформируется в волчью морду, и мне хотелось выть и бежать из этого сумасшедшего мира как можно дальше. Мама оказалась такой же: всю жизнь меня воспитывал монстр, а я и не подозревала…

      Комары облепили меня и начали больно кусать. Мои нервы натянулись до предела, нужно было что-то делать. Нельзя просто так стоять. Из моей груди вырвался крик безысходности, а может, крик страха. Я судорожно лупила себя, пытаясь отогнать комаров, – не помогало.

      Налетел ветерок, я неожиданно всем телом почувствовала, что меня зовут. Неведомая сила влекла меня в лес. Я побежала. Вдруг что-то произошло, по всему телы растёкся жар, и я перестала чувствовать себя собой.

От земли с нечеловеческой силой отталкивались уже не руки, а упругие лапы, и это было так легко, словно я лечу.

Моё платье свалилось на землю, голова стала ясной, приятное чувство разлилось по всему телу, а тревога исчезла. Вскоре мне удалось нагнать волчью стаю.

      Нет, это была не одна стая, а множество, как говорили древние, тьма людей, только вот людьми их уже нельзя было назвать.

Лес гудел, все бежали, гнались за кабанами, а те были далеко от нас. Дальше нить моего человеческого сознания оборвалась. В памяти остались какие-то образы, но вспомнить событий этой ночи я уже не могла.

      Утро я встретила в лесу. Абсолютно нагая, озябшая, я вскочила на ноги и увидела Дилана, который тут же проснулся от шороха, издаваемого мной.

– Не смотри на меня! – воскликнула я.

      Он рассмеялся и подошел ко мне. Я отвернулась, чтобы не видеть его голым. От его прикосновений моё тело задрожало ещё больше.

– Не надо…

      Он развернул меня к себе, обнял и поцеловал. Мои слабые сопротивления не остановили его. Паника захватила меня. Одного ловкого движения ему хватило, чтобы уложить меня обратно на мшистый покров земли.

– Расслабься, сейчас я согрею тебя.

– Нет, пожалуйста, не надо, не трогай меня, нет…

– Т-с-с-с.

      До этого я представляла отношения между мужчиной и женщиной совсем по-другому. Сначала мне было так больно и страшно, что я взвыла, потом наступил ступор, и я не чувствовала ничего, кроме жара. Кровь пульсировала с двойной силой, тело горело.

Он брал меня резко, жадно, не обращая внимания на мои рыдания и попытки высвободиться.

      Первой брачной ночи я не помню совсем. Вряд ли тогда вообще что-то было (в ту ночь меня, кажется, опоили какой-то травкой, и я быстро уснула).

Дилан был первым мужчиной, который поцеловал меня, так что мне не с чем было сравнить его ласки. Всё это было для меня ново, но это новое не просто не нравилось мне, – оно было мерзким. И ещё этот тошнотворный запах пота и чего-то ещё… Не думаю, что и от меня в тот момент могло хорошо пахнуть, но до этого никогда в жизни я не позволяла себе ходить неухоженной и грязной.

      Некоторое время мы лежали на мхах. Я стыдилась своей наготы, стараясь прикрыть волосами грудь.

      Дилан провёл ладонью по моему предплечью. Я вскрикнула так, как будто кожу прижгли горящим поленом. И тут я заревела, совсем как ребёнок, с воем и громкими всхлипываниями. Мне самой было стыдно, что я показываю свою слабость, но ничего не могла с этим поделать.

Между ног у меня потекла слизкая жидкость, вытереться было нечем, и от этого стало ещё противней.

– Я не хотел тебя обидеть, извини, – услышала я голос.

      Дилан попытался прижать меня к себе, но от его прикосновений я завизжала на весь лес:

– Не трогай меня! Убери свои руки! Руки убери от меня! А-а-а! Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!

– Успокойся, – сказал Дилан, пытаясь справиться с моей истерикой, но я всё продолжала визжать, пока он не отстал от меня.

      На какое-то время в лесу воцарилась тишина. Мои рыдания прекратились. Я сидела, поджав под себя ноги, и прикрывалась волосами. Со стороны я выглядела, наверное, как чёрный кучерявый зверёк, который пытается спрятаться, замаскироваться. Я понимала, что сидеть целый день в лесу было бы глупо, жажда уже начинала мучить меня.

– Всё, успокоилась? Вставай, нам пора, – снова резким тоном заявил Дилан. Видимо, ему надоело притворяться добреньким, или он понял, что метод «пряника» со мной не работает.

      Он вскочил на ноги и подал руку. Я проигнорировала этот жест.

– Ненавижу тебя! – прошипела я, глядя ему прямо в глаза, и встала с земли.

      Что-то во рту мешало мне говорить, словно это передние резцы мгновенно превратились в звериные клыки, а голос стал рычащим, грубым. Дилан тоже это заметил, его глаза мгновенно расширились. Он сделал шаг по направлению ко мне:

– Тише, спокойней…

– А ну прочь от меня! Прочь, я сказала!

– Я не трону тебя. Пожалуйста, успокойся, – попросил он. – Нам пора возвращаться, если ты ещё хочешь увидеться с матерью.

      Ярость исчезла, как только я подумала о маме. Разумеется, она не смогла бы решить всех моих проблем и заставить меня забыть о них, но один только её любящий взгляд придал бы мне сил.

      «Знала бы она, на что обрекла меня…» – занималась саможалением я.

      Дорога заняла, по меньшей мере, три часа. Ни питья, ни еды. Мы почти не разговаривали. Единственным занятием для меня было вытаскивать мелкие веточки и листья из своей кудрявой шевелюры и смотреть под ноги.

Человек, который назывался теперь моим мужем, шёл быстро. Мне даже пришла в голову мысль потеряться, спрятаться, сделать что-нибудь назло, только бы больше никогда не видеть его. Но потом я решила, что больше всего на свете я сейчас хочу увидеть маму, выпить кружку чистой холодной воды и смыть с себя грязь.

      Мама встретила нас в деревне, где вчера было застолье. Она ждала нашего появления. На скамье предусмотрительно была приготовлена одежда для нас.

– Я очень рада, что ты справилась! Дочь, как ты себя чувствуешь?

      Мне хотелось рассказать о том, что произошло утром, но так как рядом были посторонние люди, я ответила просто:

– Проголодалась. И… я почти ничего не помню. Почему я проснулась в лесу?

– Потому что ты ещё не привыкла. Это нормально. Со временем ты научишься лучше контролировать себя, – и она обратилась к Дилану. – Твой отец ушёл, тебе нужно подойти к Николаю Ивановичу.

      Дилан кивнул, наскоро оделся прямо на месте и ушёл.

      Мы позавтракали запечённым кабаньим мясом с картофелем. Мама собралась домой с последней группой гостей.

– Почти все уже разъехались. Теперь и мне пора домой.

– Нет, мама, не уходи… не оставляй меня с этим… а-а-а, забери меня обратно! Ты не представляешь, что… О, мама, умоляю, можно я пойду с тобой? – едва не ревела я.

– Уверена, Дилан скоро понравится тебе. Ты привыкнешь, не спеши. Всё будет хорошо.

      Я поняла, что мне уже не уговорить её забрать меня с собой.