Книга 2. Голгофа

Юрий ТЕПЛОВ

Книга вторая

ГОЛГОФА

ХОЖДЕНИЕ

1

В Екатеринбурге беглецов ждали Диоген с Наумычем, поселившиеся в пассажирском вагоне, превращенном вокзальной администрацией в ночлежку. Алексей и его спутники рассчитывали провести в городе несколько дней, но дни растянулись на две с лишним весенних недели. Перво-наперво они арендовали у железнодорожников четырехосный товарный вагон с подённой оплатой и оформили фрахт до станции Асино Томской области с открытой датой отправки. Вагон служил будущим коммунарам и жильем, и складом, и командным пунктом.

Алексей поручил Диогену и Наумычу приобрести четыре куба досок и сколотить в вагоне нары. Андрюху определил им в помощь.

– Не мешало бы и курева прозапас купить, – просительно посоветовал Диоген.

– Ага, надо, – неуверенно поддержал его Андрюха.

– А мне не надо, – тряхнул бороденкой Наумыч. – Я всю махру из дома забрал.

Алексей мгновенно вспомнил свою первую сигарету, которую попытался выкурить после возвращения с Острова. Тогда он ощутил ожоговый укол в левую ладонь и сразу же – тошноту. Ни слова не говоря, он ухватил левую кисть Андрюхи, нащупал на ладони подкожное просяное зернышко и сдавил его. Тот вскрикнул, вытаращил глаза, лоб его покрылся испариной.

– Все, Андрей, – сказал ему Алексей, – курение тебе противопоказано.

Диоген, сообразив, что происходит, отодвинулся за спину Наумыча.

– Подойди ко мне! – приказал ему Алексей.

– Не-ет! – боязливо вскрикнул тот, но, не в силах сопротивляться, все равно приблизился.

Ту же процедуру Алексей проделал и с ним. Заметно обеспокоенный собственной перспективой Наумыч опасливо произнес:

– Слышь, Николаич, не выбрасывать же махру! Дозволь мне скурить ее?

– Дозволяю…

Вместе с Игорем и Капитолиной Алексей колесил на уазике по городским магазинам, закупая все, без чего нельзя обойтись в дальнем пути и на новом месте жительства. Много чего понадобилось: спальные мешки, большая палатка, полушубки, инструмент, дизельная электростанция на два киловатта, печка буржуйка, амуниция, необходимый запас продовольствия и куча всякой мелочевки. Денег, экспроприированных из тайника Баклажана, не жалели.

Когда загрузили вагон и загнали в него уазик, в нем стало тесно, как в танке. Ну, да в тесноте – не в обиде.

В путь тронулись на исходе марта. Снег в Екатеринбурге бурно таял. Но чем дальше уходил товарняк на восток, тем упорнее сопротивлялась календарю зима. Ехали ни шатко, ни валко. Подолгу стояли на перегонах. На узловых станциях вагон несколько раз перецепляли к новому составу и сутками мурыжили перед тем, как отправить. Как бы то ни было, но ранним утром добрались до станции Асино одновременно с набиравшей силу апрельской весной.

Их вагон отцепили и загнали в тупик. Там они спустили по настилу уазик, и Алексей с Игорем, прихватив Капитолину, поехали на разведку. Им повезло. Прямо на станции, в замусоренном семечной шелухой зале ожидания они узрели объявление, предлагавшее услуги грузового такси. В объявлении значился номер телефона и имя – Серафима. Алексей тут же позвонил. Откликнулась женщина с довольно приятным голосом.

– Вам в какую сторону?

– До Смолокуровки.

– Три тысячи рублей.

Роль грузового такси выпала на долю видавшего виды «Урала». В него загрузили всё, что закупили в Екатеринбурге. В уазике разместилась команда. Алексей занял место в кабине грузовика.

Выехали ближе к полудню. Впереди – «Урал», за ним – уазик.

Шофер по имени Памфил, муж Серафимы, дюжий красномордый мужик, оказался любителем поговорить. Так он коротал всю в рыхлых снежных рытвинах дорогу. Сначала представился по имени. И Алексей назвал себя. Посчитав, что знакомство состоялось, Памфил поинтересовался:

– Откуда будете?

– Из Екатеринбурга.

– А я, как родился тут, так и живу. Только когда в армию призвали, под Читу попал. Нормально отслужил, все два года за баранкой. А ты где служил?

У Алексея не было желания распространяться о себе, потому он коротко ответил:

– В Средней Азии.

Водитель удовлетворился ответом и поведал случайному пассажиру, что после развала Советского Союза едва сводил концы с концами. А потом подфартило. Расформировали воинскую часть, и военное начальство стало распродавать все, что только можно. У них и присмотрел Памфил разбитый в аварии «Урал». Покорежен он был, в основном, снаружи, нутро же было вполне приличным. Вопреки возражениям супруги, решился взять кредит и стал владельцем грузового вездехода. Больше месяца приводил его в товарный вид. И вот, катит теперь по любой дороге.

Между прочим, рассказывал Памфил, с клиентами на первых порах было туго, пока не развесили в самых людных местах объявления. Первыми объявились кавказцы с фруктами. Торговались, как злыдни. Это у них положено – торговаться. Их он доставлял на рынки. Геологи пару раз нанимали, эти никогда не торговались. В общем, без работы не сидел. Народ в мутные времена завсегда колобродит, туда-сюда мотается, ищет, где жизнь легче. И нажитое добро с собой тащит.

Алексей слушал его и думал о том, что прав шофер: в мутные времена люди мечутся и, в конце концов, оказываются на самом дне жизни. Выплывают немногие, самые рисковые. Хочешь жить – умей вертеться и ползать.

– А с кредитом как? – спросил он, чтобы поддержать разговор.

– Через год расплатился. Теперь старшей сестре помогаю и племяннику. Сеструха старше меня на шестнадцать годов.

– Налоговая не прижимает?

– Торгашей, может, и прижимает. А с меня что взять? Живу, как в рекламе: «Заплати, и спи спокойно!»

– А рэкет?

– Рэкет прописался в Томске. У нас так, баловство. На рынке, конечно, стригут, да и то своих не трогают. Все местные – либо родня, либо хорошо знакомые.

Алексей не стал больше ни о чем спрашивать. Глядел на голый унылый лес по обочинам, на хмурое небо, а видел крутой лиственничный берег неспокойной реки и степенных бородатых мужиков в старинных армяках. И не задумывался, с чего бы нарисовало их воображение. Но то, что это видение явилось не попусту, не сомневался.

Видно, в тягость молчание было Памфилу, потому как он снова заговорил:

– Между прочим, признаюсь тебе, что нашу таксу Серафима завысила. До Смолокуровки я две с половиной штуки беру. Но ты не торговался, значит, так тому и быть.

Этот факт и без его признания не был для Алексея секретом. Мысли шофера были прозрачны, как магазинная витрина. Он даже слегка жалел пассажиров-лохов, уплативших по недомыслию лишних пятьсот рубликов. Теперь гадал, по какой нужде они пожаловали в его края. Все его невысказанные вопросы Алексей улавливал, даже не желая этого.

– Небось, геологи будете? – решил удостовериться Памфил. – Угадал?

– Не угадал.

– Кто же вы?

– Тоже ищем, как ты сказал, где жизнь легче.

– В Смолокуровку-то зачем?

– Дальше по реке пойдем.

– Понял. К газовикам решили податься. Деньга там, конечно, хорошая, а жизнь паскудная. Однако ждать вам придется, пока по Чулыму баржи пойдут.

– А катер нельзя раздобыть?

– Почему нельзя? За деньги все можно.

– А обменять на уазик?

– На этот? – кивнул головой Памфил назад, где следом за «Уралом» полз, как привязанный, уазик Игоря. – На этот можно, хорошая машина. И знаю, кто на обмен пойдет. Когда рыбацкая артель в Смолокуровке распалась, катер у них купил по дешевке бригадир лесорубов Афоня. Зачем купил – и сам, наверно, не знает. К рыбалке у него тяги нету, сыновей Бог не дал, одни дочки. Им катер ни к чему. Так и ржавеет во дворе.

– Катер на плаву?

– Что ему сделается? Главное, торгуйтесь. Афоня еще и придачу даст. Мужик он прижимистый, деньга у него водится. И трейлер пусть обеспечит, чтобы на берег посудину уволочь. У них в бригаде и трактора, и трейлеры есть. До полой воды еще с полмесяца, успеете профилактику катеру сделать. Жить-то где станете это время?

– Мир не без добрых людей. Пустит кто-нибудь на недолгий срок.

– Так моя сестра пустит. Она как раз в Смолокуровке живет. Я все равно к ней собирался. А тут вы подвернулись. Изба у сеструхи большая, теплая. Возьмет недорого, по сотне с человека за все время. Только она слегка того, заговаривается. Как мужик преставился, с тех пор у нее и началось. Память сбиваться стала, всё забывает. Спросит о чем-нибудь, а через минуту снова спрашивает. В основном, у печки и на печке. Если на улицу выйдет, свой дом не может найти. Хорошо, что за ней внук Шурик присматривает. Толковый парнишка! Не то, что его непутевые родители. Мать Шурика – дочерь сестры, а отец – из бичей. Приблудился к ней, да и остался.

Оба автомобиля ползли по разбитой колее, хоть и медленно, но уверенно. Уазик с Игорем за рулем не отставал, и Памфил оценил такой факт:

– Хороший водила. На наших дорогах не каждый справится.

Как бы ни было, но к сумеркам добрались до Смолокуровки. Памфил свернул с главной улицы в проулок и остановился у почерневшей от времени, но крепкой пятистенной избы с просторным двором. По-хозяйски открыл калитку и ворота. На шум из избы выглянул худенький белобрысый парнишка в хлопчатобумажном трико.

– Привет, Шурик! – крикнул ему Памфил. – Я тебе бахилы для рыбалки привез и сотовую трубку. Теперь всегда сможешь нам позвонить.

– Ой, спасибо, дядя Памфил!

– Постояльцев вам подыскал. Поживут у вас малое время. Возьми в кузове рюкзак с городскими продуктами и скажи бабке, что нас семеро. Ужин на всех. И баню протопи для постояльцев.

– Сам-то на сколь приехал?

– Поужинаю – и назад.

– Рыбалить бы смотались, а?

– Некогда мне, Шурик. Клиентов не охота упускать. Завтра воскресенье, самая работа на рынке и в магазинах.

– Жалко…

В просторную и почти пустую комнату постояльцев проводила хозяйка.

– Как вас звать-величать? – обратился к ней Алексей.

Она на некоторое время задумалась и не очень уверенно ответила:

– Баба Паня.

– Меня – Алексей.

Он вручил ей тысячу рублей. Она растерянно произнесла:

– Сдачи нет. Памфил тоже дал две бумажки по тысяче.

– Сдачи не надо, – успокоил ее Алексей.

– Я вам буду картошку жарить и пирожки с капустой печь, – не осталась в долгу баба Паня и, помолчав, спросила:

– Тебя как зовут?

Алексей еще раз назвался, и она вышла в горницу.

В отведенной им комнате приткнулись к стене громоздкий самодельный комод и большая деревянная кровать, смастеренная в давние времена хозяином. Больше ничего не было. Впрочем, это не обеспокоило будущих коммунаров. Кровать определили для Капитолины с Игорем. Остальные беглецы могли вольготно расположиться на полу. У каждого был персональный спальный мешок и по два комплекта постельного белья.

– Очень даже приличный нумер! – оценил новое жильё Диоген.

Пока устраивались на новом месте, поспел ужин. Шурик кликнул их.

Кроме русской печи с лежанкой и приступкой, в горнице стоял сколоченный в давние времена большой стол с лавками по бокам. Стол был уставлен деревенской снедью: огромная чугунная сковорода с жареной на сале картошкой, две миски с солеными огурцами и помидорами, деревянная доска с ломтями ржаного хлеба и широкое блюдо с румяными пирожками. Посреди, в окружении семи стаканов, красовался графин с мутной жидкостью.

– Во, косорыловка! – первым узрел выпивку Наумыч. Вопросительно покосился на Алексея. Тот понял взгляд:

– Только по одной, с устатку.

Бабка с внуком сесть за стол отказались, сославшись на то, что уже поужинали. Памфил возложил на себя обязанности разводящего, придвинул графин, демонстративно отставил один стакан:

– Мне не положено: в обратный рейс пойду.

– Я вообще не пью, – откликнулся Алексей. – Он – тоже, – показал на Андрея.

– И мне не надо, – отказалась Капка.

Тот удивленно и недоверчиво оглядел кампанию. Однако налил на троих: двум дедам и Игорю. Диоген свой стакан в руки не взял, произнес значительно:

– А себе, Памфил? Неужли с такой тары голову замутит?

– Не сажусь за баранку, выпивши, хоть гаишников и нет на этой дороге.

– Тогда и я не буду, – ответствовал Диоген и отодвинул питьё. – Без хозяина можно только ключевой водой пробавляться.

– Ладно, уговорил. С утречка поеду, – набулькал себе до краев. – Ну, со знакомством!

– За мудрых людей! – откликнулся Диоген, и мелкие черты его небритого лица сложились в умильное выражение. В виду он имел, конечно, не Памфила, а себя и еще, возможно, античного философа, поселившегося в бочке.

Ужинали молча и деловито. Памфил хотел налить по второй, но Алексей запрещающе поднял ладонь. Тот наполнил свой стакан наполовину. Укоризненно покачал головой: «Чудные вы люди», – и одним глотком опрокинул содержимое в рот.

Баба Паня меняла на столе тарелки, сказывалась привычка к прежней семейной жизни. Шурик, затопив баню, сидел на печной приступке и терзал привезенный дядькой мобильный телефон.

– Шурка! – окликнул его захмелевший Памфил. – Доложи, как учишься!

– Средне.

– Это как «средне»?

– Тройки. Четверки тоже есть.

– Нормально. А на «пятерки» слабо?

– Уроков много. Учить некогда.

– Понятно, хозяйство тянешь. Тройки, между прочим, означают удовлетворительную учебу. Удовлетворительную! Так что не переживай!

– Я и не переживаю.

– А рыбалка как?

– Налим по ночам идет.

Алексей, услышав про рыбалку, вздохнул: с нее всё и началось. С той ночевки на Острове он ни разу не выбрался к воде. Ему вдруг страстно захотелось оказаться на льду у лунки, в которой вот-вот шевельнет красной головкой притопленный поплавок.

Памфил сглотнул еще полстакана и передал Шурику графин, чтобы не соблазнял утробу. После ужина, когда хозяйка уже собралась залезть на печку, Алексей сказал ему:

– Пускай твоя сестра приляжет на кровать. Я ей голову прощупаю.

– Это еще зачем? – недоуменно спросил тот.

– У нее тромб в канале памяти.

– А ты откуда знаешь? Доктор что ли?

Алексей обошел вопрос молчанием.

– Я ее в областную больницу возил. Там сказали, что это возрастное, от депрессии, лечению не поддается.

– Поддается.

– Неужли вылечить можно?

– Попытаюсь.

– Ну-ну, – недоверчиво бормотнул Памфил.

Он пошептался с сестрой. Бережно взял ее за плечи и провел в спаленку. Алексей шагнул за ними. В спаленке стояли две кровати. На одну их них Памфил и уложил сестру. Она легла и закрыла глаза, вроде как задремала.

Алексей, не касаясь седых волос, повел ладонью вдоль головы. С левой стороны, ближе к затылку, ощутил, что тепло, исходившее от головы, будто обрезали. Мертвая зона была небольшой, но устойчивой, и тепло ладони не смогло ее пробить. Он приподнял поочередно кисти бабы Пани, отыскивая родниковую точку. Не нащупал, хотя в пальцах появился легкий зуд.

– Сними с нее носки, – попросил он Памфила. – И скажи Шурику, чтобы принес таз с холодной водой.

Памфил сдернул с ног сестры козьи вязанки и вышел в горницу. Через минуту сам внес таз с водой, поставил его перед кроватью.

Родниковую точку Алексей обнаружил на левой ступне, сухой и неестественно белой. От нее толчками исходили теплые выбросы отторгнутой энергии. Он стал разминать этот участок. По его пальцам заструилось тепло. Когда оно скопилось в самых кончиках пальцев, он стряхнул его в таз. Баба Паня тоненько охнула, хрипло задышала. К ее лицу прилила кровь, она широко открыла глаза, словно пыталась что-то сказать.

Памфил забеспокоился, но Алексей жестом велел ему не суетиться. Он и сам взмок, хотя физических усилий почти не прилагал. Его пальцы автоматически вытягивали из организма черную муть, защищавшую тромб. Он не давал ей раствориться в воздухе, заставлял стекать в таз с водой. В эти мгновенья ему приходилось напрягаться, и между лопатками струились капли пота.

Алексей не ощущал течения времени. А между тем прошло уже полтора часа. Наконец, баба Паня закрыла глаза и ровно задышала. Алексей встал и, пошатываясь, вышел в горницу. На лавке сидели Диоген с Наумычем.

– Андрюха уже удрых, а Капка с Игорем… – начал Диоген, но Наумыч дернул его за рубашку, и тот замолк.

Деды потеснились, словно приглашали своего предводителя присесть рядом. Алексей опустился на скамью, привалился спиной к стене и смежил веки.

Вышедший из спаленки Памфил уставился на него, но на вопрос решился, когда тот открыл глаза.

– Ну, как?

– Воду из таза выплесни. Укрой сестру теплым одеялом и проветри комнату. Не вздумайте ее будить. Через сутки или раньше сама проснется.

– А с памятью что?

– Память восстановится.

Памфил недоверчиво поглядел на Алексея, но вслух сомнения не высказал. Только взмахнул рукой и заявил:

– Ладно, останусь на сутки. Хрен с ним, с воскресеньем!

В горницу вошел со двора Шурик:

– Баня теплая, – обратился он к Алексею. – Пару, конечно, мало, но мыться в самый раз. Ваши семейные уже отбанились.

Утром Капитолина, чтобы накормить мужиков завтраком, вызвалась заменить у печки хозяйку. Но Шурик не позволил, видимо, не впервой ему было кухарить самому.

Озабоченный Памфил неприкаянно слонялся по горнице, несколько раз заглядывал в спаленку, пытливо вглядывался в бледно-розовое лицо сеструхи. Было заметно, что он весь в маете, с нетерпением ждет ее пробуждения, и никак не может поверить в исцеление.

После завтрака Алексей решил успокоить его:

– Все будет в порядке, Памфил!

– Хотя бы проснулась!

– Проснется здоровенькая, не переживай. Подскажи лучше, где нам найти лесоруба Афоню, у которого катер.

– Дома он сегодня. Они из тайги в субботу к вечеру выгребают. В баню. Сплав начнется, не до бани будет. Я и сам с вами прокачусь. Подскажу, что к чему, да и торговаться помогу.

День, не в пример вчерашнему, выдался солнечным и теплым. Лед на реке Чулым, вдоль которого Игорь вел уазик, отошел от берега и потемнел, на нем появились проталины, возвещая о скором вскрытии. На буграх снег сошел, в низинках превратился в кашу. Талая вода сбивалась в говорливые ручьи, стекавшие с крутого берега.

Афоню они застали во дворе в кампании с приятелем. Они сидели в салоне катера у откидного столика, на котором красовались литровая банка с самогоном и миска с солеными огурцами. Как и положено, отдыхали после тайги и вчерашней бани.

– Погодите на улице, – сказал Алексею Памфил, – я сам с ним сперва переговорю.

Минут через пять он вышел из калитки вместе с Афоней. Коренастый, как лесной кряж, с пепельной, побитой заметной проседью растрепанной шевелюрой, красноносый хозяин катера заявил густым басом:

– Поглядеть на коня хочу. Чтобы фуфло не всучили.

– Гляди, – ответил ему Игорь. – А я хочу пощупать твое корыто.

Афоня наморщил лоб, переваривая «корыто».

– Щупают только баб! А у меня плавсредство! Понял? Рыболовецкое судно!

Игорь с Памфилом удалились к плавсредству. Алексей остался в машине. Афоня забрался на водительское сиденье и повернул ключ зажигания. Прислушался к ровному тарахтению движка. Скорчил недовольную гримасу. Тронул уазик с места, доехал до берега Чулыма, развернулся в обратную сторону. Недовольная гримаса будто приклеилась к красному лицу.

Алексея она не могла обмануть. Состояние машины вполне удовлетворило Афоню, но он держал марку.

– Пальцы стучат, – непререкаемо объявил он, остановившись у своих ворот.

Мысли Афонии читались, как букварь: «Памфил сказал, что эти лохи хотят придачу в двадцать тысяч. Хрен им! Собью до пятнадцати, а может и до десяти. Но тачку упускать нельзя! Хватит в кузове на делянку мотаться! На этой тачке по любой просеке проедешь».

– Ладно, согласен меняться, – после паузы, должной означать сомнение, сказал он. И тут же добавил: – Хотя и придется повозиться с ремонтом.

– Не ври! – ответил Алексей. – Ремонта машина не требует. Если твой катер в порядке, доставишь его на пристань и доплатишь 20 тысяч рублей.

– Да ты что? Какая доплата?

– Как хочешь, – с этими словами Алексей вылез из машины, распахнул калитку и позвал: – Игорь, Памфил!

– Эй-ей! – опешил Афоня.

Вышедший из калитки Игорь сообщил Алексею:

– Посудина, конечно, поржавела. Электропроводку подновить надо. Движок перебрать. Две доски на палубе заменить. Трюм надежный. Отмыть его и вполне можно продукты хранить.

– Обойдемся без катера. Хозяин заартачился, – ответил он, зная, что произойдет дальше. – Машину в Томске продадим.

– Вы что, мужики! – всполошился Афоня. – Так не делается. Давай поторгуемся!

– Что ты предлагаешь?

– Десять в придачу.

– Эх, Афоня! Тебе же надоело в кузове мотаться по бездорожью. Так пользуйся моментом.

– Пятнадцать! – выдохнул тот.

– Ладно, уговорил.

В голове бригадира лесорубов мелькнуло удовлетворение: пятерку все же отстоял! Памфил же явно огорчился из-за такой уступки.

– По рукам! – воскликнул Афоня, протягивая широкую короткопалую ладонь. – А теперь прошу ко мне, обмоем это дело!

– Мы не употребляем, – отказался от приглашения Алексей.

– Староверы что ли?

– Нет, здоровье бережем.

– У нас иногда скитские староверы появляются, они тоже не пьют. И не курят, вера не дозволяет.

– Издалека приезжают?

– Кто их знает! Говорят, их скит где-то на Васюгане. Дикарями живут.

– Каждому своё, – ответил Алексей. – Дайте знать, когда катер будет на берегу.

– Я в темпе отволоку его и закреплю канатом. Чулым разольется и примет судно, не надо будет самим спускать его на воду.

– Хорошо. Тогда и поедем оформлять сделку.

– Куда поедем? Доверенность нарисуем, и все дела! Племяшка моя – секретарша у местного нотариуса. Враз сделает!

На том и порешили.

Часа три всего прошло, как они выехали со двора бабы Пани, но дорогу развезло еще больше. Она превратилась в грязно-белое месиво. Но уазик преодолевал его без особых усилий. Памфил сказал:

– Зря вы уступили Афоне пять штук.

– Не люблю торговаться, – ответил Алексей.

Игорь хмуро крутил баранку. Алексей понимал, что ему жаль расставаться с машиной. Но в тайге она стала бы обузой.

Подъехав к дому, они увидели у калитки Шурика.

– Ты чего тут? – спросил его Памфил.

– Бабку высматриваю.

– Проснулась?

– Ага. Пошумела на меня, что дров не наколол. Спросила, где ты шляешься. Слазила в погреб за салом, наварила целый котел щей. Потом в лавку нацелилась. Я хотел проводить ее, так она на меня цыкнула, прямо, как раньше.

– Так у нее что, память вернулась?

– Похоже на то.

Памфил внимательно поглядел на Алексея, но ничего не сказал. Решил убедиться самолично.

Такая возможность представилась ему через полчаса, когда хозяйка возвратилась с покупками. Едва появившись на пороге, она сердито выговорила младшему брату:

– В базарный день самые заработки, а ты, Памфил, у нас баклуши бьешь! Рыбалить, что ли собрались с Шуркой? Приезжай в будний день, и рыбальте!

– Паня! – только и выговорил Памфил.

– Где квартиранты-то?

В горнице был один Алексей. Игорь с Капкой ушли обозревать округу. Деды с Андрюхой, удалившись в «нумер», играли затрепанными картами в дурака.

– Собирай жильцов, – распорядилась хозяйка, – обедать будем.

Памфил только улыбался, глядя на сестру.

После сытного обеда без выпивки Памфил стал собираться домой. Перед тем, как отправиться в путь, он присел рядом с Алексеем на крыльцо.

– Я твой должник, – сказал. – Приеду – расплачусь.

– Нельзя, Памфил, благое дело мерить деньгами.

– Чем же его мерить?

– Ответными благими делами.

– Ага, благими! Полштуки лишнего с тебя содрал за поездку сюда!

– Не для себя это сделал. Для больной сестры.

– А для тебя какое благое дело сделать?

– Не обязательно для меня. Помогай ближнему, не выпячивая себя.

– Ты, случайно, не из попов, Алексей?

– Нет.

– Вот я думаю, как получается, что доктора ничего не смогли, а ты вылечил?

– Науке многое еще не известно.

– Но тебе же известно!

– Я не врач, хотя к врачеванию способен.

– Кто же ты?

– Можешь считать меня знахарем.

– Не верил я раньше знахарям, а тебе верю. Одного не пойму, на хрена ты к газовикам подался? С твоими способностями ты везде можешь иметь хорошую деньгу. Болящие в очередь к тебе станут записываться.

– Деньги, конечно, всем нужны, Памфил. Но их избыток корёжит душу.

Шофер не ответил, хотя в мыслях его и мелькнуло: «Избыток, может, и корежит, а нехватка, уж точно, злобит». Еще он думал о том, чем отблагодарить чудного знахаря. И вроде бы придумал:

– Пока вы тут, я еще наведаюсь. Приеду дня на два-три. Помогу вашему Игорю с катером. Ну, бывай, Алексей! Пора мне.

Памфил зашел в дом, чтобы попрощаться с родней. Шурик появился во дворе, открыл ворота и помахал рукой вслед родимому дядьке.