Дети прилива

– Профессор Клод Хестермейер, – глубоким голосом проговорил мужчина.

– Да, это моё имя, – отвечал я. – То, что вы его знаете, не извиняет того, как грубо вы ворвались в мой кабинет.

– Ты не узнаёшь мой голос?

Нет, я не узнавал, однако я заметил, что пальцы мои дрожат, а по спине пробежал холодок.

– Сэр, боюсь, я должен настоять на том, чтобы вы оставили меня одного, – потребовал я.

– Данное соглашение не позволяет подобного, – сказал мужчина.

– Соглашение? Какое соглашение? Это какая-то недобрая шутка? Питера Ламбета сегодня кремировали – имейте же совесть!

Горячие слёзы пролились по моим щекам. Я встал и обошёл свой стол, приготовившись при необходимости применить силу. Но прежде чем я подошёл к мужчине, тот отбросил вуаль с лица.

Карандаш, который я сжимал в руке, переломился.

Передо мной стоял мой дорогой друг Питер Ламбет.

3

Мальчишка в зелёном камзоле

Сверху до Элли доносились далёкие крики. Морская вода наполнила её рот.

Падая, она задела ногой край крыши, разорвав штаны и ссадив кожу. Её передёрнуло, когда морская соль разъела ранку.

Она заглянула в мутные глубины. Призрачные шпили и крыши маячили во мраке, словно подводный горизонт. Большая часть Города давным-давно ушла под воду.

Элли, барахтаясь, пыталась подняться к поверхности, но её тяжёлый бушлат тянул её вниз. Она обругала саму себя – вечно карманы полны всякой всячины! Она набивала их гаечными ключами и компасами, телескопами и маслёнками, перочинными ножами и спичками. Дымовая шашка и карманные часы проплыли мимо её головы. Она собиралась уже вывернуться из бушлата, когда услышала зычный и влажный шлепок. Она подняла голову, и сердце её радостно ёкнуло.

Древко фленшерной лопаты!

Откуда только силы взялись! Элли схватила рукоять, и тотчас её потащило вверх. Звуки надводного мира оглушили её, неожиданный свет слепил глаза. Пока она отплёвывалась и хватала ртом воздух, кто-то втащил её на крышу часовни.

– Элли, – воскликнула Анна, рухнув рядом с ней. Тут же был и молодой стражник, сжимавший в руках фленшерную лопату.

– Харграт забрал мальчишку, верно? – проговорила Элли. Она закашлялась, из уголка губ потекла струйкой морская вода.

Анна кивнула. С немалым усилием Элли поднялась на ноги.

– Элли, сядь, или ты сблюёшь, – сказала Анна, торопливо отступив назад.

Но Элли замотала головой. Она утёрла рот тыльной стороной ладони, и, пошатываясь, шагнула вперёд, волоча оковы намокшей одежды. Она протянула руку стражнику.

– Спасибо, что спас меня.

Стражник опасливо поглядел на протянутую ладонь. Это была та рука, которой она только что утёрла рот.

– Тебе нужно вернуться в мастерскую и переодеться, – заявила Анна, снимая водоросли с шеи Элли. – Ну-ка, дай я возьму это, – прибавила она, потянув за промокший и капающий бушлат.

– Нет, со мной всё хорошо, – буркнула Элли, строптиво кутаясь в своё пальто.

– Ты простудишься! – настаивала Анна.

– Ну ладно, ладно, – сказала Элли и раздосадованно скинула бушлат. – Но я пока не могу вернуться в мастерскую, я иду в Цитадель Инквизиции. Кто-то должен вступиться за мальчика. Он не Сосуд!

– Элли, если Инквизиция хочет его убить, нам лучше не вставать у них на пути.

– Но Сосуд всегда знает, что он Сосуд, в этом сходятся все книги, что я прочитала, а этот мальчишка не знал даже собственного имени! И вдобавок Сосуд выглядит болезненным, а Сиф казался вполне здоровым. Ну, если забыть обо всей этой крови. А теперь послушай внимательно, мне нужна твоя помощь в очень важной миссии.

Анна навострила уши. Отправляя Анну с поручением, нужно было, во-первых, ни в коем случае не называть его поручением, а во-вторых, приукрасить немного, наобещав встречу с матросами. И ввернуть потасовку, если получится.

– Мне нужно, чтобы ты пошла на Большую Верфь и разузнала, вдруг кто-то из моряков слышал о мальчишке, упавшем с корабля и, может, проглоченном заживо китом.

– Зачем? – осведомилась Анна.

– Потому что, если мы сумеем узнать, кто Сиф на самом деле, это поможет очистить его имя. Но будь осторожна – в доках сегодня моржовые бои, а они могут закончиться потасовкой.

Это была ложь, но она отлично сработала: Анна развернулась и рванула прочь. Элли похромала вслед за ней, хлюпая башмаками при каждом шаге. Она прошла мимо кита, глаз которого был смиренно закрыт. Одна из горгулий, придавленная его хвостом, грозила обвалиться и рухнуть в море. Забавно, что и она изображала кита.

«Голубые глаза», – подумалось Элли, и девочка содрогнулась при мысли о том, что в эту минуту, быть может, происходит с Сифом. Что, если Инквизиция уже решила, что он Сосуд, и в этот самый миг его бросают в огонь? Она заторопилась, вскарабкалась на мол, протолкалась через толпу и побежала по мощёной улочке вверх.

Утренняя сутолока дел шумела и кипела вокруг бежавшей по Городу Элли. На рынке Ангелуса покупателей было битком, они задорно торговались то у одного прилавка, то у другого. На крышах рядами несли дежурство голодные чайки, в воздухе крепко воняло рыбой. Три бородатых музыканта тянули печальную мелодию на своих виолончелях, а пожилая дама из высокого окна осыпала их язвительными замечаниями и турнепсом, требуя, чтобы они сыграли что-нибудь духоподъёмное. Уличный фигляр в серой рубахе и вспученной валяной шляпе развлекал фокусами стайку хлопающих в ладоши ребят, которые возрадовались ещё громче, когда трюк не заладился и белёк, которого фокусник пытался вытащить из шляпы, выпрыгнул сам и цапнул хозяина за палец.

Элли замедлила шаг, потирая ссадину на ноге. Её всё ещё жгло от солёной морской воды.

– Нелли! – окликнул её весёлый голос.

Она подняла голову и скривилась. Улыбающийся мальчишка, одетый в травянисто-зелёный камзол и чёрный плащ, вприпрыжку направлялся к ней.

– Ты мокрая, как мышь, – сказал он, оглядывая её с головы до пят. У него были золотистые локоны, россыпь веснушек на щеках и ярко-голубые глаза, которые пристально смотрели на неё. Он был немного младше Элли и такой смазливый, что напоминал вытянувшегося и переросшего детскую пухлость херувима; такого ангелка забаловала бы любая мать, а любой священник с радостью переставил бы в первый ряд хора.

– Да я плавала, – отвечала она делано жизнерадостным голосом.

Он заметил прореху на её штанах и озабоченно нахмурился:

– Ты в порядке?

– Полном. – Элли глубоко вздохнула. – Чего тебе надо?

– Ох… – Мальчик, казалось, был удивлён Эллиной резкостью. Он перебирал пальцами серебряную цепочку у себя на шее, с которой свисало множество побрякушек: ключи, ракушки и оловянные фигурки. – Ну, я слышал, что из кита появился какой-то мальчишка.

– У меня нет на это времени, Финн, – бросила Элли и поспешила вверх по улице.

Она прошла мимо священника в чёрной рясе, который, стоя на деревянной платформе, возвышал голос к небу.

– Не верь ближнему своему! – кричал он. – Ибо Великий Враг может скрываться за его очами. Не верь ни родным своим, ни себе самому. Но не страшись! Пускай боги сгинули, но святые не оставили нас своими заботами и послали нам Инквизицию – смелых сердцем людей, что сохранят нас от нас самих.

– Как ты объясняешь то, что он мог там дышать? – вопросил Финн, в два прыжка нагнав Элли.

– Где?

– В ките, разумеется!

– Ох, я не знаю, Финн. Может, он выставил соломинку в дыхало?

– Незачем огрызаться, мне просто любопытно. Где он теперь?

– Харграт забрал его, – сказала Элли. – Он считает, что мальчишка – Сосуд.

– Ой, мне так жаль. Могу я помочь чем-то?

– Нет, – отрезала Элли. – Я иду, чтобы поговорить с инквизиторами.

– Девчонка! ДЕВЧОНКА! Немедленно ступай сюда!

Старик шкандыбал сквозь сутолоку рыночной площади, тяжело дыша и прижимая к груди большущее механическое приспособление. Оно напоминало вроде как металлического краба, но только размером краб был с небольшую свинью. Он сердито зыркнул на Элли. Стёкла его очков были такие толстые, что увеличивали глаза вдвое против нормального их размера.

– А теперь послушай меня: эта твоя машина для ловли устриц сломана, и каждую минуту, что она простаивает, я теряю деньги из своего кармана.

– Боюсь, что прямо сейчас я очень занята, сэр, – вежливо отвечала Элли. – Знаете, этот кит…

– Кит? – крякнул старик. – Плевать мне на китов! Устрицы, девочка, устрицы! Значит, раз ты построила эту машину, ты её и почини!

Она вздохнула.

– Не я строила эту машину.

Старик сощурился:

– Но ты же Ханна Ланкастер, так? Изобретательница?

– Я Элли. Её дочь.

– Ох, – он поправил очки на носу, – ты, кажись, была покороче, как мне помнится. Так где мне найти твою мать?

– Нигде. Она уже пять лет как умерла.

– Ох, – снова протянул старик и в удивлении качнулся назад на каблуках, – что ж, хм. Мне всё равно нужно починить эту машину! И я жду, что ты это сделаешь.

Элли нахмурилась, глядя на пик Города. Каждая секунда промедления грозила Сифу опасностью.

– Вот беда, что она померла, однако ж, – пробубнил себе под нос старик. – Сомневаюсь, что мы ещё увидим такое дарование.

Со вздохом Элли подхватила устрицеловку и положила её брюхом кверху на мостовую.

– Я могу тебе помочь с ней, если хочешь, – сказал Финн, но Элли не обратила на него никакого внимания. Она выловила в кармане мокрых брюк отвёртку, вставила в подбрюшье устрицеловки и приподняла металлическую панельку. Заглянув внутрь, она повертела многочисленные шестерёнки, составлявшие внутренности аппарата.

– Заклинило… – пробормотала она.

Порывшись в карманах, она вытащила латунный ключ, грецкий орех и, наконец, длинные щипчики. Прикусив от старания язык, она извлекла причину поломки – поблёскивающую, бледную, как лунный свет, жемчужину.

– Это моё! – брякнул старик. – Машина-то моя, так что отдавай сюда!

Элли подняла глаза к небу, но уронила жемчужину в подставленную руку.

– Вот, пожалуйста.

Она покрутила ручку на спине устрицеловки, заводя её до тех пор, пока шесть ног не задёргались, а затем поставила машину на мостовую. Она побрела по камням, собирая воображаемые устрицы двумя своими крохотными руками.

– Пока! – крикнула Элли, нырнув обратно в торговые ряды между девчонкой, ведущей козу, и тачкой со свежими сардинами. К сожалению, потерять Финна ей не удалось.

– Я мог бы починить её вдвое быстрее, – самодовольно заявил он. – Слушай, а помнишь, как я помог тебе построить лодку? Ту, что плавает под водой? Вот, правда, надо нам её как-нибудь починить.

Элли резко забрала налево. Четверо коренастых мужчин спускались по улице, неся на доске мёртвую тигровую акулу с безвольно раззявленным зубастым ртом. Элли проскользнула мимо них, Финн же остался с другой стороны.

– Так что этот мальчик, – сказал он, снова поравнявшись с ней, – на что он годен? Он что же, умён или что? Ты же не надеешься найти мне замену?

– Замену? – отозвалась Элли. – Ты для меня ничто.

Финн заулыбался, покачав головой, как будто она удачно пошутила.

– Ну, так зачем тогда ты пытаешься спасти жизнь этого мальчишки? Ты прям взвинченная вся, Нелли. Что тебя так взбудоражило?

– Да то, что он не сделал ничего дурного.

Элли протиснулась между людей, охотно толпившихся у ног ещё одного проповедника.

– Друзья мои, знайте же – когда бы ни вернулся Сосуд, отважная душа выйдет на бой и, уничтожив оного, займёт своё место среди сонма святых. Кто знает, им может быть один из вас.

Толпа ублаготворённно заохала.

– Эй! – закричал высокий медно-рыжий юноша, торжествующе приплясывая на краю сборища. – Знаете что? Его же нашли! Взаправду нашли!

– Чего? – пробухтела, нахмурившись, какая-то старуха.

– Сосуд! – вскричал молодой человек, возбуждённо ероша собственные волосы. – Харграт вот только что поймал его! Он воистину святой!

Толпа возрадовалась. Рыжеволосый обнял старуху, но та, скривившись, отмахнулась от него. На Элли снова накатила паника, а вывернувшись из многолюдья, она застонала, видя, что Финн по-прежнему шагает возле неё.

– Похоже, все вне себя от счастья, – сказал он. – Может, стоит оставить всё как есть? Какое твоё дело – помогать незнакомцам?

– К моим делам это никакого отношения не имеет. Это вопрос того, что правильно, – сказала Элли.

Финн прищурился.

– Хм. Не думаю, что это настоящая причина, Нелли.

– Его могут казнить, Финн. Невинного мальчишку.

– Ясно. Ты чувствуешь себя виноватой. Так вот почему ты это делаешь!

Элли почувствовала, как у неё заныло в животе. Она сглотнула.

– Перестань, Финн.

Финн широко распахнул глаза.

– Но ведь я угадал, верно? Ты чувствуешь свою вину из-за того, что произошло раньше, и считаешь, что если ты поможешь этому мальчику, тогда всё опять будет хорошо.

– Финн.

– Вот только представить не могу, как ты думаешь его спасать. Не очень-то у тебя это получается, людей спасать.

– Заткнись, Финн! – вскричала Элли, торопливо взбираясь по каменной лестнице, поднимавшейся мимо университета.

– Прости, – промолвил Финн, вспрыгивая по ступеням вслед за ней. – Но просто для ясности, я же прав, верно? Ты пытаешься загладить свою вину за то поганое…

Улыбка Финна дрогнула и погасла, когда Элли схватила его за лацканы камзола и притиснула к стене. Побрякушки на шее мальчишки звякнули.

– Слушай меня, Финн, – сказала она, глядя ему в глаза. – Оставь мальчишку в покое.

– Но если я просто хочу помочь? Как я помогаю тебе.

– Мне никогда больше не понадобится твоя помощь.

Она отпустила его, и Финн сполз по стене, ворча из-за расстегнувшихся пуговиц на камзоле. Элли заторопилась вверх по лестнице.

– Иногда, Нелли, – крикнул он ей вдогонку, – мне хочется, чтобы ты была со мной добрее!

Она обернулась и зыркнула на него.

– А иногда, Финн, я мечтаю о том, чтобы убить тебя.

4

Властители китов

Элли доводилось выходить в море на китобойных судах и видеть Город издали. Он выглядел, как наконечник копья, вонзённый в небо, серовато-чёрный на фоне горизонта. Она старалась не думать об этой невероятной крутизне, несясь по улицам, забиравшим вверх почти вертикально; дыхание спёрло в груди, в горле стоял ком.

– Вы слышали, вы слышали! – горланила какая-то девчонка, в голосе её звенел восторг напополам с ужасом. – Нашли оного! Они нашли Сосуд!

Элли, которая громыхала вверх по металлической лестнице, эти слова полоснули по сердцу. Она бездумно бросила взгляд за перила, и ноги у неё сделалась ватные, когда она увидела под собой распростёртый во всех направлениях Город: десять тысяч черепичных крыш, зеленеющих мхом и, чем ближе к морю, тем гуще белеющих чаячьим помётом. К ним лепились армии статуй – серых ангелов и животных, лица и морды которых, столетиями подставляемые ветрам, дождям и брызгам прибоя, были изрыты, будто оспой. Бывало, шутили, что, мол, статуй в Городе больше, чем людей. Далеко внизу Элли могла разглядеть Кроличьи норы, лабиринт узких кривоколенных улочек, где в лепящихся друг к другу домишках некогда бок о бок жили сразу сотни рыбаков – пока Враг не сжёг разом весь квартал.

Элли, запинаясь, вскарабкалась по лестнице вверх по последней улице и вышла на площадь Св. Ефрема, высшую точку Города. Белоснежные особняки выстроились по её периметру, покрытые позолотой стены зданий гильдий и советов сверкали на солнце, посреди площади высился вычурный фонтан, украшенный скульптурными дельфинами. Здесь было почти красиво. Почти.

Цитадель Инквизиции вздымалась в конце площади. Корпус её составляла сотня зубчатых чёрных шпилей, лепящихся друг к другу, подобно трубкам орга́на, и вырастающих вверх посредине. Вход в основании здания был обозначен широкой аркой, над которой толпились серые безликие статуи – тесный ряд взявшихся за руки мужчин, женщин и детей пялил вниз пустые глаза.

На самом верху, иссечённый из белого мрамора и отбрасывающий тень через всю площадь, стоял молодой мужчина. Прекрасный ликом и взбитыми волосами скульптурный муж в высоту был не меньше, чем кит в длину. В руках он держал младенца.

Золотые буквы у основания статуи слагались в такие слова:

В РУКИ СВОИ ОНЫЙ ЗАБЕРЁТ ДАЖЕ НЕВИННОГО

Когда Элли была ребёнком, она думала, что мужчина с заботой смотрит на дитя и держит его очень бережно. Статуя казалась ей чудесной. Лишь позднее она поняла, что мужчина был Врагом, а младенец – Сосудом.

Она взбежала по ступеням Цитадели к двойным дверям. Две алебарды опустились прямо перед ней, и, запнувшись, она едва не полетела назад.

– Нет входа в Цитадель Инквизиции.

– Но мне нужно поговорить с инквизиторами.

– Нет входа в Цитадель Инквизиции.

– Но…

– Элли, что ты делаешь? Ну-ка, спускайся оттуда!

Элли крутанулась на месте. Она так стремилась попасть в Цитадель, что совершенно не заметила стоявшую неподалёку плотную группу спорящих мужчин.

Пришлось бы потрудиться, чтобы отыскать, да хоть во всём Городе, группу более несходных между собой людей. Одни, разряженные в пух и прах, кичились дорогими шёлковыми рубашками с пышными рукавами и причудливо напомаженными усами. Другие – мускулистые верзилы, чьи натруженные в море голые руки напоминали сплетение железных прутьев. Кто-то был в камзоле, кто-то в мехах. Один обмотал вокруг шеи, наподобие шарфа, чучело угря. Другой водрузил на голову деревянную шляпу в форме корабля.

Высокий широкоплечий мужчина неловко поднимался к ней по ступеням. У него были шоколадная кожа, короткая чёрная бородка и усы, а одет он был в волочащееся по земле пальто из красного мятого бархата[4]. В руке он держал трость, сделанную из бивня нарвала, а на его плечи была наброшена лохматая волчья шкура, голова которой свисала набок.

– Они забрали моего друга… – захлёбываясь, начала девочка, но прежде чем она успела высказать что-либо ещё, мужчина подхватил её одной рукой и понёс вниз по ступеням.

– Эй, поставь меня! – закричала она, когда всё завертелось перед её глазами. – То есть, сэр, будьте добры, поставьте меня на землю?

Её аккуратно поставили у подножия лестницы. Властитель Кастион приподнял одну бровь.

– Повторяй за мной, – негромко проговорил он. – Он тебе не друг.

– Ладно, – признала Элли. – Он не… но они совершают огромную ошибку. Он не Сосуд.

Кастион бросил взгляд на Цитадель, а затем приложил палец к губам.

– Элли, он суть Сосуд до тех пор, пока Инквизиция не опровергнет это. И до тех пор он тебе не друг и никогда им не был, понятно? Ты бедолагу в глаза не видела.

– Но я его видела, – возразила Элли. – Я спасла его из кита! А когда он не мог дышать, я…

– Элли, – промолвил Кастион, присев на корточки, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. – Инквизиторы зададут ему вопросы и устроят испытания. Если будет доказано, что он Сосуд, его сожгут заживо на этой самой площади. Или того хуже. Так что, прошу тебя, обещай, что ты не станешь влезать в это дело.

Элли была поражена его серьёзным тоном. Кастион обычно был настоящий добряк, всегда готовый и пошутить, и посмеяться.

– Я не стану, – немного поколебавшись, соврала она.

Кастион снял кольцо, одно из многих, что унизывали его пальцы, и показал ей. Это кольцо было серебряное, с маленькой эмблемой раздвижного гаечного ключа, личного символа её матери.

– Я не прощу себе, если с тобой что-нибудь случится, – сказал он. – Враг не захватывал Сосуд уже более двадцати лет; тебе неведомо, каково это, когда оный на воле. Улицы пропитаны недоверием. Друзья отворачиваются от друзей. Город скоро сделается совершенно иным.

Кастион впился в неё долгим взглядом, и она неловко кивнула.

– Неужели теперь время якшаться с беспризорниками, Кастион? – раздался ехидный голос. Другие властители китов прекратили свой спор, тот, на чьей голове красовалась модель корабля, презрительно смотрел на Элли.

Кастион вздохнул и выпрямился, упёршись в свою трость. Ногу он потерял, будучи ещё юношей – если верить слухам, её откусила акула. Мать Элли построила для него механическую ногу, которая тикала, как часы, всякий раз, как он делал шаг.

– Прояви немного уважения, Арчер, – промолвил Кастион. – Это дочь Ханны Ланкастер. Она уже два года чинит твои гарпунные ружья.

– Так вот почему они постоянно ломаются, – сказал властитель Арчер. – Проклятые штуковины мажут в половине случаев. Девчонка явно матери и в подмётки не годится.

Элли почувствовала, как у неё заполыхали щёки. Она отошла за спину Кастиона, держась за рукав его пальто. Кастион сжал её руку.

– Забавно, – небрежно заметил он. – Они никогда не мажут, когда из них стреляю я.

– Мы обсуждали важнейший вопрос, когда тебя ветром сдуло, – сказал Арчер. – Или ты даже и не слушал?

– Приношу мои самые искренние извинения, – отвечал Кастион. – Тяжело принимать всерьёз того, кто носит на голове корабль.

Арчер скривил губы. Тут раздался грохот, и все повернулись к Цитадели Инквизиции.

Из дверей вылетел Харграт.

– Ага, инквизитор Харграт, – сказал Арчер. – На ловца и зверь бежит. Один из ваших людей заявил нам, что нам не дозволяется забрать кита с крыши Св. Варфо.

Харграт прошагал мимо с утомлённым и озадаченным видом.

– Послушай, Киллиан! Что всё это значит?

Харграт на мгновение остановился, затем развернулся, словно издёрганный отец, втолковывающий настырному ребёнку.

– Внутри этого кита жил Сосуд.

– Выходит, он был сосудом для Сосуда, – пошутил самый молодой из китовых властителей и нервозно захихикал. Похоже, он без особого успеха пытался отрастить себе усы, как у остальных, – в результате казалось, что он приклеил себе на лицо клочья собачьей шерсти. Под недобрыми взглядами других властителей китов он покраснел.

– Это не предмет для шуток, Дункан, – сказал Арчер, снова поворачиваясь к Харграту. – Ведь это ты извлёк Сосуд из животного, верно? И что же этому отличному китовому мясу пропадать?

Харграт пожевал язык.

– Кит отравлен присутствием Сосуда и не годится в пищу.

– Да, но послушай, – продолжал Арчер, подойдя поближе к Харграту. Мужчина был значительно ниже ростом и тощее Инквизитора, и Элли подумала, что он должен быть или очень храбрым, или очень глупым, раз подходит так близко. – Животное такого размера стоит уйму денег. Двадцать бочек китового жира – и это самое меньшее, а уж мясом можно неделю кормить целый квартал. Мы властители китов – и это наше дело ловить китов.

– Этого кита поймали не вы, – прорычал Харграт, – а часовня.

– Это мелочи, – отмахнулся Арчер. Казалось, он хотел что-то прибавить, но вдруг неожиданно смолк – Харграт положил ладонь на голову властителя китов.

Голос Арчера взвился на целую октаву.

– Да что ты себе думаешь… – начал он.

Одним молниеносным движением Харграт снял шляпу с властителя китов. Он ухватил её своей широкой рукой в перчатке и сжал, разломив на мелкие щепочки. Арчер глазел в совершенном ужасе.

– Н-ну-ка, п-послушай, у меня н-немало влиятельных друзей, – выговорил он, отчаянно заикаясь.

– И среди них есть Инквизиторы? – поинтересовался Харграт.

– Нет, но…

– Тогда у тебя нет влиятельных друзей.

– Господа, – сказал Кастион, вставая между Харгратом и Арчером. – Нет причин ссориться. – Он положил руку на плечо Харграту.

– Не трогай меня, – зашипел Харграт с таким ядом в голосе, что Элли удивилась, как это он не пронзил Кастиона насквозь своим мечом.

– Что ты такой взвинченный, Киллиан? – спросил Кастион. – Сосуд пойман. Разве это не повод возрадоваться?

Харграт раздосадованно зыркнул на него.

– Верховный Инквизитор проводит собственные испытания над мальчишкой. Пока не доказано, что он является Сосудом, нет никакого повода для радости.

Кастион тепло улыбнулся.

– Но если Враг придёт снова, ты можешь просто убить оного, разве нет? Как в прошлый раз.

Харграт уставился на Кастиона с выражением беспримесной ярости в глазах.

– Да, мы с тобой в надёжных руках, Харграт! – воскликнул молодой властитель китов с клочковатыми усиками. Харграт зарычал и шагнул к нему, и лицо повелителя китов разом сделалось пепельным.

Кастион поспешно похлопал Харграта по плечу.

– Он ничего такого не хотел сказать, Киллиан. Неудачно выразился, только и всего. Ну и будь уверен, мы к киту не прикоснёмся, следуя твоему приказу. – Он сопроводил глубокий поклон той самой сверкающей улыбкой, что сделала его любимцем всего Города. – Гильдия властителей китов существует для того, чтобы служить народу. И мы благодарны Инквизиции за всё, что она делает, чтобы оградить народ от опасности.

Харграт нахмурился.

– Вы существуете, чтобы служить самим себе. И потому лишь, что это дозволяет Инквизиция. С приливом вы отбуксируете этого кита на пять миль[5] в море, и пускай он там и затонет. И если я услышу, что кто-то из вас хотя бы кожу снял с его хвоста себе на мудрёный камзол, я засажу его в камеру где-нибудь в безрадостном закоулке Города, где он станет гнить, пока родная семья не позабудет, как его звали.