
Полная версия
Попаданка. Колхоз – дело добровольное
– Ты что уснула? – Меня теребила удивленная Салина, – пошли, мы здесь закончили.
Я глаза еле открыла. Голова гудит, подташнивает, зря на солнышке спала. Как бы солнечный удар не заработать. И пить хочется ужасно, во рту аж скрипит все от сухости…
– Пи-ить, – попыталась сказать, а язык-то как бревно во рту. Большой да неповоротливый. Скребется по небу сухому, и в нужных местах не сгибается. Так что изо рта только хрип и вышел.
– Пить хочешь? – Я кивнула. От этого движения все кругом заплясало, закружилось, и я прямо на землю с чурбачка свалилась.
– Малла, – Салина с Рыской меня поднимать кинулись, а ко мне старичок какой-то подскочил. Хозяин чурбачка, наверное, на который я нагло уселась, и баклагу глиняную с водой под нос сунул. Только я глоток всего и сделала. Теплая вода-то. Не вкусная. Эх… сейчас бы холодненького чего-нибудь… мороженое, например… Интересно, а его здесь умеют делать?
– Салина, Рыска, я мороженого хочу.
– Зимой будешь,– рассмеялась Салина, – зимой все будет мороженное. А сейчас лето, радуйся.
Ну, я что делать? Вздохнула, встала и пошла радоваться. Но зарубочку себе сделала. Что-то я совсем забыла о том, что кроме сыров из молока можно всего много разного вкусного сделать. А здесь только сливки собирали, те что сверху отстаиваются, простоквашу квасили и топленое молоко делали. Даже творога не было. Не то что масла, сметаны или йогурта. А ведь это тоже бактерии, просто их надо где-то «наловить» и заставить работать на свое благополучие.
Когда я стала думать о йогурте, у меня в голове сразу на все голоса реклама зазвучала, про пользу пробиотиков и пребиотиков. И про лактобактерии. И песенки веселые вспомнились.
Как все же полезно рекламу смотреть оказывается, кто бы мог подумать, что я оттуда столько всего узнаю. Например, то, что бактерии эти в молоке сами водятся. Значит нам просто нужно поэкспериментировать и попытаться размножить именно те, которые нам нужны.
А еще про сепаратор я подумала. Очень уж нравилось мне, когда бабушка молоко сепарировала и сливки отделяла. Если получится здесь такой аппарат сделать… Я-то тысячу раз его отмывала, так что легко могу вспомнить все детальки. Да, не знаю, как он работает, и как из молока сливки получаются, но ведь здесь есть умные люди? Должны разобраться… и, вообще, я же хотела гномам авторучку показать! Пусть гномов здесь нет, но ведь должны быть мастеровые какие-нибудь… кузнецы там… ремесленники… где бы их только найти…
Да на ярмарке же! Вот я растяпа! Где же им товары свои продавать, как не на ярмарке.
– Рыска, Салина, идемте быстрее! – подала я голос и вцепилась в подруг, которые неспешно шагали в сторону рынка, который угадывался по шуму и гаму.
– Да, поторопиться надо, – улыбнулась Салина, – господин Гририх уже скоро обратно поедет.
– Как это обратно?! – я даже остановилась от удивления, – да мы только приехали!
– Мы слишком долго задержались здесь, – вздохнула Рыска, – уж больно коров жалко… неухоженные они, не совсем здоровые были. Пришлось полечить немного… вот и…
– Да, – подхватила Салина, – а я с купцами договорилась. Нам же сено нужно. Мы-то на свою ферму его заготовить не сможем. Много у нас коров-то…
– Это так удивительно, – вдруг улыбнулась Рыска, – правда, Салина? Что нас слушают и…
– Удивительно то, – перебила я, – что мы приехали погулять на ярмарку, а теперь так и уедем, ничего не увидев. Идемте быстрее.
– Идем, – Салина с Рыской переглянулись и рассмеялись, – Малла, ты как будто бы на ярмарке ни разу не была.
– Не была, конечно, – возмутилась я, – и сейчас умру от любопытства. А еще у меня есть три грота. И я хочу потратить их в свое удовольствие.
Пока болтали, дошли мы до выхода с животных рядов. А там мужики да бабы местные кучкуются, да хохочут. Пальцами куда-то тычут.
И как можно мимо такого пройти? Да ни жизни! Конечно же, мне сразу захотелось узнать, чего это там смешного такого они увидели. Я сама не заметила, как ноги мои к кучке этой побежали. А Рыска с Салиной рядом бегут, не отстают. У них тоже любопытство здоровое. Протиснулись мы сквозь толпу, а там среди овец мужичок несчастный сидит и вздыхает сокрушенно. А толпа над ним потешается.
Салина с Рыской захихикали, а я не понимаю ничего? Что смешного-то? Ну сидит мужик среди овец… вернее, одна овца и четверо ягнят вокруг нее скачут. И? Смеяться после слова лопата?
– Салина, – дернула я сестру за сарафан, – а что смеются-то все? Что смешного?
– Малла, – взглянула она на меня и расхохоталась еще сильнее, – ты посмотри, овцы-то какие!
Ну.. нормальные вроде овцы-то… голова, ноги, хвост… у Варлы в колхозе точно такие же в стаде ходят. Ну, почти такие.
Потому что эти… лысые они. Не совсем они, конечно, лысые, а скорее малошерстные… на котов-сфинксов совершенно точно не похожи, у моей подруги был сфинкс, я его видела. И трогала. Ужас просто! А у этих шерсть короткая и редкая, с проплешинами, но все же есть.
– И что? – снова дернула я Салину, – лысые и что?
– Малла, – захохотала Рыска, – они же уроды! Где ты видела лысых овец?!
И все ее смех подхватили… А мне не смешно было. Смотрю я на овцу, на деток ее… и мне так жалко их стало… не пожалеет ведь никто… вон уже мужики интересуются, что там внутри. Съедобно или нет. Да как же можно так, а? Они же маленькие совсем…
– Эй, мужик, – я присела рядом с несчастным продавцом, – почем овцу с детьми продашь?
Мужик на меня взглянул, как на дуру, вздохнул, затылок почесал, и отвечает:
– За пять грот отдам…
Я бы может и согласилась, не понимаю же ничего в ценах, но тут вся толпа хором расхохоталась:
– Пять грот?! – держался за живот мужичок с козлиной бородкой, – ой, не могу! Пять грот?!
– А что? – вторил ему толстяк, смеявшийся так, что пузо ходуном ходило, – считай пять овец за пять грот! Продешевил…
– Ага, – заливалась бабка с корзинкой. Платье у нее, надо сказать, нормальное было. Обычное. Я такое сто раз в фильмах исторических видела. Никакого мешка дерюжного. – Столько шерсти… если продашь, разбогатеешь.
А мужик-продавец слушал-слушал, а потом рукой махнул:
– За три забирай. Сил моих уже нет позор этот терпеть.
– Договорились, – ляпнула я прежде, чем Салина с Рыской пикнуть успели, и три грота, колхозом выданных, мужику всучила. Сама, честно говоря, боялась, что решимость моя пропадет.
– Малла?! – ахнули сестры, но уже поздно. Мужичок три грота схватил и исчез, будто бы его тут и не было.
– Ой, ду-ура! – протянула бабка с корзинкой… а мужичок с козлиной бородкой и толстяк закивали, соглашаясь.
А я потупилась… землю носком туфли деревянной поскребла… ну да… дура… пожалела лысых овец. Только зачем они мне, я и сама не знаю. Я, вообще, не умею с овцами… что с ними делать-то, вообще?
А народ, хихикая надо мной, помчался по сторонам, сплетню свежую разносить, как одна баба овцу лысую купила. Прижилась эта байка в народе-то. Слышала я потом несколько вариантов разных. Кто говорил, что купила, мясо сварила, да померла отравившись. Кто говорил, что мужик ловким оказался, бабу-дуру обманул и был таков. А кто говорил, что шерсть у овец из золота оказалась, настригла я ее, продала, да разбогатела.
– Ну, Малла, – Салина с Рыской сокрушенно качали головами, – зачем тебе эти уродцы? С них даже шерсти клочка не собрать…
– Может вырастет? – вздохнула я… вот и погуляла, называется, на ярмарке…
Глава 25
Идти на ярмарку с овцами было глупо. А с лысыми тем более. Да и денег я больше не взяла. Были у меня, конечно, еще целых четыре грота, но дома. Побоялась, что потрачу все. Да и что говорить, три грота не так уж и мало, если их на удовольствие спустить, как я хотела. Жаль, конечно, что не погуляю я на ярмарке… но ничего, в следующий раз приедем, я авторучку захвачу. Совмещу приятное с полезным. А сегодня не судьба значит.
– Малла, – Рыска тем временем загончик с овцами открыла, мамашке веревку на шею накинула, ягнята-то от мамки не убегут. И мне три грота протягивает, – идите на ярмарку, погуляйте. Раз ты, Малла, ярмарку еще ни разу не видела. А я овец отведу, да подожду вас там.
– Но, Рыска, – я даже шаг назад сделала и руки за спину спрятала. Очень уж хотелось денежку схватить и от радости запрыгать. Но ведь неправильно это. Рыска свои три грота тяжким трудом заработала. И на ярмарку она тоже хочет. Я же знаю. Она хоть и молчит все время, но глаза-то у нее горели, когда ехали.
– Бери, Малла, – улыбнулась Рыска, – бери. И поторопитесь. А то скоро уже обратно ехать. Нехорошо заставлять господина Гририха ждать, когда вы по ярмарке нагуляетесь…
– Бери, Малла, – улыбнулась Салина, – а Рыске я сама куплю то, что нужно. Пойдем.
– Но, Салина… это же неправильно…
– Мы же сестры, забыла? А ты на ярмарке, говоришь не была. А Салиной тебя никто обмануть не сможет, – Рыска вложила деньги мне в руки.
Эх… все таки малодушная я. Взяла я деньги, и ушла Рыска овец моих отгонять. А мы с Салиной на ярмарку пошли.
Иду, а у меня сердце так печет… так печет… будто бы огнем горит. Одна же я в семье, ни сестры у меня не было, ни брата. И может быть не зря я подножку его величеству подставила? Может для того в этот мир я попала, чтобы Салину и Рыску встретить и породниться с ними? Одно дело, когда сестры единокровные а совсем другое самой тобой выбранные. Там от тебя ничего не зависит. А тут… тут ты сам отвечаешь за то, кто рядом с тобой и кто ты рядом с сестрами.
– Салина, – от огня в сердце мне даже дышать было больно, – Салина…
– Что с тобой? – встревожилась Салина.
– Девушка, вам плохо? – откуда ни возьмись появилась молодая девчонка и сунула мне в руку баклажку, – вот возьмите, попейте.
И только когда мне в рот залилась знакомая горькая жидкость, я вспомнила, что видела эту девушку там, во сне, среди арровых ведьм. От неожиданности я проглотила противный отвар. А эта негодяйка засмеялась звонко, подмигнула мне, выхватила фляжку и исчезла, ловко растворившись среди любопытных людей, которые уже начали собираться вокруг нас.
– Салина, кто это?
– Не знаю, Малла. Что с тобой? Тебе плохо?
– Да, – начала было я жаловаться на боль в сердце, как вдруг поняла, что все хорошо. Ничего не болит. И исправилась, – нет, все нормально.
Откуда здесь взялась аррова ведьма? И что же, получается, это не сны были вовсе? А на самом дел? А что за нити тогда это? И зачем они в них меня укутывают? И почему у меня так жгло в груди? И прошло сразу, как только…
– Тогда пойдем быстрее, Малла, – потянула меня Салина, – а то на ярмарку не успеем.
Вот ведь арровы ведьмы! Тьфу! Опять меня запутали!
Ярмарка мне понравилась. Она совсем не была похожа на ту, что к нам в поселение приезжала. Народу здесь было-о! Не протолкнуться. И если окраины напоминали «дикий рынок», помню был такой у нас в городе, когда я совсем маленькая была.
Длинные ряды людей, разложивших свой товар прямо на земле, на картонках, на ящиках, нак ковриках, да и просто на газетах. И толпы людей, которые глазеют, торгуются, покупают, воруют… я даже три грота Рыскиных в кулаке сжала инстинктивно. Так точно карманники незаметно не свистнут. Здесь картонок и ящиков не было, но их с успехом заменяли чурбачки и холстины.
И чего только там не было! Много чего там не было. Ничего там, откровенно говоря, интересного не было. Точно такой же товар, что и к нам привозили: бусы из зеленого стека в пузырьками, горшки треклятые глиняные, гребешки костяные, ткани грубые дерюжные, мешки вдовьи, корыта деревянные… будто бы во вдовьем поселении помощь выдали, а вдова все продать решила.
Я уж даже расстроилась… зачем надо было ехать на ярмарку в город, если тут все такое же?
– Малла! – Салина выдернула меня из рядов, – ты куда пропала? Не отставай! И, вообще, зачем тебе это все? Такое и к нам приводят. Пошли на центральные ряды. Теперь можно. И все само лучшее там!
Центральные ряды и правда оказались намного симпатичнее. Тут даже прилавки были. И товары на прилавках оказались в сто раз интереснее. Россыпи стеклянных бус, ярких и красивых, пусть и не таких крупных, как у Сайки, но все же.
Даже мне захотелось купить ниточку… вон те, густо-красные, как будто бы рубиновые. Или эти… молочные… или дымчатые… или синие… сама не заметила, как ручки мои загребущие нагребли полные горсти бус. И головой-то понимаю же, что покупать у первого же прилавка глупость несусветная, а вот разжать руки и уйти, не могу. А Салина стоит рядом и посмеивается. Она-то себе одну нитку выбрала. Ярко-синюю, веселую, ей очень шло. А я как? Я же вот эти хочу… густо-красные, почти до непрозрачности… и синие, как у Салины почти, чуть светлее только… и молочные, с легким желтоватым отливом сливочного масла… и дымчатые, будто дым в стекло запаяли, и он теперь там кружит клубами и выбраться не может…
И пальцы меня не слушаются, бусы не выпускают. Будто бы прикипели, как тогда к Оракулу. Жаль господина Орбрена нет, он бы мне помог, вдруг вспомнила я негодяя этого… и вот чего спрашивается, он в мысли мои лезет? Ну-ка кыш отсюда! Кыш! Помахала мысленно веником, погоняла крошечного господина Орбрена. Даже весело стало. Очень уж он смешно вопил и от прутьев уворачивался. А я хохотала над ним, и на шее у меня бусы разноцветные болтались.
– Ну что, красавица, – улыбнулся мне купец, мыли мои прерывая, – решилась?
Я на Салину жалобно посмотрела, а она улыбается счастливо. И довольная такая, будто бы квартиру в «золотой ключ» выиграла.
А купец, вижу, нервничать стал. Мы-то с Салиной почти половину его прилавка загородили. И выбрать я не могу. Смотрю на руки свои в бусы вцепившиеся и во голове снова карусель кружится: густо-красные, синие, молочные, дымчатые…
– Девушки, – купец решился первым, – берите все пять я вам подешевле отдам.
Вот зря он в присутствии Салины слово «дешевле» сказал. Я прямо увидела, как у нее глаза загорелись. И так уж она в этого купца бедного вцепилась, что не рад он был. Купили мы в итоге все пять ниток за пол грота. И то, это я устала ждать, когда они договорятся, и сунула купцу деньги и Салину за руку от купца оттащила.
Она возмущаться начала, но я напомнила, что господин Гририх вот-вот домой соберется, а она еще не купила то, что Рыске обещала.
А на ярмарке торговля полным ходом шла. Люди туда-сюда сновали. Мужики, бабы. С корзинками, с котомками и даже с тележками деревянными. Типа садовых. Это что они ее вместо сумки на колесиках используют? Странные люди. Она же сама тяжеленная очень.
– Малла, – Салина снова схватила меня за руку, вытаскивая из потока, который понес меня в неизвестном направлении, – мы с тобой ничего не успеваем. Давай, ты здесь погуляешь, а я пробегусь, куплю, что Рыска просила. А потом приду вот к этой лавке, – она махнула рукой на лавочку с тканями, возле которой мы оказались, – и мы с тобой купим то, что ты выбрала. Только без меня деньги не трать. Хорошо?
– Хорошо, – согласилась я. Времени у нас на самом деле оставалось не больше части, часа по-нашему. В следующий раз не дам Рыске коров разглядывать, а Салину к купцам на пушечный выстрел не подпущу. Пусть сначала по ярмарке погуляют со мной вместе, а потом по своим делам идут.
Салина убежала, меня одну оставила. А я руки за спину спрятала, на всякий случай, чтоб они опять чего ни попадя не схватили, а то так никаких грот не хватит. И пошла глазеть на то, что в этой лавочке с тканями продают. Для начала.
А там под легким навесом на длинных деревянных столах лежали рулоны с тканью. Не такие большие, как у нас в магазинах, но их было очень много. И не понятно, совсем, как тут что-то выбраться можно. Все же в куче.
Но я подошла, все ткани пощупала. Интересно же. Да, это вам не дерюжки для мешочных платьев. В основном тут продавались такие же ткани, как я на сарафан покупала. И не только красные. Разноцветные.
Но были и другие. На ощупь еще более тонкие, мягкие, легкие и нежные. И такие приятные, что я никак оторваться не могла. И прикидывала уже сколько мне на сарафан летний и рубаху нужно. А еще из такого можно попробовать нижнее белье сшить… а то поизносилась я уже за три месяца-то…
И тут купчиха ко мне откуда-то ни возьмись прилетела. Где она столько времени была, непонятно. Чаи, наверное, гоняла… как обычно… и неважно, что мир другой, люди-то одинаковые.
Увидела, что я стою с задумчивым видом, и давай мне про ткани свои рассказывать, откуда какую ей муж привез.
– Вот эта, – ткнула пальцем в мой сарафан, – ткань местная. Ее мастерские в каждом городе ткут из местного же льна. А есть еще признанные мастера-ткачи. Ткани у них получаются лучше, чем у всех остальных, и стоят чуточку дороже. Вот посмотри какие, – развернула она передо мной рулон той второй ткани. Которую я и хотела купить. Белоснежная, для белья в самый раз. И для рубашки с сарафаном.
– А еще, смотри, что у меня есть, – купчиха, увидев, что я заинтересовалась, но покупать не спешу. Нырнула куда-то под прилавок и вытащила оттуда отрез. Небольшой совсем, даже на рубаху не хватит. Я конечно, же же полезла пощупать. Кошмар меня подери! Это же почти шелк!
– Нравится? – засияла купчиха. Я закивала, продолжая кончиками пальцев поглаживать чудесную ткань, – не мнется, не рвется, не пачкается… это Великого мастера Устана работа. Дар у него был. Такой ткани уже нет и еще долго не будет во всем Гвенаре.
– Почему? – удивилась я.
– Хадоа, – вздохнула купчиха, и я видела, как в ее глазах появляется грусть, – в приграничье они жили. Оракул ослаб, хадоа прорвались, три села больших уничтожили, пока наши не остановили. И Мастера Устана с семьей тоже. Никого не осталось.
После такого стоять у прилавка и ткани смотреть не хотелось больше, и купчиха моя весь свой задор растеряла. Да что и говорить… как быстро забывается, что весь этот мир и спокойствие вокруг от силы Оракула зависят. А она от короля и королевы… от его величества и курицы этой белобрысой, из-за которой я сюда и попала.
Вышла я из лавки. Грустно мне стало. Печально. Присела на скамеечку и стала Салину ждать. Никуда больше и не пошла.
А чего ходить-то, если денег нет?
Глава 26
– Что грустишь, дочка? – рядом со мной старушка присела. Прилично и чисто одетая. Видно, что достаток у бабки водится.
– Не знаю, – обычно я не люблю, когда ко мне на улице вот так вот посторонние люди подходят и вопросы дурацкие задают, но бабка как-то смогла не вызвать неприязни,– думаю.
– О чем же? – старушка улыбалась, отчего морщинки собирались вокруг глаз, смотрящих на мир с какой-то особенной теплотой и добротой.
– Обо всем. И ни о чем, – ответила я на улыбку, – и жизни думаю, о смерти… как-то несправедливо все…
– Да как же несправедливо-то? – рассмеялась бабка и добавила, – Оракул же бдит
– Да с этим Оракулом тоже все не понятно, – вздохнула я, – странная у него какая-то справедливость. Несправедливая…
Бабка рассмеялась довольно, будто бы я ей что-то хорошее сказала.
– Хорошая ты, дочка. Негоже тебе разменной монетой в чужих играх быть.
– О чем вы? – нахмурилась я, что-то бабка заговариваться стала. А с виду такая разумная была.
– Смотришь ты, да не видишь, – покачала головой старуха, встала со скамеечки, вздохнула огорченно и погладила меня по волосам, – учись видеть, дочка. Не глазами, а сердцем.
И бодренько так, очень-очень бодренько, зашагала прочь.
– Бабушка, – подскочила я со скамейки и вслед за ней кинулась. Но бабка уже смешалась с толпой и исчезла. Будто бы ее и не было. Странно…
– Малла, – окликнула меня Салина с другой стороны. Она несла на плече туго набитый чем-то мешок, – ну, что? Насмотрелась? Пойдем купим то, что ты выбрала?
– Нет, – виновато улыбнулась я, – не нужно, Салина. Я уже купила… вот, – достала из-за пазухи отрез Великого мастера Устана.
– Ох, ты же! – ахнула Салина, – где ты такую роскошь взяла? Это же из мастерской Устана, да? Малла, ты знаешь, сколько отрез такой стоит?
– Два с половиной грота, – улыбнулась я, – все, что у меня было.
– И даже больше! Ох, Малла, у меня когда-то рубашка была из такой материи… только нет ведь его больше, говорят. Хадоа несколько лет назад уничтожили мастерскую-то… повезло тебе…
– Нам повезло, – рассмеялась я, – нам всем троим на комплектики хватит. Я Вилину помочь попрошу, роскошное бельишко получится.
Господина Гвенара все еще не было. Утром, когда мы приехали, вокруг было пусто, но сейчас весь двор конюшни был заставлен лошадьми с повозками, оставляя свободным только узкое пространство посередине для того, чтобы можно было заехать и выехать.
Рыска дремала, лежа на повозке, а рядом стояла привязанная лысая овца, про которую я благополучно забыла. Она жевала траву из охапки, Рыска, наверное положила, и равнодушно смотрел на меня. Ягнята тонко блеяли и скакали возле матери, иногда сшибаясь лбами. То один ребенок, то другой нырял под пузо овцы и смачно чавкал, посасывая молоко.
И вот что мне с ними делать?
– Это что за чудо такое? – удивился господин Гририх. Мы даже еще не успели посмотреть,что купила Салина, а только поохали над отрезом от Великого мастера.
– Овцы, – вздохнула я, а Салина с Рыской старались не рассмеяться, очень уж выражение лица у господина Гририха смешное было. Я бы сама похихикала, – это я их купила…
Погрузили мы овец стреноженных в повозку, да домой поехали. Пока по городу ехали, по сторонам я глазела. Все же очень похоже на наши средневековые города. Вон сапог висит, значит там сапожник работает. А тут клещи кузнечные… кажется. Там цветов букетик вывеске деревянной, травник, наверное. И почти на каждом доме такая вывеска висела. Это получается здесь район мастеровых и ремесленников, что ли?
Так и оказалось. В центре, где площадь ярмарочная, купцы жили. У тех что побогаче на первом этаже лавочка была, а на втором семья. Те что победнее, держали прилавки, вроде тех, где мы с Саилной бус купили, и я ткань отхватила. А жили сами в домах на несколько семей. По краю площади торговали самым плохоньким товаром. И купчишки там работали приходящие. У них дома где-то в городе, и они каждое утро приходят на площадь торговать.
Центральная площадь делила город на две примерно одинаковые части: в одной живут аристократы, у которых дома с огромными участками, засаженными садами. А еще там есть городской парк с настоящим фонтаном. Это мне Салина рассказала. И вторая, где ютится все остальное население. Здесь ни садов, ни парков, ни фонтанов нет. Здесь, вообще, деревьев мало, а дома стояли так плотно, что даже наша повозка иногда с трудом проезжала.
Наконец мы выехали из города. На воротах стоял все тот же стражник. Но если утром он был бодр, весел и улыбчив, то сейчас просто махнул рукой, мол, валите скорее. Устал, наверное.
– Салина, Рыска, – мы отъехали буквально двадцать шагов, как господин Гририх впервые подал голос,– ну что? Получилось?
– Да, – радостно взвизгнула Салина и вдруг кинулась обниматься с господином Гририхом. И даже Рыска кивала и счастливо улыбалась, – все получилось, господин Гририх. Это невероятно! Малла, – Салина переключилась на меня, и стиснула в объятиях так. Что я не могла дышать, – Малла, спасибо тебе.
– Салина, – прохрипела я остатками воздуха, – отпусти. Задушишь!
Салина отпустила меня, но меня тут же обняла Рыска. А потом господин Гририх. Что тут, кошмар подери, происходит?!
– Малла, – рассмеялся господин Гририх. Тут я, вообще, перестала что либо понимать. Никогда не видела, чтобы он смеялся. – Ты что такая удивленная?
– Потому что я ничего не понимаю! – как-то истерично выдала я. Аж с подвизгиванием. Сама не ожидала.
– Малла, – Салина снова вцепилась в меня и сжала в объятиях. Я ей что, медведь плюшевый?! – Ты же видела, люди с нам разговаривают, общаются, никто слова плохого не скажет…
– И что? Можно подумать ты впервые видишь говорящих людей, – буркнула я, отталкивая сестру и выпутываясь из ее рук.
– Мы же вдовы, – как-то печально сказала Рыска, – раньше с нами никто не общался, Малла. А ты сегодня видела, как люди ко мне сами подходили, чтобы совета спросить? И не ругались, когда я на их животных смотрела и даже трогала. Понимаешь? Они больше не считают меня изгоем, не презирают, не ненавидят. Они относятся ко мне, как к равной, хотя знают, что я вдова.
– Верно, – Салина наконец успокоилась и перестала тащить меня к себе, – ты же видела, я с купцами разговаривала. И договора сама заключала. Понимаешь? Сама. А потом, – она схватила мешок и вытряхнула оттуда три пары кожаных туфелек, – вот. Я их купила у хорошего мастера. И меня не только не выгнали, Малла, со мной разговаривали, мне советовали, меня считали достойной…
– А раньше? Раньше, разве не так было? – я даже на туфельки внимания не обратила. Слишком странно было то, что говорили сестры.
– Нет, – мотнула головой Салина, – все сделки раньше господни Гририх заключал. Я просто рядом стояла и подсказывала. И Рыска тоже. Ее бы побили, если бы она корову тронула и не купила ее потом. И на рынке… ты же видела эти ряды, где мы все покупали раньше… дальше нас не пускали, Малла. А уж про великих мастеров… ты бы не смогла купить свой отрез. Тебе бы такое никто не предложил бы даже.